Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 33 |

Библиографический список 1. Еськова Н.А. Графическая передача фонемы <и> в начале морфемы, не являющейся флексией или суффиксом, после твердой согласной предшествующей морфемы // О современной русской орфографии. М., 1964. С. 5Ц18.

2. Обзор предложений по усовершенствованию русской орфографии:

XVIIIЦXX вв. / В.З. Букчина, Н.А. Еськова, Л.Г. Калакуцкая и др. М., 1965.

Б.И. Осипов М.В. Панов и проблема консолидации отечественных фонологических школ Панов М.В., фонология, фонема, синтагма, парадигма Abstract. The author analyses phonological views by M. Panov and proves the idea that this views may become the consolidation basis for existing theories of phoneme.

До сих пор, как только в курсе современного русского языка речь заходит о системе фонем, сплошь и рядом приходится сталкиваться с таким положением: начинают с того, что существует разная трактовка фонемы в московской и петербургской фонологических школах, а продолжают тем, что принимаются доказывать правильность этой трактовки в той школе, к какой принадлежит данный автор или преподаватель, и, соответственно, неправильность этой трактовки в другой школе.

Между тем такой подход давным-давно устарел. В нём содержится по меньшей мере две ошибки. Первая ошибка состоит в том, что московскую школу противопоставляют петербургской, тогда как она изначально противостояла всем остальным школам фонологии.

И об этом ещё в 60-е гг. писал М.В. Панов в своей монографии Русская фонетика: он видел одну из трудностей формирования московской школы в тематической уединённости этой школы.

Московская школа, - пишет он, - была единственной изучающей парадигматику звуковых единиц [Панов 1967: 408Ц409]. Правда, понимание парадигматики здесь исключительно морфологическисловообразовательное, однако положение школы, о которой идёт речь, определено верно: это действительно луединённость. Л.В. Щерба и Н.С. Трубецкой, Л. Блумфилд и Р.Якобсон в своей трактовке фонемы различаются в деталях, а не в принципиальных подходах, тогда как московская школа называет фонемой принципиально иную единицу.

Вторая ошибка сформулированного выше подхода заключается в представлении двух рассматриваемых здесь школ как взаимоисключающих. За последние годы идея о том, что фонема в понимании петербургской и других школ, кроме московской, соотносится с московской фонемой не как взаимоисключающие, а как иерархические единицы, выдвигалась неоднократно. Её отстаивает Г.М. Богомазов [Богомазов 2002], высказывалась она и автором этих строк [Осипов 2002; 2005].

Но по сути дела эту мысль можно найти опять-таки в Русской фонетике М.В. Панова. В этой работе он обозначает понятие, соответствующее традиционной трактовке фонемы в первоначальном варианте московской школы (ряд позиционно чередующихся звуков), и понятие, соответствующее более позднему варианту этой школы (теории сильных и слабых фонем Р.И. Аванесова), как понятия, соответственно, парадигмо-фонемы и синтагмо-фонемы [Панов 1967]. Собственно, это и могло бы стать терминологическим решением вопроса: есть собственно фонема, идентификация которой базируется на совокупности дифференциальных признаков, есть синтагмо-фонема, идентификация которой базируется на том наборе дифференциальных признаков, который в данной позиции не подвергся нейтрализации, и есть парадигмо-фонема, идентификация которой базируется на позиционном чередовании звуков в пределах одной и той же морфемы.

Иначе говоря, синтагмо- и парадигмо-фонемы - это такие же реальные единицы языка, как и фонемы в их немосковском понимании, но это более абстрактные единицы, так сказать, второй этаж фонологической системы языка. Именно этим вторым этажом и занималась с самого начала московская школа. И ошибка её не в понимании фонемы, а в том, во-первых, что термин фонема был закреплён за иной единицей, а во-вторых, в том, что первый этаж фонологического анализа ею упорно игнорировался.

Кстати, в термине синтагмо-фонема как раз и обнаруживается та неправомерная ограниченность понятия синтагматика морфологическими и словообразовательными отношениями, о которой сказано выше. Синтагмо-фонема - удачное обобщение аванесовских терминов сильная фонема и слабая фонема, а также удачное расширение понятия лархифонема, введённого Н.С. Трубецким [Трубецкой 1960], но это, конечно же, результат парадигматических сопоставлений, только не в морфологических или словообразовательных, а в фонетических парадигмах. То есть термин синтагмо-фонема и парадигмо-фонема в этом отношении не вполне удачны, и всё же их можно считать приемлемыми, поскольку они позволяют отграничить эти явления от фонемы как таковой.

К сожалению, монография М.В. Панова встретила сугубо критическое отношение в обеих анализируемых школах. Щербианцы критиковали автора за то, что, выделив синтагмо- и парадигмо-фонемы, он так и не принял понимания собственно фонемы, как оно давно было принято в других школах, а также за некоторые частные промахи. Москвичи мрачно шутили: Панов уехал в Бологое.

И вот в своём учебнике фонетики, изданном через 11 лет после монографии, М.В. Панов делает шаг назад: определяет ряд позиционно чередующихся звуков не как парадигмо-фонему, а как фонему, то есть в духе классического варианта московской школы [Панов 1979]. Соответственно, фонема в немосковском смысле слова не рассматривается.

Таким образом, ни теория фонемы в обычном понимании этого термина, ни теория московской фонемы не содержат никаких ошибочных положений: та и другая единица (верней, две других единицы: синтагмо-фонема и парадигмо-фонема) объективно существуют в языке и в языковом сознании его носителей. Просто они должны быть терминологически разведены как иерархически организованные явления фонологической системы. И М.В. Панов был первым, кто подходил к пониманию этого факта, но неоправданно резкая конфронтация отечественных фонологических школ в тот момент помешала ему пройти этот путь до конца.

Библиографический список 1. Богомазов Г.М. Фонемы щербовской фонологии и фонемы МФШ как элементы двухуровневой и иерархически организованной системы носителя русского языка // Аванесовские чтения. М., 2002. С. 36Ц39.

2. Осипов Б.И. Краткий курс русского языка. Омск, 2005.

3. Осипов Б.И. Фонологическая теория Р.И. Аванесова в интерпретации его учеников и возможности синтеза отечественных фонологических школ // Научно-практическая конференция 17Ц18 мая 2002 г. Тара, 2002. С. 162Ц166.

4. Панов М.В. Современный русский язык: Фонетика. М., 1979. С. 90Ц124.

5. Панов М.В. Русская фонетика. М., 6. Трубецкой Н.С. Основы фонологии. М., 1960.

Н.П. Перфильева Интонационный принцип пунктуации или обучения пунктуации Пунктуация, интонация, принципы, коммуникация.

Abstract. The article is dedicated to the principles of Russian punctuation. The author of the article analyses the correlation between intonation and punctuation marks, differs principle of punctuation and principle of studying.

Актуальность сформулированного в заголовке вопроса обусловлена тем, что при проверке диктантов и творческих работ одной из частотных пунктуационных ошибок являются лишние знаки препинания. Например, во фразе: Но в этой полной, никем не нарушаемой тишине они всё-таки по-своему как-то объясняются и, по-видимому, очень хорошо понимают друг друга (Н.А. Лавров.

Сборник диктантов) учащиеся часто ставят запятую на границе синтагм, после слова тишине. Метакомментарий, который обычно даёт учащийся в этом случае, сводится к тому, что запятой обозначена пауза. В варианте свода правил орфографии и пунктуации (в ред. Д.Э. Розенталя) встречаем, например, и такой термин, как интонационное тире [Розенталь 1988: 19]. Многие учителя на семинарах по русскому синтаксису и пунктуации называют прежде всего интонационный принцип русской пунктуации.

Как справедливо отмечает Т.М. Николаева, в русском языкознании (и смело можно сказать, ни в одной другой лингвистической традиции) проблема соотношения интонации и пунктуации всегда казалась достойной быть включённой в число лингвистических проблем. Как это ни парадоксально, вопросу о соотношении интонации и пунктуации в общей совокупности посвящено больше страниц как в специальных работах, так и в изданиях типа Русский язык, Русский синтаксис, чем проблеме соотношения интонации и синтаксиса или описанию русской речевой интонации [Николаева 1969: 25Ц26].

Поскольку вопрос о соотношении интонации и пунктуации имеет не только теоретическое, но и практическое значение, обсудим три положения.

Положение первое. На мой взгляд, в современном языкознании не в полной мере оценена идея А.А. Реформатского о существовании двух параллельных систем знаковой информации: оптико-графической и артикуляционно-акустической, которые имеют различную организацию и лавтономны [Реформатский 1963]. Эти системы, естественно, тесно переплетаясь с вербальной, обусловливают различную организацию одной из форм существования текста - устной и письменной.

Письменная и устная формы коммуникации различаются своим репертуаром средств выражения. Устную сферу коммуникации обслуживают вербальные, интонационные и кинетические средства, а письменную - вербальные и пунктуационные в широком понимании этого термина (следовательно, в том числе и шрифтовые, и пространственно-композиционные [Реформатский 1963; Шварцкопф 1988; Перфильева 2006; Шубина 2006]).

В.В. Бабайцева, подчёркивая факт несовпадения в ряде случаев интонационного членения предложения со структурным или смысловым, также пишет: Устную речь оформляет интонация, письменную речь - пунктуация. Интонация и пунктуация - соотносительные средства (способы) выражения семантики синтаксических конструкций [Бабайцева 1979: 259].

В работе, посвящённой метатексту, была показана изофункциональность невербальных и вербальных метапоказателей, иными словами, речь шла о регулярных корреляциях средств выражения метатекста: 1) вербальные - собственно пунктуационные, 2) собственно пунктуационные - интонационные, 3) собственно пунктуационные - шрифтовые; 4) вербальные - интонационные, 5) интонационные - кинетические и т.д. [Перфильева 2006].

Так, при устной форме коммуникации адресат может получить метатекстовую информацию, выраженную вербально и имплицитно (просодическими и кинетическими средствами). Кажется справедливой мысль И.Р. Гальперина о том, что интонация, мимика, жест выявляют намерения Говорящего с достаточной очевидностью, в то время как в письменной речи иногда эту интенцию можно распознать, только привлекая накопленный опыт анализа разных типов текста [Гальперин 1981]. Например, при экспликации границ аргументов с помощью вербальных показателей (ср.: - Любопытно, - оживился губернатор. - Ну-ка, выкладывайте, что вы там навычисляли - лэто раз, лэто два, лэто три. Б. Акунин.

Смерть Ахилла) возможна неоднозначность интерпретации в письменном или устном тексте адресатом степени важности того или иного аспекта / аргумента: Вы не знаете, как со мной держаться.

Это раз. Благодарной быть не хотите и оттого сердитесь. Это два. Забудьте к черту про благодарность, и мы отлично п-поладим. Это три (Б. Акунин. Турецкий гамбит). Тем более что жизненный опыт, мировоззренческая позиция, прагматические установки коммуникантов могут не совпадать.

При устной коммуникации неоднозначность интерпретации высказываний, например с метапоказателями очередности, снимается с помощью эмфатического ударения (иначе - акцентного выделения). В этом случае говорящий эксплицирует, какой аргумент или пункт в перечне для него является самым важным (лвыделяю самое важное), что и учитывает адресат при декодировании высказывания. Следовательно, интонация может выполнять актуализационную функцию.

В письменном же тексте функцию актуализации какой-то части высказывания или текста (по Н.Л. Шубиной, информационных центров) выполняют, подобно эмфатическому ударению, пунктуационные средства [Перфильева 2004, Шубина 2006]. Например, именно с актуализационной функцией связана устойчивая корреляция интонационные - пунктуационные метапоказатели [Перфильева 2006].

Пунктуационные средства, выражая смысл выделяю сегмент в потоке письменной речи, тем самым способствуют созданию коммуникативного рельефа текста. Предчувствие адресантом коммуникативного напряжения в той или другой части текста выражается и в употреблении знака препинания как невербального метапоказателя. Актуализация части высказывания является одной из самых частотных функций знаков препинания. Её выполняют тире, кавычки, скобки, курсив, многоточие. Обратимся к примерам.

1) Тире часто выступает как знак дискретности высказывания и как сигнал смещения в предикативной единице логического ударения влево. Ср.: Я - алхимик. Ты - моя проблема (Б. Окуджава), Я - изысканность русской медлительной речи (К. Бальмонт). Как видим, в этом случае происходит актуализация левого контекста, или подлежащего. Фоном для таких высказываний являются предложения, в которых отсутствует тире, что сигнализирует о континуальности высказывания и о стандартном в данном случае информационном центре предложения, например: Я странник и поэт, мечтатель и прохожий (М. Волошин); Глаза словно неба осенний свод (Б. Окуджава).

2) Окказиональное употребление тире может разрушать синтагму, актуализируя правую часть предикативной единицы, например: Так и жили - наскоро, и дружили наскоро, не жалея тратили, не скупясь дарили (Ю. Левитанский). Тире иногда употребляют окказионально, вместо запятой, как приём создания экспрессивного высказывания, например: Итак - не чувствуя вериг, среди измен, среди интриг, среди святых, среди расстриг, живешь - как сдерживаешь крик (Ю. Левитанский). В этом контексте автор актуализирует с помощью тире, левого или правого, коммуникативно важные в тексте части.

3) Сочетание знаков препинания, например пунктуационная вставка, также может выполнять метатекстовую функцию, выделяя самое важное слово в текстовом фрагменте: Однако на сегодняшний день в сфере борьбы с данным видом преступности нет ни одного (!) межгосударственного договора (Континент. 2001. №38).

4) С помощью многоточия в контексте: Вообще-то было ещё совсем темно, но в окно падал обычный городской синеватый утренний свет - смесь света белых уличных фонарей и уже зажжённых жёлтых окон дома напротив и Е моего дома. Почему-то эта смесь всегда синеватая; вечером она приятная, а утром Е невыносимая (Е. Гришковец. Рубашка) Е. Гришковец осознанно не просто замедляет темп чтения / повествования, но и вычленяет актуальный сегмент высказывания, имитируя спонтанный характер речи (как будто подыскивая слова, корректируя мысль) и в каждом случае интригуя читателя.

Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам