Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | Б. С. ЕРАСОВ ГОСУДАРСТВО И ЦИВИЛИЗАЦИОННОЕ УСТРОЕНИЕ ОБЩЕСТВА ВЗГЛЯДЫ НА МЕСТО ГОСУДАРСТВА В ЦИВИЛИЗАЦИОННОМ УСТРОЕНИИ Во всех концепциях цивилизации роль государства так или иначе ограничивалась или признавалась вторичной, зависимой от собственно цивилизационной динамики. Так, для Н. Данилевского государство - существенный инструмент политической независимости, но постольку, поскольку это необходимо для реализации потенций культурно-исторического типа. Для А. Тойнби "универсальное" государство, то есть получившее самостоятельную законченную форму, - противостоящее обществу начало, вынужденный инструмент его самосохранения на этапе надлома, когда это общество уже не в состоянии своими средствами справляться с силами разлада.

В сущности, раздвоение в оценках государства ярко выразилось в концепции Макиавелли, выступавшего его апологетом. Он видел в государстве воплощение высшей власти, необходимой для наведения порядка и утверждения безопасности граждан, которые сами по себе неспособны это сделать и, более того, предаются всевозможным зловредным козням друг против друга. Конфликты - постоянное и всеобщее состояние человеческого общества, и поэтому необходима государственная власть, чтобы их утихомирить или ввести в приемлемое русло. Однако при этом государство свободно от всяких моральных ограничений и имеет полное право прибегать к обману, насилию и жестоким наказаниям для достижения своих целей и сдерживания зловредного эгоизма остальных граждан.

Сходную роль отводил государству и Гоббс, усматривающий в нем основное средство прекращения "войны всех против всех". Именно осознание постоянной угрозы гибели заставляет людей согласиться на абсолютную власть государства, подчинение которому является безусловным. Поэтому лучшей формой власти является абсолютная монархия. Конечно, при этом гражданин должен поддерживать свою способность суждения о делах государства, однако власть не может быть устранена подданными. Все надежды на улучшение правления Гоббс возлагал на самих правителей, на их просвещенный разум и устанавливаемое ими законодательство.

Впоследствии рамки негативной оценки государства были расширены, и оно выступило как орган репрессивного контроля над "естественными правами" личности и обществом с использованием насилия как инструмента утверждения классового господства и подавления недовольства низших слоев, что и вызывает необходимость его ограничения со стороны общества или выдвижения альтернативных вариантов общественного устройства.

Эта характеристика все более утверждалась в общественной мысли, породив сильные антигосударственные компоненты в марксизме и анархизме. В марксизме с самого начала было заложено двойственное отношение к государству, деятельность которого "охватывает два момента: и выполнение общих дел, вытекающих из природы всякого общества, и специфические функции, вытекающие из противоположности между правительством и народными массами"1. Такого рода двойственное отношение воспроизведено и в известной работе Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". Впоследствии, в ленинской интерпретации была резко усилена именно функционально негативная оценка государства как, прежде всего орудия классового господства, как "продукта и проявления непримиримости классовых противоречий", подлежащего в конечном счете устранению. Эта установку, как известно, пришлось грубо "выправлять" в период сталинского правления, направленного на всемерное усиление государства.

В рамках "пост-марксистской" (или "бывшей" марксистской) мысли критическое отношение к государству резко усилилось и подчас приобрело поистине тотальный характер в концепциях "тоталитаризма" и тоталитаристских трактовках империи, а в применении к классическим обществам Востока - в концепциях "восточного деспотизма". "Откатное" толкование марксистских (а вернее, истматовских) категорий, в которых не было отведено сущностного места цивилизационным факторам, а детерминация общества по-прежнему рассматривалась в терминах собственности на средства производства и на власть, породило более широкие симбиозные конструкции, призванные выразить совокупное неприятие всяких механизмов надличностной социальной регуляции. Критическое отношение к капитализму как системе классового господства сменилось его апологетикой как системы личностной свободы. Апология общественной или коллективной собственности на средства производства сменилась апологией исключительно частной собственности и рынка как основы для универсальной социальности всех времен и народов.

Соответственно все прежние и иные общества приобрели ущербный характер как воплощение личностной несвободы. В обстановке ментального отката произошел поворот от прежних стереотипов к новым, выразившимся в тотальном отторжении прежде статусных понятий, таких как "народ", "государство", "общее дело" и даже "общество", если оно подразумевало нечто большее, чем скопление автономных единиц, личностей, предстающих как носители "прав человека". Столь хорошо отработанная ранее формула "усиление эксплуатации" сменяется на условно психологическое понятие "ситуация дискомфорта, вызванная нарушением привычных норм". А система самоуправления в первичных группах клеймится как "демократия стадного коллектива". Как-то почти "незаметно" античный мир лишился своего прежнего статуса рабовладельческого общества и превратился в воплощение свободы, демократии, права и частной собственности. И его прямым преемником и продолжателем стал современный Запад. Полторы тысячи лет, занятые вначале вполне автократической Римской империей, а затем кондоминиумом автократических монархий и духовной теократии католицизма, по-видимому, молчаливо считаются при этом досадным историческим промежутком.

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 25, ч. 1, с. 422.

О "ВОСТОЧНОЙ ДЕСПОТИИ": ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОНЯТИЯ Характерным проявлением установок откатного мышления во взглядах на соотношение роли государства в западных и восточных обществах стало воскрешение концепции "восточного деспотизма", с которой, казалось бы, было покончено в 70-х гг.

"Идеальный тип" деспотизма был сформулирован еще Ш. Монтескье в книге "Дух законов", изданной в 1748 г., - в применении к потребностям нарождавшегося гражданского общества в части Западной Европы. Списанный с тиранической модели Франции XVIII в. этот тип стал "аршином", прилагаемым ко всем прочим обществам. Впрочем, уже вскоре после него П.

Гольбах ревностно проповедовал "просвещенный деспотизм". И уже в 1778 г.

А.-Г. Анкетиль-Дюперрон на основании памятников и данных о культурах и политических системах Индии, Персии и Турции доказал в книге "Восточное законодательство", что в этих странах политическая регуляция основывалась на устойчивых правовых системах, а проявления деспотизма возникали лишь в условиях срыва и нарушения этих систем.На протяжении XIX и XX вв. концепция не пользовалась признанием, так как колониальный деспотизм западных держав в ряде отношений явно воспроизводил "идеальный тип" восточного деспотизма, а в некоторых отношениях был еще хуже, так как степень ограбления и использования принудительного труда явно превосходили классические образцы. Идейное сознание и научный анализ были поглощены проблемами борьбы за освобождение от колониализма.

В 50-х гг. XX в. дискуссии о характере восточного общества вновь развернулись в ответ на потребности реального анализа. Заметным стимулом стал выход книги К. Витфогеля "Восточный деспотизм", в которой, по существу, давалось хозяйственное объяснение необходимости централизованного политического управления в "гидравлических обществах" и "предпринимательских" государствах и раскрывались источники их длительного процветания и последующего застоя.

Эта модель всесильного и сверхцентрализованного государства на Востоке, осуществляющего тотальный контроль над обществом, была подвергнута основательной критике в ходе дискуссий об "азиатском способе производства". Во многих научных работах было показано, что централизация власти большей частью была достаточно условной и преобладал некоторый баланс интересов. Феодальная и групповая собственность устойчиво поддерживалась на протяжении всей истории. В духовной жизни существовали сильные ограничения на своеволие и тщательно разработанные принципы легитимизации "правильной" власти.

В 20-30-х, а затем в конце 50-х и в 60-х годах во многих работах советских историков и в ходе дискуссий по поводу азиатского способа производства или же восточного феодализма довольно часто возникали суждения по поводу того, что правление в древних или более поздних восточных государствах носило деспотический характер. Однако эта формула носила большей частью эпизодический и описательный характер и не несла методологической нагрузки в формационном подходе. Элементы деспотизма (в Древнем Египте, в государствах Двуречья или Древнего Китая) складывались Ильин И.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М.,1997, с.285.

как одна из тенденций и большей частью не определяли сформированную власть. Политическая структура в большой степени определялась соотношением и борьбой между централизацией и феодальной аристократией, олигархическими силами типа военной знати (мамлюки), для которых правитель-УдеспотФ превращался в простую марионетку.

Характерно, что Ууказующими источникамиФ положения о Увосточном деспотизмеФ были работы К. Маркса и Ф. Энгельса, для которых это понятие также не несло концептуальной нагрузки.

Подводя итоги таких дискуссий, В.А. Рубин писал в 1966 г.:

УЛучшие работы советских ученых позволяют прийти к выводу, что представление о широком, если не всеобъемлющем распространении деспотии в пространстве и времени сильно преувеличены. В настоящее время нет оснований говорить о том, что деспотия свойственна Востоку вообщеФ3. Как традиции Уплеменной демократииФ, так и сложная борьба между различными группировками, или же наличие законов и законодательных учреждений ограничивали и УвыправлялиФ власть правителей. Настоящая деспотия, полагал В. Рубин, возникала Укак исключительная ситуация, длительность которой может быть измерена десятилетиямиФ4 и возникала, как правило, в период хаоса и растерянности общества, его парализованности внутренней борьбой или внешними нашествиями.

Результаты критики и положение о ненормативности "восточной деспотии" вошли во все принятые в исторические концепции Ч на Западе и на Востоке, во все нормативные энциклопедии и учебники.Но вот в конце XX в., на "откатной" волне российского востоковедения вновь появляется "феномен восточного деспотизма" как в расхожей публицистике, так и в ряде научных работ6. В тех и других приходится отметить, прежде всего, обилие негативных, охаивающих весь совокупный Восток определений и эпитетов. Восточное общество в целом на протяжении всей его истории предстало как деспотическое, а персонификацией произвола и своеволия является сам деспот. Ради обеспечения своей безопасности он устанавливает "перманентный и универсальный террор", оказывающийся, впрочем, неэффективным в условиях заговоров и дворцовых переворотов.

Население же - "сервильное" и находящееся "практически в поголовном рабстве", движимое "жадной мечтой о сытой и беззаботной жизни". Оно готово ради такой жизни на полный сервилизм и подлость - участие в системе доносов и шпионажа. На Востоке в целом "не было никакого благородного сословия", основанного на благородстве происхождения, "должностные лица полностью обесчеловечивались", "личная инициатива и ответственность полностью исключались". Никто в этом обществе не стремился к "свободе как таковой", а поведение подданных диктуется противоестественным переплетением любви и страха по отношению к своим правителям. Что касается духовной жизни, то Рубин В.А. Проблемы восточной деспотии в работах советских исследователей //Народы Азии и Африки, 1966, № 4, с. Там же, с. Самый общий пример - статьи в: International Encyclopedia of Social Sciences. L., 1968.

Непосредственно данная тема затронута в статье: W. Wertheim. Asian society (vol. 1.).

Феномен восточного деспотизма. Структура управления и власти. М., 1993.

Публицистический памфлет на ту же тему см.: А. Янов. Истоки автократии // Октябрь, 1991, № 8.

здесь имеет место "идеологический грабеж", "идейная минимизация", не допускающая ни рассуждений, ни возражений, ни собственных мнений7.

Это говорится по поводу обществ (всех восточных обществ), в которых культ благородства, учености, высокой морали и ответственности - перед окружающими, перед обществом в целом и перед высшим законом - был существенным фактором устойчивой, слаженной и высокодифференцированной общественной системы на протяжении многих веков или, как в Китае, преемственности на протяжении двух тысячелетий. Именно эти ценности составляли основу всей социальной и политической идеологии или философии.

По поводу обществ, достижения которых в администрации, устроении социальной жизни, технологиях, учености, философии и науках долгое время превосходили европейский уровень и стали предметом восхищения и внимательного изучения.

Что касается предпочтения, оказываемого "благородству" в силу происхождения и унаследованного титула, а не личных заслуг - в ратных делах и защите страны, в учености или в творчестве - лишь свидетельство личных пристрастий авторов. Что касается Востока, то здесь мы найдем и тщательно разработанные статусные системы, основанные на происхождении и наследовании - "своей" касты и кармы, - и устойчивые принципы достижительных ориентаций. Персонажи, достигшие высокого уровня в своих достижениях, получали высокие звания, должности, приобретали авторитет и почет, а после смерти увековечивались в памяти и памятниках.

Та "отвага, предприимчивость и дух свободы", которые, по мнению авторов, столь резко отличают западного человека (и отсутствуют у восточного), на протяжении нескольких веков Нового времени были в значительной степени направлены на "открытие неведомых земель" с целью не столько их торгового освоения или изучения, сколько прямого ограбления, истребления и беспощадной эксплуатации. На фоне "восточного деспотизма" исчезает вся колониальная история, которая вновь становится "славным периодом" распространения идей свободы, демократии и принципов частной собственности. Как полагает один из авторов, вслед за бароном Брамбеусом, жители Востока не любили европейцев, так как "встречали более стеснений от европейской честности, чем от мандаринского сговорчивого лихоимства".

Pages:     | 1 | 2 | 3 |    Книги по разным темам