Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 |

Неомодернизм имеет очень важную особенность. Впервые - на волне глобального успеха - Запад начал медленно приходить к выводу, что, преодолев серьезнейший вызов со стороны России, он при всем своем могуществе уже не может с гарантией осуществлять мировой контроль: Запад уже не может диктовать свою волю огромной Азии. Выигрывая на русском фронте, Запад, возможно, теряет на дальневосточном. Как оказалось, М. Вебер был не совсем прав, считая, что главным источником творческой активности является протестантская этика. Конфуцианство и буддизм во многих отношениях эффективнее, чем конвейер Форда. Предоставив трудолюбивым азиатам часть своего рынка, Запад сыграл против себя.

Таким образом, в ХХ в. в послевоенные годы Россия как объект исследования получала качественно разные оценки. Модернисты первого послевоенного периода видели в ее социальном эксперименте искаженный путь к тем же западным ценностям. Антимодернисты 60 - 70 гг. признали ее право на оригинальное развитие и некоторое время пребывали в иллюзиях. Постмодернисты игнорировали ее, разочаровавшись в российском социальном опыте, но были готовы предоставить ей самостоятельный шанс. Неомодернисты отвергли русский социализм как параллельный путь и снова начертили магистральную дорогу, пролагаемую Западом как авангардом, мысли, деяния и технологии которого имеют первостепенное значение для всех.

2. Современная модернизация России В середине 80-х гг. Россию возглавил человек, увидевший именно в сближении с Западом шанс для своей страны. М. С. Горбачев использовал свою гигантскую власть для изменения положения в стране, осуществления главной идеи - добиться ускорения развития страны и открыть ее внешнему миру. Пять роковых шагов 1988 г. изменили страну так, как ее, возможно, изменили лишь в 1917 г.

Первый шаг, обещавший ускорение темпов экономического роста, был сделан Генеральным секретарем ЦК КПСС, когда его перестало устраивать предусмотренное Госпланом увеличение валового национального продукта на 2,8 % в год. Этот темп не позволял двинуться вдогонку за Западом, который совершил экономический бросок 1982Ц1990 гг. Но чтобы получить 4 %-й прирост, нужно было обратиться к бюджетному заимствованию, превышению расходов над доходами, чего никогда не было в СССР.

Проект расширения производства был создан. Бюджет СССР в 1988 г. был сведен с дефицитом в 60 млрд. рублей. Это не вызвало национального потрясения; Запад часто вел экономические дела с дефицитом, и это только помогало его развитию. Так же мало волновала и инфляция, поскольку западные специалисты со времен Дж. М. Кейнса пользовались инфляционным развитием в целях стимулирования экономического роста.

Между тем дефицит бюджета всегда был опасным явлением для российской государственности как советского периода, так и предшествующих столетий. Царская Россия следовала нескольким неизменным правилам. Одно из них состояло в том, чтобы никогда не выплачивать контрибуций, даже в случае поражения (японцы в 1905 г. так и не добились их у Николая II, который вместо этого предпочел отдать половину Сахалина). Другим правилом было сводить дебет и кредит в бюджете.

Нужно сказать, что России до конца 80-х гг. ХХ в. везло с министрами финансов. Они были знающими, способными, трудолюбивыми людьми с широким государственным горизонтом мышления. Министр финансов Е. Ф. Канкрин обеспечил казне проведение реформ 1838Ц1843-х гг.; С. Ю. Витте в 1897 г. успешно ввел золотой стандарт, он достаточно хорошо подготовил Россию к испытаниям ХХ в., по крайней мере, с точки зрения финансов. Этим курсом следовал В. Н.

Коковцев, о чем свидетельствует финансовое обеспечение русскояпонской войны и последовавшей Первой мировой войны. Поразительно, но даже финансовый чемпион мира, Великобритания, быстрее истощила свои финансовые возможности, чем Россия. Даже в критические 1917Ц1918 гг. у царя, Временного правительства и у большевиков с финансами - в определенном смысле - было не так уж плохо.

Сталин также настаивал на жесткой финансовой дисциплине. Его наследники Хрущев и Брежнев ослабили эту дисциплину, но не до такой же степени, чтобы пренебрегать государственным бюджетом.

Но после 1888 г. оказалось, что нарушать правила не так страшно. В 1989 г. дефицит достиг уже 100 млрд рублей, но экономисты не увидели в заимствовании у будущего ничего страшного. Инфляция в СССР составляла лишь несколько процентов в год, деньги оставались ценностью, как прежде.

Дефицит бюджета требовал средств для погашения государственной задолженности, одним из которых стал печатный станок, другим займы за рубежом. В течение двух лет после 1988 г. государственный долг СССР достиг невероятной (по меркам прежних времен) цифры - 70 млрд. долл. О западных займах Советского Союза прозападная элита говорила не как о бремени, не как о долге, который предстоит выплачивать следующим поколениям, а как о символе веры Запада в Россию. Прозападная политическая элита из западных экономистов выбрала сторонников либеральной экономики Чикагской школы. Они стали последователями М. Фридмана - симпатизировали раскрепощенному рынку, где правит сильнейший, заведомо презирали государственный контроль как синоним отсталости и косности.

Второй шаг, положивший начало изменению России, - это принятие в 1988 г. закона О государственных предприятиях. Идея закона была простой и практически неподдающейся критике: каждое предприятие получало право распоряжаться своим бюджетным фондом, что должно было стимулировать производство, вызвать стремление к его расширению, поиску наиболее удобных субподрядчиков, что почти автоматически должно было оптимизировать внутри- и межрегиональные экономические взаимоотношения. Ошибка была сделана в основном психологического характера. Вслед за экономистамитеоретиками команда Горбачева ожидала реакции, которой можно было ожидать от голландцев или шведов, - трудового скопидомства.

А в результате хозяйственники, освобожденные от принудительного ценообразования, просто волевым решением подняли цены на свою продукцию. Центр был лишен главного рычага - строгой фиксации рублевой стоимости промышленной продукции, произведенной во всем Советском Союзе, хотя за ним еще было частичное распределение фондов, средств, другие каналы давления.

Третий шаг касался общей системы управления. Существовавшая система основывалась на примате политической власти, реализуемой компартией, подменившей собой государственную систему управления. Проблемы в отношениях между предприятиями решались в партийных инстанциях - в райкомах, горкомах, обкомах и т. д. Эту достаточно прочную и во многом примитивную систему создал Сталин, и она казалась незыблемой. Критически относясь к менеджеризму партократии, Горбачев решил изменить систему принятия решений, объявив, что дело партии - идеология и недопустимо вмешательство чиновников от политики в производственный процесс. В своей борьбе за либерализацию управления Горбачев выступил против союзных министерств. В масштабах всей страны обсуждался вопрос, может ли нация содержать 1,5 млн. ничего не производящих государственных чиновников. В результате второстепенные министерства были распущены, численность первостепенных сокращена практически вдвое.

Усилиями пропаганды резкое сокращение управленческого аппарата и без того плохо управляемой страны было представлено как триумф рациональности над безумием брежневского волюнтаризма и тупого администрирования. Но министерства, охватывающие всю страну, совместно с партийным аппаратом представляли собой своего рода нервную систему государства, которая объединяла и контролировала ее экономическое и политическое пространство. Резкое сокращение масштабов и функций министерств наряду с отключением партийного аппарата лишило государственный механизм этой системы.

Четвертый шаг состоял в реформировании СЭВ и связан со сферой внешней торговли. Россия не была крупным импортером-экспортером, но у нее имелась своя привилегированная зона внешней торговли - группа государств Восточной Европы, объединенных в Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ), созданный в 1949 г., когда холодная война уже перекрыла Восточной Европе дорогу на Запад. Почти 80 % объема внешней торговли СССР приходилось на СЭВ. Восточноевропейские страны специализировали свои рынки в соответствии с потребностями стран - участниц СЭВ. Так, Советский Союз ездил в вагонах, построенных в ГДР, в автобусах венгерской фирмы Икарус и, в свою очередь, снабжал Восточную Европу нефтью и газом. Казалось, что СЭВ быстрее, чем Европейское экономическое сообщество, достигнет экономической интеграции, тем более что после 1973 г. Россия успешно противостояла 20-кратному увеличению цены на нефть. Внутри СЭВ действовали льготные расценки на это стратегическое сырье.

Но в 80-е гг. чиновники восточно-европейских стран начали объяснять неудачи своего экономического развития издержками СЭВ: некачественными поставками продукции стран-соседей, использованием валюты, которая за пределами СЭВ никому не нужна. При этом как-то само собой имелось в виду, что Россия никогда не подорвет своей гегемонии в СЭВ и, следовательно, не повысит цену на нефть до мирового уровня, поскольку в этом случае рухнет главная скрепа единого экономического союза, столь важного для СССР.

СЭВ был переведен на расчеты в твердой валюте, которой не было ни у одной из стран восточно-европейского экономического блока.

Перерасчет привел к крушению связей второго (после Европейского сообщества) торгового союза в мире. Это решение изолировало экономику СССР, блокировало ей путь в Центральную Европу.

Пятый шаг в направлении радикального изменения СССР был сделан в октябре 1989 г., когда Эстония заявила о своем суверенитете.

Горбачев свел свою реакцию к тому, что объявил решение эстонского парламента как противоречащее Конституции СССР. В следующие полгода провозгласили самостоятельность еще семь союзных республик. 12 июня 1990 г. объявила о своем суверенитете РСФСР. В сентябре 1991 г. самораспустился Верховный Совет СССР. Огромная держава шагнула в историческое небытие.

Нельзя назвать то, что произошло в 1988Ц1999 гг., реформами. Понятие реформирования неприменимо к мерам, вызвавшим революционные потрясения в стране. Реформа прежде всего связана со строго очерченным правовым полем, а не с крушением самих основ прежней законности. Реформаторы просто обязаны считаться с моральным кодом, с базовыми ценностями населения, а не попирать их волюнтаристским рвением. Реализации реформ должна предшествовать стадия их практической подготовки в малых формах и экспериментально постепенное введение реформационных инноваций. Горбачев в 1988 г., как и Ельцин в 1991 - 1993 гг., осуществил нечто иное - волюнтаризм сверху сокрушил прежний баланс, а затем началась операция по самоспасению.

Реформой можно было бы считать определение права на частную собственность, но передел собственности до ее выхода на национальный рынок можно назвать только революционным. Идеолог реформ Е. Гайдар в своей работе Государство и революция указал на наличие в мире двух цивилизаций - Запада и Востока - и попытался доказать, что прогресс на Западе обусловлен фактически устранением государства, что рынок якобы нужен не государству, а частному гражданину в его противостоянии государству, т. е. воля группы людей стала важнее воли государства. Как и очарование анархизмом, марксизмом и прочими теоретическими изысканиями Запада, данное (переход к рынку за определенное количество дней в условиях смятения и анархии) породило лишь ослабление государственных основ и антимодернистские тенденции.

В этой связи необходимо остановиться на роли интеллигенции в процессе перемен в России. Когда во второй половине 80-х гг. ХХ в.

перед Россией стала задача определить новый путь, она была не по силам партийным бонзам. Собственно, интеллигенция и была провозвестником и творцом феноменальных перемен 1988Ц1991 гг. Как писал С. Н. Булгаков, лей, этой горсти, принадлежит монополия европейской образованности и просвещения в России, она есть главный его (Запада - Л. Ш.) проводник в толщу стомиллионного народа, и если Россия не может обойтись без этого просвещения под угрозой политической и национальной смерти, то как высоко и значительно это историческое призвание интеллигенции, сколь устрашающе огромна ее историческая ответственность перед будущим нашей страны" [1, С. 201].

Интеллигенция начала в толстых журналах дискуссию, итогом которой должен был стать новый курс. Чего хотела интеллигенция Во-первых, как можно скорее уйти от государственного контроля, заплатив любую цену за более гуманный общественный порядок.

Ожидания интеллигенции были довольно пессимистичны, так как на протяжении жизни одного поколения осуществлялась уже третья попытка изменения общественного порядка. Первую лоттепель, начавшуюся после смерти Сталина, заморозили подавление восстания в Венгрии в 1956 г., всевластие и малообразованность хрущевской номенклатуры - сталинских выдвиженцев, которые в каждом слове видели происки чуждой идеологии. Вторую (лоттепель середины 60-х гг.) укротил пражский август 1968 г.

Во-вторых, считала интеллигенция, Россия должна стать нормальной страной. Слову нормальный придавался смысл лидущий вровень с Западом, разделяющий его стандарты, уровень жизни и достоинства демократического общества. Ненормальным стали считать все незападное, потребовав сейчас и немедленно стать нормальными, уподобляясь в этом генералу Салтыкову, заявившему двумя столетиями ранее, что дело лишь в том, чтобы надеть вместо кафтанов камзолы. Следствием этого подхода был отказ видеть в модернизации крупнейшую проблему человечества (и России, в частности).

В-третьих, интеллигенция не хотела верить в здравый смысл. Она хотела чуда. Эта черта всегда была свойственна российской интеллигенции. Например, ни один из 17 отроков, посланных в начале ХVII в. Петром I учиться в лучшие университеты Запада, не приобщился к прикладным, общеполезным дисциплинам: видимо, проза жизни противна русской душе, ей ближе вера в миг, удачу, случай, а не в каждодневные, планомерные усилия. Все 17 российских протоинтеллигентов избрали одну из двух дисциплин - алхимию или астрологию, чтобы добиться успеха сразу, по особому компасу найти верный ответ на все вопросы жизни. И в последующем российская интеллигенция всегда упорно искала универсальный ответ, и ее внимание привлекали те из титанов западной мысли, учение которых обещало быстрое переустройство общество: Адам Смит, Вольтер, Дидро, Руссо, Сен-Симон, Прудон, Маркс.

Pages:     | 1 |   ...   | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 |    Книги по разным темам