
Бетти вспыхнула. Казалось, мой напорпоколебал ее, и она отступила, погрузившись в глубину своего огромного тела. Вытерев потсо ба крошечным носовым платочком, она на время задумалась.
— Бетти, ясегодня буду настойчив. Что произошло бы, если бы Вы перестали пытатьсяразвлекать меня
— Я не вижуничего плохого в том, чтобы немного пошутить. Зачем относиться ко всему так...так... Я не знаю — Вывсе время так серьезны. Кроме того, такая уж я есть, таков мой стиль жизни. Яне уверена, что понимаю, о чем Вы говорите. Что Вы понимаете подразвлечением
— Бетти,это важно, это самое важное из всего, что мы до сих пор обсуждали. Но Вы правы.Прежде всего Вы должны точно знать, что я имею в виду. Вам подойдет, если наследующих сеансах я буду перебивать Вас всякий раз, как Вы начнете развлекатьменя, и говорить Вам об этом
Бетти согласилась — ей было трудно мне отказать;таким образом, яполучил в свое распоряжение мощное орудие, дающее мне новую степень свободы. Ядобился разрешения перебивать ее всякий раз (конечно, напоминая ей онашем новом соглашении), когда она хихикала, говорила с идиотским акцентом,пыталась рассмешитьменя или карикатурно исказить события.
Через три или четыре сеанса "забавное"поведение Бетти исчезло, и она впервые заговорила о своей жизни с подобающейсерьезностью. Онаосознала, что старалась быть занятной, чтобы удержать интерес других. Яобъяснил, что в этом кабинете действует обратный закон: чем больше она пытаетсяразвлечь меня, тем менее она мне интересна и тем больше от меняотдаляется.
Но Бетти не умела вести себя по-другому: ейтребовалось пересмотреть весь свой социальный репертуар. Раскрыться Что онасможет выставить напоказ, если раскроется Внутри нее ничего нет. Пустота. (Помере продвижения терапии слово "пустой" появлялось все чаще и чаще.Психологическая "пустота" является общим признаком всех пищевыхрасстройств.)
Тут я оказал ей максимальную поддержку, накоторую был способен.Вот теперь, подчеркнул я,она действительно идет на риск. Теперь она дошла до восьми или девяти баллов по шкалесамораскрытия.Чувствует ли она различие Бетти сразу все поняла. Она сказала, что чувствуеттакой страх, как будто выпрыгнула из самолета без парашюта.
Теперь мне было уже не так скучно. Я не такчасто смотрел на часы и однажды во время сеанса с Бетти проверил время не длятого, чтобы подсчитать, сколько минут осталось продержаться, а чтобы прикинуть,хватит ли у меня времени обсудить еще одну тему.
Не было больше и необходимости отгонятьмешающие мне мысли о ее внешности. Вместо того чтобы обращать внимание на еетело, я смотрел ей в глаза. Теперь я с удивлением заметил в себе первые росткиэмпатии. Когда Бетти рассказала о своем посещении бара, где два хама сели позадинее и смеялись над ней, говоря, что она жует, как корова, я был возмущен и сказал ей обэтом.
Новые чувства к Бетти заставили менявспомнить мою первоначальную реакцию на нее и устыдиться. Мне стало не по себе, когдая подумал о других полных женщинах, к которым относился нетерпимо ибесчеловечно.
Все эти изменения означали, что мы делаемуспехи. Мы столкнулись с одиночеством Бетти и ее потребностью в близости. Янадеялся показать,что можно узнать ее поближе и не разочароваться в ней.
Теперь Бетти определенно была увлеченатерапией. В промежутках между сеансами она размышляла о наших беседах, вела со мнойдолгие воображаемые разговоры в течение недели, с нетерпением ожидала нашихвстреч и чувствовала досаду и разочарование, когда из-за командировок вынужденабыла пропускать сеансы.
Но в то же время она, несомненно, сталаболее несчастной, испытывала больше печали и тревоги. Такое развитие событий меняустраивало. Терапия начинается по-настоящему только тогда, когда в отношениях с терапевтомпациент начинает проявлять свои подлинные симптомы, и исследование этихсимптомов открывает путь к центральной проблеме.
Ее тревога была вызвана страхом оказатьсяслишком зависимой от терапии и слишком привязанной к ней. Наши сеансыпревратились в самуюважную вещь в ее жизни. Она не знала, что с ней произойдет, если этотеженедельный порядок нарушится. Мне казалось, что она все ещесопротивляется близости, беспокоясь больше не обо мне, а о "порядке", и япостепенно стал возражать ей по этому поводу.
— Бетти, чтоопасного, если Вы позволите, чтобы я что-то для Вас значил
— Не знаю.Меня пугает, что я слишком сильно нуждаюсь в Вас. Я не уверена, что Вы сможетебыть со мной. Не забывайте о том, что через год мне придется покинутьКалифорнию.
— Год— это достаточнодолго. Так Вы избегаете меня теперь, потому что не сможете быть со мнойвсегда
— Я знаю,что это не имеет смысла. Но я поступаю точно так же и с Калифорнией. Я люблюНью-Йорк и не хочу любить Калифорнию. Я боюсь, что если найду здесь друзей и привяжусь к ним, мнене захочется уезжать. А еще я начинаю думать: "Что зря беспокоиться Я здесь так ненадолго. Комунужны временные дружбы"
— Проблематакой установки в том, что Вы не хотите покончить с одиночеством. Может быть,это одна из причин Вашей внутренней пустоты. Так или иначе, любые отношения рано или позднозаканчиваются. Не существует пожизненной гарантии. Это похоже на отказ любоваться восходомсолнца из-за того, что Вы ненавидите закат.
— В Вашемизложении это кажется идиотизмом, но это так. Когда я встречаю кого-то, кто мненравится, то начинаю думать о том, как тяжело будет с нимрасставаться.
Я знал, что это важная проблема и что мы кней еще вернемся. Отто Ранк сформулировал эту жизненную позицию замечательнойфразой: "Отказ пользоваться кредитом жизни с целью избежать расплатысмертью".
Теперь Бетти испытывала печаль, котораябыла мимолетной и имела забавный и парадоксальный повод. Близость и искренностьнаших взаимоотношений вернули ее к жизни; но, вместо того чтобы наслаждаться этим новымчувством, она расстроилась, когда поняла, что вся ее прежняя жизнь была лишенаинтимности.
Я вспомнил другую пациентку, которую лечилгод назад, —исключительнодобросовестного и ответственного сорокачетырехлетнего врача. Однажды вечером, впылу семейной ссоры, она непривычно много выпила, потеряла самоконтроль, стала швырять в стенупосуду и чуть не угодила в своего мужа лимонным тортом. Когда я встретился сней через два дня, она выглядела виноватой и расстроенной. Пытаясь ее утешить, ясказал, что потеря самоконтроля — этоеще не катастрофа. Но она перебила меня и сказала, что я ошибаюсь: она нечувствует вины, наоборот, ее охватило сожаление, что она ждала сорок четырегода, прежде чем плюнуть на самоконтроль и проявить свои подлинные чувства.
Несмотря на ее 250 фунтов, мы с Бетти редкокасались темы питания и веса. Она часто рассказывала о грандиозных (инеизменнобезрезультатных) сражениях, которые вели с ней мама и друзья, пытавшиеся помочьей взять под контроль свое питание. Я хотел избежать этой роли, однако верил,что если я помогу Бетти убрать препятствия, она сама возьмет на себя заботу освоем теле.
Обратившись к ее одиночеству, я уже устранилосновные препятствия:депрессия Бетти снизилась, и, установив социальные контакты, она уже ненуждалась в пище как единственном источнике удовлетворения. Но она немогла принять решение сесть на диету, пока однажды не поняла, почему всегдасчитала похудение опасным. Это произошло так.
Бетти уже несколько месяцев проходила курстерапии, и я решил,что ее улучшение пойдет быстрее, если наряду с индивидуальной терапией она начнетработать в терапевтической группе. Во-первых, я был уверен, что полезно создатьокружение, которое поддержит ее в трудный период предстоящей диеты. Кроме того,терапевтическая группа даст Бетти возможность исследовать те межличностныепроблемы, которые обнаружились в нашей терапии, — скрытность, потребностьразвлекать, чувство, что ей нечего дать другим. Хотя Бетти была испугана ивначале сопротивлялась моему предложению, она мужественно согласилась и вошла втерапевтическуюгруппу, возглавляемую двумя психиатрами-стажерами.
Одна из ее первых групповых встреч оказаласьочень необычной: наней Карлос, также один из моих пациентов, проходивший индивидуальную терапию(см. "Если бы насилие было разрешено..."), сообщил группе о том, что смертельно болен раком. ОтецБетти умер от рака, когда ей было двенадцать лет, и с тех пор болезнь приводилаее в ужас. В колледже она сначала выбрала медицинский факультет, но потомбросила из-за страха столкнуться с раковыми больными.
В последующие несколько недель контакт сКарлосом вызвал у Бетти такую тревогу, что мне пришлось провести с нейнесколько внеочередных сеансов и с трудом удалось убедить ее остаться в группе.У нее появились соматические симптомы: головная боль (ее отец умер от ракамозга), боли в спине, одышка, ее беспокоили навязчивые мысли о том, что у неетоже может быть рак. Поскольку Бетти боялась посещать докторов (стыдясь своего тела, она редкопроходила физическое обследование и ни разу не исследовала тазовые органы), было трудно убедитьее, что она здорова.
Ужасающая худоба Карлоса напомнила Бетти отом, как за двенадцать месяцев ее отец из очень полного человека превратился вскелет, обтянутый кожей. Хотя Бетти и признавала свои опасения неразумными, онапоняла, что после смерти отца стала верить, что потеря веса сделает ее болееподверженной раку.
Столь же сильные предубеждения были у нееотносительно облысения. Когда она впервые пришла в группу, Карлос (которыйпотерял волосы в результате химиотерапии) носил парик, но в тот день, когда онрассказал группе о своем раке, он пришел на собрание абсолютно лысым. Беттииспугалась, к ней вернулись воспоминания об отце, который был налысо выбрит перед операцией намозге. Она вспомнила также, как ей стало страшно, когда во время предыдущейстрогой диеты у нее начали выпадать волосы.
Эти бессознательные предрассудкисущественно усложняли ее проблемы с весом. Еда не только представляла собой ееединственноеудовлетворение, не только заглушала ее ощущение пустоты, а худоба не тольковызывала болезненные воспоминания об отце. Бетти также бессознательно верила вто, что потеря веса приведет к ее собственной смерти.
Постепенно острая тревога Бетти улеглась.Раньше она никогда открыто не говорила об этих проблемах. Возможно, свою рольсыграл катарсис;возможно, ей было полезно осознать магическую природу своего мышления; а, бытьможет, некоторые из ее пугающих мыслей просто потеряли свою остроту при их обсуждении вспокойной, рациональной обстановке, "при свете дня".
В это время особенно большую помощь оказаКарлос. РодителиБетти до самого конца отрицали серьезность болезни ее отца. Такое отрицаниеразрушительно действует на тех, кто остается в живых. Бетти оказалась не готовак его смерти и не имела возможности проститься с ним. Но Карлос демонстрировал совершенно иноеотношение к собственной участи: он был мужественным, разумным и откровенным в своихчувствах относительно болезни и приближения смерти. Кроме того, он был особеннодобр к Бетти —возможно, потому что знал, что она моя пациентка, возможно, потому что онапришла как раз тогда, когда он был в великодушном настроении ("у каждого естьсердце"), а, может быть, просто потому, что был неравнодушен к полным женщинам(что я, признаю это ссожалением, рассматривал тогда как еще одно доказательство егоизвращенности).
Вероятно, Бетти почувствовала, чтопрепятствия к снижению веса успешно устранены, потому что дала ясно понять:пора начинать главнуюкампанию. Я был потрясен размахом и сложностью предварительныхприготовлений.
В первую очередь она записалась напрограмму лечения пищевых расстройств в клинике, где я работал, и заполнила требуемыйпротокол, который включал сложное физическое обследование (она по-прежнемуотказывалась от исследования тазовых органов) и батарею психологических тестов.Затем она очистила свою квартиру от еды — от всех банок, пакетов и бутылок. Она составила планальтернативных занятий, заметив, что отказ от завтраков и обедов создает "окно"в дневном расписании. К моему удивлению, она записалась в танцевальный класс (уэтой леди есть сила воли, подумал я) и в клуб боулинга — когда она была маленькой, отецчасто брал ее с собойв кегельбан, объяснила она. Она купила подержанный велотренажер и установилаего перед телевизором. Затем она сказала "прощай!" своим старым друзьям— картофельнымчипсам, шоколадным пирожным и пончикам.
Была также проведена серьезная внутренняяподготовка, которуюБетти затруднялась описать иначе, чем "собраться с духом" и ждать подходящегомомента, чтобы сесть на диету. Я ждал этого момента с нетерпением, представляясебе огромного японского борца, который расхаживает по ковру, становится в позуи выкрикивает что-товоинственное, готовясь к схватке.
Наконец, свершилось! Она выбрала жидкуюдиету, полностью отказалась от твердой пищи, каждое утро по сорок минутзанималась навелотренажере, каждый день проходила пешком по три мили и раз в неделюзанималась боулингом и танцами. Ее жировая оболочка начала постепеннорассасываться. Она начала худеть. Большие массы плоти просто растворялись иисчезали. Скоро фунты потекли с нее ручьем — два, три, четыре, иногда пятьфунтов в неделю.
Каждый сеанс Бетти начинала с рапорта обуспехах: сброшено десять фунтов, затем двадцать, двадцать пять, тридцать. Онапохудела до двухсотсорока фунтов, затем до двухсот тридцати и двухсот двадцати. Это казалосьпоразительно легким и быстрьм. Я восхищался ею и каждую неделю хвалилее за успехи. Но в эти первые недели я слышал также не слишком тактичныйвнутренний голос, который нашептывал: "Господи Боже, если она так быстрохудеет, то сколько же еды она поглощала до этого!"
Прошли недели — кампания продолжалась. За тримесяца она похудела до двухсот десяти фунтов. Затем двести, на пятьдесят фунтовменьше! Затем сто девяносто. Сопротивление возрастало. Иногда она приходила комне в кабинет в слезах, проголодав всю неделю, но не потеряв при этом ни фунта.Каждый фунт давался с трудом, но Бетти продолжала придерживатьсядиеты.
Pages: | 1 | ... | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | ... | 43 |