Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |   ...   | 81 |

38 Сравнительная и историческая фонетика и грамматика нье. Об этом свидетельствуют примеры: кобылу рыжу звали яисницеи [2/47 - 2], за кобылу яисницу [2/47 - 4], а также написание железа кричю [2/23 - 47] (крицу, см. выше). В первом случае перед нами рефлекс *чьн, реализованный в звуках [cТнТ], что является нормальным для говоров с цоканьем [Копосов: 193] (С. П. Обнорский также писал, что в среде цокающей цн, как нормальный эквивалент чн, в дальнейшем моглоЕизмениться в сн [Обнорский: 237]). Во втором случае мы имеем дело с гиперкорректной заменой правильной ц на ч.

Подобная замена может объясняться стремлением писцов не отражать на письме одну из самых ярких диалектных черт1. Необходимо отметить тот факт, что в северных русских текстах XVIЦXVII вв. цоканье практически не отражалось, поэтому наличие примера с заменой ц на ч еще раз подтверждает ценность наших рукописей для реконструкции говора.

Цоканье сохранилось в шенкурском диалекте и в дальнейшем (см. Мансикка: 100; Гецова: 141), так что само его наличие в XVIЦXVII вв. (а не отражение в рукописях!) удивления не вызывает. Весьма интересным оказался другой факт: в шенкурских рукописях XVIЦXVII вв. отразилось фонетическое явление, которое не является ложидаемым ни для описываемого говора, ни для архангельских говоров вообще. Речь идет о написаниях считали и сочкли [2/Ц 14], по книгамЕсочкли [2/14Ц 14; 2/48 - 7; 2/49 - 31; 3/5 - 4, 30; 3/12 - 13, 15;

3/13 - 6, 17, 18], по книгам сочькли [2/14 - 11; 3/8 - 16], сочкли [3/5 - 6, 18], зачкли ему [2/28 - 9], отмеченных в 9 рукописях, написанных разными авторами. С большой долей вероятности мы имеем дело с отражением реального произношения писцов, т. е. реализацией праславянских сочетаний *tl, *dl в кл, гл, что было характерно для говоров севернокривичского ареала, а также некоторых западнославянских (севернолехитских) [см. Соболевский: 233]. В псковских рукописях сочетания кл, гл на месте *tl, *dl отмечены уже с XIII в. (Зализняк 1993: 198Ц199), некоторое число примеров с таким рефлексом найдено в новгородских и двинских памятниках (Зализняк 1986: 121). При этом, как отмечает А. А. Зализняк, в древненовгородском койне даже в ранний период произношение [кл], [гл] на месте *tl, *dl не имело решающего преобладания над произношением [л] в той же позиции (Зализняк 1993: 199). В псковских говорах рассматриваемые рефлексы сохраняются вплоть до XX в., в шенкурских же говорах подобные рефлексы больше не отмечались. Таким образом, материал рукописей Важского Богословского монастыря позволил уточнить изоглоссу реализации кл, гл на месте *tl, *dl: в нее попадает и территория центральной и восточной части Шенкурского уезда Архангельской губернии2.

См. рассуждения об этом Л. Ф. Копосова. [Копосов: 193], а также свидетельство А. Грандилевского, писавшего о холмогорском диалекте начала XX в., что мужчины лизъяты из полного подчинения звуку [ц]Е в их распоряжении имеется звук [ч], а также для мужчин звук [ч] служит излюбленным показателем грамотности, начитанности, знакомства с умными и книжными людьми [Грандилевский: 32Ц33].

Это утверждение справедливо для периода с XII (начало колонизации архангельских земель новгородцами) до XVII в. включительно.

Сравнительная и историческая фонетика и грамматика В исследованных документах XVII в. нам встретилось написание кетверик ржы [2/80 - 12]1. Мена букв к/ч нетипична для скорописи и больше в рукописи не отмечалась. Таким образом, мы можем предположить, что имеем дело с отражением фонетического явления. Очевидно, что слово четверик в говоре с цоканьем должно было произноситься *[цТетвТеТрТик], т. е. мы имеем дело с написанием ке- вместо ожидаемого це-, подобное написание может опосредованно указывать на отсутствие в говоре 2-го переходного смягчения заднеязычных. Известно, что в русском языке переход начального *к > ц перед гласными переднего ряда наблюдается в пяти корнях: цевка, цедить, целый, цена, цеп; 3 корня из этих 5 представлены в современных северо-западных говорах с начальным к [Глускина:

27]. Слово четверик, естественно, не попадает в этот список, однако произношение его с [кТ] может объясняться аналогией, так что мы предполагаем, что в шенкурских говорах XVII в. слова цеп, цевка и прочие произносились с начальным [кТ], вместо [ц]. В современных архангельских говорах отмечены слова без эффекта 2-й палатализации: ке вка, кеж, кежь, ке пы, ке ли ть [СРНГ]; А. А. Зализняк замечает, что такие слова встречаются лишь на основной территории древней Новгородской земли (Зализняк 1986: 113).

Итак, шенкурский диалект XVII в. сохраняет некоторые древние фонетические явления, а материал рукописей из Важского Богословского монастыря позволяет подтвердить тезис о происхождении архангельских говоров от новгородских и уточнить, что шенкурские земли заселялись, вероятно, выходцами из западной части новгородских земель (предположительно псковичами).

Гецова - Гецова О. Г. Диалектные различия русских архангельских говоров и их лингвогеографическая характеристика // Вопросы русского языкознания. Вып. 7. Русские диалекты: история и современность. М., 1997.

Глускина - Глускина С. М. О второй палатализации заднеязычных согласных в русском языке (на материале северо-западных говоров) // Псковские говоры II. Псков, Грандилевский - Грандилевский А. Родина Михаила Васильевича Ломоносова. Областной крестьянский говор // Сборник ОРЯС. АН. Т. 83. № 5. 1907.

Зализняк 1986 - Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977Ц1983 гг.). М., 1986.

Зализняк 1993 - Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984Ц1989 гг.). М., 1993.

Зализняк 1995 - Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995.

Копосов - Копосов Л. Ф. Фонетика вологодских говоров XVIЦXVII веков // Уч. зап.

Моск. обл. пед. ин-та. Т. 204. Вып. 14. М., 1967.

Мансикка - Мансикка В. О говоре Шенкурского уезда Архангельской губернии // Известия ОРЯС. 1912. Т. 17. Кн. 2.

Обнорский - Обнорский С. П. Избранные работы по русскому языку. М., 1960.

Соболевский - Соболевский А. И. Важная особенность старого псковского говора // Русск. филол. вестник. 1909. Т. 62. № 3Ц4.

СРЯ - Словарь русского языка XIЦXVII веков. Т. 8. М., 1981.

СРНГ - Словарь русских народных говоров. Т. 13. Л., 1991.

Четверик - единица объема сыпучих тел, см. далее в той же рукописи: Еда четверикъ жита [2/80 - 12].

40 Сравнительная и историческая фонетика и грамматика Ф. Р. Минлос (Москва) Линейное положение притяжательных местоимений в славянских языках Во всех славянских языках существуют согласуемые притяжательные местоимения первого и второго лица, а также возвратные притяжательные местоимения (мой, твой, свой). В качестве поссессивной формы для третьего лица одни славянские языки используют формы родительного падежа личных местоимений (вроде русского его), а другие используют согласуемые формы (вроде рус.

диалектного евонный), которые не являются общеславянскими. Кроме того, в болгарском и македонском в той же функции употребляются клитические формы местоимения (ми, ти, си и т. д.); они всегда стоят в постпозиции, и их линейное положение не может быть предметом изучения.

В некоторых случаях линейное положение согласуемых и несогласуемых местоимений разнится. В древнерусских и старовеликорусских памятниках несогласуемые поссессивы чаще находились в постпозиции, чем согласуемые.

Это выглядит вполне естественным: они стояли там же, где и другие генитивы (генитивы - в отличие от современного языка - могли стоять в препозиции, но такое положение было всё-таки значительно менее частотным). С другой стороны, некоторые старочешские деловые тексты демонстрируют обратное распределение (так, в бумагах из архива господина Олджиха из Розенберка согласуемые местоимения находятся в препозиции примерно в половине примеров, а несогласуемые - почти в 85% примеров). Этот факт еще требует объяснения, но можно сделать следующий вывод: различие линейного порядка согласуемых и несогласуемых местоимений - отдельная нетривиальная тема, но так как они ведут себя по-разному, их анализ правильнее разделить. В настоящем докладе анализируются только согласуемые притяжательные местоимения.

В литературе высказывалось мнение, что положение притяжательного местоимения в какой-то степени определяется значением категории лица (т. е.

что положение мой может отличаться от положения твой) или от возвратности (т. е. свой может отличаться от мой и твой). Возможно, некоторые корреляции такого рода существуют, однако они не очень значительны, и далее мы анализируем все согласуемые притяжательные местоимения (в том числе и новообразования вроде серб. Ьегов) вместе.

Такую работу можно разделить на два направления:

Ц изучение количественного соотношения препозиции и постпозиции в разных славянских идиомах;

Ц изучение языковых параметров, с которыми коррелирует положение атрибута. Кроме выявления параметров, сюда входит их ранжирование (т. е. выяснение того, какой параметр сильнее в случае конфликта) и оценка силы параметров (сила параметра выражается в настоящем докладе как конкретное число).

Сравнительно-историческое изучение параметров, которые влияют на положение притяжательного местоимения, может привести, в частности, к реСравнительная и историческая фонетика и грамматика конструкции некоторых из этих параметров для праславянского языка. Такая реконструкция может быть основана на согласованных показаниях славянских языков разных групп (другим возможным основанием может быть индоевропейское сравнение, но эта возможность достаточно гипотетична из-за недостатка индоевропейских данных).

Параметры, которые можно выделить для линейного порядка, будут подробнее рассмотрены в выступлении.

В настоящих тезисах, из-за недостатка места, оказывается возможным только обрисовать проблематику количественного соотношения двух порядков в славянских языках.

В живых славянских языках (кроме церковнославянского, если его можно считать живым) притяжательные местоимения обычно стоят в препозиции. В неподготовленной устной речи, о предварительным данным, притяжательные местоимения употребляются в постпозиции в 10Ц20% случаев. В частности, такие данные получила в результате обследования опубликованных материалов по русской разговорной речи Сара Тёрнер (профессор университета Ватерлоо в Канаде). Сходные результаты были получены мною на материале некоторых опубликованных славянских диалектных текстов: сербских диалектов окрестностей Белграда (15%), словацких текстов района Оравы (20%, но если убрать застывшее выражение boe mu oj, получается 12%), окрестностей города Тренчин (25%, но материал менее репрезентативный).

Косвенное свидетельство о доле постпозиции в устной форме древнерусского языка дают берестяные грамоты, в которых примерно одинаковое количество примеров с препозицией и постпозицией притяжательного местоимения.

В большинстве старославянских и церковнославянских текстов препозиция притяжательного местоимения составляла небольшую долю примеров. Количественное соотношение дух порядков в старославянских памятниках описал Радослав Вечерка. Наиболее постпозитивными являются переводы Нового Завета и Псалмов (базовые церковные тексты), в других памятниках была возможна значительно большая доля отклонений. Такой порядок в основном продиктован линейным порядком в греческих оригиналах (на самом деле, старославянские переводчики генерализовали греческую постпозицию, и редкие случаи препозиции в греческом часто передавали постпозицией).

Максимальный контраст с евангельскими текстами составляют светские деловые тексты православных стран: в них согласуемые притяжательные местоимения обычно находятся в препозиции. Так, в древнерусских юридических текстах (в Русской правде и в смоленских торговых договорах) препозиция составляет примерно 80%. Препозицию, достаточно последовательно представленную в подобных текстах, можно считать реализацией нейтрального порядка. Тогда более широкое использование постпозиции в берестяных грамотах - свидетельство более свободного использования инверсии в соответствующем регистре.

Многие светские славянские тексты католических стран (а также Великого княжества Литовского, которое нельзя однозначно отнести к католическим стра42 Сравнительная и историческая фонетика и грамматика нам) демонстрируют превалирование постпозиции притяжательного местоимения. По всей видимости, это обусловлено влиянием латинского синтаксиса.

Показательно, что средневековые хорватские грамоты отличаются большей долей постпозиции от сербских грамот.

Таким образом, изучение соотношения двух линейных порядков в разных славянских идиомах позволяет, в частности, изучить вопрос о проницаемости линейного порядка для иноязычного влияния. Для славянских языков естественна достаточно высокая доля препозиции атрибутов (в том числе и притяжательных местоимений). Поэтому иноязычное влияние можно обнаружить в тех идиомах, в которых распространяется постпозиция. На материале притяжательных местоимений особенно легко продемонстрировать, что греческий (через посредство старославянского) и латынь обусловили преимущественное использование постпозиции в определенных регистрах славянской письменности, соответственно, православных и католических стран. Вероятно, обычное положение атрибута легко усваивается при языковых контактах. Так, для болгарских диалектов на территории Румынии характерна постпозиция атрибутов, как в румынском и других романских языках, в то время как в большинстве собственно болгарских диалектов атрибуты обычно стоят в препозиции.

Кроме того, практический интерес представляет тот факт, что соотношение двух порядков может быть различительным признаком фрагментов текста - например, крайне редкое использование препозиции отличает галицкую часть Галицко-Волынской летописи от волынской части.

Йоханнес Райнхарт (Вена) Севернославянские местоименные формы tob, sob и предыстория славянских личных местоимений В восточно- и западнославянских языках формы дательного и местного падежей личного местоимения второго лица единственного числа и возвратного местоимения отличаются от соответствующих форм южнославянских языков.

Восточно- и западнославянские местоимения имеют форму tob, sob, южнославянские - teb, seb. Формы tob, sob надежно засвидетельствованы в восточно- и западнославянских (= севернославянских) языках: др.-рус. тобъ, собъ, укр. тоб, соб, белор. табе, сабе, (др.-)пол. tobie, sobie, (др.-)чеш. tob, sob.

Современный русский, словацкий язык, серболужицкие и вымерший полабский язык по аналогии с формами родительного и винительного падежей развили новые формы: рус. тебе, себе, слц. tebe, sebe, в.-луж. tebi, sebi, н.-луж.

tebje, sebje, полаб. tib, sbe/sib.

Pages:     | 1 |   ...   | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |   ...   | 81 |    Книги по разным темам