ПА МЯ ТН ИК И ЛИ ТЕ РАТУР Ы ПА МЯ ТН ИК И ЛИ ТЕ РАТУР Ы Владимръ Набоковъ Отчаяне ImWerdenVerlag Mnchen 2007 й 1936 by Vladimir Nabokov й
de - некоммерческое электронное издание, 2007 Текстъ подготовленъ для некоммерческаго распространеня Сергемъ Виницкимъ по репринтному изданю:
Ardis, Ann Arbor, 1978. Оригинальное издане: Петрополисъ, Берлинъ, 1936. Дополнительная вычитка:
Александръ Свирилинъ.
ГЛАВА .
Если бы я не былъ совершенно увренъ въ своей писательской сил, въ чудной своей способности выражать съ предльнымъ изящен ствомъ и живостью Ч Ч Такъ, примрно, я полагалъ начать свою повсть. Дале я обратилъ бы внимане читателя на то, что, не будь во мн этой силы, способности и прочаго, я бы не только отказался отъ описываня недавнихъ событй, но и вообще нечего было бы описывать, ибо, дорогой читатель, не случилось бы ничего. Это глупо, но зато ясно.
Лишь дару проникать въ измышленя жизни, врожденной склонности къ непрерывному творчеству я обязанъ тмъ Ч Ч Тутъ я сравнилъ бы нарушителя того закона, который запрещаетъ проливать красненькое, съ поэтомъ, съ артистомъ... Но, какъ говаривалъ мой бдный вша, философя выдумка богачей. Долой.
Я, кажется, попросту не знаю, съ чего начать. Смшонъ пожилой человкъ, который бгомъ, съ прыгающими щеками, съ ршительнымъ топотомъ, догналъ {5} послднй автобусъ, но боится вскочить на ходу, и виновато улыбаясь, еще труся по инерци, отстаетъ. Неужто не смю вскочить? Онъ воетъ, онъ ускоряетъ ходъ, онъ сейчасъ уйдетъ за уголъ, непоправимо, Ч могучй автобусъ моего разсказа. Образъ довольно грон моздкй. Я все еще бгу.
Покойный отецъ мой былъ ревельскй нмецъ, по образованю агрономъ, покойная мать Ч чисто-русская. Стариннаго княжескаго рода. Да, въ жарке тне дни она, бывало, въ сиреневыхъ шелкахъ, томная, съ веромъ въ рук, полулежала въ качалк обмахиваясь, кушала шоколадъ, и наливались снокоснымъ втромъ лиловые паруса спущенныхъ шторъ. Во время войны меня, нмецкаго подданнаго, интернировали, Ч я только-что поступилъ въ петербургскй универсин тетъ, пришлось все бросить. Съ конца четырнадцатаго до середины девятнадцатаго года я прочелъ тысяча восемнадцать книгъ, Ч велъ счетъ. Проздомъ въ Германю я на три мсяца застрялъ въ Москв и тамъ женился. Съ двадцатаго года проживалъ въ Берлин. Девятаго мая тридцатаго года, уже переваливъ лично за тридцать пять Ч Ч Маленькое отступлене: насчетъ матери я совралъ. По настоящему она была дочь мелкаго мщанина, Ч простая, грубая женщина въ грязн ной кацавейк. Я могъ бы, конечно, похерить выдуманную исторю съ веромъ, но я нарочно оставляю ее, какъ образецъ одной изъ главныхъ моихъ чертъ: легкой, вдохновенной живости. Итакъ, говорю я, девятаго мая тридцатаго года я былъ по длу въ Праг. Дло было шоколадное.
Шоколадъ Ч хорошая вещь. Есть барышни, которыя {6} любятъ только горькй сортъ, Ч надменныя лакомки. Не понимаю, зачмъ беру такой тонъ.
У меня руки дрожатъ, мн хочется заорать или разбить что нибудь, грохнуть чмъ-нибудь объ полъ... Въ такомъ настроени невозн можно вести плавное повствоване. У меня сердце чешется, Ч ужасное ощущене. Надо успокоиться, надо взять себя въ руки. Такъ нельзя.
Спокойстве. Шоколадъ, какъ извстно, (представьте себ, что слдуетъ описане его производства). На обертк нашего товара изображена дама въ лиловомъ, съ веромъ. Мы предлагали иностранной фирм, скатын вавшейся въ банкротство, перейти на наше производство для обслужин ваня Чехи, Ч поэтому-то я и оказался въ Праг. Утромъ девятаго мая я, изъ гостиницы, въ таксомотор отправился Ч Ч Все это скучно докладывать, убйственно скучно, Ч мн хочется поскоре добраться до главнаго, Ч но вдь полагается же кое-что предварительно объяснить.
Словомъ, Ч контора фирмы была на окраин города, и я не засталъ кого хотлъ, сказали, что онъ будетъ черезъ часъ, наврное...
Нахожу нужнымъ сообщить читателю, что только-что былъ длинн ный перерывъ, Ч успло зайти солнце, опаляя по пути палевыя облака надъ горой, похожей на Фузяму, Ч я просидлъ въ какомъ-то тягостн номъ изнеможени, то прислушиваясь къ шуму и уханю втра, то рисуя носы на поляхъ, то впадая въ полудремоту, Ч и вдругъ содрагаясь... и снова росло ощущене внутренняго зуда, нестерпимой щекотки, Ч и такое безволе, такая пустота. Мн стоило большого усиля зажечь лампу и вставить новое перо, Ч старое {7} расщепилось, согнулось и теперь смахивало на клювъ хищной птицы. Нтъ, это не муки творчен ства, это Ч совсмъ другое.
Значитъ, не засталъ, и сказали, что черезъ часъ. Отъ нечего длать я пошелъ погулять. Былъ продувной день, голубой, въ яблокахъ;
втеръ, дальнй родственникъ здшняго, леталъ по узкимъ улицамъ;
облака то и дло сметали солнце, и оно показывалось опять какъ монета фокусника. Въ сквер, гд катались инвалиды въ колясочкахъ, бушен вала сирень. Я глядлъ на вывски, находилъ слово, таившее понятный корень, но обросшее непонятнымъ смысломъ. Пошелъ наугадъ, размахин вая руками въ новыхъ желтыхъ перчаткахъ, и вдругъ дома кончились, распахнулся просторъ, показавшйся мн вольнымъ, деревенскимъ, весьма заманчивымъ. Миновавъ казарму, передъ которой солдатъ выван живалъ блую лошадь, я зашагалъ уже по мягкой, липкой земл, дрон жали на втру одуванчики, мллъ на солнцепек у забора дырявый сапожокъ. Впереди великолпный крутой холмъ поднимался стной въ небо. Ршилъ на него взобраться. Великолпе его оказалось обманомъ.
Среди низкорослыхъ буковъ и бузины вилась вверхъ зигзагами ступенн чатая тропинка. Казалось, вотъ-вотъ сейчасъ дойду до какой-то чудной глухой красоты, но ея все не было. Эта растительность, нищая и неказин стая, меня не удовлетворяла, кусты росли прямо на голой земл, и все было загажено, бумажонки, тряпки, отбросы. Со ступеней тропинки, проложенной очень глубоко, некуда было свернуть;
изъ земляныхъ стнъ по бокамъ, какъ пружины изъ ветхой мебели, торчали корни и клочья гнилого мха. Когда я наконецъ дошелъ {8} доверху, тамъ оказан лись кривые домики, да на веревк надувались мнимой жизнью подштанн ники.
Облокотясь на узловатыя перила, я увидлъ внизу одернутую легн кой поволокой Прагу, мрющя крыши, дымящя трубы, дворъ казармы, крохотную блую лошадь. Ршилъ вернуться другимъ путемъ и сталъ спускаться по шоссейной дорог, которую нашелъ за домишками.
Единственной красотой ландшафта былъ вдали, на пригорк, окруженн ный голубизной неба круглый, румяный газоемъ, похожй на испон линскй футбольный мячъ. Я покинулъ шоссе и пошелъ опять вверхъ, по рдкому бобрику травы. Унылыя, безплодныя мста, грохотъ грузовика на покинутой мною дорог, навстрчу грузовику Ч телга, потомъ велосипедистъ, потомъ въ гнусную радугу окрашенный автомобиль фабрики лаковъ.
Нкоторое время я глядлъ со ската на шоссе;
повернулся, пошелъ дальше, нашелъ что-то врод тропинки между двухъ лысыхъ горбовъ и поискалъ глазами гд бы приссть отдохнуть. Поодаль, около терновыхъ кустовъ, лежалъ навзничь, раскинувъ ноги, съ картузомъ на лиц, человкъ. Я прошелъ было мимо, но что-то въ его поз странно привлекло мое внимане, Ч эта подчеркнутая неподвижность, мертво раздвинутыя колни, деревянность полусогнутой руки. Онъ былъ въ обшарканныхъ плисовыхъ штанахъ и темномъ пиджачк.
Глупости, Ч сказалъ я себ, Ч онъ спитъ, онъ просто спитъ.
Чего буду соваться, разглядывать. И все же я подошелъ и носкомъ моего изящнаго ботинка брезгливо скинулъ съ его лица картузъ.
Оркестръ, играй тушъ! Или лучше: дробь барабана, {9} какъ при задыхающемся акробатическомъ трюк! Невроятная минута. Я усон мнился въ дйствительности происходящаго, въ здравости моего разн судка, мн сдлалось почти дурно Ч честное слово, Ч я слъ рян домъ, Ч дрожали ноги. Будь на моемъ мст другой, увидь онъ, что увидлъ я, его бы можетъ быть прежде всего охватилъ гомерическй смхъ. Меня же ошеломила таинственность увидннаго. Я глядлъ, Ч и все во мн какъ-то срывалось, летало съ какихъ-то десятыхъ этажей. Я смотрлъ на чудо. Чудо вызывало во мн нкй ужасъ своимъ совершенн ствомъ, безпричинностью и безцльностью.
Тутъ, разъ я уже добрался до сути и утолилъ зудъ, не лишнее, пожалуй, слогу своему приказать: вольно Ч потихоньку повернуть вспять и установить, какое же настроене было у меня въ то утро, о чемъ я размышлялъ, когда, не заставь контрагента, пошелъ погулять, ползъ на холмъ, глядлъ вдаль, на облый румянецъ газоема среди втренной синевы майскаго дня. Вернемся, установимъ. Вотъ, безъ цли еще, я блуждаю, я еще никого не нашелъ. О чемъ я, въ самомъ дл, думалъ?
То-то и оно, что ни о чемъ. Я былъ совершенно пустъ, какъ прозрачный сосудъ, ожидающй неизвстнаго, но неизбжнаго содержаня. Дымка какихъ-то мыслей, Ч о моемъ дл, о недавно пробртенномъ автомон бил, о различныхъ свойствахъ тхъ мстъ, которыми я шелъ, Ч дымка этихъ мыслей витала вн меня, а если что и звучало въ просторной моей пустот, то лишь невнятное ощущене какой-то силы, влекущей меня.
Одинъ умный латышъ, котораго я знавалъ въ девятнадцатомъ году въ Москв, сказалъ мн однажды, что безпричинная задумчивость, {10} иногда обволакивающая меня, признакъ того, что я кончу въ сумасшедн шемъ дом. Конечно, онъ преувеличивалъ, Ч я за этотъ годъ хорошо испыталъ необыкновенную ясность и стройность того логическаго зодчен ства, которому предавался мой сильно развитый, но вполн нормальный разумъ. Интуитивныя игры, творчество, вдохновене, все то возвышенн ное, что украшало мою жизнь, можетъ, допустимъ, показаться профану, пускай умному профану, предисловемъ къ невинному помшательству.
Но успокойтесь, я совершенно здоровъ, тло мое чисто какъ снаружи, такъ и внутри, поступь легка, я не пью, курю въ мру, не развратничаю.
Здоровый, прекрасно одтый, очень моложавый, я блуждалъ по только что описаннымъ мстамъ, Ч и тайное вдохновене меня не обмануло, я нашелъ то, чего безсознательно искалъ. Повторяю, невроятная минута.
Я смотрлъ на чудо, и чудо вызывало во мн нкй ужасъ своимъ соверн шенствомъ, безпричинностью, безцльностью, но быть можетъ уже тогда, въ ту минуту, разсудокъ мой началъ пытать совершенство, добин ваться причины, разгадывать цль.
Онъ сильно потянулъ носомъ, зыбь жизни побжала по лицу, чудо слегка замутилось, но не ушло. Затмъ онъ открылъ глаза, покосился на меня, приподнялся и началъ, звая и все недозвывая, скрести обими руками въ жирныхъ русыхъ волосахъ.
Это былъ человкъ моего возраста, долговязый, грязный, дня три не брившйся;
между нижнимъ краемъ воротничка (мягкаго, съ двумя петельками спереди для несуществующей булавки) и верхнимъ краемъ рубашки розовла полоска кожи. Тощй конецъ вязанаго галстука свн сился на бокъ, и на груди не {11} было ни одной пуговицы. Въ петлиц пиджака увядалъ пучекъ блдныхъ фалокъ, одна выбилась и висла головкой внизъ. Подл лежалъ грушевидный заплечный мшокъ съ ремн нями, подлеченными веревкой. Я разсматривалъ бродягу съ неизъяснин мымъ удивленемъ, словно это онъ такъ нарядился нарочно, ради прон стоватаго маскарада.
Папироса найдется? Ч спросилъ онъ по-чешски, неожиданно низкимъ, даже солиднымъ голосомъ и сдлалъ двумя разставленными пальцами жестъ куреня.
Я протянулъ ему мою большую кожаную папиросницу, ни на мгнон вене не спуская съ него глазъ. Онъ пододвинулся, опершись ладонью оземь. Тмъ временемъ я осмотрлъ его ухо и впалый високъ.
Нмецкя, Ч сказалъ онъ и улыбнулся, Ч показавъ десны;
это меня разочаровало, но къ счастью улыбка тотчасъ исчезла (мн теперь не хотлось разставаться съ чудомъ).
Вы нмецъ? Ч спросилъ онъ по-нмецки, вертя, уплотняя папин росу.
Я отвтилъ утвердительно и щелкнулъ передъ его носомъ зажин галкой. Онъ жадно сложилъ ладони куполомъ надъ мятущимся маленьн кимъ пламенемъ. Ногти Ч черно-сине, квадратные.
Я тоже нмецъ, Ч сказалъ онъ, выпустивъ дымъ, Ч то-есть, мой отецъ былъ нмецъ, а мать изъ Пильзена, чешка.
Я все ждалъ отъ него взрыва удивленя, Ч можетъ быть гомеричен скаго смха, Ч но онъ оставался невозмутимъ. Уже тогда я понялъ, какой это оболтусъ. {12} Да, я выспался, Ч сказалъ онъ самому себ съ тупымъ удовлен творенемъ и смачно сплюнулъ.
Я спросилъ: Вы что Ч безъ работы? Скорбно закивалъ и опять сплюнулъ. Всегда удивляюсь тому, сколько слюны у простого народа.
Я могу больше пройти, чмъ мои сапоги, Ч сказалъ онъ, глядя на свои ноги. Обувь у него была, дйствительно, неважная.
Медленно перевалившись на животъ и глядя вдаль, на газоемъ, на жаворонка, поднявшагося съ межи, онъ мечтательно проговорилъ:
Въ прошломъ году у меня была хорошая работа въ Саксони, неподалеку отъ границы. Садовничалъ Ч что можетъ быть лучше?
Потомъ работалъ въ кондитерской. Мы каждый день съ товарищемъ посл работы переходили границу, чтобы выпить по кружк пика.
Девять верстъ туда и столько же обратно, оно въ Чехи дешевле. А одно время я игралъ на скрипк, и у меня была блая мышь.
Теперь поглядимъ со стороны, Ч но такъ, мимоходомъ, не всматн риваясь въ лица, не всматриваясь, господа, Ч а то слишкомъ удивитесь.
А впрочемъ все равно, Ч посл всего случившагося я знаю, увы, какъ плохо и пристрастно людское зрне. Итакъ: двое рядомъ на чахлой трав. Прекрасно одтый господинъ, хлопающй себя желтой перчаткой по колну, и разсянный бродяга, лежащй ничкомъ и жалующйся на жизнь. Жесткй трепетъ терновыхъ кустовъ, бгущя облака, майскй день, вздрагивающй отъ втра, какъ вздрагиваетъ лошадиная кожа, дальнй грохотъ грузовика со стороны шоссе, голосокъ жаворонка въ неб. {13} Бродяга говорилъ съ перерывами, изрдка сплевывая. То да сё, то да сё... Меланхолично вздыхалъ. Лежа ничкомъ, отгибалъ икры къ заду и опять вытягивалъ ноги.
Послушайте, Ч не вытерплъ я, Ч неужели вы ничего не замчаете? Перевернулся, слъ. Въ чемъ дло? Ч спросилъ онъ, и на его лиц появилось выражене хмурой подозрительности.
Я сказалъ: Ты, значитъ, слпъ.
Секундъ десять мы смотрли другъ другу въ глаза. Я медленно поднялъ правую руку, но его шуйца не поднялась, а я почти ожидалъ этого. Я прищурилъ вый глазъ, но оба его глаза остались открытыми.
Я показалъ ему языкъ. Онъ пробормоталъ опять: Въ чемъ дло, въ чемъ дло? Было у меня зеркальце въ карман. Я его далъ ему. Еще только беря его, онъ всей пятерней мазнулъ себя по лицу, взглянулъ на ладонь, но ни крови, ни грязи не было. Посмотрлся въ блестящее стекло.
Пожалъ плечами и отдалъ.
Мы же съ тобой, болванъ, Ч крикнулъ я, Ч мы же съ тобой Ч ну разв, болванъ, не видишь, ну посмотри на меня хорошенько... Я привлекъ его голову къ моей, високъ къ виску, въ зеркальц запрыгали и поплыли наши глаза.
Онъ снисходительно сказалъ: Богатый на бдняка не похожъ, Ч но вамъ видне... Вотъ помню на ярмарк двухъ близнецовъ, это было въ август двадцать шестого года или въ сентябр, нтъ, кажется, въ август. Такъ тамъ дйствительно Ч ихъ нельзя было {14} отличить другъ отъ друга. Предлагали сто марокъ тому, кто найдетъ примту.
Хорошо, говоритъ рыжй Фрицъ, и бацъ одному изъ близнецовъ въ ухо.
Смотрите, говоритъ, у этого ухо красное, а у того нтъ, давайте сюда ваши сто марокъ. Какъ мы смялись! Его взглядъ скользнулъ по дорогой блдно-срой матери моего костюма, побжалъ по рукаву, споткнулся о золотые часики на кисти.
А работы у васъ для меня не найдется? Ч освдомился онъ, склонивъ голову на бокъ.
Отмчу, что онъ первый, не я, почуялъ масонскую связь нашего сходства, а такъ какъ установлене этого сходства шло отъ меня, то я находился, по его безсознательному расчету, въ тонкой отъ него зависин мости, точно мимикрирующимъ видомъ былъ я, а онъ Ч образцомъ.
Всякй, конечно, предпочитаетъ, чтобы сказали: онъ похожъ на васъ, Ч а не наоборотъ: вы на него. Обращаясь ко мн съ просьбой, этотъ мелкй мошенникъ испытывалъ почву для будущихъ требованй. Въ его туманн номъ мозгу мелькала, можетъ быть, мысль, что мн полагается быть ему благодарнымъ за то, что онъ существованемъ своимъ щедро даетъ мн возможность походить на него. Наше сходство казалось мн игрой чудесныхъ силъ. Онъ въ нашемъ сходств усматривалъ участе моей воли. Я видлъ въ немъ своего двойника, то-есть существо, физически равное мн, Ч именно это полное равенство такъ мучительно меня волн новало. Онъ же видлъ во мн сомнительнаго подражателя. Подчеркин ваю однако туманность этихъ его мыслей. По крайней тупости своей онъ, разумется, не понялъ бы моихъ комментаревъ къ нимъ. {15} Въ настоящее время ничмъ помочь теб не могу, Ч отвтилъ я холодно, Ч но дай мн свой адресъ. Я вынулъ записную книжку и серебряный карандашъ.
Онъ усмхнулся: Не могу сказать, чтобы у меня сейчасъ была вилла. Лучше спать на сновал, чмъ въ су, но лучше спать въ су, чмъ на скамейк.
А все-таки, Ч сказалъ я, Ч гд въ случа чего можно тебя найти? Онъ подумалъ и отвтилъ: Осенью я наврное буду въ той деревн, гд работалъ прошлой осенью. Вотъ на тамошнй почтамтъ и адресуйте. Неподалеку отъ Тарница. Дайте, запишу.
Его имя оказалось: Феликсъ, что значитъ счастливый. Фамилю, читатель, теб знать незачмъ. Почеркъ неуклюжй, скрипящй на повон ротахъ. Писалъ онъ вой рукой.
Мн было пора уходить. Я далъ ему десять кронъ. Снисходительно осклабясь, онъ протянулъ мн руку, оставаясь при этомъ въ полулежан чемъ положени.
Я быстро пошелъ къ шоссе. Обернувшись, я увидлъ его темную, долговязую фигуру среди кустовъ: онъ лежалъ на спин, перекинувъ ногу на ногу и подложивъ подъ темя руки. Я почувствовалъ вдругъ, что ослаблъ, прямо изнемогъ, кружилась голова, какъ посл долгой и мерзн кой орги. Меня сладко и мутно волновало, что онъ такъ хладнокровно, будто невзначай, въ разсяни, прикарманилъ серебряный карандашъ.
Шагая по обочин, я время отъ времени прикрывалъ глаза и едва не попалъ въ канаву. Потомъ, въ контор, среди длового разговора меня такъ и подмывало вдругъ сообщить моему собесднику: Со мною случин лась невроятная вещь. Представьте себ... {16} Но я ничего не сказалъ и этимъ создалъ прецедентъ тайны. Когда я наконецъ вернулся къ себ въ номеръ, то тамъ, въ ртутныхъ тняхъ, обрамленный курчавой бронн зой, ждалъ меня Феликсъ. Съ серьезнымъ и блднымъ лицомъ онъ подон шелъ ко мн вплотную. Былъ онъ теперь чисто выбритъ, гладко зачесанн ные назадъ волосы, блдно срый костюмъ, сиреневый галстукъ. Я вынулъ платокъ, онъ вынулъ платокъ тоже. Перемире, переговоры...
Пыль предмстья набилась мн въ ноздри. Сморкаясь, я прислъ на край постели, продолжая смотрться въ олакрезъ. Помню, что мелке признаки бытя, Ч щекотка въ носу, голодъ, и потомъ рыжй вкусъ шнин целя въ ресторан, Ч странно меня занимали, точно я искалъ и нахон дилъ (и все-таки слегка сомнвался) доказательства тому, что я Ч я, что я (средней руки комерсантъ съ замашками) дйствительно нахожусь въ гостиниц, обдаю, думаю о длахъ и ничаго не имю общаго съ брон дягой, валяющимся сейчасъ гд-то за-городомъ, подъ кустомъ. И вдругъ снова у меня сжималось въ груди отъ ощущеня чуда. Вдь этотъ человкъ, особенно когда онъ спалъ, когда черты были неподвижны, являлъ мн мое лицо, мою маску, безупречную и чистую личину моего трупа, Ч я говорю, трупа только для того, чтобы съ предльной яснон стью выразить мою мысль, Ч какую мысль? Ч а вотъ какую: у насъ были тождественныя черты, и въ совершенномъ поко тождество это достигало крайней своей очевидности, Ч а смерть это покой лица, худон жественное его совершенство: жизнь только портила мн двойника: такъ втеръ туманитъ счасте Нарцисса, такъ входитъ ученикъ въ отсутстве художника и непрошенной {17} игрой лишнихъ красокъ искажаетъ мастеромъ написанный портретъ. И еще я думалъ о томъ, что именно мн, особенно любившему и знавшему свое лицо, было легче, чмъ друн гому, обратить внимане на двойника, Ч вдь не вс такъ внимательны, вдь часто бываетъ, что говоришь какъ похожи! о двухъ знакомыхъ между собою людяхъ, которые не подозрваютъ о подоби своемъ (и стали бы отрицать его не безъ досады, ежели его имъ открыть). Возможн ность, однако, такого совершеннаго сходства, какое было между мной и Феликсомъ, никогда прежде мною не предполагалась. Я видалъ схожихъ братьевъ, соутробниковъ, я видалъ въ кинематограф двойниковъ, то есть актера въ двухъ роляхъ, Ч какъ и въ нашемъ случа, наивно подн черкивалась разница общественнаго положеня: одинъ непремнно бденъ, а другой состоятеленъ, одинъ Ч бродяга въ кепк, съ расхрин станной походкой, а другой Ч солидный буржуа съ автомобилемъ, Ч какъ будто и впрямь чета схожихъ бродягъ или чета схожихъ джентльн меновъ мене поражала бы воображене. Да, я все это видалъ, Ч но сходство близнецовъ испорчено штампомъ родственности, а фильмовый актеръ въ двухъ роляхъ никого не обманываетъ, ибо если онъ и появн ляется сразу въ двухъ лицахъ, то чувствуешь поперекъ снимка линю склейки. Въ данномъ же случа не было ни анеми близнячества (кровь пошла на двоихъ), ни трюка иллюзониста.
Я желаю во чтобы то ни стало, и я этого добьюсь, убдить всхъ васъ, заставить васъ, негодяевъ, убдиться, Ч но боюсь, что по самой природ своей, слово не можетъ полностью изобразить сходство двухъ {18} человческихъ лицъ, Ч слдовало бы написать ихъ рядомъ не слон вами, а красками, и тогда зрителю было бы ясно, о чемъ идетъ рчь.
Высшая мечта автора: превратить читателя въ зрителя, Ч достигается ли это когда-нибудь? Блдные организмы литературныхъ героевъ, питан ясь подъ руководствомъ автора, наливаются живой читательской крон вью;
генй писателя состоитъ въ томъ, чтобы дать имъ способность ожить благодаря этому питаню и жить долго. Но сейчасъ мн нужна не литература, а простая, грубая наглядность живописи. Вотъ мой носъ, Ч крупный, свернаго образца, съ крпкой костью и почти прямоугольной мякиной. Вотъ его носъ, Ч точь-въ-точь такой же. Вотъ эти дв рзкя бороздки по сторонамъ рта и тонкя, какъ бы слизанныя губы. Вотъ он и у него. Вотъ скулы... Но это Ч паспортный, ничего не говорящй перен чень чертъ, и въ общемъ ерундовая условность. Кто-то когда-то мн сказалъ, что я похожъ на Амундсена. Вотъ онъ тоже похожъ на Амундн сена. Но не вс помнятъ Амундсеново лицо, я самъ сейчасъ плохо помню. Нтъ, ничего не могу объяснить.
Жеманничаю. Знаю, что доказалъ. Все обстоитъ великолпно.
Читатель, ты уже видишь насъ. Одно лицо! Но не думай, я не стсняюсь возможныхъ недостатковъ, мелкихъ опечатокъ въ книг природы.
Присмотрись: у меня больше желтоватые зубы, у него они тсне, свтле, Ч но разв это важно? У меня на бу надувается жила, какъ недочерченная мысль, но когда я сплю, у меня лобъ такъ же гладокъ, какъ у моего дупликата. А уши... изгибы его раковинъ очень мало измнены противъ моихъ: спрессованы тутъ, разглажены тамъ. Разрзъ глазъ одинаковъ, узке глаза, {19} подтянутые, съ рдкими рснин цами, Ч но они у него цвтомъ блдне. Вотъ, кажется, и вс отличин тельныя примты, которыя въ ту первую встрчу я могъ высмотрть. Въ тотъ вечеръ, въ ту ночь я памятью разсудка перебиралъ эти незначин тельныя погршности, а глазной памятью видлъ, вопреки всему, себя, себя, въ жалкомъ образ бродяги, съ неподвижнымъ лицомъ, съ колючей тнью Ч какъ за-ночь у покойниковъ Ч на подбородк и щекахъ...
Почему я замшкалъ въ Праг? Съ длами было покончено, я свобон денъ былъ вернуться въ Берлинъ. Почему? Почему на другое утро я опять отправился на окраину и пошелъ по знакомому шоссе? Безъ труда я отыскалъ мсто, гд онъ вчера валялся. Я тамъ нашелъ золотой окун рокъ, кусокъ чешской газеты и еще Ч то жалкое, безличное, что незатйливый пшеходъ оставляетъ подъ кустомъ. Нсколько изумрудн ныхъ мухъ дополняло картину. Куда онъ ушелъ, гд провелъ ночь?
Праздные, неразршимые вопросы. Мн стало нехорошо на душ, смутно, тягостно, словно все, что произошло, было недобрымъ дломъ. Я вернулся въ гостиницу за чемоданомъ и поспшилъ на вокзалъ. У выхода на дебаркадеръ стояли въ два ряда низкя, удобныя, по спинному хребту выгнутыя скамейки, тамъ сидли люди, кое-кто дремалъ. Мн подумалось: вотъ сейчасъ увижу его, спящимъ, съ раскрытыми руками, съ послдней уцлвшей фалкой въ петлиц. Насъ бы замтили рядомъ, вскочили, окружили, потащили бы въ участокъ. Почему?
Зачмъ я это пишу? Привычный разбгъ пера? Или въ самомъ дл есть уже преступлене въ томъ, чтобы какъ дв капли крови походить другъ на друга? {20} ГЛАВА .
Я слишкомъ привыкъ смотрть на себя со стороны, быть собственн нымъ натурщикомъ Ч вотъ почему мой слогъ лишенъ благодатнаго духа непосредственности. Никакъ не удается мн вернуться въ свою обон лочку и по старому расположиться въ самомъ себ, Ч такой тамъ безпон рядокъ: мебель переставлена, лампочка перегорла, прошлое мое разон рвано на клочки.
А я былъ довольно счастливъ. Въ Берлин у меня была небольшая, но симпатичная квартира, Ч три съ половиной комнаты, солнечный балконъ, горячая вода, центральное отоплене, жена Лида и горничная Эльза. По сосдству находился гаражъ, и тамъ стоялъ пробртенный мной на выплату, хорошенькй, темно-синй автомон биль, Ч двухмстный. Успшно, хоть и медлительно, росъ на балкон круглый, натуженный, сдовласый кактусъ. Папиросы я покупалъ всен гда въ одной и той же лавк, и тамъ встрчали меня счастливой улыбн кой. Такая же улыбка встрчала жену тамъ, гд покупались масло и яйца. По субботамъ мы ходили въ кафе или кинематографъ. Мы принадн лежали къ сливкамъ мщанства, Ч по крайней мр такъ могло казаться. Однако, по возвращени домой изъ конторы, я не разувался, не ложился на кушетку съ вечерней газетой. Разговоръ мой съ женой не состоялъ исключительно изъ небольшихъ цифръ. Приключеня моего шоколада притягивали мысль не всегда. Мн, признаюсь, была не чужда нкоторая склонность къ богем. Что касается моего отношеня къ новой Росси, то прямо скажу: мннй моей жены я не раздлялъ.
Поняте {21} большевики принимало въ ея крашеныхъ устахъ оттнокъ привычной и ходульной ненависти, Ч нтъ, пожалуй ненан висть слишкомъ страстно сказано, Ч это было что-то домашнее, элен ментарное, бабье, Ч большевиковъ она не любила, какъ не любишь дождя (особенно по воскресенямъ), или клоповъ (особенно въ новой квартир), Ч большевизмъ былъ для нея чмъ-то природнымъ и непрятнымъ, какъ простуда. Обосноване этихъ взглядовъ подразумван лось само собой, толковать ихъ было незачмъ. Большевикъ не вритъ въ Бога, Ч ахъ, какой нехорошй, Ч и вообще Ч хулиганъ и садистъ.
Когда я бывало говорилъ, что коммунизмъ въ конечномъ счет Ч велин кая, нужная вещь, что новая, молодая Росся создаетъ замчательныя цнности, пускай непонятныя европейцу, пускай непремлемыя для обездоленнаго и обозленнаго эмигранта, что такого энтузазма, аскен тизма, безкорыстя, вры въ свое грядущее единообразе еще никогда не знала исторя, Ч моя жена невозмутимо отвчала: Если ты такъ говон ришь, чтобы дразнить меня, то это не мило. Но я дйствительно такъ думаю, т. е. дйствительно думаю, что надобно что-то такое кореннымъ образомъ измнить въ нашей пестрой, неуловимой, запутанной жизни, что коммунизмъ дйствительно создастъ прекрасный квадратный мръ одинаковыхъ здоровяковъ, широкоплечихъ микроцефаловъ, и что въ непрязни къ нему есть нчто дтское и предвзятое, врод ужимки, къ которой прибгаетъ моя жена, напрягаетъ ноздри и поднимаетъ бровь (то-есть даетъ дтскй и предвзятый образъ роковой женщины) всякй разъ, какъ смотрится Ч даже мелькомъ Ч въ зеркало. {22} Вотъ, не люблю этого слова. Страшная штука. Съ тхъ поръ, какъ я пересталъ бриться, онаго не употребляю. Между тмъ упоминане о немъ непрятно взволновало меня, прервало течене моего разсказа.
(Представьте себ, что слдуетъ: исторя зеркалъ.). А есть и кривыя зеркала, зеркала-чудовища;
малйшая обнаженность шеи вдругъ удлин няется, а снизу, навстрчу ей, вытягивается другая, неизвстно откуда взявшаяся марципановая нагота, и об сливаются;
кривое зеркало раздваетъ человка или начинаетъ уплотнять его, и получается человкъ-быкъ, человкъ-жаба, подъ давленемъ неисчислимыхъ зеркальныхъ атмосферъ, Ч а не то тянешься, какъ тсто, и рвешься пополамъ, Ч уйдемъ, уйдемъ, Ч я не умю смяться гомерическимъ смхомъ, Ч все это не такъ просто, какъ вы, сволочи, думаете. Да, я буду ругаться, никто не можетъ мн запретить ругаться. И не имть зеркала въ комнат Ч тоже мое право. А въ крайнемъ случа (чего я, дйствительно, боюсь?) отразился бы въ немъ незнакомый бородачъ, Ч здорово она у меня выросла, эта самая борода, Ч и за такой короткй срокъ, Ч я другой, совсмъ другой, Ч я не вижу себя. Изъ всхъ поръ претъ волосъ. Повидимому внутри у меня были огромные запасы косман тости. Скрываюсь въ естественной чащ, выросшей изъ меня. Мн нечего бояться. Пустая суеврность. Вотъ я напишу опять то слово.
Олакрезъ. Зеркало. И ничего не случилось. Зеркало, зеркало, зеркало.
Сколько угодно, Ч не боюсь. Зеркало. Смотрться въ зеркало. Я это говорилъ о жен. Трудно говорить, если меня все время перебиваютъ.
Она между прочимъ тоже была суеврна. Сухо дерево. {23} Торон пливо, съ ршительнымъ видомъ, плотно сжавъ губы, искала какой нибудь голой, неполированной деревянности, чтобы легонько тронуть ее своими короткими пальцами, съ подушечками вокругъ землянично яркихъ, но всегда, какъ у ребенка, не очень чистыхъ ногтей, Ч поскоре тронуть, пока еще не остыло въ воздух упоминане счастья.
Она врила въ сны, Ч выпавшй зубъ Ч смерть знакомаго, зубъ съ крон вью Ч смерть родственника. Жемчуга это слезы. Очень дурно видть себя въ бломъ плать, сидящей во глав стола. Грязь Ч это богатство, кошка Ч измна, море Ч душевныя волненя. Она любила подолгу и обстоятельно разсказывать свои сны. Увы, я пишу о ней въ прошедшемъ времени. Подтянемъ пряжку разсказа на одну дырочку.
Она ненавидитъ Ллойдъ-Джорджа, изъ-за него, дескать, погибла Росся, Ч и вообще: Я бы этихъ англичанъ своими руками передушин ла. Нмцамъ попадаетъ за пломбированный поздъ (большевичный консервъ, импортъ Ленина). Французамъ: Мн, знаешь, разсказывалъ Ардалонъ, что они держались по-хамски во время эвакуаци. Вмст съ тмъ она находитъ типъ англичанина (посл моего) самимъ красин вымъ на свт, нмцевъ уважаетъ за музыкальность и солидность и лобожаетъ Парижъ, гд какъ то провела со мной нсколько дней. Эти ея убжденя неподвижны, какъ статуи въ нишахъ. Зато ея отношене къ русскому народу продлало все-таки нкоторую эволюцю. Въ дван дцатомъ году она еще говорила: Настоящй русскй мужикъ Ч монарн хистъ!. Теперь она говоритъ: Настоящй русскй мужикъ вымеръ.
Она мало образована и мало наблюдательна. Мы {24} выяснили какъ-то, что слово мистикъ она принимала всегда за уменьшительное, допуская такимъ образомъ существоване какихъ-то настоящихъ, большихъ мистовъ, въ черныхъ тогахъ, что-ли, со звздными лицами.
Единственное дерево, которое она отличаетъ, это береза: наша, молъ, русская. Она читаетъ запоемъ, и все Ч дребедень, ничего не запоминая и выпуская длинныя описаня. Ходитъ по книги въ русскую библотеку, сидитъ тамъ у стола и долго выбираетъ, ощупываетъ, перелистываетъ, заглядываетъ въ книгу бокомъ, какъ курица, высматривающая зерно, Ч откладываетъ, Ч беретъ другую, открываетъ, Ч все это длается одной рукой, не снимая со стола, Ч замтивъ, что открыла вверхъ ногами, поворачиваетъ на девяносто градусовъ, Ч и тутъ же быстро тянется къ той, которую библотекарь готовится предложить другой дам, Ч все это длится больше часа, а чмъ опредляется ея конечный выборъ Ч не знаю, быть можетъ заглавемъ. Однажды я ей привезъ съ вокзала пустян ковый криминальный романъ въ обложк, украшенной краснымъ крен стовикомъ на черной паутин, Ч принялась читать, адски интересно, просто нельзя удержаться, чтобы не заглянуть въ конецъ, Ч но, такъ какъ это все-бы испортило, она, зажмурясь, разорвала книгу по корешку на дв части и заключительную спрятала, а куда Ч забыла, и долго долго искала по комнатамъ ею же сокрытаго преступника, приговаривая тонкимъ голосомъ: Это такъ было интересно, такъ интересно, я умру, если не узнаю.
Она теперь узнала. Эти все объясняющя страницы были хорошо запрятаны, но он нашлись, вс, кром, быть можетъ, одной. Вообще много чего произошло {25} и теперь объяснилось. Случилось и то, чего она больше всего боялась. Изъ всхъ примтъ это была самая жуткая.
Разбитое зеркало. Да, такъ оно и случилось, но несовсмъ обычнымъ образомъ. Бдная покойница!
Ти-ри-бомъ. И еще разъ Ч бомъ! Нтъ, я не сошелъ съ ума, это я просто издаю маленьке радостные звуки. Такъ радуешься, надувъ кого нибудь. А я только-что здорово кого-то надулъ. Кого? Посмотрись, читан тель, въ зеркало, благо ты зеркала такъ любишь.
Но теперь мн вдругъ стало грустно, Ч по-настоящему. Я вспон мнилъ вдругъ такъ живо этотъ кактусъ на балкон, эти синя наши комн наты, эту квартиру въ новомъ дом, выдержанную въ современномъ коробочно - обжулю - пространство - безфинтифлюшечномъ стил, Ч и на фон моей аккуратности и чистоты ералашъ, который всюду сяла Лида, сладкй, вульгарный запахъ ея духовъ. Но ея недостатки, ея свян тая тупость, институтске фурирчики въ подушку, не сердили меня. Мы никогда не ссорились, я никогда не сдлалъ ей ни одного замчаня, Ч какую бы глупость она на людяхъ ни сморозила, какъ бы дурно она ни одлась. Не разбиралась, бдная, въ оттнкахъ: ей казалось, что, если все одного цвта, цль достигнута, гармоня полная, и поэтому она могла нацпить изумрудно-зеленую фетровую шляпу при плать оливн ковомъ или нильской воды. Любила, чтобы все повторялось, Ч если кушакъ черный, то уже непремнно какой-нибудь черный кантикъ или черный бантикъ на ше. Въ первые годы нашего брака она носила блье со швейцарскимъ шитьемъ. Ей ничего не стоило къ воздушному платью надть плотные осенне башмаки, Ч нтъ, тайны гармони ей были совершенно недоступны, {26} и съ этимъ связывалась необычайная ея безалаберность, неряшливость. Неряшливость сказывалась въ самой ея походк: мгновенно стаптывала каблукъ на вой ног. Страшно было заглянуть въ ящикъ комода, Ч тамъ кишли, свившись въ клубокъ, трян почки, ленточки, куски матери, ея паспортъ, обрзокъ молью подъденн наго мха, еще каке-то анахронизмы, напримръ, дамскя гетры Ч однимъ словомъ, Богъ знаетъ что. Частенько и въ царство моихъ аккун ратно сложенныхъ вещей захаживалъ какой-нибудь грязный кружевной платочекъ или одинокй рваный чулокъ: чулки у нея рвались немедленно, Ч словно сгорали на ея бойкихъ икрахъ. Въ хозяйств она не понимала ни аза, гостей принимала ужасно, къ чаю почему-то подан валась въ вазочк наломанная на кусочки плитка молочнаго шоколада, какъ въ бдной провинцальной семь. Я иногда спрашивалъ себя, за что, собственно, ее люблю, Ч можетъ быть, за теплый карй раекъ пушин стыхъ глазъ, за естественную боковую волну въ кое-какъ причесанныхъ каштановыхъ волосахъ, за круглыя, подвижныя плечи, а всего врн не Ч за ея любовь ко мн.
Я былъ для нея идеаломъ мужчины: умница, смльчакъ. Нарядне меня не одвался никто, Ч помню, когда я сшилъ себ новый смокингъ съ огромными панталонами, она тихо всплеснула руками, въ тихомъ изнеможени опустилась на стулъ и тихо произнесла: Ахъ, Германъ... Ч это было восхищене, граничившее съ какой-то райской грустью.
Пользуясь ея доврчивостью, съ безотчетнымъ чувствомъ, быть можетъ, что, украшая образъ любимаго ею человка, иду ей навстрчу, творю доброе, полезное {27} для ея счастья дло, я за десять тъ нашей совмстной жизни навралъ о себ, о своемъ прошломъ, о своихъ приклюн ченяхъ такъ много, что мн самому все помнить и держать наготов для возможныхъ ссылокъ Ч было бы непосильно. Но она забывала все, Ч ея зонтикъ перегостилъ у всхъ нашихъ знакомыхъ, исторя, прочитанная въ утренней газет, сообщалась мн вечеромъ приблизительно такъ:
Ахъ, гд я читала, Ч и что это было... не могу поймать за хвостикъ, Ч подскажи, ради Бога, Ч дать ей опустить письмо равнялось тому, чтобы бросить его въ рку, положась на расторопность теченя и рыболовный досугъ получателя. Она путала даты, имена, лица. Понавыдумавъ чего нибудь, я никогда къ этому не возвращался, она скоро забывала, разсказъ погружался на дно ея сознаня, но на поверхности оставалась вчно обновляемая зыбь нетребовательнаго изумленя. Ея любовь ко мн почти выступала за ту черту, которая опредляла вс ея другя чувства. Въ иныя ночи Ч лунныя, тня, Ч самыя осдлыя ея мысли превращались въ робкихъ кочевниковъ. Это длилось недолго, заходили он недалеко;
мръ замыкался опять, Ч простйшй мръ;
самое сложное въ немъ было разыскиване телефоннаго номера, записаннаго на одной изъ страницъ библотечной книги, одолженной какъ разъ тмъ знакомымъ, которымъ слдовало позвонить.
Любила она меня безъ оговорокъ и безъ оглядокъ, съ какой-то естественной преданностью. Не знаю, почему я опять впалъ въ прошедн шее время, Ч но все равно, Ч такъ удобне писать. Да, она любила меня, врно любила. Ей нравилось разсматривать такъ {28} и сякъ мое лицо: большимъ пальцемъ и указательнымъ, какъ циркулемъ, она мрила мои черты, Ч чуть колючее, съ длинной выемкой посредин, надгубье, просторный лобъ, съ припухлостями надъ бровями, проводила ногтемъ по бороздкамъ съ обихъ сторонъ сжатаго, нечувствительнаго къ щекотк, рта. Крупное лицо, непростое, вылпленное на заказъ, съ блескомъ на маслакахъ и слегка впалыми щеками, которыя на второй день покрывались какъ разъ такимъ же рыжеватымъ на свтъ волосомъ, какъ у него. А сходство глазъ (правда, неполное сходство) это уже росн кошь, Ч да и все равно они были у него прикрыты, когда онъ лежалъ передо мной, Ч и хотя я никогда не видалъ воочю, только ощупывалъ, свои сомкнутыя вки, я знаю, что они не отличались отъ евойныхъ, Ч удобное слово, пора ему въ калашный рядъ. Нтъ, я ничуть не волн нуюсь, я вполн владю собой. Если мое лицо то и дло выскакиваетъ, точно изъ-за плетня, раздражая, пожалуй, деликатнаго читателя, то это только на благо читателю, Ч пускай ко мн привыкнетъ;
я же буду тихо радоваться, что онъ не знаетъ, мое ли это лицо или Феликса, Ч выгляну и спрячусь, Ч а это былъ не я. Только такимъ способомъ и можно читан теля проучить, доказать ему на опыт, что это не выдуманное сходство, что оно можетъ, можетъ существовать, что оно существуетъ, да, да, да, Ч какъ бы искусственно и нелпо это ни казалось.
Когда я вернулся изъ Праги въ Берлинъ, Лида на кухн взбивала гоголь-моголь... Горлышко болитъ, Ч сказала она озабоченно;
постан вила стаканъ на плиту, отерла кистью желтыя губы и поцловала мою руку. {29} Розовое платье, розовые чулки, рваные шлепанцы... Кухню наполняло вечернее солнце. Она принялась опять вертть ложкой въ густой желтой масс, похрустывалъ сахарный песокъ, было еще рыхло, ложка еще не шла гладко, съ тмъ бархатнымъ оканемъ котораго слдуетъ добиться. На плит лежала открытая потрепанная книга;
неизвстнымъ почеркомъ, тупымъ карандашемъ Ч замтка на пол:
Увы, это врно и три восклицательныхъ знака со съхавшими на бокъ точками. Я прочелъ фразу, такъ понравившуюся одному изъ предн шественниковъ моей жены: Любовь къ ближнему, проговорилъ сэръ Реджинальдъ, не котируется на бирж современныхъ отношенй.
Ну какъ, Ч хорошо създилъ? Ч спросила жена, сильно вертя рукояткой и зажавъ ящикъ между колнъ. Кофейныя зерна потрескин вали, крпко благоухали, мельница еще работала съ натугой и грон хоткомъ, но вдругъ полегчало, сопротивленя нтъ, пустота...
Я что-то спуталъ. Это какъ во сн. Она вдь длала гоголь моголь, а не кофе.
Такъ себ създилъ. А у тебя что слышно? Почему я ей не сказалъ о невроятномъ моемъ приключени? Я, разсказывавшй ей уйму чудесныхъ небылицъ, точно не смлъ оскверн ненными не разъ устами повдать ей чудесную правду. А можетъ быть удерживало меня другое: писатель не читаетъ во всеуслышане неоконн ченнаго черновика, дикарь не произноситъ словъ, обозначающихъ вещи таинственныя, сомнительно къ нему настроенныя, сама Лида не любила преждевременнаго именованя едва свтающихъ событй. {30} Нсколько дней я оставался подъ гнетомъ той встрчи. Меня странно безпокоила мысль, что сейчасъ мой двойникъ шагаетъ по неизн встнымъ мн дорогамъ, дурно питается, холодаетъ, мокнетъ, Ч можетъ быть уже простуженъ. Мн ужасно хотлось, чтобы онъ нашелъ работу: прятне было бы знать, что онъ въ сохранности, въ тепл или хотя бы въ надежныхъ стнахъ тюрьмы. Вмст съ тмъ я вовсе не собирался принять какя-либо мры для улучшеня его обстоятельствъ, содержать его мн ни чуть не хотлось. Да и найти для него работу въ Берлин, и такъ полномъ дворомыгъ, было все равно невозможно, Ч и, вообще говоря, мн почему-то казалось предпочтительне, чтобы онъ находился въ нкоторомъ отдалени отъ меня, точно близкое съ нимъ сосдство нарушило бы чары нашего сходства. Время отъ времени, дабы онъ не погибъ, не опустился окончательно среди своихъ дальнихъ скин танй, оставался живымъ, врнымъ носителемъ моего лица въ мр, я бы ему, пожалуй, посылалъ небольшую сумму... Праздное благоволене, Ч ибо у него не было постояннаго адреса;
такъ что повременимъ, дождемся того осенняго дня, когда онъ зайдетъ на почтамтъ въ глухомъ сакн сонскомъ селени.
Прошелъ май, и воспоминане о Феликс затянулось. Отмчаю самъ для себя ровный ритмъ этой фразы: банальную повствовательн ность первыхъ двухъ словъ и затмъ Ч длинный вздохъ идотическаго удовлетвореня. Любителямъ сенсацй я однако укажу на то, что затягин вается, собственно говоря, не воспоминане, а рана. Но это Ч такъ, между прочимъ, безотносительно. Еще отмчу, что мн теперь какъ то легче пишется, разсказъ мой тронулся: я уже попалъ {31} на тотъ автон бусъ, о которомъ упоминалось въ начал, и ду не стоя, а сидя, со всми удобствами, у окна. Такъ по утрамъ я здилъ въ контору, покамстъ не пробрлъ автомобиля.
Ему въ то то пришлось малость пошевелиться, Ч да, я увлекся этой блестящей синей игрушкой. Мы съ женой часто закатывались на весь день за-городъ. Обыкновенно забирали съ собой Ардалона, доброн душнаго и бездарнаго художника, двоюроднаго брата жены. По моимъ соображенямъ, онъ былъ бденъ, какъ воробей;
если кто-либо и заказын валъ ему свой портретъ, то изъ милости, а не то Ч по слабости воли (Ардалонъ бывалъ невыносимо настойчивъ). У меня, и вроятно у Лиды, онъ бралъ взаймы по полтиннику, по марк, Ч и ужъ конечно норовилъ у насъ пообдать. За комнату онъ не платилъ мсяцами или платилъ мертвой натурой, Ч какими-нибудь квадратными яблоками, разсыпанными по косой скатерти, или малиновой сиренью въ набокой ваз съ бликомъ. Его хозяйка обрамляла все это на свой счетъ;
ея столон вая походила на картинную выставку. Питался онъ въ русскомъ кабачк, который когда-то раздраконилъ: былъ онъ москвичъ и любилъ слова этакя густыя, съ искрой, съ пошлйшей московской прин щуринкой. И вотъ, несмотря на свою нищету, онъ какимъ-то образомъ ухитрился пробрсти небольшой участокъ въ трехъ часахъ зды отъ Берлина, Ч врне, внесъ первыя сто марокъ, будуще взносы его не безпокоили, ни гроша больше онъ не собирался выложить, считая, что эта полоса земли оплодотворена первымъ его платежомъ и уже принадн лежитъ ему на вки вчные. Полоса была длиной въ дв съ половиной теннисныхъ {32} площадки и упиралась въ маленькое миловидное озеро.
На ней росли дв неразлучныя березы (или четыре, если считать ихъ отраженя), нсколько кустовъ крушины, да поодаль пятокъ сосенъ, а еще дальше въ тылъ Ч немного вереска: дань окрестнаго са. Учан стокъ не былъ огороженъ, Ч на это не хватило средствъ;
Ардалонъ по моему ждалъ, чтобы огородились оба смежныхъ участка, автоматически узаконивъ предлы его владнй и давъ ему даровой частоколъ;
но эти сосдня полосы еще не были проданы, Ч вообще продажа шла туго въ данномъ мст: сыро, комары, очень далеко отъ деревни, а дороги къ шоссе еще нтъ, и когда ее проложатъ неизвстно.
Первый разъ мы побывали тамъ (поддавшись восторженнымъ угон ворамъ Ардалона) въ середин юня. Помню, воскреснымъ утромъ мы захали за нимъ, я сталъ трубить, глядя на его окно. Окно спало крпко. Лида сдлала рупоръ изъ рукъ и крикнула: Ардало-ша! Яростно метнулась штора въ одномъ изъ нижнихъ оконъ, надъ вывской пивной, видъ которой почему-то наводилъ меня на мысль, что Ардалонъ тамъ задолжалъ немало, Ч метнулась, говорю я, штора, и сердито выглянулъ какой-то старый бисмаркъ въ халат.
Оставивъ Лиду въ отдрожавшемъ автомобил, я пошелъ поднин мать Ардалона. Онъ спалъ. Онъ спалъ въ купальномъ костюм. Выкан тившись изъ постели, онъ молча и быстро надлъ тапочки, натянулъ на купальное трико фланелевые штаны и синюю рубашку, захватилъ портн фель съ подозрительнымъ вздутемъ, и мы спустились. Торжественно сонное выражене мало {33} красило его толстоносое лицо. Онъ былъ посаженъ сзади, на тещино мсто.
Я дороги не зналъ. Онъ говорилъ, что знаетъ ее, какъ Отче Нашъ.
Едва выхавъ изъ Берлина, мы стали плутать. Въ дальнйшемъ прин шлось справляться: останавливались, спрашивали и потомъ поворачин вали посреди невдомой деревни;
маневрируя, назжали задними колен сами на куръ;
я не безъ раздраженя сильно раскручивалъ руль, выпрямляя его, и, дернувшись, мы устремлялись дальше.
Узнаю мои владня! Ч воскликнулъ Ардалонъ, когда около полудня мы прохали Кенигсдорфъ и попали на знакомое ему шоссе. Ч Я вамъ укажу, гд свернуть. Привтъ, привтъ, столтня деревья! Ардалончикъ, не валяй дурака, Ч мирно сказала Лида.
По сторонамъ шоссе тянулись бугристыя пустыни, верескъ и песокъ, кое-гд мелкя сосенки. Потомъ все это немножко пригладин лось Ч поле какъ поле, и за нимъ темная опушка са. Ардалонъ захлопоталъ снова. На краю шоссе, справа, выросъ ярко-желтый столбъ, и въ этомъ мст отъ шоссе исходила подъ прямымъ угломъ едва замтн ная дорога, призракъ старой дороги, почти сразу выдыхающейся въ хвон щахъ и дикомъ овс.
Сворачивайте, Ч важно сказалъ Ардалонъ и, невольно крякн нувъ, навалился на меня, ибо я затормазилъ.
Ты улыбнулся, читатель. Въ самомъ дл Ч почему бы и не улыбн нуться: прятный тнй день, мирный пейзажъ, добродушный дуракъ художникъ, придорожный столбъ. О, этотъ желтый столбъ... Поставленн ный {34} дльцомъ, продающимъ земельные участки, торчащй въ яркомъ одиночеств, блудный братъ другихъ охряныхъ столбовъ, котон рые въ семи верстахъ отсюда, поближе къ деревн Вальдау, стояли на страж боле дорогихъ и соблазнительныхъ десятинъ, Ч онъ, этотъ одинокй столбъ, превратился для меня впослдстви въ навязчивую идею. Отчетливо-желтый среди размазанной природы, онъ вырасталъ въ моихъ снахъ. Мои видня по немъ орентировались. Вс мысли мои возн вращались къ нему. Онъ сялъ врнымъ огнемъ во мрак моихъ предпон ложенй. Мн теперь кажется, что увидвъ его впервые я какъ бы его узналъ: онъ мн былъ знакомъ по будущему. Быть можетъ, я ошибаюсь, быть можетъ я взглянулъ на него равнодушно и только думалъ о томъ, чтобы сворачивая не задть его крыломъ автомобиля, Ч но все равно:
теперь, вспоминая его, не могу отдлить это первое знакомство съ нимъ отъ его созрвшаго образа.
Дорога, какъ я уже сказалъ, затерялась, стерлась;
автомобиль недовольно заскриплъ, прыгая на кочкахъ;
я застопорилъ и пожалъ плечами.
Лида сказала: Знаешь, Ардалоша, мы лучше подемъ прямо по шоссе въ Вальдау, Ч ты говорилъ, тамъ большое озеро, кафе.
Ни въ коемъ случа, Ч взволнованно возразилъ Ардалонъ. Ч Во-первыхъ, тамъ кафе только проектируется, а, во-вторыхъ, у меня тоже есть озеро. Будьте любезны, дорогой, Ч обратился онъ ко мн, Ч двиньте дальше вашу машину, не пожалете.
Впереди, шагахъ въ трехстахъ, начинался сосновый боръ. Я посмотрлъ туда и, клянусь, почувствовалъ, {35} что все это уже знаю!
Да, теперь я вспомнилъ ясно: конечно, было у меня такое чувство, я его не выдумалъ заднимъ числомъ, и этотъ желтый столбъ... онъ многознан чительно на меня посмотрлъ, когда я оглянулся, Ч и какъ будто скан залъ мн: я тутъ, я къ твоимъ услугамъ, Ч и стволы сосенъ впереди, словно обтянутые красноватой зминой кожей, и мохнатая зелень ихъ хвои, которую противъ шерсти гладилъ втеръ, и голая береза на опушк... почему голая? вдь это еще не зима, Ч зима была еще далеко, Ч стоялъ мягкй, почти безоблачный день, тянули зе-зе-зе, срываясь, заики-кузнечики... да, все это было полно значеня, все это было недаромъ...
Куда, собственно, прикажете двинуться? Я дороги не вижу.
Нечего миндальничать, Ч сказалъ Ардалонъ. Ч Жарьте, дорон гуша. Ну, да, прямо. Вонъ туда, къ тому просвту. Вполн можно прон биться. А тамъ ужъ сомъ недалеко.
Можетъ быть, выйдемъ и пойдемъ пшкомъ, Ч предложила Лида.
Ты права, Ч сказалъ я, Ч кому придетъ въ голову украсть новенькй автомобиль.
Да это опасно, Ч тотчасъ согласилась она, Ч тогда, можетъ быть вы вдвоемъ (Ардалонъ застоналъ), онъ теб покажетъ свое имне, а я васъ здсь подожду, а потомъ подемъ въ Вальдау, выкупаемся, посин димъ въ кафе.
Это свинство, барыня, Ч съ чувствомъ сказалъ Ардалонъ. Ч Мн же хочется принять васъ у себя, на своей земл. Для васъ заготовн лены кое-каке сюрпризы. Меня обижаютъ. {36} Я пустилъ моторъ и одновременно сказалъ: Но если сломаемъ машину, отвчаете вы.
Я подскакивалъ, рядомъ подскакивала Лида, сзади подскакивалъ Ардалонъ и говорилъ: Мы сейчасъ (гопъ) въдемъ въ съ (гопъ), и тамъ (гопъ-гопъ) по вереску пойдетъ легче (гопъ).
Въхали. Сначала застряли въ зыбучемъ песк, моторъ ревлъ, колеса лягались, наконецъ Ч выскочили;
затмъ втки пошли хлестать по крыльямъ, по кузову, царапая лакъ. Намтилось впрочемъ что-то врод тропы, которая то обростала сухо хрустящимъ верескомъ, то выпрастывалась опять, изгибаясь между тсныхъ стволовъ.
Праве, Ч сказалъ Ардалонъ, Ч капельку праве, сейчасъ прдемъ. Чувствуете, какой расчудесный сосновый духъ Ч роскошь! Я предсказывалъ, что будетъ роскошно. Вотъ теперь можно остановиться.
Я пойду на развдку.
Онъ вылзъ и, вдохновенно вертя толстымъ задомъ, зашагалъ въ чащу.
Погоди, я съ тобой! Ч крикнула Лида, но онъ уже шелъ во весь парусъ, и вотъ исчезъ за деревьями.
Моторъ поцыкалъ и смолкъ.
Какая глушь, Ч сказала Лида, Ч я бы, знаешь, боялась остаться здсь одна. Тутъ могутъ ограбить, убить, все что угодно.
Дйствительно, мсто было глухое. Сдержанно шумли сосны, снгъ лежалъ на земл, въ немъ чернли проплшины... Ерунда, Ч откуда въ юн снгъ? Его бы слдовало вычеркнуть. Нтъ, Ч гршно.
Не я пишу, Ч пишетъ моя нетерпливая память. Понимайте, какъ хотите, Ч я не при чемъ. И на желтомъ {37} столб была мурмолка снга. Такъ просвчиваетъ будущее. Но довольно, да будетъ опять въ фокус тнй день: пятна солнца, тни втвей на синемъ автомобил, сосновая шишка на подножк, гд нкогда будетъ стоять предметъ весьма неожиданный: кисточка для бритья.
На какой день мы съ ними условились? Ч спросила жена.
Я отвтилъ: На среду вечеромъ.
Молчане.
Я только надюсь, что они ее не приведутъ опять, Ч сказала жена.
Ну, приведутъ... Не все ли теб равно? Молчане. Маленькя голубыя бабочки надъ тимьяномъ.
А ты увренъ, Германъ, что въ среду? (Стоитъ ли раскрывать скобки? Мы говорили о пустякахъ, Ч о какихъ-то знакомыхъ, имлась въ виду собачка, маленькая и злая, котон рою въ гостяхъ вс занимались, Лида любила только большихъ породин стыхъ псовъ, на слов породистыхъ у нея раздувались ноздри).
Что же это онъ не возвращается? Наврное заблудился.
Я вышелъ изъ автомобиля, походилъ кругомъ. Исцарапанъ.
Лида отъ нечего длать ощупала, а потомъ проткрыла Ардалон новъ портфель. Я отошелъ въ сторонку, Ч не помню, не помню, о чемъ думалъ;
посмотрлъ на хворостъ подъ ногами, вернулся. Лида сидла на подножк автомобиля и посвистывала. Мы оба {38} закурили. Молчане.
Она выпускала дымъ бокомъ, кривя ротъ.
Издалека донесся сочный крикъ Ардалона. Минуту спустя онъ появился на прогалин и замахалъ, приглашая насъ слдовать.
Медленно похали, объзжая стволы. Ардалонъ шелъ впереди, длон вито и увренно. Вскор блеснуло озеро.
Его участокъ я уже описалъ. Онъ не могъ мн указать точно его границы. Ходилъ большими твердыми шагами, отмривая метры, оглян дывался, припавъ на согнутую ногу, качалъ головой и шелъ отыскивать какой-то пень, служившй ему примтой. Березы глядлись въ воду, плавалъ какой-то пухъ, лоснились камыши. Ардалоновымъ сюрпризомъ оказалась бутылка водки, которую впрочемъ Лида уже успла спрятать.
Смялась, подпрыгивала, въ тсномъ палевомъ трико съ двуцвтнымъ, краснымъ и синимъ, ободкомъ, Ч прямо крокетный шаръ. Когда вдоволь накатавшись верхомъ на медленно плававшемъ Ардалон (Не щипн лись, матушка, а то свалю), покричавъ и пофыркавъ, она выходила изъ воды, ноги у нея длались волосатыми, но потомъ высыхали и только слегка золотились. Ардалонъ крестился прежде чмъ нырнуть, вдоль голени былъ у него здоровенный шрамъ Ч слдъ гражданской войны, изъ проймы его ужаснаго вытянутаго трико то и дло выскакивалъ натльный крестъ мужицкаго образца.
Лида, старательно намазавшись кремомъ, легла навзничь, предон ставляя себя въ распоряжене солнца. Мы съ Ардалономъ расположин лись по-близости, подъ лучшей его сосной. Онъ вынулъ изъ печально похудвшаго портфеля тетрадь ватманской бумаги, карандаши, {39} и черезъ минуту я замтилъ, что онъ рисуетъ меня.
У васъ трудное лицо, Ч сказалъ онъ, щурясь.
Ахъ, покажи, Ч крикнула Лида, не шевельнувъ ни однимъ член номъ.
Повыше голову, Ч сказалъ Ардалонъ, Ч вотъ такъ, достан точно.
Ахъ покажи, Ч снова крикнула она погодя.
Ты мн прежде покажи, куда ты запендрячила мою водку, Ч недовольно проговорилъ Ардалонъ.
Дудки, Ч отвтила Лида. Ч Ты при мн пить не будешь.
Вотъ чудачка. Какъ вы думаете, она ее правда закопала? Я собн ственно хотлъ съ вами, сэръ, выпить на брудершафтъ.
Ты у меня отучишься пить, Ч крикнула Лида, не поднимая глянцевитыхъ вкъ.
Стерва, Ч сказалъ Ардалонъ.
Я спросилъ: Почему вы говорите, что у меня трудное лицо? Въ чемъ его трудность? Не знаю, Ч карандашъ не беретъ. Надобно попробовать углемъ или масломъ.
Онъ стеръ что-то резинкой, сбилъ пыль суставами пальцевъ, накренилъ голову.
У меня по-моему очень обыкновенное лицо. Можетъ быть, вы попробуете нарисовать меня въ профиль? Да, въ профиль! Ч крикнула Лида (все такъ же распятая на земл).
Нтъ, обыкновеннымъ его назвать нельзя. Капельку выше.
Напротивъ, въ немъ есть что-то странное. {40} У меня вс ваши лини уходятъ изъ-подъ карандаша. Разъ, Ч и ушла.
Такя лица, значитъ, встрчаются рдко, Ч вы это хотите скан зать? Всякое лицо Ч уникумъ, Ч произнесъ Ардалонъ.
Охъ, сгораю, Ч простонала Лида, но не двинулась.
Но позвольте, при чемъ тутъ уникумъ? Вдь, во-первыхъ, быван ютъ опредленные типы лицъ, Ч зоологическе, напримръ. Есть люди съ обезьяньими чертами, есть крысиный типъ, свиной... А затмъ Ч типы знаменитыхъ людей, Ч скажемъ, Наполеоны среди мужчинъ, корон левы Виктори среди женщинъ. Мн говорили, что я смахиваю на Амунн дсена. Мн приходилось не разъ видть носы а ля Левъ Толстой. Ну еще бываетъ типъ художественный, Ч иконописный ликъ, мадоннообн разный. Наконецъ, Ч бытовые, профессональные типы... Вы еще скажите, что вс японцы между собою схожи. Вы забыван ете, синьоръ, что художникъ видитъ именно разницу. Сходство видитъ профанъ. Вотъ Лида вскрикиваетъ въ кинематограф: Мотри, какъ похожа на нашу горничную Катю! Ардалончикъ, не остри, Ч сказала Лида.
Но согласитесь, Ч продолжалъ я, Ч что иногда важно именно сходство.
Когда прикупаешь подсвчникъ, Ч сказалъ Ардалонъ.
Нтъ нужды записывать дальше этотъ разговоръ. Мн страстно хотлось, чтобы дуракъ заговорилъ о двойникахъ, Ч но я этого не добился. Черезъ нкоторое {41} время онъ спряталъ тетрадь, Лида умон ляла показать ей, онъ требовалъ въ награду возвращеня водки, она отказалась, онъ не показалъ. Воспоминане объ этомъ дн кончается тмъ, что растворяется въ солнечномъ туман, Ч или переплетается съ воспоминанемъ о слдующихъ нашихъ поздкахъ туда. А здили мы не разъ. Я тяжело и мучительно привязался къ этому уединенному су съ горящимъ въ немъ озеромъ. Ардалонъ непремнно хотлъ познакомить меня съ директоромъ предпрятя и заставить меня купить сосднй учан стокъ, но я отказывался, да если и было-бы желане купить, я бы все равно не ршился, Ч мои дла пошли тмъ томъ неважно, все мн какъ-то опостылло, скверный мой шоколадъ меня раззорялъ. Но честное слово, господа, честное слово, Ч не корысть, не только корысть, не только желане дла свои поправить... Впрочемъ, незачмъ забгать впередъ.
ГЛАВА .
Какъ мы начнемъ эту главу? Предлагаю на выборъ нсколько варантовъ. Варантъ первый, Ч онъ встрчается часто въ романахъ, ведущихся отъ лица настоящаго или подставного автора:
День нынче солнечный, но холодный, все такъ же бушуетъ втеръ, ходуномъ ходитъ вчно-зеленая листва за окнами, почтальонъ идетъ по шоссе задомъ напередъ, придерживая фуражку. Мн тягостно... {42} Отличительныя черты этого варанта довольно очевидны: вдь ясно, что пока человкъ пишетъ, онъ находится гд-то въ опредленн номъ мст, Ч онъ не просто нкй духъ, витающй надъ страницей.
Пока онъ вспоминаетъ и пишетъ, что-то происходитъ вокругъ него, Ч вотъ какъ сейчасъ этотъ втеръ, эта пыль на шоссе, которую вижу въ окно (почтальонъ повернулся и, согнувшись, продолжая бороться, пошелъ впередъ). Варантъ прятный, освжительный, передышка, перен ходъ къ личному, это придаетъ разсказу жизненность, особенно когда первое лицо такое же выдуманное, какъ и вс остальныя. То-то и оно:
этимъ премомъ злоупотребляютъ, литературные выдумщики измочалили его, онъ не подходитъ мн, ибо я сталъ правдивъ. Обратимся теперь ко второму варанту. Онъ состоитъ въ томъ, чтобы сразу ввести новаго героя, Ч такъ и начать главу:
Орловусъ былъ недоволенъ.
Когда онъ бывалъ недоволенъ, или озабоченъ, или просто не зналъ, что отвтить, онъ тянулъ себя за длинную мочку ваго уха, съ сдымъ пушкомъ по краю, Ч а потомъ за длинную мочку праваго, Ч чтобъ не завидовало, Ч и смотрлъ поверхъ своихъ простыхъ честныхъ очковъ на собесдника, и медлилъ съ отвтомъ, и наконецъ отвчалъ:
Тяжело сказать, но мн кажется Ч Ч Тяжело значило у него трудно. Буква л была у него какъ лопата.
Опять же и этотъ второй варантъ начала главы Ч премъ попун лярный и доброкачественный, Ч но онъ какъ то слишкомъ щеголеватъ, да и не къ лицу суровому, застнчивому Орловусу бойко растворять ворота {43} главы. Предлагаю вашему вниманю третй варантъ:
Между тмъ... (пригласительный жестъ многоточя).
Въ старину этотъ премъ былъ баловнемъ боскопа, сирчь иллюн зона, сирчь кинематографа. Съ героемъ происходитъ (въ первой карн тин) то-то и то-то, а между тмъ... Многоточе, Ч и дйстве перенон сится въ деревню. Между тмъ... Новый абзацъ:
...по раскаленной дорог, стараясь держаться въ тни яблонь, когда попадались по краю ихъ кривые ярко бленые стволы...
Нтъ, глупости Ч онъ странствовалъ не всегда. Фермеру бывалъ нуженъ лишнй батракъ, лишняя спина требовалась на мельниц. Я плохо представляю себ его жизнь, Ч я никогда не бродяжничалъ.
Больше всего мн хотлось вообразить, какое осталось у него впечатн не отъ одного майскаго утра на чахлой трав за Прагой. Онъ прон снулся. Рядомъ съ нимъ сидлъ и глядлъ на него прекрасно одтый господинъ, который, пожалуй, дастъ папиросу. Господинъ оказался нмцемъ. Сталъ приставать, Ч можетъ быть, несовсмъ нормаленъ, Ч совалъ зеркальце, ругался. Выяснилось, что рчь идетъ о сходств.
Сходство такъ сходство. Я не при чемъ. Можетъ быть, онъ дастъ мн легкую работу. Вотъ адресъ. Какъ знать, можетъ быть что-нибудь и выйдетъ.
Послушай-ка ты (разговоръ на постояломъ двор теплой и темн ной ночью), какого я чудака встртилъ однажды. Выходило, что мы двойники.
Смхъ въ темнот: Это у тебя двоилось въ глазахъ, пьянчуга.
{44} Тутъ вкрался еще одинъ премъ: подражане переводнымъ роман намъ изъ быта веселыхъ бродягъ, добрыхъ парней. У меня спутались вс премы.
А знаю я все, что касается литературы. Всегда была у меня эта страстишка. Въ дтств я сочинялъ стихи и длинныя истори. Я никогн да не воровалъ персиковъ изъ теплицъ лужскаго помщика, у котораго мой отецъ служилъ въ управляющихъ, никогда не хоронилъ живьемъ кошекъ, никогда не выворачивалъ рукъ боле слабымъ сверстникамъ, но сочинялъ тайно стихи и длинныя истори, ужасно и непоправимо, и совершенно зря порочивше честь знакомыхъ, Ч но этихъ исторй я не записывалъ и никому о нихъ не говорилъ. Дня не проходило, чтобы я не налгалъ. Лгалъ я съ упоенемъ, самозабвенно, наслаждаясь той новой жизненной гармоней, которую создавалъ. За такую соловьиную ложь я получалъ отъ матушки въ вое ухо, а отъ отца бычьей жилой по заду. Это ни мало не печалило меня, а скоре служило толчкомъ для дальнйшихъ вымысловъ. Оглохшй на одно ухо, съ огненными ягодин цами, я лежалъ ничкомъ въ сочной трав подъ фруктовыми деревьями и посвистывалъ, безпечно мечтая. Въ школ мн ставили за русское сочинене неизмнный колъ, оттого что я по-своему пересказывалъ дйствя нашихъ классическихъ героевъ: такъ, въ моей передач Выстрла Сильво наповалъ безъ лишнихъ словъ убивалъ любителя черешенъ и съ нимъ Ч фабулу, которую я впрочемъ зналъ отлично. У меня завелся револьверъ, я мломъ рисовалъ на осиновыхъ стволахъ въ су кричащя блыя рожи и дловито разстрливалъ ихъ. Мн нравилось Ч и до сихъ поръ нравится Ч ставить слова въ глупое полон жене, сочетать {45} ихъ шутовской свадьбой каламбура, выворачивать наизнанку, заставать ихъ врасплохъ. Что длаетъ совтскй втеръ въ слов ветеринаръ? Откуда томатъ въ автомат? Какъ изъ зубра сдлать арбузъ? Втечене нсколькихъ тъ меня преслдовалъ курьезнйшй и непрятнйшй сонъ, Ч будто нахожусь въ длинномъ коридор, въ глубин Ч дверь, Ч и страстно хочу, не смю, но након нецъ ршаюсь къ ней подойти и ее отворить;
отворивъ ее, я со стономъ просыпался, ибо за дверью оказывалось нчто невообразимо страшное, а именно: совершенно пустая, голая, заново выбленная комната, Ч больше ничего, но это было такъ ужасно, что невозможно было выдерн жать. Съ седьмого класса я сталъ довольно аккуратно посщать весен лый домъ, тамъ пилъ пиво. Во время войны я прозябалъ въ рыбачьемъ поселк неподалеку отъ Астрахани, и, кабы не книги, не знаю, перен несъ ли бы эти невзрачные годы. Съ Лидой я познакомился въ Москв (куда пробрался чудомъ сквозь мерзкую гражданскую суету), на кварн тир случайнаго прятеля-латыша, у котораго жилъ, Ч это былъ молн чаливый блолицый человкъ, со стоявшими дыбомъ короткими жестн кими волосами на кубическомъ череп и рыбьимъ взглядомъ холодныхъ глазъ, Ч по спецальности латинистъ, а впослдстви довольно видный совтскй чиновникъ. Тамъ обитало нсколько людей Ч все случайн ныхъ, другъ съ другомъ едва знакомыхъ, Ч и между прочимъ родной братъ Ардалона, а Лидинъ двоюродный братъ, Иннокентй, уже посл нашего отъзда за что-то разстрлянный. Собственно говоря, все это подходитъ скоре для начала первой главы, а не третьей... {46} Хохоча, отвчая находчиво, (отлучиться ты очень не прочь!), отъ лучей, отъ отчаянья отчаго, Отчего ты отчалила въ ночь?
Мое, мое, Ч опыты юности, любовь къ безсмысленнымъ звукамъ...
Но вотъ что меня занимаетъ: были ли у меня въ то время каке-либо прен ступные, въ кавычкахъ, задатки? Таила-ли моя, съ виду срая, съ виду незамысловатая, молодость возможность генальнаго беззаконя? Или можетъ быть я все шелъ по тому обыкновенному коридору, который мн снился, вскрикивалъ отъ ужаса, найдя комнату пустой, Ч но однажды, въ незабвенный день, комната оказалась не пуста, Ч тамъ всталъ и пошелъ мн навстрчу мой двойникъ. Тогда оправдалось все: и стремн лене мое къ этой двери, и странныя игры, и безцльная до тхъ поръ склонность къ ненасытной, кропотливой жи. Германъ нашелъ себя. Это было, какъ я имлъ честь вамъ сообщить, девятаго мая, а уже въ юл я постилъ Орловуса.
Онъ одобрилъ принятое мной и тутъ же осуществленное ршене, которое къ тому же онъ самъ давно совтовалъ мн принять. Недлю спустя я пригласилъ его къ намъ обдать. Заложилъ уголъ салфетки с боку за воротникъ. Принимаясь за супъ, выразилъ неудовольстве по поводу политическихъ событй. Лида втренно спросила его, будетъ ли война, и съ кмъ. Онъ посмотрлъ на нее поверхъ очковъ, медля отвтомъ (такимъ приблизительно онъ просквозилъ въ начал этой главы), и наконецъ отвтилъ: {47} Тяжело сказать, но мн кажется, что это исключено. Когда я молодъ былъ, я пришелъ на идею предположить только самое лучшее (ллучшее у него вышло чрезвычайно грустно и жирно). Я эту идею держу съ тхъ поръ. Главная вещь у меня, это Ч оптимизмусъ.
Что какъ разъ необходимо при вашей професси, Ч сказалъ я съ улыбкой.
Онъ исподлобья посмотрлъ на меня и серьезно отвтилъ:
Но пессимизмусъ даетъ намъ клентовъ.
Конецъ обда былъ неожиданно увнчанъ чаемъ въ стаканахъ.
Лид это почему-то казалось очень ловкимъ и прятнымъ. Орловусъ, впрочемъ, былъ доволенъ. Степенно и мрачно разсказывая о своей стан рух-матери, жившей въ Юрьев, онъ приподнималъ стаканъ и мшалъ оставшйся въ немъ чай нмецкимъ способомъ, т. е. не ложкой, а кругон вымъ взбалтывающимъ движенемъ кисти, дабы не пропалъ освшй на дно сахаръ.
Договоръ съ его агентствомъ былъ съ моей стороны дйствемъ, я бы сказалъ, полусоннымъ и странно незначительнымъ. Я сталъ о ту пору угрюмъ, неразговорчивъ, туманенъ. Моя ненаблюдательная жена, и та замтила нкоторую во мн перемну. Ты усталъ, Германъ. Мы въ август подемъ къ морю, Ч сказала она какъ-то среди ночи, Ч намъ не спалось, было невыносимо душно, даромъ что окно было открыто настежь.
Мн вообще надола наша городская жизнь, Ч сказалъ я. Она въ темнот не могла видть мое лицо. Черезъ минуту: {48} Вотъ тетя Лиза, та, что жила въ Икс, Ч есть такой городъ Ч Иксъ? Правда? Есть.
л... живетъ теперь, Ч продолжала она, Ч не въ Икс, а около Ниццы, вышла замужъ за француза-старика, и у нихъ ферма.
Звнула.
Мой шоколадъ, матушка, къ чорту идетъ, Ч сказалъ я и звн нулъ тоже.
Все будетъ хорошо, Ч пробормотала Лида. Ч Теб только нужно отдохнуть.
Перемнить жизнь, а не отдохнуть, Ч сказалъ я съ притворн нымъ вздохомъ.
Перемнить жизнь, Ч сказала Лида.
Я спросилъ: А ты бы хотла, чтобы мы жили гд-нибудь въ тишин, на солнц? чтобы никакихъ длъ у меня не было? честными рантье? Мн съ тобой всюду хорошо, Германъ. Прихватили бы Ардалона, купили бы большого пса... Помолчали.
Къ сожалню, мы никуда не подемъ. Съ деньгами Ч швахъ.
Мн вроятно придется шоколадъ ликвидировать.
Прошелъ запоздалый пшеходъ. Стукъ. Опять стукъ. Онъ, должно быть, ударялъ тростью по столбамъ фонарей.
Отгадай: мое первое значитъ жарко по-французски. На мое второе сажаютъ турка, мое третье Ч мсто, куда мы рано или поздно попадемъ. А цлое Ч то, что меня разоряетъ.
Съ шелестомъ прокатилъ автомобиль.
Ну что Ч не знаешь? {49} Но моя дура уже спала. Я закрылъ глаза, легъ на-бокъ, хотлъ заснуть тоже, но не удалось. Изъ темноты навстрчу мн, выставивъ челюсть и глядя мн прямо въ глаза, шелъ Феликсъ. Дойдя до меня, онъ растворялся, и передо мной была длинная пустая дорога: издалека появн лялась фигура, шелъ человкъ, стуча тростью по стволамъ придорожн ныхъ деревьевъ, приближался, я всматривался, и, выставивъ челюсть и глядя мн прямо въ глаза, Ч Ч онъ опять растворялся, дойдя до меня, или врне войдя въ меня, пройдя сквозь меня, какъ сквозь тнь, и опять выжидательно тянулась дорога, и появлялась вдали фигура и опять это былъ онъ. Я поворачивался на другой бокъ, нкоторое время все было темно и спокойно, Ч ровная чернота;
но постепенно намчан лась дорога Ч въ другую сторону, Ч и вотъ возникалъ передъ самымъ моимъ лицомъ, какъ будто изъ меня выйдя, затылокъ человка, съ заплечнымъ мшкомъ грушей, онъ медленно уменьшался, онъ уходилъ, уходилъ, сейчасъ уйдетъ совсмъ, Ч но вдругъ, обернувшись, онъ остан навливался и возвращался, и лицо его становилось все ясне, и это было мое лицо. Я ложился навзничь, и, какъ въ темномъ стекл, протягиван лось надо мной лаковое черно-синее небо, полоса неба между траурными купами деревьевъ, медленно шедшими вспять справа и слва, Ч а когда я ложился ничкомъ, то видлъ подъ собой убитые камни дороги, движун щейся какъ конвейеръ, а потомъ выбоину, лужу, и въ луж мое, искон верканное втровой рябью, дрожащее, тусклое лицо, Ч и я вдругъ замчалъ, что глазъ на немъ нтъ.
Глаза я всегда оставляю напослдокъ, Ч самодовольно сказалъ Ардалонъ. Держа передъ собой и {50} слегка отстраняя начатый имъ портретъ, онъ такъ и этакъ наклонялъ голову. Приходилъ онъ часто и затялъ написать меня углемъ. Мы обычно располагались на балкон.
Досуга у меня было теперь вдоволь, Ч я устроилъ себ нчто врод небольшого отпуска. Лида сидла тутъ же, въ плетеномъ кресл, и читала книгу;
полураздавленный окурокъ Ч она никогда не добивала окурковъ Ч съ живучимъ упорствомъ пускалъ изъ пепельницы вверхъ тонкую, прямую струю дыма;
маленькое воздушное замшательство, и опять Ч прямо и тонко.
Мало похоже, Ч сказала Лида, не отрываясь впрочемъ отъ чтеня.
Будетъ похоже, Ч возразилъ Ардалонъ. Ч Вотъ сейчасъ подн правимъ эту ноздрю, и будетъ похоже. Сегодня свтъ какой-то неинн тересный.
Что неинтересно? Ч спросила Лида, поднявъ глаза и держа палецъ на прерванной строк.
И еще одинъ кусокъ изъ жизни того та хочу предложить твоему вниманю, читатель. Прощеня прошу за несвязность и пестроту разн сказа, но повторяю, не я пишу, а моя память, и у нея свой нравъ, свои законы. Итакъ, я опять въ су около Ардалонова озера, но прхалъ я на этотъ разъ одинъ, и не въ автомобил, а сперва поздомъ до Кенигсн дорфа, потомъ автобусомъ до желтаго столба. На карт, какъ-то забын той Ардалономъ у насъ на балкон, очень ясны вс примты мстнон сти. Предположимъ, что я держу передъ собой эту карту;
тогда Берн линъ, неумстившйся на ней, находится примрно у сгиба вой моей руки. На самой карт, въ юго-западномъ углу, продолжается черно блымъ живчикомъ желзно-дорожный {51} путь, который въ подран зумваемомъ вид идетъ по вому моему рукаву изъ Берлина. Живн чикъ упирается въ этомъ юго-западномъ углу карты въ городокъ Кенигн сдорфъ, а затмъ черно-блая ленточка поворачиваетъ, излучисто идетъ на востокъ, и тамъ Ч новый кружокъ: Айхенбергъ. Но покамстъ намъ незачмъ хать туда, вылзаемъ въ Кенигсдорф. Разлучившись съ желзной дорогой, повернувшей на востокъ, тянется прямо на сверъ, къ деревн Вальдау, шоссейная дорога. Раза три въ день отходитъ изъ Кенигсдорфа автобусъ и идетъ въ Вальдау (семнадцать километровъ), гд, кстати сказать, находится центръ земельнаго предпрятя: пестрый павильончикъ, веселый флагъ, много желтыхъ указательныхъ столн бовъ, Ч одинъ напримръ со стрлкой Къ пляжу, Ч но еще никакого пляжа нтъ, а только болотце вдоль большого озера;
другой съ надписью Къ казино, но и его нтъ, а есть что-то врод скини и зачаточный буфетъ;
третй, наконецъ, приглашающй къ спортивному плацу, и тамъ дйствительно выстроены новыя, сложныя, гимнастическя вислицы, которыми некому пользоваться, если не считать какого-нибудь крестьянн скаго мальчишки, перегнувшагося головой внизъ съ трапеци и показын вающаго заплату на заду;
кругомъ же, во вс стороны, участки, Ч нкон торые наполовину куплены, и по воскресеньямъ можно видть толстяковъ въ купальныхъ костюмахъ и роговыхъ очкахъ, сосредотон ченно строящихъ хижину;
кое-гд даже посажены цвты, или стоитъ кокетливо раскрашенная будка-ретирада.
Но мы и до Вальдау не додемъ, а покинемъ автобусъ на десятой верст отъ Кенигсдорфа, у одинокаго {52} желтаго столба. Теперь обран тимся опять къ карт: направо, то-есть на востокъ отъ шоссе, тянется большое пространство, все въ точкахъ, Ч это съ;
въ немъ находится то малое озеро, по западному берегу котораго, точно игральныя карты веромъ, Ч дюжина участковъ, изъ коихъ проданъ только одинъ Ч Ардалону Ч (и то условно). Близимся къ самому интересному пункту.
Мы вначал упомянули о станци Айхенбергъ, слдующей посл Кенигн сдорфа къ востоку. И вотъ, спрашивается: можно ли добраться пшкомъ отъ маленькаго Ардалонова озера до Айхенберга? Можно. Слдуетъ обогнуть озеро съ южной стороны и дальше Ч прямо на востокъ сомъ.
Пройдя сомъ четыре километра, мы выходимъ на деревенскую дорогу, одинъ конецъ которой ведетъ неважно куда, Ч въ ненужныя намъ деревни, другой же приводитъ въ Айхенбергъ.
Жизнь моя исковеркана, спутана, Ч а я тутъ валяю дурака съ этими веселенькими описаньицами, съ этимъ уютнымъ множественнымъ числомъ перваго лица, съ этимъ обращенемъ къ туристу, къ дачнику, къ любителю окрошки изъ живописныхъ зеленей. Но потерпи, читатель.
Я недаромъ поведу тебя сейчасъ на прогулку. Эти разговоры съ читан телемъ тоже ни къ чему. Апарте въ театр, или красноречивый шипъ:
Чу! Сюда идутъ... Прогулка... Я вышелъ изъ автобуса у желтаго столба. Автобусъ удалился, въ немъ остались три старухи, черныхъ въ мелкую горошинку, мужчина въ бархатномъ жилет, съ косой, обернутой въ рогожу, двочка съ большимъ пакетомъ и господинъ въ пальто, со съхавшимъ на-бокъ механическимъ галстукомъ, съ {53} беременнымъ саквояжемъ на колняхъ, Ч вроятно ветеринаръ. Въ молочаяхъ и хвощахъ были слды шинъ, Ч мы тутъ прозжали, прыгая на кочкахъ, уже нсколько разъ съ Лидой и Ардалономъ. Я былъ въ гольфныхъ шароварахъ, или по-нмецки кникербокерахъ. Я вошелъ въ съ. Я остановился въ томъ мст, гд мы однажды съ женой ждали Ардалона. Я выкурилъ тамъ папиросу. Я посмотрлъ на дымокъ, медленно растянувшйся, затмъ давшй призрачную складку и растаявшй въ воздух. Я почувствовалъ спазму въ горл. Я пошелъ къ озеру и замтилъ на песк смятую черн ную съ оранжевымъ бумажку (Лида насъ снимала). Я обогнулъ озеро съ южной стороны и пошелъ густымъ соснякомъ на востокъ. Я вышелъ черезъ часъ на дорогу. Я зашагалъ по ней и пришелъ еще черезъ часъ въ Айхенбергъ. Я слъ въ дачный поздъ. Я вернулся въ Берлинъ.
Однообразную эту прогулку я продлалъ нсколько разъ и никогда не встртилъ въ су ни одной души. Глушь, тишина. Покупан телей на участки у озера не было, да и все предпряте хирло. Когда мы здили туда втроемъ, то бывали весь день совершенно одни, купаться можно было хоть нагишомъ;
помню, кстати, какъ однажды Лида, по моему требованю, все съ себя сняла, и очень мило смясь и красня, позировала Ардалону, который вдругъ обидлся на что-то, Ч вроятно на собственную бездарность, Ч и бросилъ рисовать, пошелъ на поиски боровиковъ. Меня же онъ продолжалъ писать упорно, Ч это длилось весь августъ. Не справившись съ честной чертой угля, онъ почему-то перешелъ на подленькую пастель. Я поставилъ себ нкй срокъ: оконн чане портрета. Наконецъ запахло {54} дюшессовой сладостью лака, портретъ былъ обрамленъ, Лида дала Ардалону двадцать марокъ, Ч ради шику въ конверт. У насъ были гости, Ч между прочимъ Орловн усъ, Ч мы вс стояли и глазли Ч на что? На розовый ужасъ моего лица. Не знаю, почему онъ придалъ моимъ щекамъ этотъ фруктовый оттнокъ, Ч он блдны какъ смерть. Вообще сходства не было никан кого. Чего стоила, напримръ, эта ярко-красная точка въ носовомъ углу глаза, или проблескъ зубовъ изъ подъ ощеренной кривой губы. Все Ч это Ч на фасонистомъ фон съ намеками не то на геометрическя фигуры, не то на вислицы. Орловусъ, который былъ до глупости блин зорукъ, подошелъ къ портрету вплотную и, поднявъ на лобъ очки (почему онъ ихъ носилъ? они ему только мшали), съ полуоткрытымъ ртомъ, замеръ, задышалъ на картину, точно собирался ею питаться.
Модерный штиль, Ч сказалъ онъ наконецъ съ отвращенемъ и, перейдя къ другой картин, сталъ такъ же добросовстно разсматривать и ее, хотя это была обыкновенная литографя: островъ мертвыхъ.
А теперь, дорогой читатель, вообразимъ небольшую конторскую комнату въ шестомъ этаж безличнаго дома. Машинистка ушла, я одинъ. Въ окн Ч облачное небо. На стн Ч календарь, огромная, чмъ-то похожая на бычй языкъ, черная девятка: девятое сентября. На стол Ч очередныя непрятности въ вид писемъ отъ кредиторовъ и символически пустая шоколадная коробка съ лиловой дамой, измнивн шей мн. Никого нтъ. Пишущая машинка открыта. Тишина. На стран ничк моей записной книжки Ч адресъ. Малограмотный почеркъ.
Сквозь него я вижу наклоненный восковой {55} лобъ, грязное ухо, изъ петлицы виситъ головкой внизъ фалка, съ чернымъ ногтемъ палецъ нажимаетъ на мой серебряный карандашъ.
Помнится, я стряхнулъ оцпенне, сунулъ книжку въ карманъ, вынулъ ключи, собрался все запереть, уйти, Ч уже почти ушелъ, но остановился въ коридор съ сильно бьющимся сердцемъ... уйти было невозможно... Я вернулся, я постоялъ у окна, глядя на противоположн ный домъ. Тамъ уже зажглись лампы, освтивъ конторске шкапы, и господинъ въ черномъ, заложивъ одну руку за спину, ходилъ взадъ и впередъ, должно-быть диктуя невидимой машинистк. Онъ то появн лялся, то исчезалъ, и даже разъ остановился у окна, соображая что-то, и опять повернулся, диктуя, диктуя, диктуя. Неумолимый! Я включилъ свтъ, слъ, сжалъ виски. Вдругъ бшено затрещалъ телефонъ, Ч но оказалось: ошибка, спутали номеръ. И потомъ опять тишина, и только легкое постукиване дождя, ускорявшаго наступлене ночи.
ГЛАВА .
Дорогой Феликсъ, я нашелъ для тебя работу. Прежде всего необн ходимо кое-что съ глазу на глазъ обсудить. Собираюсь быть по длу въ Саксони и, вотъ, предлагаю теб встртиться со мной въ Тарниц, Ч это недалеко отъ тебя. Отвчай незамедлительно, согласенъ ли ты въ принцип. Тогда укажу день, часъ и точное мсто, а на дорогу пришлю теб денегъ. Такъ какъ я все время въ разъздахъ, и нтъ у меня постон янной квартиры, отвчай: Ардалонъ до востребованя {56} (слдуетъ адресъ одного изъ берлинскихъ почтамтовъ). До-свиданя, жду. (Подн писи нтъ).
Вотъ оно лежитъ передо мной, это письмо отъ девятаго сентября тридцатаго года, Ч на хорошей, голубоватой бумаг съ водянымъ знан комъ въ вид фрегата, Ч но бумага теперь смята, по угламъ смутные отпечатки, вроятно его пальцевъ. Выходитъ такъ, какъ будто я Ч получатель этого письма, а не его отправитель, Ч да въ конц концовъ такъ оно и должно быть: мы перемнились мстами.
У меня хранятся еще два письма на такой же бумаг, но вс отвты уничтожены. Будь они у меня, будь у меня напримръ то глупйшее письмо, которое я съ расчитанной небрежностью показалъ Орловусу (посл чего и оно было уничтожено), можно было бы перейти на эпистолярную форму повствованя. Форма почтенная, съ тран дицями, съ крупными достиженями въ прошломъ. Отъ Икса къ Игреку:
Дорогой Иксъ, Ч и сверху непремнно дата. Письма чередуются, Ч это врод мяча, летающаго черезъ стку туда и обратно. Читатель вскор перестаетъ обращать внимане на дату, Ч и дйствительно Ч какое ему дло, написано ли письмо девятаго сентября или шестнадцаго, Ч но эти даты нужны для поддержаня иллюзи. Такъ Иксъ продолжаетъ писать Игреку, а Игрекъ Иксу на протяжени многихъ страницъ. Иногда встун паетъ какой-нибудь постороннй Зетъ, Ч вноситъ и свою эпистолярную лепту, однако только ради того, чтобы растолковать читателю (не глядя, впрочемъ, на него, оставаясь къ нему въ профиль) событе, которое безъ ущерба для естественности или по какой другой причин ни Иксъ, ни Игрекъ не могли бы въ письм разъяснить. {57} Да и они пишутъ не безъ оглядки, Ч вс эти Помнишь, какъ тогда-то и тамъ-то... (слдун етъ обстоятельное воспоминане) вводятся не столько для того, чтобы освжить память корреспондента, сколько для того, чтобы дать читан телю нужную справку, Ч такъ что въ общемъ картина получается довольно комическая, Ч особенно, повторяю, смшны эти аккуратно выписанныя и ни къ чорту ненужныя даты, Ч и когда въ конц вдругъ протискивается Зетъ, чтобы написать своему личному корреспонденту (ибо въ такомъ роман переписываются ршительно вс) о смерти Икса и Игрека или о благополучномъ ихъ соединени, то читатель внезапно чувствуетъ, что всему этому предпочелъ бы самое обыкновенное письмо отъ налоговаго инспектора. Вообще говоря, я всегда былъ надленъ недюжиннымъ юморомъ, Ч даръ воображеня связанъ съ нимъ;
горе тому воображеню, которому юморъ не сопутствуетъ.
Одну минуточку. Я списывалъ письмо, и оно куда-то исчезло.
Могу продолжать, Ч соскользнуло подъ столъ. Черезъ недлю я получилъ отвтъ (пять разъ заходилъ на почтамтъ и былъ очень нерн венъ). Феликсъ сообщалъ мн, что съ благодарностью принимаетъ мое предложене. Какъ часто случается съ полуграмотными, тонъ его письма совершенно не соотвтствовалъ тону его обычнаго разговора: въ письм это былъ дрожащй фальцетъ съ провалами витеватой хрипоты, а въ жизни Ч самодовольный басокъ съ дидактическими низами. Я написалъ ему вторично, приложивъ десять марокъ и назначивъ ему свидане перн ваго октября въ пять часовъ вечера у бронзоваго всадника въ конц {58} бульвара, идущаго влво отъ вокзальной площади въ Тарниц. Я не помнилъ ни имени всадника (какой-то герцогъ), ни названя бульн вара, но однажды, прозжая по Саксони въ автомобил знакомаго купца, застрялъ въ Тарниц на два часа, Ч моему знакомому вдругъ понадобилось среди пути поговорить по телефону съ Дрезденомъ, Ч и вотъ, обладая фотографической памятью, я запомнилъ бульваръ, статую и еще другя подробности, Ч это снимокъ небольшой, однако, знай я способъ увеличить его, можно было бы прочесть, пожалуй, даже вывски, Ч ибо аппаратъ у меня превосходный.
Мое почтенное отъ шестнадцаго написано отъ руки, Ч я писалъ на почтамт, Ч такъ взволновался, получивъ отвтъ на мое почтенное отъ девятаго, что не могъ отложить до возможности настукать, Ч да и особыхъ причинъ стсняться своихъ почерковъ (у меня ихъ нсколько) еще не было, Ч я зналъ, что въ конечномъ счет получателемъ окажусь я. Отославъ его, я почувствовалъ то, что чувствуетъ, должно быть, полун мертвый листъ, пока медленно падаетъ на поверхность воды.
Незадолго до перваго октября какъ-то утромъ мы съ женой прохон дили Тиргартеномъ и остановились на мостик, облокотившись на перила. Въ неподвижной вод отражалась гобеленовая пышность бурой и рыжей листвы, стеклянная голубизна неба, темныя очертаня перилъ и нашихъ склоненныхъ лицъ. Когда падалъ листъ, то навстрчу ему изъ тнистыхъ глубинъ воды летлъ неотвратимый двойникъ. Встрча ихъ была беззвучна. Падалъ кружась листъ, и кружась стремилось къ нему его точное отражене. Я не могъ оторвать {59} взгляда отъ этихъ неизн бжныхъ встрчъ. Пойдемъ, Ч сказала Лида и вздохнула. Осень, осень, Ч проговорила она погодя, Ч осень. Да, это осень. Она уже была въ мховомъ пальто, пестромъ, леопардовомъ. Я влекся сзади, на ходу пронзая тростью палые листья.
Какъ славно сейчасъ въ Росси, Ч сказала она (то же самое она говорила ранней весной и въ ясные зимне дни;
одна тняя погода никакъ не дйствовала на ея воображене).
л... а есть покой и воля, давно завидная мечтается мн доля.
Давно, усталый рабъ... Пойдемъ, усталый рабъ. Мы должны сегодня раньше обдать.
л... замыслилъ я побгъ. Замыслилъ. Я. Побгъ. Теб, пожалуй, было бы скучно, Лида, безъ Берлина, безъ пошлостей Ардалона? Ничего не скучно. Мн тоже страшно хочется куда-нибудь, Ч солнышко, волнышки. Жить да поживать. Я не понимаю, почему ты его такъ критикуешь.
л... давно завидная мечтается... Ахъ, я его не критикую. Между прочимъ, что длать съ этимъ чудовищнымъ портретомъ, не могу его видть. Давно, усталый рабъ... Смотри, Германъ, верховые. Она думаетъ, эта тетеха, что очень красива. Ну-же, идемъ. Ты все отстаешь, какъ маленькй. Не знаю, я его очень люблю. Моя мечта была бы ему подарить денегъ, чтобы онъ могъ създить въ Италю.
л... Мечта. Мечтается мн доля. Въ наше время бездарному художн нику Италя ни къ чему. Такъ было когда-то, давно. Давно завидная... {60} Ты какой-то сонный, Германъ. Пойдемъ чуточку шибче, пожан луйста.
Буду совершенно откровененъ. Никакой особой потребности въ отдых я не испытывалъ. Но послднее время такъ у насъ съ женой завелось. Чуть только мы оставались одни, я съ тупымъ упорствомъ направлялъ разговоръ въ сторону лобители чистыхъ нгъ. Между тмъ я съ нетерпнемъ считалъ дни. Отложилъ я свидане на первое октября, дабы дать себ время одуматься. Мн теперь кажется, что если бы я одумался и не похалъ въ Тарницъ, то Феликсъ до сихъ поръ ходилъ бы вокругъ бронзоваго герцога, присаживаясь изрдка на скамью, чертя палкой т земляныя радуги слва направо и справа налво, что чертитъ всякй, у кого есть трость и досугъ, Ч вчная привычка наша къ окружн ности, въ которой мы вс заключены. Да, такъ бы онъ сидлъ до сегон дняшняго дня, а я бы все помнилъ о немъ, съ дикой тоской и страстью, Ч огромный ноющй зубъ, который нечмъ вырвать, женщина, которой нельзя обладать, мсто, до котораго въ силу особой топографи кошман ровъ никакъ нельзя добраться.
Тридцатаго вечеромъ, наканун моей поздки, Ардалонъ и Лида раскладывали кабалу, а я ходилъ по комнатамъ и глядлся во вс зеркала. Я въ то время былъ еще въ добрыхъ отношеняхъ съ зеркалами.
За дв недли я отпустилъ усы, Ч это измнило мою наружность къ худшему: надъ безкровнымъ ртомъ топорщилась темно-рыжеватая щетина съ непристойной проплшинкой посредин. Было такое ощун щене, что эта щетина приклеена, Ч а не то мн казалось, что на губ у меня сидитъ небольшое жесткое животное. По {61} ночамъ, въ полудрен мот, я хватался за лицо, и моя ладонь его не узнавала. Ходилъ, знан читъ, по комнатамъ, курилъ, и изъ всхъ зеркалъ на меня смотрла испуганно серьезными глазами наспхъ загримированная личность.
Ардалонъ въ синей рубашк съ какимъ-то шотландскимъ галстукомъ хлопалъ картами, будто въ кабак. Лида сидла къ столу бокомъ, залон живъ ногу на ногу, Ч юбка поднялась до поджилокъ, Ч и выпускала папиросный дымъ вверхъ, сильно выпятивъ нижнюю губу и не спуская глазъ съ картъ на стол. Была черная втреная ночь, каждыя нсколько секундъ промахивалъ надъ крышами блдный лучъ радобашни, Ч свтовой тикъ, тихое безуме прожектора. Въ открытое узкое окно ванн ной комнаты доносился изъ какого-то окна во двор сдобный голосъ громковщателя. Въ столовой лампа освщала мой страшный портретъ.
Ардалонъ въ синей рубашк хлопалъ картами, Лида облокотилась на столъ, дымилась пепельница. Я вышелъ на балконъ. Закрой, дуетъ, Ч раздался изъ столовой Лидинъ голосъ. Отъ втра мигали и щурились осення звзды. Я вернулся въ комнату.
Куда нашъ красавецъ детъ? Ч спросилъ Ардалонъ, неизн встно къ кому обращаясь.
Въ Дрезденъ, Ч отвтила Лида. Они теперь играли въ дураки.
Мое почтене Сикстинской, Ч сказалъ Ардалонъ. Ч Этого, кажется, я не покрою. Этого, кажется Ч Ч Такъ, потомъ такъ, а это я принялъ.
Ему бы лечь спать, онъ усталъ, Ч сказала Лида. Ч Послушай, ты не имешь права подсматривать, сколько осталось въ колод, Ч это нечестно. {62} Я машинально, Ч сказалъ Ардалонъ. Ч Не сердись, голуба. А надолго онъ детъ? И эту тоже, Ардалоша, эту тоже, пожалуйста, Ч ты ее не покрылъ.
Такъ они продолжали долго, говоря то о картахъ, то обо мн, какъ будто меня не было въ комнат, какъ будто я былъ тнью или безсловесн нымъ существомъ, Ч и эта ихъ шуточная привычка, оставлявшая меня прежде равнодушнымъ, теперь казалась мн полной значеня, точно я и вправду присутствую только въ качеств отраженя, а тло мое Ч далеко.
На другой день, около четырехъ, я вышелъ въ Тарниц. У меня былъ съ собой небольшой чемоданъ, онъ стснялъ свободу передвин женя, Ч я принадлежу къ пород тхъ мужчинъ, которые ненавидятъ нести что-либо въ рукахъ: щеголяя дорогими кожаными перчатками, люблю на-ходу свободно размахивать руками и топырить пальцы, Ч такая у меня манера, и шагаю я ладно, выбрасывая ноги носками врозь, Ч не по росту моему маленькя, въ идеально чистой и блестящей обуви, въ мышиныхъ гетрахъ, Ч гетры то-же что перчатки, Ч он прин даютъ мужчин добротное изящество, сродное особому кашэ дорожныхъ принадлежностей высокаго качества, Ч я обожаю магазины, гд продан ются чемоданы, ихъ хрустъ и запахъ, двственность свиной кожи подъ чехломъ, Ч но я отвлекся, я отвлекся, Ч я можетъ быть хочу отвлечься, Ч но все равно, дальше, Ч я, значитъ, ршилъ оставить снан чала чемоданъ въ гостиниц: въ какой гостиниц? Перескъ, перескъ площадь, озираясь, не только съ цлью найти гостиницу, а еще стараясь площадь узнать, {63} Ч вдь я прозжалъ тутъ, вонъ тамъ бульваръ и почтамтъ... Но я не усплъ дать памяти поупражняться, Ч въ глазахъ мелькнула вывска гостиницы, Ч по бокамъ двери стояло по два лаврон выхъ деревца въ кадкахъ, Ч этотъ посулъ роскоши былъ обманчивъ, входившаго сразу ошеломляла кухонная вонь, двое усатыхъ простаковъ пили пиво у стойки, старый лакей, сидя на корточкахъ и виляя концомъ салфетки, зажатой подмышкой, валялъ пузатаго благо щенка, который вилялъ хвостомъ тоже. Я спросилъ комнату, предупредилъ, что у меня будетъ, можетъ быть, ночевать братъ, мн отвели довольно просторный номеръ съ четой кроватей, съ графиномъ мертвой воды на кругломъ стол, какъ въ аптек. Лакей ушелъ, я остался въ комнат одинъ, звенло въ ушахъ, я испытывалъ странное удивлене. Двойникъ мой вроятно, уже въ томъ же город, что я, ждетъ уже, можетъ быть. Я здсь представленъ въ двухъ лицахъ. Если бы не усы и разница въ оден жд, служаще гостиницы Ч Ч А можетъ быть (продолжалъ я думать, соскакивая съ мысли на мысль) онъ измнился и больше не похожъ на меня, и я понапрасну сюда прхалъ. Дай Богъ, Ч сказалъ я съ силой, Ч и самъ не понялъ, почему я это сказалъ, Ч вдь сейчасъ весь смыслъ моей жизни заключался въ томъ, что у меня есть живое отран жене, Ч почему же я упомянулъ имя небытнаго Бога, почему вспыхн нула во мн дурацкая надежда, что мое отражене исковеркано? Я подон шелъ къ окну, выглянулъ, Ч тамъ былъ глухой дворъ, и съ круглой спиной татаринъ въ тюбетейк показывалъ босоногой женщин синй коврикъ. Женщину я зналъ, и татарина зналъ тоже, и зналъ эти лопухи, собравшеся {64} въ одномъ углу двора, и воронку пыли, и мягкй напоръ втра и блдное, селедочное небо;
въ эту минуту постучали, вошла горничная съ постельнымъ бльемъ, и когда я опять посмотрлъ на дворъ, это уже былъ не татаринъ, а какой-то мстный оборванецъ, продающй подтяжки, женщины же вообще не было Ч но пока я смотн рлъ, опять стало все соединяться, строиться, составлять опредленное воспоминане, Ч вырастали, тснясь, лопухи въ углу двора, и рыжая Христина Форсманъ щупала коврикъ, и летлъ песокъ, Ч и я не могъ понять, гд ядро, вокругъ котораго все это образовалось, что именно послужило толчкомъ, зачатемъ, Ч и вдругъ я посмотрлъ на графинъ съ мертвой водой, и онъ сказалъ тепло, Ч какъ въ игр, когда прян чутъ предметъ, Ч и я бы вроятно нашелъ въ конц концовъ тотъ пустякъ, который, безсознательно замченный мной, мгновенно пустилъ въ ходъ машину памяти, а можетъ быть и не нашелъ бы, а просто все въ этомъ номер провинцальной нмецкой гостиницы, Ч и даже видъ въ окн, Ч было какъ-то смутно и уродливо схоже съ чмъ-то уже виднн нымъ въ Росси давнымъ давно, Ч тутъ, однако, я спохватился, что пора итти на свидане, и, натягивая перчатки, поспшно вышелъ. Я свернулъ на бульваръ, миновалъ почтамтъ. Дулъ втеръ, и наискось черезъ улицу летли листья. Несмотря на мое нетерпне, я, съ обычной наблюдательностью, замчалъ лица прохожихъ, вагоны трамвая, казавн шеся посл Берлина игрушечными, лавки, исполинскй цилиндръ, нарисованный на облупившейся стн, вывски, фамилю надъ булочн ной, Карлъ Шписъ, Ч напомнившую мн нкоего Карла Шписа, котон раго я знавалъ въ волжскомъ поселк, и {65} который тоже торговалъ булками. Наконецъ въ глубин бульвара всталъ на дыбы бронзовый конь, опираясь на хвостъ, какъ дятелъ, и, если бъ герцогъ на немъ энерн гичне протягивалъ руку, то при тускломъ вечернемъ свт памятникъ могъ бы сойти за петербургскаго всадника. На одной изъ скамеекъ сидлъ старикъ и подалъ изъ бумажнаго мшочка виноградъ;
на друн гой расположились дв пожилыя дамы;
старуха огромной величины полулежала въ колясочк для калкъ и слушала ихъ разговоръ, глядя на нихъ круглымъ глазомъ. Я дважды, трижды обошелъ памятникъ, отмтивъ придавленную копытомъ змю, латинскую надпись, ботфорту съ черной звздой шпоры. Зми, впрочемъ, никакой не было, это мн почудилось. Затмъ я прислъ на пустую скамью, Ч ихъ было всего полдюжины, Ч и посмотрлъ на часы. Три минуты шестого. По газону прыгали воробьи. На вычурной изогнутой клумб цвли самые гнусные въ мр цвты Ч астры. Прошло минутъ десять. Такое волнене, что ждать въ сидячемъ положени не могъ. Кром того, вышли вс папин росы, курить хотлось до бшенства. Свернувъ съ бульвара на боковую улицу мимо черной кирки съ претензями на старину, я нашелъ табачн ную лавку, вошелъ, автоматическй звонокъ продолжалъ зудть, Ч я не прикрылъ двери, Ч будьте добры, Ч сказала женщина въ очкахъ за прилавкомъ, Ч вернулся, захлопнулъ дверь. Надъ ней былъ натюръ мортъ Ардалона: трубка на зеленомъ сукн и дв розы.
Какъ это къ вамъ...? Ч спросилъ я со смхомъ. Она не сразу поняла, а понявъ отвтила:
Это сдлала моя племянница. Недавно умерла. {66} Что за дичь, Ч подумалъ я. Ч Вдь нчто очень похожее, если не точь-въ-точь такое, я видлъ у него, Ч что за дичь...
Ладно, ладно, Ч сказалъ я вслухъ. Ч Дайте мн... Ч назвалъ сортъ, который курю, заплатилъ и вышелъ.
Двадцать минутъ шестого.
Не смя еще вернуться на урочное мсто, давая еще время судьб перемнить программу, еще ничего не чувствуя, ни досады, ни облегн ченя, я довольно долго шелъ по улиц, удаляясь отъ памятника, Ч и все останавливался, пытаясь закурить, Ч втеръ вырывалъ у меня огонь, наконецъ я забился въ подъздъ, надулъ втеръ, Ч какой каламн буръ! И стоя въ подъзд, и смотря на двухъ двочекъ, игравшихъ возл, по очереди бросавшихъ стеклянный шарикъ съ радужной искрой внутри, а то Ч на корточкахъ Ч подвигавшихъ его пальцемъ, а то еще Ч сжимавшихъ его между носками и подпрыгивавшихъ, Ч все для того, чтобы онъ попалъ въ лунку, выдавленную въ земл подъ березой съ раздвоеннымъ стволомъ, Ч смотря на эту сосредоточенную, безмолвн ную, кропотливую игру, я почему-то подумалъ, что Феликсъ придти не можетъ по той простой причин, что я самъ выдумалъ его, что созданъ онъ моей фантазей, жадной до отраженй, повторенй, масокъ, Ч и что мое присутстве здсь, въ этомъ захолустномъ городк, нелпо и даже чудовищно.
Вспоминаю теперь оный городокъ, Ч и вотъ я въ странномъ смун щени: приводить ли еще примры тхъ его подробностей, которыя непрятнйшимъ образомъ {67} перекликались съ подробностями, гд то и когда-то виднными мной? Мн даже кажется, что онъ былъ построенъ изъ какихъ-то отбросовъ моего прошлаго, ибо я находилъ въ немъ вещи, совершенно замчательныя по жуткой и необъяснимой блин зости ко мн: приземистый, блдно-голубой домишко, двойникъ котон раго я видлъ на Охт, лавку старьевщика, гд висли костюмы знакон мыхъ мн покойниковъ, тотъ же номеръ фонаря (всегда замчаю номера фонарей), какъ на стоявшемъ передъ домомъ, гд я жилъ въ Москв, и рядомъ съ нимъ Ч такая же голая береза, въ такомъ же чугунномъ корн сет и съ тмъ же раздвоенемъ ствола (поэтому я и посмотрлъ на номеръ). Можно было бы привести еще много примровъ Ч иные изъ нихъ таке тонке, таке Ч я бы сказалъ Ч отвлеченно личные, что читателю Ч о которомъ я, какъ нянька, забочусь Ч они были бы непон нятны. Да и кром того я несовсмъ увренъ въ исключительности сихъ явленй. Всякому человку, одаренному повышенной примтливостью, знакомы эти анонимные пересказы изъ его прошлаго, эти будто бы невинныя сочетаня деталей, мерзко отдающя плагатомъ. Оставимъ ихъ на совсти судьбы и вернемся, съ замиранемъ сердца, съ тоской и неохотой, къ памятничку въ конц бульвара.
Старикъ долъ виноградъ и ушелъ, женщину, умиравшую отъ водянки, укатили, Ч никого не было, кром одного человка, который сидлъ какъ разъ на той скамейк, гд я самъ давеча сидлъ, и, слегка поддавшись впередъ, разставивъ колни, кормилъ крошками воробьевъ.
Его палка, небрежно прислоненная къ сидню скамьи, медленно прин шла въ движене въ тотъ мигъ, какъ я ее замтилъ, Ч она похала и упала на {68} гравй. Воробьи вспорхнули, описали дугу, размстились на окрестныхъ кустахъ. Я почувствовалъ, что человкъ обернулся ко мн...
Да, читатель, ты не ошибся.
ГЛАВА.
Глядя въ землю, я вой рукой пожалъ его правую руку, одноврен менно поднялъ его упавшую палку и слъ рядомъ съ нимъ на скамью.
Ты опоздалъ, Ч сказалъ я, не глядя на него.
Онъ засмялся. Все еще не глядя, я разстегнулъ пальто, снялъ шляпу, провелъ ладонью по голов, Ч мн почему-то стало жарко.
Я васъ сразу узналъ, Ч сказалъ онъ льстивымъ, глупо-заговорн щичьимъ тономъ.
Теперь я смотрлъ на палку, оказавшуюся у меня въ рукахъ: это была толстая, загорвшая палка, липовая, съ глазкомъ въ одномъ мст и со тщательно выжженнымъ именемъ владльца Ч Феликсъ такой то, Ч а подъ этимъ Ч годъ и назване деревни. Я отложилъ ее, подун мавъ мелькомъ, что онъ, мошенникъ, пришелъ пшкомъ.
Ршившись наконецъ, я повернулся къ нему. Но посмотрлъ на его лицо несразу;
я началъ съ ногъ, какъ бываетъ въ кинематограф, когда форситъ операторъ. Сперва: пыльные башмачища, толстые носки, плохо подтянутые;
затмъ Ч лоснящеся сине штаны (тогда были плин совые, Ч вроятно сгнили) и рука, держащая {69} сухой хлбецъ.
Затмъ Ч синй пиджакъ и подъ нимъ вязаный жилетъ дикаго цвта.
Еще выше Ч знакомый воротничекъ, теперь сравнительно чистый. Тутъ я остановился. Оставить его безъ головы, или продолжать его строить?
Прикрывшись рукой, я сквозь пальцы посмотрлъ на его лицо.
На мгновене мн подумалось, что все прежнее было обманомъ, галлюцинацей, что никакой онъ не двойникъ мой, этотъ дурень, поднявн шй брови, выжидательно осклабившйся, еще несовсмъ знавшй, какое выражене принять, Ч отсюда: на всякй случай поднятыя брови. На мгновене, говорю я, онъ мн показался такъ же на меня похожимъ, какъ былъ бы похожъ первый встрчный. Но вернулись успокоившеся воробьи, одинъ запрыгалъ совсмъ близко, и это отвлекло его внимане, черты его встали по своимъ мстамъ, и я вновь увидлъ чудо, явившееся мн пять мсяцевъ тому назадъ.
Онъ кинулъ воробьямъ горсть крошекъ. Одинъ изъ нихъ суетливо клюнулъ, крошка подскочила, ее схватилъ другой и улетлъ. Феликсъ опять повернулся ко мн съ выраженемъ ожиданя и готовности.
Вонъ тому не попало, Ч сказалъ я, указавъ пальцемъ на ворон бья, который стоялъ въ сторон, безпомощно хлопая клювомъ.
Молодъ, Ч замтилъ Феликсъ. Ч Видите, еще хвоста почти нтъ. Люблю птичекъ, Ч добавилъ онъ съ приторной ужимкой.
Ты на войн побывалъ?, Ч спросилъ я и нсколько разъ сряду прочистилъ горло, Ч голосъ былъ хриплый.
Да, Ч отвтилъ онъ, Ч а что? {70} Такъ, ничего. Здорово боялся, что убьютъ, Ч правда? Онъ подмигнулъ и проговорилъ загадочно:
У всякой мыши Ч свой домъ, но не всякая мышь выходитъ оттуда.
Я уже усплъ замтить, что онъ любитъ пошлыя прибаутки въ риму;
не стоило ломать себ голову надъ тмъ, какую собственно мысль онъ желалъ выразить.
Все. Больше нту, Ч обратился онъ вскользь къ воробьямъ. Ч Блокъ тоже люблю (опять подмигнулъ). Хорошо, когда въ су много блокъ. Я люблю ихъ за то, что он противъ помщиковъ. Вотъ кроты Ч тоже.
А воробьи? Ч спросилъ я ласково. Ч Они какъ Ч противъ? Воробей среди птицъ нищй, Ч самый что ни на есть нищй.
Нищй, Ч повторилъ онъ еще разъ. Онъ видимо считалъ себя необыкн новенно разсудительнымъ и смтливымъ парнемъ. Впрочемъ, онъ былъ не просто дуракъ, а дуракъ-меланхоликъ. Улыбка у него выходила скучн ная, Ч противно было смотрть. И все же я смотрлъ съ жадностью.
Меня весьма занимало, какъ наше диковинное сходство нарушалось его случайными ужимками. Доживи онъ до старости, Ч подумалъ я, Ч сходство совсмъ пропадетъ, а сейчасъ оно въ полномъ расцвт.
Германъ (игриво): Ты, я вижу, философъ.
Онъ какъ будто слегка обидлся. Философя Ч выдумка боган чей, Ч возразилъ онъ съ глубокимъ убжденемъ. Ч И вообще, все это пустыя выдумки: религя, поэзя... Ахъ, двушка, какъ я страдаю, ахъ, {71} мое бдное сердце... Я въ любовь не врю. Вотъ дружба Ч другое дло. Дружба и музыка.
Знаете что, Ч вдругъ обратился онъ ко мн съ нкоторымъ жаромъ, Ч я бы хотлъ имть друга, Ч врнаго друга, который всегда былъ бы готовъ подлиться со мной кускомъ хлба, а по завщаню оставилъ бы мн немного земли, домишко. Да, я хотлъ бы настоящаго друга, Ч я служилъ бы у него въ садовникахъ, а потомъ его садъ сталъ бы моимъ, и я бы всегда поминалъ покойника со слезами благодарности.
А еще Ч мы бы съ нимъ играли на скрипкахъ, или тамъ онъ на дудк, я на мандолин. А женщины... Ну скажите, разв есть жена, которая бы не измняла мужу? Очень все это правильно. Очень правильно. Съ тобой прятно говорить. Ты въ школ учился? Недолго. Чему въ школ научишься? Ничему. Если человкъ умный, на что ему учене? Главное Ч природа. А политика, напримръ, меня не интересуетъ. И вообще мръ это, знаете, дерьмо.
Заключене безукоризненно правильное, Ч сказалъ я. Ч Да, безн укоризненно. Прямо удивляюсь. Вотъ что, умникъ, отдай-ка мн моменн тально мой карандашъ! Этимъ я его здорово осадилъ и привелъ въ нужное мн настроене.
Вы забыли на трав, Ч пробормоталъ онъ растерянно. Ч Я не зналъ, увижу ли васъ опять... Укралъ и продалъ! Ч крикнулъ я, Ч даже притопнулъ.
Отвтъ его былъ замчателенъ: сперва мотнулъ головой, что знан чило Не кралъ, и тотчасъ кивнулъ, {72} что значило Продалъ. Въ немъ, мн кажется, былъ собранъ весь букетъ человческой глупости.
Чортъ съ тобою, Ч сказалъ я, Ч въ другой разъ будь осмотрин тельне. Ужъ ладно. Бери папиросу.
Онъ размякъ, просялъ, видя, что я не сержусь;
принялся благодан рить: Спасибо, спасибо... Дйствительно, какъ мы съ вами похожи, какъ похожи... Можно подумать, что мой отецъ согршилъ съ вашей матушкой! Ч Подобострастно засмялся, чрезвычайно довольный своею шуткой.
Къ длу, Ч сказалъ я, притворившись вдругъ очень серьезн нымъ. Ч Я пригласилъ тебя сюда не для однихъ отвлеченныхъ разгон ворчиковъ, какъ бы они ни были прятны. Я теб писалъ о помощи, которую собираюсь теб оказать, о работ, которую нашелъ для тебя.
Прежде всего, однако, хочу теб задать вопросъ. Отвть мн на него точно и правдиво. Кто я таковъ по твоему мнню? Феликсъ осмотрлъ меня, отвернулся, пожалъ плечомъ.
Я теб не загадку задаю, Ч продолжалъ я терпливо. Ч Я отлично понимаю, что ты не можешь знать, кто я въ дйствительности.
Отстранимъ на всякй случай возможность, о которой ты такъ остроумно упомянулъ. Кровь, Феликсъ, у насъ разная, Ч разная, голубчикъ, разная. Я родился въ тысяч верстахъ отъ твоей колыбели, и честь моихъ родителей, какъ Ч надюсь Ч и твоихъ, безупречна. Ты единственный сынъ, я Ч тоже. Такъ что ни ко мн, ни къ теб никакъ не можетъ явиться этакй таинственный братъ, котораго, молъ, ребенн комъ украли цыгане. Насъ не {73} связываютъ никакя узы, у меня по отношеню къ теб нтъ никакихъ обязательствъ, Ч заруби это себ на носу, Ч никакихъ обязательствъ, Ч все, что собираюсь сдлать для тебя, сдлаю по доброй вол. Запомни все это, пожалуйста. Теперь я тебя снова спрашиваю, кто я таковъ по твоему мнню, чмъ я представн ляюсь теб, Ч вдь какое-нибудь мнне ты обо мн составилъ, Ч неправда-ли? л Вы, можетъ быть, артистъ, Ч сказалъ Феликсъ неувренно.
Если я правильно понялъ тебя, дружокъ, ты значитъ, при перн вомъ нашемъ свидани, такъ примрно подумалъ: Э, да онъ, вроятно, играетъ въ театр, человкъ съ норовомъ, чудакъ и франтъ, можетъ быть знаменитость. Такъ, значитъ? Феликсъ уставился на свой башмакъ, которымъ трамбовалъ гравй, и лицо его приняло нсколько напряженное выражене.
Я ничего не подумалъ, Ч проговорилъ онъ кисло. Ч Просто вижу: господинъ интересуется, ну и такъ дале. А хорошо платятъ вамъ-то, артистамъ? Примчаньице: мысль, которую онъ подалъ мн, показалась мн гибкой, Ч я ршилъ ее испытать. Она любопытнйшей излучиной соприкасалась съ главнымъ моимъ планомъ.
Ты угадалъ, Ч воскликнулъ я, Ч ты угадалъ. Да, я актеръ.
Точне Ч фильмовый актеръ. Да, это врно. Ты хорошо, ты велин колпно это сказалъ. Ну, дальше. Что еще можешь сказать обо мн? Тутъ я замтилъ, что онъ какъ то прунылъ. Моя професся точно его разочаровала. Онъ сидлъ насупившись, держа дымившйся окурокъ между большимъ {74} пальцемъ и указательнымъ. Вдругъ онъ поднялъ голову, прищурился...
А какую вы мн работу хотите предложить? Ч спросилъ онъ безъ прежней заискивающей нжности.
Погоди, погоди. Все въ свое время. Я тебя спрашивалъ, Ч что ты еще обо мн думаешь, Ч ну-съ, пожалуйста.
Почемъ я знаю? Ч Вы любите разъзжать, Ч вотъ это я знаю, Ч а больше не знаю ничего.
Между тмъ завечерло, воробьи исчезли давно, всадникъ потемн нлъ и какъ-то разросся. Изъ-за траурнаго дерева безшумно появилась луна, Ч мрачная, жирная. Облако мимоходомъ надло на нее маску;
остался виденъ только ея полный подбородокъ.
Вотъ что Феликсъ, тутъ темно и неуютно. Ты, пожалуй, голон денъ. Пойдемъ, закусимъ гд-нибудь и за кружкой пива продолжимъ нашъ разговоръ. Ладно?
Ладно, Ч отозвался онъ, слегка оживившись и глубокомысленно присовокупилъ: Ч Пустому желудку одно только и можно сказать Ч (перевожу дословно, Ч по-нмецки все это у него выходило въ римочку).
Мы встали и направились къ желтымъ огнямъ бульвара. Теперь, въ надвигающейся тьм, я нашего сходства почти не ощущалъ. Феликсъ шагалъ рядомъ со мной, словно въ какомъ-то раздумь, Ч походка у него была такая же тупая, какъ онъ самъ.
Я спросилъ: Ты здсь въ Тарниц еще никогда не бывалъ? Нтъ, Ч отвтилъ онъ. Ч Городовъ не люблю. Въ город нашему брату скучно.
Вывска трактира. Въ окн боченокъ, а по сторонамъ {75} два бородатыхъ карла. Ну, хотя бы сюда. Мы вошли и заняли столъ въ глун бин. Стягивая съ растопыренной руки перчатку, я зоркимъ взглядомъ окинулъ присутствующихъ. Было ихъ, впрочемъ, всего трое, и они не обратили на насъ никакого вниманя. Подошелъ лакей, блдный человчекъ въ пенснэ (я не въ первый разъ видлъ лакея въ пенснэ, но не могъ вспомнить, гд мн уже такой попадался). Ожидая заказа, онъ посмотрлъ на меня, потомъ на Феликса. Конечно, изъ-за моихъ усовъ сходство не такъ бросалось въ глаза, Ч я и отпустилъ ихъ, собственно, для того, чтобы, появляясь съ Феликсомъ вмст, не возбуждать черезн чуръ вниманя. Кажется у Паскаля встрчается гд-то умная фраза о томъ, что двое похожихъ другъ на друга людей особаго интереса въ отдльности не представляютъ, но коль скоро появляются вмст Ч сенсаця. Паскаля самого я не читалъ и не помню, гд слямзилъ это изречене. Въ юности я увлекался такими штучками. Бда только въ томъ, что иной прикарманенной мыслью щеголялъ не я одинъ. Какъ то въ Петербург, будучи въ гостяхъ, я сказалъ: Есть чувства, какъ говон рилъ Тургеневъ, которыя можетъ выразить одна только музыка.
Черезъ нсколько минутъ явился еще гость и среди разговора вдругъ разршился тою же сентенцей. Не я, конечно, а онъ, оказался въ дуран кахъ, но мн вчуж стало неловко, и я ршилъ больше не мудрить. Все это Ч отступлене, отступлене въ литературномъ смысл разумется, отнюдь не въ военномъ. Я ничего не боюсь, все разскажу. Нужно прин знать: восхитительно владю не только собой, но и слогомъ. Сколько романовъ я понаписалъ въ молодости, такъ, между {76} дломъ, и безъ малйшаго намреня ихъ опубликовать. Еще изречене: опубликованн ный манускриптъ, какъ говорилъ Свифтъ, становится похожъ на пубн личную женщину. Однажды, еще въ Росси, я далъ Лид прочесть одну вещицу въ рукописи, сказавъ, что сочинилъ знакомый, Ч Лида нашла, что скучно, не дочитала, Ч моего почерка она до сихъ поръ не знан етъ, Ч у меня ровнымъ счетомъ двадцать пять почерковъ, Ч лучше изъ нихъ, т. е. т, которые я охотне всего употребляю, суть слдующе:
круглявый: съ прятными сдобными утолщенями, каждое слово Ч прямо изъ кондитерской;
засимъ: наклонный, востренькй, Ч даже не почеркъ, а почерченокъ, Ч такой мелкй, втреный, Ч съ сокращенями и безъ твердыхъ знаковъ;
и наконецъ Ч почеркъ, который я особенно цню:
крупный, четкй, твердый и совершенно безличный, словно пишетъ имъ абстрактная, въ схематической манжет, рука, изображаемая въ учебнин кахъ физики и на указательныхъ столбахъ. Я началъ было именно этимъ почеркомъ писать предлагаемую читателю повсть, но вскор сбился, Ч повсть эта написана всми двадцатью пятью почерками, вперемшку, такъ что наборщики или неизвстная мн машинистка, или наконецъ, тотъ опредленный, выбранный мной человкъ, тотъ русскй писатель, которому я мою рукопись доставлю, когда подойдетъ срокъ, подумаютъ, быть можетъ, что писало мою повсть нсколько человкъ, Ч а также весьма возможно, что какой-нибудь крысоподобн ный экспертъ съ хитрымъ личикомъ усмотритъ въ этой какографической роскоши признакъ ненормальности. Тмъ лучше.
Вотъ я упомянулъ о теб, мой первый читатель, о {77} теб, извстный авторъ психологическихъ романовъ, Ч я ихъ просматрин валъ, Ч они очень искусственны, но неплохо скроены. Что ты почувн ствуешь, читатель-авторъ, когда приступишь къ этой рукописи? Восхин щене? Зависть? Или даже Ч почемъ знать? Ч воспользовавшись моей безсрочной отлучкой, выдашь мое за свое, за плодъ собственной изон щренной, не спорю, изощренной и опытной, Ч фантази, и я останусь на бобахъ? Мн было бы нетрудно принять напередъ мры противъ такого наглаго похищеня. Приму ли ихъ, Ч это другой вопросъ. Мн, можетъ быть, даже лестно, что ты украдешь мою вещь. Кража Ч лучшй комплиментъ, который можно сдлать вещи. И, знаешь, что самое забавн ное? Вдь, ршившись на непрятное для меня воровство, ты исключишь какъ разъ вотъ эти компрометирующая тебя строки, Ч да и кром того кое-что перелицуешь по своему, (это уже мене прятно), какъ автомон бильный воръ краситъ въ другой цвтъ машину, которую угналъ. И по этому поводу позволю себ разсказать маленькую исторю, самую смшн ную исторю, какую я вообще знаю:
Недли полторы тому назадъ, т. е. около десятаго марта тридцать перваго года, нкимъ человкомъ (или людьми), проходившимъ (или проходившими) по шоссе, а не то сомъ (вроятно Ч еще выяснится), былъ обнаруженъ у самой опушки и незаконно присвоенъ небольшой синй автомобиль такой-то марки, такой-то силы (техническя подробнон сти опускаю). Вотъ собственно говоря, и все.
Я не утверждаю, что всякому будетъ смшонъ этотъ анекдотъ:
соль его не очевидна. Меня онъ разсмшилъ Ч до слезъ Ч только потому, что я знаю {78} подоплеку. Добавлю, что я его ни отъ кого не слышалъ, нигд не вычиталъ, а строго логически вывелъ изъ факта исчезновеня автомобиля, факта совершенно превратно истолкованнаго газетами. Назадъ, рычагъ времени!
Ты умешь править автомобилемъ? Ч вдругъ спросилъ я, помнится, Феликса, когда лакей, ничего не замтивъ въ насъ особенн наго, поставилъ передъ нами дв кружки пива, и Феликсъ жадно окун нулъ губу въ пышную пну.
Что? Ч переспросилъ онъ, сладостно крякнувъ.
Я спрашиваю: ты умешь править автомобилемъ? А какъ же, Ч отвтилъ онъ самодовольно. Ч У меня былъ прян тель шофферъ, Ч служилъ у одного нашего помщика. Мы съ нимъ однажды раздавили свинью. Какъ она визжала... Лакей принесъ какое-то рагу въ большомъ количеств и картон фельное пюре. Гд я уже видлъ пенснэ на носу у лакея? Вспомнилъ только сейчасъ, когда пишу это: въ паршивомъ русскомъ ресторанчик, въ Берлин, Ч и тотъ лакей былъ похожъ на этого, Ч такой же маленьн кй, унылый, блобрысый.
Ну вотъ, Феликсъ, мы попили, мы поли, будемъ теперь говорить.
Ты сдлалъ кое-какя предположеня на мой счетъ, и предположеня врныя. Прежде, чмъ приступить вплотную къ нашему длу, я хочу нарисовать теб въ общихъ чертахъ мой обликъ, мою жизнь, Ч ты скоро поймешь, почему это необходимо. Итакъ... Я отпилъ пива и продолжалъ:
Итакъ, родился я въ богатой семь. У насъ былъ домъ и садъ, Ч ахъ, какой садъ, Феликсъ! Представь {79} себ розовую чащобу, цлыя заросли розъ, розы всхъ сортовъ, каждый сортъ съ дощечкой, и на дощечк Ч назване: названя розамъ даютъ такя же звонкя, какъ скан ковымъ лошадямъ. Кром розъ, росло въ нашемъ саду множество друн гихъ цвтовъ, Ч и когда по утрамъ все это бывало обрызгано росой, зрлище, Феликсъ, получалось сказочное. Мальчикомъ я уже любилъ и умлъ ухаживать за нашимъ садомъ, у меня была маленькая лейка, Феликсъ, и маленькая мотыга, и родители мои сидли въ тни старой черешни, посаженной еще ддомъ, и глядли съ умиленемъ, какъ я, маленькй и дловитый, Ч вообрази, вообрази эту картину, Ч снимаю съ розъ и давлю гусеницъ, похожихъ на сучки. Было у насъ всякое домашнее зврье, какъ напримръ, кролики, Ч самое овальное животн ное, если понимаешь, что хочу сказать, Ч и сердитые сангвиники индюки, и прелестныя козочки, и такъ дале, и такъ дале. Потомъ родители мои разорились, померли, чудный садъ исчезъ, какъ сонъ, Ч и вотъ только теперь счастье какъ будто блеснуло опять. Мн удалось недавно пробрсти клочокъ земли на берегу озера, и тамъ будетъ разн битъ новый садъ, еще лучше стараго. Моя молодость вся насквозь прон благоухала тьмою цвтовъ, окружавшей ее, а сосднй съ, густой и дремучй, наложилъ на мою душу тнь романтической меланхоли. Я всегда былъ одинокъ, Феликсъ, одинокъ я и сейчасъ. Женщины... Ч Но что говорить объ этихъ измнчивыхъ, развратныхъ существахъ... Я много путешествовалъ, люблю, какъ и ты, бродить съ котомкой, Ч хотя конечно, въ силу нкоторыхъ причинъ, которыя всецло осуждаю, мои скитаня прятне твоихъ. Философствовать не {80} люблю, но все же слдуетъ признать, что мръ устроенъ несправедливо. Удивительная вещь, Ч задумывался ли ты когда-нибудь надъ этимъ? Ч что двое людей, одинаково бдныхъ, живутъ неодинаково, одинъ, скажемъ, какъ ты, откровенно и безнадежно нищенствуетъ, а другой, такой же бдн някъ, ведетъ совсмъ иной образъ жизни, Ч прилично одтъ, безпен ченъ, сытъ, вращается среди богатыхъ весельчаковъ, Ч почему это такъ? А потому, Феликсъ, что принадлежатъ они къ разнымъ класн самъ, Ч и если уже мы заговорили о классахъ, то представь себ одного человка, который зайцемъ детъ въ четвертомъ класс, и другого, который зайцемъ детъ въ первомъ: одному твердо, другому мягко, а между тмъ у обоихъ кошелекъ пустъ, Ч врне, у одного есть кошен лекъ, хоть и пустой, а у другого и этого нтъ, Ч просто дырявая подн кладка. Говорю такъ, чтобы ты осмыслилъ разницу между нами: я актеръ, живущй въ общемъ на фуфу, но у меня всегда есть резиновыя надежды на будущее, которыя можно безъ конца растягивать, Ч у тебя же и этого нтъ, Ч ты всегда бы остался нищимъ, если бы не чудо, Ч это чудо: наша встрча.
Нтъ такой вещи, Феликсъ, которую нельзя было бы эксплуатирон вать. Скажу боле: нтъ такой вещи, которую нельзя было бы эксплуан тировать очень долго и очень успшно. Теб снилась, можетъ быть, въ самыхъ твоихъ заносчивыхъ снахъ двузначная цифра Ч это предлъ твоихъ мечтанй. Нын же рчь идетъ сразу, съ мста въ карьеръ, о цифрахъ трехзначныхъ, Ч это конечно нелегко охватить вообран женемъ, вдь и десятка была уже для тебя едва мыслимой безконечнон стью, {81} а теперь мы какъ бы зашли за уголъ безконечности, Ч и тамъ сяетъ сотенка, а за нею другая, Ч и какъ знать, Феликсъ, можетъ быть зретъ и еще одинъ, четвертый, знакъ, Ч кружится голова, страшно, щекотно, Ч но это такъ, это такъ. Вотъ видишь, ты до такой степени привыкъ къ своей убогой судьб, что сейчасъ едва ли улавливаешь мою мысль, Ч моя рчь теб кажется непонятной, странной;
то, что впереди, покажется теб еще непонятне и странне.
Я долго говорилъ въ этомъ дух. Онъ глядлъ на меня съ опаской:
ему, пожалуй, начинало сдаваться, что я издваюсь надъ нимъ. Таке какъ онъ молодцы добродушны только до нкотораго предла. Какъ только вспадаетъ имъ на мысль, что ихъ собираются околпачить, вся доброта съ нихъ слетаетъ, взглядъ принимаетъ непрятно-стеклянный оттнокъ, ихъ начинаетъ разбирать тяжелая, прочная ярость. Я говон рилъ темно, но не задавался цлью его взбсить, напротивъ мн хотлось расположить его къ себ, Ч озадачить, но вмст съ тмъ привлечь;
смутно, но все же убдительно, внушить ему образъ человка, во многомъ сходнаго съ нимъ, Ч однако фантазя моя разыгралась, и разыгралась нехорошо, увсисто, какъ пожилая, но все еще кокетливая дама, выпившая лишнее. Оцнивъ впечатлне, которое на него произн вожу, я на минуту остановился, пожаллъ было, что его напугалъ, но тутъ же ощутилъ нкоторую усладу отъ умня моего заставлять слушан теля чувствовать себя плохо. Я улыбнулся и продолжалъ примрно такъ:
Ты прости меня, Феликсъ, я разболтался, Ч но мн рдко прихон дится отводить душу. Кром того, я {82} очень спшу показать себя со всхъ сторонъ, дабы ты имлъ полное представлене о человк, съ которымъ теб придется работать, Ч тмъ боле, что самая эта работа будетъ прямымъ использованемъ нашего съ тобою сходства. Скажи мн, знаешь ли ты, что такое дублеръ? л Онъ покачалъ головою, губа отвисла, я давно замтилъ, что онъ дышитъ все больше ртомъ, носъ былъ у него, что-ли, заложенъ.
Не знаешь, Ч такъ я теб объясню. Представь себ, что дирекн торъ кинематографической фирмы, Ч ты въ кинематограф бывалъ?
Бывалъ.
Ну вотъ, Ч представь себ, значитъ, такого директора... Винон ватъ, ты, дружокъ, что-то хочешь сказать? Бывалъ, но рдко. Ужъ если тратить деньги, такъ на что-нибудь получше.
Согласенъ, но не вс разсуждаютъ, какъ ты, Ч иначе не было бы и ремесла такого, какъ мое, Ч неправда-ли? Итакъ, мой директоръ предложилъ мн за небольшую сумму, что-то около десяти тысячъ, Ч это конечно пустякъ, фуфу, но больше не даютъ, Ч сниматься въ фильм, гд герой Ч музыкантъ. Я кстати самъ обожаю музыку, играю на нсколькихъ инструментахъ. Бывало, тнимъ вечеркомъ беру свою скрипку, иду въ ближнй сокъ... Ну такъ вотъ. Дублеръ, Феликсъ, это лицо, могущее въ случа надобности замнить даннаго актера.
Актеръ играетъ, его снимаетъ аппаратъ, осталось доснять пустян ковую сценку, Ч скажемъ, герой долженъ прохать на автомобил, Ч а тутъ возьми онъ, {83} да и заболй, Ч а время не терпитъ. Тутъ то и вступаетъ въ свою должность дублеръ, Ч прозжаетъ на этомъ самомъ автомобил, Ч вдь ты умешь управлять, Ч и когда зритель смотритъ фильму, ему и въ голову не приходитъ, что произошла замна. Чмъ сходство совершенне, тмъ оно дороже цнится. Есть даже особыя организаци, занимающаяся тмъ, что знаменитостямъ подыскиваютъ двойниковъ. И жизнь двойника прекрасна, Ч онъ получаетъ опредленн ное жаловане, а работать приходится ему только изрдка, Ч да и какая это работа, Ч однется точь-въ-точь какъ одтъ герой и вмсто героя промелькнетъ на нарядной машин, Ч вотъ и все. Разумется, болтать о своей служб онъ не долженъ;
вдь каково получится, если конкурн рентъ или какой-нибудь журналистъ проникнетъ въ подлогъ, и публика узнаетъ, что ея любимца въ одномъ мст подмнили. Ты понимаешь теперь, почему я пришелъ въ такой восторгъ, въ такое волнене, когда нашелъ въ теб точную копю своего лица. Я всегда мечталъ объ этомъ.
Подумай, какъ важно для меня Ч особенно сейчасъ, когда производятся съемки, и я, человкъ хрупкаго здоровья, исполняю главную роль. Въ случа чего тебя сразу вызываютъ, ты являешься Ч Ч Никто меня не вызываетъ, и никуда я не являюсь, Ч перебилъ меня Феликсъ.
Почему ты такъ говоришь, голубчикъ? Ч спросилъ я съ ласкон вой укоризной.
Потому, Ч отвтилъ Феликсъ, Ч что нехорошо съ вашей стон роны морочить бднаго человка. Я вамъ поврилъ. Я думалъ, вы мн предложите честную работу. Я притащился сюда издалека. У меня подн метки {84} Ч смотрите, въ какомъ вид... А вмсто работы Ч Ч Нтъ, это мн не подходить.
Тутъ недоразумне, Ч сказалъ я мягко. Ч Ничего унизительн наго или чрезмрно тяжелаго я не предлагаю теб. Мы заключимъ догон воръ. Ты будешь получать отъ меня сто марокъ ежемсячно. Работа, повторяю, до смшного легкая, Ч прямо дтская, Ч вотъ какъ дти переодваются и изображаютъ солдатъ, привидня, аваторовъ. Подун май, вдь ты будешь получать сто марокъ въ мсяцъ только за то, чтобы изрдка, Ч можетъ быть разъ въ году, Ч надть вотъ такой костюмъ, какъ сейчасъ на мн. Давай, знаешь, вотъ что сдлаемъ: условимся встртиться какъ-нибудь и прорепетировать какую-нибудь сценку, Ч посмотримъ, что изъ этого выйдетъ.
Ничего о такихъ вещахъ я не слыхалъ, и не знаю, Ч довольно грубо возразилъ Феликсъ. Ч У тетки моей былъ сынъ, который паяснин чалъ на ярмаркахъ, Ч вотъ все, что я знаю, Ч былъ онъ пьяница и разн вратникъ, и тетка моя вс глаза изъ-за него выплакала, пока онъ, слава Богу, не разбился на смерть, грохнувшись съ качелей. Эти кинематон графы да цирки Ч Ч Такъ ли все это было? Врно-ли слдую моей памяти, или же, выбившись изъ строя, своевольно пляшетъ мое перо? Что-то уже слишн комъ литературенъ этотъ нашъ разговоръ, смахиваетъ на застночныя бесды въ бутафорскихъ кабакахъ имени Достоевскаго;
еще немного, и появится сударь, даже въ квадрат: сударь-съ, Ч знакомый взволн нованный говорокъ: ли уже непремнно, непремнно..., а тамъ и весь мистическй гарниръ нашего отечественнаго Пинкертона. {85} Меня даже нкоторымъ образомъ мучитъ, то-есть даже не мучитъ, а совсмъ, совсмъ сбиваетъ съ толку и, пожалуй, губитъ меня мысль, что я какъ то слишкомъ понадялся на свое перо... Узнаете тонъ этой фразы? Вотъ именно. И еще мн кажется, что разговоръ-то нашъ помню превосходно, со всми его оттнками, и всю его подноготную (вотъ опять, Ч любимое словцо нашего спецалиста по душевнымъ лихорадкамъ и аберрацямъ человческаго достоинства, Ч подноготная и еще, пожалуй, курсин вомъ). Да, помню этотъ разговоръ, но передать его въ точности не могу, что-то мшаетъ мн, что-то жгучее, нестерпимое, гнусное, Ч отъ чего я не могу отвязаться, прилипло, все равно какъ если въ потемкахъ нарваться на мухоморную бумагу, Ч и, главное, не знаешь, гд зажиган ется свтъ. Нтъ, разговоръ нашъ былъ не таковъ, какимъ онъ излон женъ, Ч то-есть можетъ быть слова-то и были именно такя (вотъ опять), но не удалось мн, или не посмлъ я, передать особые шумы, сопровождавше его, Ч были каке-то провалы и удаленя звука, и затмъ снова бормотане и шушукане, и вдругъ деревянный голосъ, ясно выговаривающй: Давай, Феликсъ, выпьемъ еще пивца. Узоръ коричневыхъ цвтовъ на обояхъ, какая-то надпись, обиженно объясняюн щая, что кабакъ не отвчаетъ за пропажу вещей, картонные круги, слун жаще базой для пива, на одномъ изъ которыхъ былъ косо начертанъ карандашомъ торопливый итогъ, и отдаленная стойка, подл которой пилъ, свивъ ноги чернымъ кренделемъ, окруженный дымомъ человкъ, Ч все это было комментарями къ нашей бесд, столь же безсмысленными, впрочемъ, какъ помтки на поляхъ {86} Лидиныхъ паскудныхъ книгъ. Если бы т трое, которые сидли у завшеннаго пыльно-кровавой портьерой окна, далеко отъ насъ, если бы они обернун лись и на насъ посмотрли Ч эти трое тихихъ и печальныхъ бражнин ковъ, Ч то они бы увидли: брата благополучнаго и брата-неудачника, брата, съ усиками надъ губой и блескомъ на волосахъ, и брата бритаго, но не стриженнаго давно, съ подобемъ гривки на худой ше, сидвшихъ другъ противъ друга, положившихъ локти на столъ и одинаково подперн шихъ скулы. Такими насъ отражало тусклое, слегка повидимому ненорн мальное, зеркало, съ кривизной, съ безуминкой, которое вроятно сразу бы треснуло, отразись въ немъ хоть одно подлинное человческое лицо.
Такъ мы сидли, и я продолжалъ уговорчиво бормотать, Ч говорю я вообще съ трудомъ, т рчи, которыя какъ будто дословно привожу, вовсе не текли такъ плавно, какъ текутъ он теперь на бумагу, Ч да и нельзя начертательно передать мое косноязыче, повторене словъ, спон тыкане, глупое положене придаточныхъ предложенй, заплутавшихъ, потерявшихъ матку, и вс т лишне нечленораздльные звуки, которые даютъ словамъ подпорку или лазейку. Но мысль моя работала такъ стройно, шла къ цли такой мрной и твердой поступью, что впечатн не, сохраненное мной отъ хода собственныхъ словъ, не является чмъ-то путаннымъ и сбивчивымъ, Ч напротивъ. Цль однако была еще далеко;
сопротивлене Феликса, сопротивлене ограниченнаго и боязлин ваго человка, слдовало какъ-нибудь сломить. Соблазнившись изящной естественностью темы, я упустилъ изъ виду, что эта тема можетъ ему не понравиться, отпугнуть его такъ же естественно, {87} какъ меня она привлекла. Не то, чтобъ я имлъ хоть малйшее касательство къ сцен, Ч единственный разъ, когда я выступалъ, было тъ двадцать тому назадъ, ставился домашнй спектакль въ усадьб помщика, у котораго служилъ мой отецъ, и я долженъ былъ сказать всего нсколько словъ: Его сятельство велли доложить, что сейчасъ будутъ-съ... Да вотъ и они сами идутъ, Ч вмсто чего я съ какимъ-то тончайшимъ наслажденемъ, ликуя и дрожа всмъ тломъ, сказалъ такъ: Его сян тельство придти не могутъ-съ, они зарзались бритвой, Ч а между тмъ любитель-актеръ, игравшй князя, уже выходилъ, въ блыхъ штан нахъ, съ улыбкой на радужномъ отъ грима лиц, Ч и все повисло, ходъ мра былъ мгновенно пресченъ, и я до сихъ поръ помню, какъ глубоко я вдохнулъ этотъ дивный, грозовой озонъ чудовищныхъ катастрофъ. Но хотя я актеромъ въ узкомъ смысл слова никогда не былъ, я все же въ жизни всегда носилъ съ собой какъ-бы небольшой складной театръ, игралъ не одну роль и игралъ отмнно, Ч и если вы думаете, что суфлеръ мой звался Выгода, Ч есть такая славянская фамилья, Ч то вы здорово ошибаетесь, Ч все это не такъ просто, господа. Въ данномъ же случа моя игра оказалась пустой затратой времени, Ч я вдругъ понялъ, что, продли я монологъ о кинематограф, Феликсъ встанетъ и уйдетъ, вернувъ мн десять марокъ, Ч нтъ, впрочемъ онъ не вернулъ бы, Ч могу поручиться, Ч слово деньги, по-нмецки такое увсистое (лденьги по-нмецки золото, по-французски Ч серебро, по-русски Ч мдь), произносилось имъ съ необычайнымъ уваженемъ и даже сладон страстемъ. Но ушелъ бы онъ {88} непремнно, да еще съ оскорбленн нымъ видомъ... По правд сказать, я до сихъ поръ несовсмъ понимаю, почему все связанное съ кинематографомъ и театромъ было ему такъ невыносимо противно;
чуждо Ч допустимъ, Ч но противно? Постаран емся это объяснить отсталостью простонародья, Ч нмецкй мужикъ старомоденъ и стыдливъ, Ч пройдитесь-ка по деревн въ купальныхъ трусикахъ, Ч я пробовалъ, Ч увидите, что будетъ: мужчины остолбенн ютъ, женщины будутъ фыркать въ ладошку, какъ горничныя въ старон свтскихъ комедяхъ.
Я умолкъ. Феликсъ молчалъ тоже, водя пальцемъ по столу. Онъ полагалъ, вроятно, что я ему предложу мсто садовника или шоффера, и теперь былъ сердитъ и разочарованъ. Я подозвалъ лакея, расплан тился. Мы опять оказались на улиц. Ночь была рзкая, пустынная. Въ тучахъ, похожихъ на черный мхъ, скользила яркая, плоская луна, поминутно скрываясь.
Вотъ что, Феликсъ. Мы разговоръ нашъ не кончили. Я этого такъ не оставлю. У меня есть номеръ въ гостиниц, пойдемъ, переночуешь у меня.
Онъ принялъ это какъ должное. Несмотря на свою тупость, онъ понималъ, что нуженъ мн, и что неблагоразумно было бы оборвать наши сношеня, недоговорившись до чего-нибудь. Мы снова прошли мимо двойника мднаго всадника. На бульвар не встртили ни души.
Въ домахъ не было ни одного огня;
если бы я замтилъ хоть одно освщенное окно, то подумалъ бы, что тамъ кто-нибудь повсился, остан вивъ горть лампу, настолько свтъ показался бы неожиданнымъ и прон тивозаконнымъ. Мы молча дошли до гостиницы. Насъ впустилъ сомнамн булъ безъ воротничка. {89} Когда мы вошли въ номеръ, то у меня было опять ощущене чего-то очень знакомаго, Ч но другое занимало мои мысли. Садись. Онъ слъ на стулъ, опустивъ кулаки на колни и полун открывъ ротъ. Я скинулъ пиджакъ и, засунувъ руки въ карманы штан новъ, бренча мелкой деньгой, принялся ходить взадъ и впередъ по комн нат. На мн былъ, между прочимъ, сиреневый въ черную мушку галн стукъ, который слегка взлеталъ, когда я поворачивался на каблук.
Нкоторое время продолжалось молчане, моя ходьба, втерокъ. Внен запно Феликсъ, какъ будто убитый наповалъ, уронилъ голову, Ч и сталъ развязывать шнурки башмаковъ. Я взглянулъ на его безпомощную шею, на грустное выражене шейныхъ позвонковъ, и мн сдлалось какъ-то странно, что вотъ буду спать со своимъ двойникомъ въ одной комнат, чуть ли не въ одной постели, Ч кровати стояли другъ къ дружк вплотную. Вмст съ тмъ меня пронзила ужасная мысль, что, можетъ быть, у него какой-нибудь тлесный недостатокъ, красный крапъ накожной болзни или грубая татуировка, Ч я требовалъ отъ его тла минимумъ сходства съ моимъ, Ч за лицо я былъ спокоенъ. Да-да, раздвайся, Ч сказалъ я, продолжая шагать. Онъ поднялъ голову, держа въ рук безобразный башмакъ.
Я давно не спалъ въ постели, Ч проговорилъ онъ съ улыбкой (не показывай десенъ, дуракъ), Ч въ настоящей постели.
Снимай все съ себя, Ч сказалъ я нетерпливо. Ч Ты вроятно грязенъ, пыленъ. Дамъ теб рубашку для спанья. И вымойся.
Ухмыляясь и покрякивая, нсколько какъ будто {90} стсняясь меня, онъ раздлся донага и сталъ мыть подмышками, склонившись надъ чашкой комодообразнаго умывальника. Ловкими взглядами я жадно осматривалъ этого совершенно голаго человка. Онъ былъ худъ и блъ, Ч гораздо бле своего лица, Ч такъ что мое сохранившее тнй загаръ лицо казалось приставленнымъ къ его блдному тлу, Ч была даже замтна черта на ше, гд приставили голову. Я испыталъ необыкновенное удовольстве отъ этого осмотра, отлегло, непоправин мыхъ примтъ не оказалось.
Когда, надвъ чистую рубашку, выданную ему изъ чемодана, онъ легъ въ постель, я слъ у него въ ногахъ и уставился на него съ открон венной усмшкой. Не знаю, что онъ подумалъ, Ч но, разомлвшй отъ непривычной чистоты, онъ стыдливымъ, сентиментальнымъ, даже прон сто нжнымъ движенемъ, погладилъ меня по рук и сказалъ, Ч перен вожу дословно: Ты добрый парень. Не разжимая зубовъ, я затрясся отъ смха, и тутъ онъ вроятно усмотрлъ въ выражени моего лица нчто странное, Ч брови его ползли наверхъ, онъ повернулъ голову, какъ птица. Уже открыто смясь, я сунулъ ему въ ротъ папиросу, онъ чуть не поперхнулся.
Эхъ ты, дубина! Ч воскликнулъ я, хлопнувъ его по выступу колна, Ч неужели ты не смекнулъ, что я вызвалъ тебя для важнаго, совершенно исключительно важнаго дла, Ч и вынувъ изъ бумажника тысячемарковый билетъ, и продолжая смяться, я поднесъ его къ самому лицу дурака.
Pages: | 1 | 2 | 3 | Книги, научные публикации