Geum.ru
   Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по социологии

Терроризм в регионах адатных культур (на примере Северо-Кавказского региона)

Автореферат докторской диссертации по социологии

  СКАЧАТЬ ОРИГИНАЛ ДОКУМЕНТА  
 Страницы: | 1 | 2 | 3 |
 

4.3. Сходство и различия моделей социального управления в адатных общинах и террористических организациях. Террористы, считая себя выразителями интересов какого-либо сообщества, как правило, находятся за пределами этого сообщества, т.е. принятые в этом сообществе нормы не являются обязательными для членов террористической организации. Разрыв террористической организации с внешним миром требовал от террористов введения собственных правил и норм управления организацией. Несмотря на разрыв с доминирующими нормами общества, модели социального управления террористическими организациями являются воплощением существующих социальных отношений и принципов социальной организации. Военная демократия кавказских террористов воспроизводит систему правления, издревле принятую в горном Кавказе. Тейповые структуры заменяли у вайнахов (ингушей, чеченцев, бацбийцев) классовые механизмы и выступали основным социальным институтом, обеспечивающим организацию и управление обществом в условиях крайнего малоземелья, когда малейшее ущемление интересов и прав грозило голодной смертью обиженным. Общность экономических интересов, территориальная близость, необходимость обороны от внешних врагов укрепляли тейповую структуру, тесными скрепами привязывали человека к тейпу, определяя его поведение и характеристики. Вайнахский тейп не относится к ретрофеноменам. Актуализация архаичных и традиционных структур в постсоветское время усилила и легитимизировала тейповые структуры в обществе, превратив вайнахский тейп в реальный субъект социальной, политической и культурной жизни кавказского общества, особенно в наиболее активных в террористическом плане регионах - Ингушетии и Чечне.

Институциональная и организационная структура тейпа при всей простоте ее организации обеспечивала на протяжении веков главную функцию - достижение независимости и свободы, заставляла сопротивляться любым веяниям российской, советской или постсоветской модернизаций, направленных на разрушение традиций народа. Тейп оставлял за собой право не только самостоятельного обустройства общества, выработки нормативов поведения, но и функции защиты тейпа от внешних угроз, от врагов. Если таковой угрозой воспринимаются федеральные силы, вполне естественна мобилизация членов сообщества против этой угрозы. Тем более что участие в делах тейпа требует активности в соответствии с архетипом деятельной, мобилизованной личности, присущей кавказской цивилизации. Реализация определяемого тейпом самостоятельного права на защиту (вполне законного с точки зрения тейпа) ведет к появлению вооруженных формирований, квалифицируемых федеральным российским законодательством как незаконные. Эти формирования относятся к террористическим организациям, не разрывающим связей с генерирующей их общностью. В отличие от политико-идеологических террористических группировок в тейповых сообществах многие террористы тесно связаны родственными узами с мирным населением. Эти связи определяют длительность существования террористических группировок, ролевую структуру и модели управления, тождественные тейповым структурам. Родственные связи террористов с мирным населением частично легализуют террористические структуры и организации, мирное население частично военизируется, что разрушает обычную для террористических организаций социальную изоляцию. Такая ситуация чрезвычайно осложняет контртеррористические операции, поскольку утрачивается четкая граница, отделяющая террористов от мирного населения. Кроме того, включается механизм кадрового воспроизводства террористов через семейно-родственные связи. Именно поэтому победа над терроризмом адатных обществ не может быть достигнута путем уничтожения отдельных террористов. Представители этнической группы не могут дистанцироваться от террористов в силу институтов тейповой организации и этнических этических кодексов (например, законов гостеприимства).

Однако сводить проблему терроризма на Северном Кавказе исключительно к структурам традиционной этнической организации было бы ошибкой. Террористические группы Северного Кавказа, довольно простые в организационном плане, представляют собой сложные и противоречивые социокультурные явления, включающие элементы кратических структур различных пластов традиционалистских обществ, которые неизбежно вступают в противоречия. Архаико-традиционные тейпы, тукхумы и т.д., основанные на кровно-родственной этнической общности, противоречат религиозно-политической организации власти в исламской традиции, согласно которой власть принадлежит Богу, управляющему людьми через Пророка, своего посланника. Между архаико-традиционными и религиозными исламскими структурами власти существует противоречие частного и универсального порядков. Исламский порядок универсален, в нем не может быть национализма и этнических противоречий между мусульманами. В то же время симбиоз этнических и религиозных структур в известной мере отражался в структуре и формах общественного управления. Руководителями жизни и духовными лидерами становились старейшины тейпов и духовенство. Причем и те, и другие воспринимались в массовом сознании как носители, знатоки, и традиционных этических норм, адатов, и религиозного исламского мировоззрения, норм шариата. В структуру тейповых отношений оказалась практически полную включена суфийская форма ислама. Выступив с требованиями чистоты ислама, северокавказские ваххабисты оказались в оппозиции не федеральным силам, отождествляемым ими с неверными и пособниками язычников, но иа традиционному российскому исламу, последователям тарикатов. В результате северокавказский ваххабизм принял участие в вооруженных конфликтах с федеральными силами в Чечне, с правительствами некоторых северокавказских республик. Но даже если террористы использовали знамя ваххабизма, точно также они используют стереотипы адатных обществ, объединяя их вместе с ваххабизмом в одном сюжете для легитимации деятельности (идея чеченского происхождения лидера ваххабитов полевого командира Хаттаба). Рассмотрение особенностей социального управления в северокавказских террористических группах и организациях показало не только элементы изоморфности кратическим структурам адатных обществ, но и противоречия социокультурного и кратического пространств кавказских обществ, включающих типологически разнородные элементы организационных структур.

В главе V лПричины и границы социального противодействия и социальной поддержки терроризма рассмотрен комплекс причин и факторов эскалации терроризма в СКР.

5.1. Противоречия социально-экономического развития как фактор, формирующий отношение населения к терроризму. Изучение мирового опыта показало, что современный терроризм опирается на географически очерченное неравенство, углубление различий между группами богатых и бедных регионов (стран). Социально-экономический разлом, проходящий по векторам Север - Юг, Восток - Запад, порождает эскалацию терроризма как форму противоборства бедного Юга с богатым Севером. Обзор основных теорий социально-экономического развития показывает наличие объективных оснований отставания и неравномерности социально-экономического развития. Экономическое отставание и депрессивность отдельных регионов тесно связаны с процессами теневизации экономики, обширный неформальный сектор выступает причиной и условием воспроизводства экономической отсталости.

Но фактором эскалации терроризма выступает не столько сама бедность, сколько ее осознание как относительной депривации, как расхождение ожиданий и возможностей на фоне сравнения с другими странами и регионами. Одни и те же жизненные обстоятельства (бедность, безработица, снижение качества жизни) могут восприниматься по-разному разными социальными группами, поскольку означают разную степень расхождения между актуальным и желаемым состоянием. Причем основанием для фрустрации и последующего агрессивного всплеска выступает ситуация крушения надежд, тем более интенсивная, чем более высоко оценивается депривация, чем более значимым является для человека ожидаемое состояние. Другим фактором депривации становится фрустрация населения, знакомого со стандартами жизни передовых стран хотя бы благодаря СМИ. Демонстрация образцов и стандартов нового уровня жизни выступает одним из важнейших каналов возрастания экспектаций населения. Согласно базовым положениям теорий модернизации незападных обществ, демонстрация таких образцов должна вызвать недовольство традиционными чертами образа жизни и побудить человека к достижительной активности, рационализации труда и образа жизни. К сожалению, демонстрация образцов в современном коммуникационном глобальном мире опережает процессы создания реальных социальных возможностей. Так, глобальное коммуникационное единство богатого Севера и бедного Юга создает противоречие возрастания притязаний при неизменных или низких темпах экономического роста, не позволяющих удовлетворить притязания немедленно или в обозримом будущем. Данная ситуация, подкрепляемая научной публицистикой о неэквивалентных экономических отношениях и паразитизме стран золотого миллиарда становится терроопасной не только в плане рекрутирования активных деятелей, но и формирует массив горячих сторонников, готовых оказать всемерную поддержку активным борцам с несправедливостью общественного устройства.

5.2. Формирование социально-экономических анклавов и зон депрессивного развития адатных обществ в ходе социально-экономических реформ. Противоречия социально-экономического развития регионов России в целом воспроизводят ситуацию в глобальной экономике с той лишь разницей, что в отношении глобального общества экономисты отмечают сокращение разрыва, в то время как в Российской Федерации в результате социально-экономических реформ разрыв социально-экономического положения отдельных регионов увеличился небывало. Наиболее конфликтные регионы Чечня и Ингушетия по основным экономическим показателям занимают крайние позиции: наиболее высоким является процент безработицы, доходы на душу населения - самые низкие. Этот разрыв произошел не сегодня. Регионы Северного Кавказа в советское время относились к трудоизбыточным регионам. Население находило возможность зарабатывать отходничеством, как правило, в Сибири.

Произошедшие реформы резко ударили по всем регионам. Прекращение финансирования программ развития села привело к сокращению, а затем и ликвидации старых советских форм решения экономических проблем трудоизбыточного Северо-Кавказского региона. Либерально-экономические реформы были нацелены на изменение структуры и механизмов функционирования народного хозяйства и предполагали снятие барьеров для свободного движения капиталов, товаров, материальных и трудовых ресурсов. Но вместо структурной перестройки снятие избыточного регулирования привело к резкой экономической дифференциации регионов России, распаду некогда единого экономического пространства. Формируются анклавы экономического благополучия на основе автономных самодостаточных сырьевых секторов, предприятий обрабатывающей промышленности. Разрыв народнохозяйственных связей, произошедшая в ходе реформ деиндустриализация активизировали архаично-аграрные формы организации хозяйственной жизни, привели к усилению этноэкономического сектора, который становится основой депрессивных социально-экономических анклавов.

В ряде регионов в трудный трансформационный период этноэкономика становится спасительным поплавком, поддерживающем население хотя бы на уровне выживаемости. Республики Северного Кавказа оказались в специфически-трудной ситуации, прежде всего потому, что этноэкономика на этих территориях и ранее охватывала до 80-90 % автохтонного населения этого региона. Этноэкономика обычно функционирует вне зоны внимания официальных структур, поскольку основные регуляторы отношений между ее участниками лежат вне области государственного права и контроля. Отношения людей в той или иной форме подчиняются институтам общинной самоорганизации (тейпы, тухумы и др.). Таким образом, этноэкономика обеспечивает экономическую устойчивость этноса в трудных и кризисных условиях, но при этом, существуя на гране легальности и нелегальности, порождает негативные явления социально-экономического паразитирования за счет других регионов, несправедливое перераспределение доходов внутри региона. Но самые крайне формы лэтноэкономика приобретает в случае формирования на территории проживания этноса криминального экономического порядка, каким стала Чечня 90-х годов. В Чечне имелась сулившая перспективы нефтегазовая отрасль и историческая память о причиненных русскими обидах. Именно этот коктейль прослужил основанием для вспышек чеченского сепаратизма.

5.3. Кризисы властных отношений в столкновении адатных и институциональных структур организации социального действия. Во многих случаях неэффективность антитеррористических действий обусловлена не только легкомыслием, недальновидностью или недобросовестностью отдельных представителей органов власти, сколько столкновением разных типов властно-институциональной организации общества. Но при этом было бы ошибочным сводить конфликт исключительно к антагонизму кавказского адатного общества и институциональных структур российской власти. Кризисы властных отношений и управленческого регулирования в современном северокавказском обществе вызываются взаимопроникновением разнотипных конфликтов, сложной и противоречивой системой многоуровневых столкновений: цивилизационных моделей кавказской и российской власти, адатных и институциональных, архаических и модернизированных структур, федерального центра и этнонациональной периферии, демократических институтов и авторитарно-силовых методов и т.д.

Первое столкновение российской власти и адатных структур произошло в период присоединения Кавказа к Российской империи. Советская модель власти, несмотря на выборную форму, оставалась независимой от граждан в плане распоряжения собственностью, определения политического курса и т.д. Даже субъекты политического процесса конструировались самой властью в соответствии с ее политическими целями (так произошло с конструированием классового врага лице кавказских стариков). Население научилось держаться как можно дальше от власти. Но при этом атомизация и отсутствие поддерживающих структур гражданского общества приводит к формированию чувства одиночества и бессилия что-либо изменить, на что-либо повлиять. Одновременно усиливается правовой нигилизм, вместо формирования модернизированного правового сознания. Трудности реформ, противоречие реального положения заявлениям власти на фоне повышенных реформационных ожиданий населения, привели к утрате доверия к институтам власти. Утрата доверия институтам центральной власти привела к существенному всплеску регионализма и местничества, которые в ряде регионов приобрели этническую окраску. Руководство ряда лэтнических республик настаивало на возможности введения законодательства, учитывающего местные особенности и традиции. Отказ федерального центра одобрить подобные законодательные инициативы усиливали конфликтность в регионе, поскольку подавались как вмешательство России во внутренние дела республик, нарушение исконных этнических и религиозных традиций. Снятие конфликтности различных уровней власти требует, в первую очередь, формулировки перспективной стратегии России в плане конструирования этнического пространства страны: определения границ этнизации территорий и власти, определение возможности сохранения этнического полиюридизма. Особенно эта проблема актуальна в свете административной реформы, выстраивания вертикали власти.

Регулирование по адатам отличается от институциональных кратических структур модернизированного общества, но было бы ошибкой противопоставлять российскую власть организации власти в кавказских республиках. Кавказские адатные сообщества не являются абсолютными изолянтами. Во-первых, их члены проходили опыт советской модернизации и впитали принципы советского типа отношения к власти и социального взаимодействия. Во-вторых, модернизация является актуальной потребностью любого общества в современном мире. Участвуя в международном общении, используя современные технологии, в том числе информационные, жители кавказских республик вовлекаются в модернизационные процесс, принимают демократические институты, современные правовые нормы и культуру. Например, в Чечне, Ингушетии успешно функционируют правозащитные организации, чья деятельность направлена на обеспечение гражданских прав населения, защиту вынужденных переселенцев, жертв спецопераций.

Проблемой становится их противоречивое взаимодействие, конфликтное столкновение, что проявляется в феномене коррупции, масштабы которой превышают общероссийские. Непосредственное управление и геронтократия адатных сообществ принципиально несовместимо с коррупцией как подкупом власти. Но коррупция в Северо-Кавказском регионе приобретает этническую, тейповую, клановую окраску. Ее огромный размах связан с расшатанностью основ родового общества, распадом родовых структур, отсутствием адатных регуляторов, сдерживающих коррупционное поведение, при одновременной невозможности применения российского законодательства и правоприменительной практики. В результате формируется режим власти, который характеризуют как лавторитарный мафиозный клановый, т.е. власть маргинальной квазиэлиты.

Власть в традиционном обществе в большей степени персонифицирована, чем институционально-властные структуры современного общества. В период открытого вооруженного противостояния, в атмосфере ненависти и вражды, социальной усталости от постоянных проблем, бедствий, неустойчивого положения, появляется потребность в архаическом типе лидера и властителя - вождя, проявляющего способности идейной, материальной, ресурсной, военной мобилизации социума. Речь не идет о фигуре вождя варваров, но очевидно, что возникающий тип власти далек от модернизированных институционально-деперсонифицированных моделей организации кратических структур.

Северокавказские республики не изолированы от современных процессов, реальная социально-политическая и экономическая жизнь выходит за рамки родового регулирования, а институциональные механизмы более общего уровня не возникли, не создаются. Стремление сохранить в современном мире наиболее одиозные формы адатного регулирования (такие как кровная месть) не могут способствовать миротворческим процессам, раскручивая спираль убийств и насилия, захватывающей новых людей, новые территории.

В главе VI Терроризм адатных сообществ в массовом сознании россиян рассмотрены символические аспекты террористической борьбы и формирование общественного мнения о терроризме.

6.1. Терроризм в контексте символической борьбы. Террор как метод экстраординарного насилия изначально содержал мощную символическую компоненту. Символические компоненты террористической деятельности определяются символической природой социальных систем. Выбор объектов террористической атаки связан с их символической значимостью. Сила символического удара обусловлена развитием новейших информационных технологий, которые определяют картину современного мира, образ жизни и способ восприятия людей. Свойства социальных коммуникаций, основанных на новых информационных технологиях, кардинально меняют силу символических акций и роль символической борьбы в ситуациях социально-политического противостояния. Те же взрывы башен-близнецов в слабо интегрированном информационном пространстве не произвели бы такого действия. Особенности функционирования средств массовой информации как социального института объясняют, почему СМИ превращаются в инструмент символической борьбы и имиджирования терроризма. Отбор материалов в широком информационном пространстве определяется не только важностью информации, но и законами политической и рыночной игры - прямой политический заказ, вкусы обывателей, которых привлекает что-нибудь погорячее. Желая быть интересными, популярными, актуальными, средства массовой информации соревнуются в том, кто первый сообщит информацию, даст наиболее яркую интерпретацию событиям, становясь орудием в руках террористов: чтобы ваши требования прозвучали на весь мир - надо совершить, либо масштабный (как башни-близнецы), либо гнусный (как захват школы или больницы) теракт. Механизм сенсации превращает журналистов легальных СМИ в рупор провозглашения идей и принципов террористов. Но существует и прямые заработки журналистов, выступающих активными информационными посредниками, между обществом и террористами. Считается, что основная часть финансовых средств террористов расходуется не на подготовку и проведение собственно террористических действий, боевых операций, а на информационные процессы, моделирование информационного поля. Кроме ретрансляции идей и рекламы террористических организаций современные средства массовой информации становятся каналом информационных манипуляций, которые усиливают символический эффект. Т.е. информационное пространство выступает не только средством, но и полем символической борьбы - борьбы за смыслы, образы, акценты понимания событий, за установки и ориентации масс. Борьба за смыслы и акценты этих событий разворачивается сразу после их совершения.

Символические методы, используемые для террористической атаки, для возбуждения страх, ненависти, преодолеваются только символическими средствами. Пример 11 сентября 2001 г. показал, что американцы устояли не столько вследствие силовых мер против Афганистана и усиления полицейских полномочий, сколько используя символические средства: символический капитал международной солидарности и символический капитал общенационального единства. Способствовало усилению единства обращение к символическим ценностям, призыв к единению нации на основе религиозного чувства. Отечественный опыт оказался менее удачным. Международная поддержка России в связи террористическими актами была слаба. Даже события, безусловно трагические, такие как смерть детей в захваченной террористами школе, привлекли меньше внимания международной общественности, чем журналистские репортажи из лагерей сепаратистов. Российские СМИ не бывали едиными в оценке многих событий. Информационная картина, подаваемая через российские средства информации, не способствовала общенациональной солидарности. Более того, очевидны были метания авторов медиатекстов из одной позиции в другую, иногда просто растерянность, а часто равнодушие к согражданам. Кроме того, язык вражды, который использовала власть в отношении террористов, вряд ли мог сплотить граждан, а жителями адатных кавказских обществ воспринимался как общая угроза.

6.2. Терроризм в контексте общественного мнения россиян. Если общественное мнение в современном обществе выступает инструментом воздействия на власть и принятие решений, важно выяснить, как относятся россияне к терроризму и террористам, а также видение россиянами перспектив преодоления террористических угроз в России, для чего были опрошены респонденты из Ростовской области, республики Адыгея и Ингушетии. Полученные данные были сопоставлены с исследованиями общественного мнения в Чеченской республике и результатами общероссийских исследований, проведенных по репрезентативной выборке в разных регионах России, в том числе и достаточно удаленных от Северного Кавказа.

В Ростовской области, как и в стране в целом преобладает представление о насильственной природе и сути терроризма (31% против 25% высказавшихся за фанатизм и жертвенность). В Адыгее два процента разницы в пользу фанатического, жертвенного служения идеям (30 %) по сравнению с насилием над людьми вплоть до их физического уничтожения (28 %). В Ингушетии заметно преобладает выбор инструменталистской позиции - устрашение противников (30%), что почти в два раза больше, чем в Адыгее и Ростовской области. Наиболее симптоматичен выбор такой позиции как форма политической борьбы в условиях, когда власть не желает идти на контакты и не выказывает готовность решить проблемы отдельных групп граждан. Именно этот аспект разрыва политической коммуникации населения и власти отметили 19,5 % респондентов в Ингушетии.

Мотивация людей, которые оказывают вооруженное сопротивление федеральным войскам и органам правопорядка в Ингушетии, Чечне оценивается, в первую очередь, через фактор национального самосознания недооцененный жителями других более спокойных регионов, для которых наиболее значимым фактором выступает пассивное исполнение приказов лидеров террористических организаций. Многие респонденты указывают на наемническую суть терроризма. Зафиксирована важная тенденция: чем ближе респонденты проживают к терроопасному региону, тем более разнообразна оценка конкретной мотивации террористов.

Оценка терроризма во многом зависит от включенности террористических рисков в жизнь человека. В нашем опросе не оказалось ни одного человека, душу которого опалила бы личная причастность к терактам или участие родственников в качестве жертв терактов. Только 5,5 % респондентов из Адыгеи проживают в населенных пунктах, где теракты случались, но 30 % из всех опрошенных считают, что в их местности теракт возможен. О том, что теракт практически невозможен, заявили всего лишь 10 % опрошенных в Адыгее и 8 % в Ростовской области. Важно отметить, что опрошенные нами респонденты считают себя в качестве обычных, рядовых граждан более вероятным объектом террористической атаки. Эта точка зрения не всегда соответствует реальности, но она отражает страхи и ощущение беззащитности простых людей перед рисками.

Проблема преодоления угроз терроризма в сознании населения связывается исключительно с действиями властей, силовых органов, но не общественной самоорганизацией. Респонденты считают, что наибольшее значение для победы над терроризмом имеет ужесточение наказаний за участие в террористической деятельности, изоляция или уничтожение лидеров террористических организаций. В нашем пилотном опросе жители Ингушетии ужесточение наказаний за участие в террористической деятельности, уничтожение лидеров террористических организаций поддерживают не более 6 %, отдавая предпочтение преодолению экономических, геополитических и религиозных противоречий, экономической помощи, дееспособности власти.

Опрошенные нами эксперты и граждане в отношении перспектив победы над террористами демонстрируют умеренный оптимизм: более 30 % считают, что терроризм в современном мире неистребим в принципе, остальные полагают, что победа возможна при определенных условиях.

В главе VII Преодоление угроз терроризма в адатных культурах исследованы проблемы организации системы противодействия терроризму в адатных сообществах СКР. Полученные автором выводы относительно условий и предпосылок воспроизводства терроризма в адатных сообществах заставляют искать решение проблемы в изменении глубинных структур общественной самоорганизации, устранении причин и условий, способствующих осуществлению террористической деятельности.

7.1. Обеспечение баланса в развитии самоорганизации и традиционных форм саморегуляции в связи с преодолением угроз терроризма. В современных стратегиях борьбы с терроризмом отмечается существенный перекос в сторону силового воздействия. Большинство опрошенных нами экспертов (это представители местной администрации, преподаватели, работники силовых структур Адыгеи) подчеркивали необходимость активной борьбы с террористами. Наиболее решительную позицию высказали работники правоохранительных органов. Автор полагает, что система работы силовых структур по сдерживанию терроризма работает достаточно эффективно. Необходимо совершенствование законодательной базы в отношении использования террористами международных наемников. Но силовыми методами проблему терроризма не разрешить. Необходима стратегия структурных преобразований, проведение изменений на уровне социальной системы в целом. В этом ключе следует оценивать инициативу Президента РФ по созданию Северо-Кавказского федерального округа.

Снижение террористических рисков и угроз в Северо-Кавказском регионе зависит от обеспечения баланса традиционных и современных форм саморегуляции в адатном сообществе. Нельзя допустить усиление агрессивной архаизации социальных форм и взаимодействий (что произошло в 90-е годы), но и навязать традиционному адатному обществу современные способы саморегуляции невозможно. Путь установления баланса проходит через признание наличия нормативного плюрализма в социально-правовом пространстве Северо-Кавказского региона.

В нормативном пространстве северокавказских республик сталкиваются не столько полезные-вредные нормы, сколько несовместимые нормы разных типов самоорганизации. Так, кровная месть - это норма адатной регуляции, допустимая и поощряемая в примордиально-этничных сообществах, несовместимая с современной европеизированной системой абстрактного права и сложной системой судопроизводства. Но, объявив эту норму вредной, мы сразу же зарываем социокультурный диалог, не остановив волну кровомщения в северокавказском сообществе. Если в советское время мерами репрессии удалось загасить кровную месть, то в начале 90-х она получила мощный импульс социальной легитимации. Преодолеть последствия идейной обработки путем запрета невозможно, единственно продуктивный путь - это создание региональных механизмов сдерживания, предотвращения кровной мести. На первом этапе, возможно, следует цивилизовать эту норму, ограничив ее действие регионом и установив жесточайшую систему доказательств, обоснований, установления ответственности, не отнимая право, за которое в настоящее время готовы сражаться многие, установить процедуру многоступенчатой судебной, правой регламентации и ограничений. Установление процедур регуляции кровомщения должно сопровождаться идейной, культурной работой, направленной на формирование общественного неприятия этой нормы в самом обществе. Важно отметить, что норма кровомщения не совместима не только с принципами современной самоорганизации общества, но и религиозными принципами ислама. Развитие религиозного образования, становление духовных исламских институтов способно постепенно снизить напряжение по линии допустимости и возможности реализации нормы кровомщения. По сути дела в современном северокавказском обществе наблюдается не только противостояние принципов адатной и современной саморегуляции, но и постепенное ослабление адатных принципов за счет усиления религиозных норм ислама. С точки зрения социальной перспективы этот процесс представляет собой очевидный прогресс.

Противоречия адатной, религиозно-традиционной, современной нормативных систем ослабляют процессы легитимации нормативного порядка. Особое влияние на становление нормативного порядка оказывают различные общественные объединения и движения, причем это влияние зачастую носит дестабилизирующий характер за счет противостояния этнических, казачьих и религиозных общественных объединений друг другу. Результатом становится общая дестабилизация обстановки, накопление конфликтного потенциала в обществе, который выливается не только в противостояние общественных движений разных этнических групп (адыго-абхазской и тюркоязычной, осетинских и ингушских), но и традиционного и радикального ислама, традиционных этнических институтов и федеральных институциональных структур.

7.2. Деанклавизация социально-экономического, социополитического и социокультурного развития адатных обществ в СКР. Программа противодействия терроризму в России должна включать меры социально-экономического характера - развитие социальной сферы и экономики региона, борьба с безработицей, создание рабочих мест, повышение уровня жизни. Программы восстановления Чечни подвергаются критике с разных сторон. С одной стороны, раздаются упреки в нецелевом использовании средств. С другой стороны, критика существующих программ восстановления экономики Чечни указывает на недостаточное финансирование этих программ. Но основной упрек в адрес программ заключается в отсутствии стратегических решений относительно экономики Чечни.

Стратегия экономического развития региона должна учитывать утрату многими чеченцами российской гражданской идентичности и быть направлена на преодоление закрытости адатных сообществ, вписывание их в экономический, политический, культурный контекст российской жизни. Автор доказывает, что ставка на социально-экономическое и социально-политическое закрытие терроопасных регионов может привести к более сложной модели взаимодействия с ними, к усилению террористических угроз. Стратегия анклавизации терроопасных регионов усиливает проблемы для других российских территорий в силу особенностей демографического развития Северного Кавказа. Ингушетия, и особенно Чечня, демонстрируют демографический рост, характерный для развивающихся стран, что порождает усиленную миграцию из региона при диаспорном расселении кавказских этносов и сохранении связи с листорической родиной.

Преодоление культурной закрытости требует воплощения стратегии межкультурного диалога в бахтинском смысле, как взаимодействие открытых культур, которые раскрывают себя полней и глубже во взаимодействии, как открытое единство. В настоящее время этот диалог нарушен. Телевидение, пресса, школьные программы практически не ориентированы на культурное общение народов. Социокультурный диалог с этническими и религиозными группами адатных культур должен ориентироваться на принципы ненасильственной коммуникации. Необходима взаимная трансформация межгрупповых восприятий и деконструкция антагонистических мифов, деконструкция образа этнического и религиозного врага. Задачей является формирование позитивных референтных объектов за пределами этнорелигиозных групп. Диалог должен вестись на основе формирования равноправных отношений, на основе принципов консенсуса, плюрализма и толерантности. Необходимо формирование чувства взаимной эмпатии, доброжелательства во избежание инстинктивной ксенофобии, формирования чувства взаимной безопасности.

В заключении диссертации сформулированы основные результаты проведенного исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, определенных Высшей аттестационной комиссией:

  • Гурба В.Н., Дегтярев А.К. Метаморфозы правового государства в современной социальной теории // Философия права. - 2005. - № 3(15). - С. 5-8 (0,5 п.л., авторские - 0,3 п.л.).
  • Гурба В.Н. Теория безопасности образования как интегративное научное знание // Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2006. - № 2. - С. 153-157 (0,63 п.л.).
  • Гурба В.Н. Из истории политического террора как средства давления на политический режим// Научная мысль Кавказа. Спецвыпуск. - 2006. - №10. - С. 30-35 (0,63 п.л.).
  • Гурба В.Н., Игнатов С.Н. Управление развитием безопасной и толерантной образовательной средой в регионе// Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2006. - № 9. - С. 194-197 (0,5 п.л., авторские - 0,3 п.л.).
  • Гурба В.Н. Подготовка управленческих и педагогических кадров для обеспечения безопасности системы образования // Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2006. - № 9. - С. 207-211 (0,63 п.л.).
  • Гурба В.Н., Мостовая И.В. Социальные аспекты анализа самоорганизации террористических сетей и групп // Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2008. - № 2. - С. 163-166 (0,38 п.л., авторские - 0,25 п.л.).
  • Гурба В.Н. Терроризм: проблемы за пределами террора// Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2008. - № 2. - С. 166-169 (0,38 п.л.).
  • Гурба В.Н. Терроризм как преступление // Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2008. - № 4. - С. 191-194 (0,38 п.л.).
  • Гурба В.Н. Влияние социальных трансформаций на развитие терроризма// Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2009. - № 3. - С. 129-132 (0,53 п.л.).
  • Гурба В.Н. Терроризм в контексте общественного мнения россиян // Научная мысль Кавказа. - 2010. - а№ 2. - С. 40-47 (1,0 п.л.).
  • Гурба В.Н., Чуланов В.А. Сходство и различия моделей социального управления в адатных обществах и террористических организациях // Научная мысль Кавказа. - 2010. - № 3. - С. 41-47 (0,88 п.л., авторские - 0,5 п.л.).
  • Гурба В.Н. Терроризм: источники социальной поддержки. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010. - 344 с. (21,5 п.л.).
  • Гурба В.Н., Чуланов В.А. Феномен современного терроризма: социологический анализ. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010. - 168 с. (10,5 п.л., авторские - 8 п.л.).

Другие издания:

  • Гурба В.Н. Социальная сущность терроризма. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2001. - 32 с. (2,0 п.л.)
  • Гурба В.Н. Социальный террор в политике. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - 27 с. (1,7 п.л.)
  • Гурба В.Н. Процессы глобализации и международный терроризм. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - 29 с. (1,8 п.л.)
  • Гурба В.Н., Дегтярев А.К. Некоммерческие общественные организации в Российском обществе: поиск институциональной ниши или тупики антисистемности // Сетевые стратегии Запада на Юге России. Южно-Российское обозрение ЦСРИиПИППК РГУ и ИСПИ РАН. Вып. 34. - Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2006. - С. 92-102 (0,69 п.л., авторские - 0,5 п.л.).
  • Гурба В.Н. Социальный террор - механизм поддержания господства тоталитарных режимов и средство мобилизации общества// Социальная структура и социальные процессы в современном обществе: под науч. ред. акад., проф. В.А. Чуланова; Шахтинский институт (филиал) ЮРГТУ (НПИ). - Новочеркасск: Оникс+, 2007. - С. 31-38 (0,44 п.л.).
  • Гурба В.Н. Терроризм в контексте социальных процессов современности// Социально-экономические и правовые вопросы современного российского общества: сб. науч.тр./ Шахтинский ин-т (филиал) ЮРГТУ (НПИ). - Новочеркасск: УПЦ Набла ЮРГТУ (НПИ), 2007. - С.187-191 (0,25 п.л.).
  • Гурба В.Н. Подготовка управленческих кадров к противодействию терроризму в образовательной среде в парадигме безопасности образования // Актуальные проблемы дополнительного профессионального образования на Юге России: Вып.2. - Ростов-на-Дону: Изд-во ПИ ЮФУ, 2007. - С. 57-60 (0,25 п.л.).
  • Гурба В.Н., Сухорукова Л.М. Государственное и международное управление непрерывным образованием и развитием управленческих и педагогических кадров для реализации безопасности и устойчивости образовательной, социокультурной и гуманитарной сфер: основные идеи проекта // Вестник непрерывного образования. - 2008. - № 1-2. - С.43-47 (0,31 п.л., авторские - 0,2 п.л.).
  • Гурба В.Н. Понятие терроризм и критериальное определение границ этого явления// Социальная структура и социальные процессы в современном обществе: сб. науч. тр./ Шахтинский институт (филиал) ГОУ ВПОа ЮРГТУ (НПИ), - Шахты: Изд-во ЮРГУЭС,а 2008. - Вып. 3. - С. 49-56 (0,47 п.л.).
  • Гурба В.Н. Социальные трансформации и развитие терроризма. - Ростов н/Д.: Логос, 2008. - 32 с. (2,25 п.л.).
  • Гурба В.Н. Терроризм: возможен ли социальный контроль? - Ростов н/Д.: Логос, 2008. - 40 с. (2,5 п.л.).
  • Гурба В.Н., Чуланов В.А. Экономические источники терроризма // Вестник ЮРГТУ (НПИ). Серия Социально-экономические науки. - 2009. - № 4. - С. 63-74 (1,5 п.л., авторские - 1 п.л.).
  • Гурба В.Н. Экономические и финансовые условия существования терроризма// Вестник ЮРГТУ(НПИ). Серия Социально-экономические науки. - 2010. - № 1. - С. 111-122 (1,5 п.л.).
  • Гурба В.Н., Чуланов В.А. Социологический анализ сущности и социальных форм терроризма// Вестник ЮРГТУ(НПИ). Серия Социально-экономические науки. - 2010. - № 2. - С. 172-180 (0,5 п.л., авторские - 0,25 п.л.).
  • Гурба В.Н., Чуланов В.А. Феномен социальной поддержки терроризма // Вестник ЮРГТУ(НПИ). Серия Социально-экономические науки. - 2010. - №3. - С.87-96 (1,25 п.л., авторские - 1 п.л.).
  СКАЧАТЬ ОРИГИНАЛ ДОКУМЕНТА  
 Страницы: | 1 | 2 | 3 |
     Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по социологии