Степень управляемости определяется возможностью влиять на события в выгодном для себя ключе. Если влияние есть, а события развиваются непредсказуемо, об управляемости говорить не приходится; такая система в лимите просто развалится, причем, чем она сложнее, тем быстрее и громче будет ее разрушение.
Прогнозирование, таким образом, выступает средством сохранения общества. Если же система интенсивно развивается (а чем она сложнее, тем более подвержена развитию, поскольку ее функционирование требует бльших энергетических затрат и ей труднее, по сравнению с более простыми системами, поддерживать баланс с окружающей средой), то ее сохранение возможно лишь в динамике, а любая попытка остановить прекрасное мгновенье ни к чему хорошему не приведет. Существование сложной социальной системы, стало быть, требует чрезвычайного напряжения сил для создания все более совершенных антиэнтропийных механизмов, которые компенсировали бы ее диссипативную деятельность.
Социальные процессы ускоряются, а это вынуждает ценить время, не затягивать с ответами на брошенные историей вызовы и быть готовыми (технически, экономически, политически, морально и т.д.) к следующим вызовам. Человечество слишком далеко ушло от равновесия, чтобы надеяться, что некие естественные процессы сгладят результаты его ошибок.
4.2. - Исследование современной цивилизационной ситуации связано с немалыми трудностями. Помимо проблем сугубо методологического характера (а оценка современности всегда сопряжена с известным риском аберрации зрения, которая может привести к неверному масштабированию исторических явлений), возникают и объективные, связанные с кардинальной трансформацией самого исследуемого объекта, проблемы. Для нахождения четких ориентиров и создания адекватных моделей нестабильной и неравновесной новой культурно-исторической реальности необходимо подвергнуть ревизии, а в случае необходимости - и поменять апробированный и хорошо себя зарекомендовавший в других познавательных условиях инструментарий. Для осуществления подобного замысла теоретик нуждается в опоре на некие базовые допуски, которые обеспечили бы возможность таковой категоризации бытия. Очевидно, что мир начала ХХ века не похож на мир Х, ХV или даже XIX столетия, но изменились ли при этом первые принципы исторического бытия как такового Взаимодействие между ныне существующими цивилизациями достигло такой степени, которая ранее была просто немыслимой, причем топологическая выделенность цивилизаций в условиях глобализации размывается. На этом основании можно было бы прогнозировать размывание и собственно цивилизационных структур, следствием чего станет образование в обозримом будущем единой всепланетной (мировой) цивилизации. Проверим достоверность такого предположения.
Топос - важная характеристика цивилизации, но далеко не единственная. Как уже отмечалось, основу цивилизации составляют уникальный и неповторимый метафизический проект организации бытия и формируемая духом культурно-историческая матрица.
Глобализация создает условия для объединения разных культурноисторических духов (для простоты называемых нами духами народов) в мировой дух. Однако мировой дух не есть в подлинном смысле слова действительный (в смысле - действующий) субъект истории, а лишь (по крайней мере, пока) результат идеализации. Воля мирового духа не составляет какой-то особой силы, а явлена в совместной воле духов народов, которые сегодня просто вынуждены мыслить мировыми масштабами, номинально признавая верховенство мирового духа (обозначая его как человечество) и апеллируя к его формальному авторитету.
Можно, конечно, сказать, что и дух народа не есть эмпирическая реальность, он не имеет своей воли и т.д. Эти вопросы мы уже оговаривали (подраздел 3.3.), а сейчас лишь отметим, что, не имея в прямом смысле своей воли и самосознания, дух народа действует так, как будто бы это все у него было. Культуру (которая есть способ бытия духа) в ее собственной онтологической определенности (в отличие от внешних институализированных форм) поддерживают творческие акты отдельных личностей, но ввиду того, что эти личности сами, в свою очередь, действуют в культуре, они и себя определяют посредством кодов именно этой культуры, выступающей, таким образом, средством самоидентификации.
Совершив некий творческий акт, личность в значительной степени обязана возможности такового акта культуре, в рамках которой она сталась собственно как личность. Осознание этого факта находит свое выражение в формах культурной идентичности, посредством которых манифестируется связь между этой культурой и этой личностью. Хотя творческий акт может быть адресован всему человечеству (мировому духу), реальным адресатом почти всегда оказывается дух того народа, к которому принадлежит личность, и которому она, так сказать, жертвует плоды своей деятельности.
Благодаря таким экстраординарным актам творчества, а также благодаря наличию генерируемой обывателем (Санчо Пансой) спокойной энергии по поддержанию традиции, дух народа приобретает как креативность, так и устойчивость в историческом пространстве-времени (см. подраздел 3.2.). Поскольку же высшей формой, в которую народ может облечь свое историческое бытие, есть цивилизация, то последняя оказывается ключевой культурноисторической единицей, а дух цивилизации - высшим воплощением духа народа.
У мирового духа нет такого онтологического источника.
Признание индивидом себя в качестве части человечества есть еще слишком абстрактная идентичность, ее силы не хватает для того, чтобы установить живую связь между личностью и мировым духом.
В отношении народа, цивилизации гарантами таковой связи выступает история, традиция, религия, обычаи и т.д.; в отношении же человечества (мирового духа) таких гарантов нет, а только лишь умозрение (например, космополитизм) как фундамент соответствующей связи все же слишком ненадежно. Именно поэтому мировой дух получает свою реальность почти исключительно от реальности духов народов и в ими установленных пределах.
Мы настаиваем, что дух в своей сущности один, он не есть собственность того или иного народа, а через разные народы лишь проявляется (подраздел 3.3.). Этот один дух суть всеобщий принцип всемирной истории как истории человеческой в ее специфических человеческих же характеристиках, отличающий ее от форм деятельности иных, гипотетически бытийствующих разумных существ (факт их реального существования не имеет в данном случае принципиального значения). Дух, о котором сейчас идет речь, есть дух абсолютный в том смысле, что он абсолютно укоренен в антропном бытии; его следует отличать от тех частных образов и форм, в которых протекает конкретно-историческая деятельность человеческих обществ и которые представлены духами народов.
Хотя абсолютный дух действителен, как действителен человек в своей трансцендентальной организации, он с необходимостью оказывается предельно абстрактным; соответственно, к нему неприменимы какие-либо однозначные культурно-исторические характеристики. Лишь снятие последних позволяет каким-то образом приблизиться к его постижению, но оно будет, конечно, весьма смутным и неопределенным хотя бы потому, что человеку просто нечего ему противопоставить для сравнения, так как он не может себе представить историю, участником которой был бы иной, нечеловеческий дух.
Свою конкретность абсолютный дух приобретает посредством деятельности духов народов, которые сами конкретны в историческом развертывании, но не обладают, в отличие от абсолютного духа, всей полнотой бытия ввиду своей частности и случай-ности. Иными словами, нет железной необходимости не только в формах развертывания духов народов, но даже в их собственном как-есть существовании (при иных исторических обстоятельствах человеческие коллективы могли бы быть представлены иными, отличными от тех, которые фактически представлены, цивилизациями, вдохновляемые иными онтологическими проектами и т.д.). Объединение же культурноисторической деятельности разных ныне существующих цивилизаций в рамках проекта глобализации может, как уже было сказано, быть обозначено как становление мирового духа. Однако мировой дух, понятый таким образом, есть результат (фиксируемый на данном конкретном этапе) всемирно-исторического процесса, но не его основа и источник.
Важно иметь в виду принципиальное различие между абсолютным духом и духом мировым. И абсолютный, и мировой дух связаны с деятельностью духов народов, но если первый получает от них конкретность, то второй - действительность (реальность).
Хотя абсолютный дух мыслится как мировой, его всемирность не зависит ни от каких исторических обстоятельств; это согласуется с тем, что мысли о единой сущности человечества высказывались задолго до того, как глобализация стала наличным фактом.
Абсолютный дух есть всеобщая антропная потенциальность, мировой дух - конкретно-историческая актуальность как такое (глобально организованное) положение дел. Мировой дух демонстрирует один из вариантов того, к какой форме мог прийти абсолютный дух. Поскольку к этой форме дух пришел действительно, этот вариант имеет естественное преимущество факта перед иными возможными вариантами. Но нет оснований считать, что абсолютный дух не мог бы прийти к иным формам, поэтому мы не склонны вслед за Гегелем онтологизировать наличное сущее в его действительности и разумности. Так сталось, и в этой ставшести есть необходимость, а могло бы статься иначе, и в этом линаче также была бы необходимость. Задача метафизики истории выявлять необходимость ставшего, но не объявлять ее единственно возможной необходимостью. К тому же, история еще не закончилась, поэтому было бы весьма самонадеянно видеть в современности осуществление цели развития человечества (даже если у последнего есть какая-то историческая цель), что неявно предполагалось бы при отождествлении абсолютного духа с духом мировым.
На реальность (понимаемую как действительность, или даже скорее - задействованность) абсолютного духа можно выйти и иным способом. Если бы культурно-историческая матрица полностью разрушалась с гибелью ее родной цивилизационной общности, были бы невозможны ни преемственность, ни даже простое распознавание. Между тем, дух народа считывает и интерпретирует коды не только своей матрицы, но и чужих. Разумеется, в последнем случае речь не может идти о полной аутентичности, да так и вопрос не ставится, ведь занимаясь расшифровкой кодов чужой матрицы, дух решает собственные актуальные задачи (например, античное наследие было по-разному использовано византийцами, германороманскими народами и арабами: духовные стержни этих цивилизационных общностей определили и способ прочтения матриц греческого и римского миров). Но сама возможность интерпретации матрицы погибшей цивилизации означает, что в какой-то форме эта матрица продолжает свое бытийствование. Значит, что-то поддерживает ее существование в условиях, когда ее родной дух канул в Лету. Объяснить это можно тем, что она входит в состав более широкого образования, в котором осуществляется синтез деятельности духов отдельных народов (цивилизаций). Производит этот синтез абсолютный дух, а полученное произведение можно назвать Мегаматрицей, благодаря которой познание культурной жизни иных цивилизаций становится вообще возможным. В Мегаматрице заключен исторический опыт всего человечества, хранителем, интерпретатором и распорядителем которого и выступает абсолютный дух.
Итак, формирующийся ныне мировой дух не тождественен ни с абсолютным духом, ни с духами народов, которые действовали и продолжают действовать в истории. Но можно ли сказать, что мировой дух постепенно вытесняет духи народов как активных исторических деятелей Если это предположение верно, то он должен принять на себя главную функцию духа народа, которая заключается в формировании и поддержании культурно-исторической матрицы и выработке онтологического проекта. Однако едва ли будет обоснованным утверждение, что такой процесс на самом деле происходит. Ни в становлении общей идентичности, ни в выдвижении некоей сверхзадачи, ни в формировании культурноисторической матрицы (Мегаматрица - это произведение культурноисторических матриц, а не одна из них), ни в разработке онтологического проекта, на реализацию которого можно было бы направить энергию всего человечества, деятельность мирового духа не видна. Если и выдвигаются некоторые общечеловеческие проекты, то, во-первых, их авторство по справедливости следует приписать духам народов, во-вторых, эти проекты хотя потенциально и могут касаться всех (например, борьба с глобальным потеплением), актуально пока не приводят к ощущению общего дела у землян. Зато противоречия между цивилизациями продолжают существовать, а в ряде случаев даже заостряться. Мы не беремся делать прогнозы на долгосрочную перспективу, но в ближайшее столетие вопрос о создании мировой цивилизации в повестке дня стоять, полагаем, не будет.
И все же следует признать, что идущий в настоящее время процесс глобализации оказывает колоссальное влияние на современные цивилизации, выводя всемирную историю на качественно новый уровень. Если то, что формируется под знаком глобализации и не есть мировая цивилизация, то, по крайней мере, это нечто очень на нее похожее. Как же выразить эту новую реальность Мы считаем, что современный глобализированный мир имеет смысл описывать не как становление мировой цивилизации, а как формирование Мировой Ойкумены, или Мегаойкумены (см.
подраздел 2.5.). При таком подходе многое становится на свои места.
Во-первых, устраняется противоречие между очевидным расширением (до планетарного масштаба) культурно-исторической деятельности и актуальной незадействованностью в этом процессе мирового духа. Во-вторых, за существующими культурноисторическими общностями сохраняется их онтологический статус представительств духа; принятие же парадигмы мировой цивилизации превратило бы цивилизации локальные в некий исторически преодолеваемый анахронизм, рудимент прошлого. Втретьих, это позволяет объяснить тот факт, что глобализация не снимает (и в ближайшем будущем едва ли снимет, по крайней мере, полностью) противоречия между цивилизациями.
Pages: | 1 | ... | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | ... | 42 | Книги по разным темам