Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 6 |

В примере Декарта способность мыслящего существа строить форму своего действия не по заранее телесно заданной программе, но, сообразуясь с формой здесь и сейчас данного предмета, могла лишь обнаружить, экстериоризировать некоторую внутреннюю, ничего общего с протяженным действием не имеющую потенцию, которая к тому же могла осуществить акт экстериоризации лишь таинственным, непонятным самому Декарту образом. Согласно же Спинозе, мышление есть способ действия мыслящего тела (corpore cogitans). Авторство данного понятия принадлежит Э.В.Ильенкову, который реконструировал его содержание из материала понятия мыслящая вещь (res cogitans), присутствовавшего в тексте самого Спинозы.

В соответствии с этим определением человек, равно как и любое иное существо мыслит в той мере, в какой он способен активно строить действие своего мыслящего тела со-образно с формой и расположением всех прочих тел. В способности отражать формы предметного мира в формах своего активного действия, а не в субъективной переживаемости, непосредственной данности субъекту и заключается главная тайна спинозовского мышления. Категория мышления у Спинозы отстоит дальше от традиционного психологического понятия о мышления, чем категория мышления у Декарта. Не менее очевидно, что так понимаемое мышление еще ждет своего содержательного научно-психологического освоения.

Одним из первых решительный шаг в этом направлении сделал Л.С.Выготский. В своей статье Психика, сознание, бессознательное (1930) он предлагает различать направления современной ему психологии по тому, в какой из картезианских субстанций они находят начальные и конечные звенья психологической причинности. Предмет исследования психологов, ориентирующихся на идеи И.П.Павлова, и американских бихевиористов – картезианская протяженная субстанция. Они строят некоторое строго каузальное, научное знание. Но в этом знании нет места психике, субъективности. И напротив, психологи интроспекционисты, а также понимающие психологи изучают именно человеческую субъективность, психику, но в результате их усилий у них получается не каузальная наука, а некое понимающее знание.

Очевидно, что та психология, которая, начиная с В.Вундта, стремилась быть дисциплиной научной, могла существовать только в зазоре между этими двумя радикальными позициями, пытаясь предложить некий третий или синтетический путь. Столь же, очевидно, что попытка эта являла собой классический образец попытки с негодными средствами, ибо предложенные Декартом метод решения антропологической проблемы, метод расчленяющий живое единство на две абстрактно противоположные субстанции и не могли привести ни к чему, кроме гипотезы о шишковидной железе, отклоняемой свободной волей на произвольный угол.

.С.Выготский ясно отдает себе отчет в том, что выход из тупика психофизической проблемы заключен в спинозовской идее единой субстанции, этой подлинной и единственной causa sui (причины самой себя). Его нисколько не смущает, что данная позиция заключает в себе квинтэссенцию материализма. Он убежден в том, что признание субстанциальности психики, приписывание ей некоей особой сущностной природы, подчиненной неким особым ненатуральным, или сверхнатуральным закономерностям, отличным от закономерностей чувственно-природных, есть тупик - тупик идеалистический.

В соответствии с логикой Спинозы, Л.С.Выготский пытается восстановить единство предмета психологического исследования, утверждая, что между нейрофизиологическими процессами, протекающими в мозгу субъекта и миром его субъективности не существует и не может существовать каузального отношения, ибо первое и второе есть две стороны одного и того же субъекта, мыслящего мозга. Данное восходящее к Л.Фейербаху мозгоцентрическое решение психофизической проблемы, не до конца устраивает Л.С.Выготского, ибо оставляет принципиально неразрешимым вопрос о биологическом смысле психики.

Природа не создает ничего лишнего, - это соображение кажется одинаково очевидным и объективисту В.М.Бехтереву и субъективисту К.Бюлеру. Если психика, понимаемая как субъективно переживаемый, феноменальный мир субъекта есть всего лишь изнанка его нейорофизиологии, то совершенно непонятно для чего она, в чем ее утилитарный, предметный смысл для человека или животного Картезианская психология по-своему логично отвечает на этот вопрос в рамках представления о психофизическом взаимодействии. С ее позиций, психика, возникая на определенном этапе эволюции, позволяет в ментальном плане (в плане образов) решать практические задачи, неразрешимые на уровне телесных автоматизмов. Отрицание возможности психофизического взаимодействия обессмысливает и так понимаемую психику. Если мысль не способна ни на йоту пошевелить протяженное тело, если она не может сдвинуть ни один атом внутри этого тела, то для чего она

Бессмысленно спрашивать о биологическом смысле субъективных чувствований как таковых, абстрактной феноменальной психики. Только умствующему человеку, который сыт и защищен от любых (природных) неожиданностей, может придти в голову идея о первичности, субстанциальности и самоценности субъективных чувствований как таковых. Для животного в натуральной, природной среде субъективные чувствовования имеют прежде всего практический смысл в контексте его внешней, предметной деятельности, его приспособительного поведения. То же самое можно сказать и о практически деятельном, а не всего лишь абстрактно мыслящем человеке и уж тем более о человечестве в целом. В природе не существует абстрактного, переживающего аутические грезы бестелесного мозга, а есть наделенные тем или иным мозгом, или вовсе обходящиеся без него живые существа, практически, чувственно деятельные. Не наделенный хоть каким-нибудь телом, но при этом деловито функционирующий, что-то вычисляющий мозг есть продукт воображения фантаста, есть нечто эстетически невозможное, как невозможен для сколько-нибудь культурно развитого воображения нейрон сознания, синапс совести или микротрубочка ума. Но тогда столь же невозможно примыслить этому протяженному фантастическому существу в атрибуте мышления вторую, субъективную сторону, чтобы она не была таким же фантазмом, как и его протяженная alter ego.

Это и утверждает Л.С.Выготский, призывая искать ключ к разгадке проклятых психологических вопросов внутри единого процесса поведения, поведения, обеспечивающего биологическую задачу приспособления к реальности.

Иначе говоря, опираясь на ту же логику Л.С.Выготский предлагает субъектом спинозовского тождества считать не абстрактный мозг, но целый организм животного, как мы бы сказали сегодня, вслед за Э.В.Ильенковым - мыслящее тело. Причем - тело не покоящееся, но активно приспосабливающееся к окружающей среде (в смысле А.Н.Северцова), то есть действующее по форме предмета. В атрибуте протяжения данному субъекту будет соответствовать сама чувственная приспособительная деятельность организма, а в атрибуте мышления – психология. Последний термин предлагает в данном контексте использовать Л.С.Выготский, ибо термин психика, уже занят в предыдущей паре: физиология – психика.

Подчеркнем, что в данном пункте Л.С.Выготский делает открытие подлинно революционное. Так прочитать Спинозу и так осмыслить центральную теоретическую проблему психологии, проблему, которая и поныне в психологической литературе часто трактуется как проблема психофизиологическая (ср. оценку подобных трактовок в работах Ф.Т.Михайлова), ни тогда, ни десятилетиями позже не смог ни один исследователь. Сам Л.С.Выготский, не оценив этого своего открытия, пошел дальше. Единственным теоретиком, который более чем через сорок лет пришел к аналогичным выводам, был Э.В.Ильенков, изложивший свое понимание Спинозы в книге Диалектическая логика (1974). Интересно, что оба мыслителя оставили после себя незавершенные рукописи, целиком посвященные этому величайшему философу.

Понятие мыслящего тела содержит в себе прообраз идеи рефлексивной активности по нескольким основаниям.

Во-первых, движение живого тела по форме внешнего объекта лишь тогда приобретает черты рефлексивной активности, когда это тело наталкивается на препятствие, а его движение претерпевает разрыв (простейший случай - встречая на своем пути реку, человек, чтобы перейти на другой берег строит мост или плот). Именно в этот момент, как писал Э.В.Ильенков, в контур строящегося действия вклинивается особое звено – размышление – внешне никак не выраженное действие, которое нацелено на перестройку самой схемы движения. Размышление идеализует объект и превращает его (выделяет в нем) предмет, а движение обретает цель как идеальный образ того, чему еще предстоит быть, - воображаемое пространство возможных траекторий движения.

Во-вторых, изначальное тождество внешнего и внутреннего (лпротяженности и мышления) создает саму возможность возникновения рефлексивной активности в фило- и онтогенезе.

В-третих, аффект (в трактовке Спинозы – Выготского), переживаемый в ситуации разрыва и в ходе последующего размышления, является первичным и исходным выражением самоотношения.

Между тем та же проблема была в центре размышлений и А.Н.Леонтьева. А.Н.Леонтьев, как и Л.С.Выготский был вынужден исходить из повсеместно распространенного представления о психике как функции мозга. Его категорически не устраивает представление, согласно которому психическое отражение, образ возникает в мозгу непосредственно в результате тех или иных воздействий на реципирующие системы человека. Между предметом отражения и его психическим образом согласно А.Н.Леонтьеву обязательно включается третье звено – деятельность, чувственная, пластически уподобляющаяся форме своего предмета. В идее пластического уподобления А.Н.Леонтьев вплотную подходит к спинозистскому решению все той же психофизической проблемы.

В своей основной интенции А.Н.Леонтьев - хотя бы опосредовано через К.Маркса и Л.С.Выготского – в качестве теоретика-психолога являлся именно спинозистом. Об этом более чем красноречиво говорит все та же его идея чувственной деятельности, пластически уподобляющейся форме предмета.

Он так и не решился ясно и недвусмысленно артиулировать тезис: психика не порождается деятельностью, ибо она сама и есть деятельность, ее неотъемлемая сторона, хотя именно это отчетливо вытекает из его собственной общепсихологической концепции. Сама внешняя, чувственно-протяженная деятельность не есть и не может быть предпосылкой деятельности внутренней, которая де только и относится целиком к психологии как это было согласно картезианскому членению, подобно тому, как фас не может быть предпосылкой профиля человеческого лица. Она не нуждается в особом кесаре, который пожелал бы ей володеть в отличие, от хорошо пристроенной за пазухой у бога деятельности внутренней (А.Н.Леонтьев, 2004). Внешняя деятельность не связующее третье звено, долженствующее заполнить пропасть отделяющую отражаемую внешнюю вещь от мозга (отражающего) (в идеологической формулировке дискуссии 1947 года). Это и не средство, опосредующее деятельность внешнюю с собственно психической или внутренней деятельностью, психику-процесс с психикой-образом. Психика есть атрибут внешней чувственно-предметной деятельности, поэтому по ту сторону от внешней деятельности за этой деятельностью уже нет ничего.

А.Н.Леонтьев склонялся к такому решению, но так никогда ни разу не произнес этой формулы. Он фактически признавал, что вопреки его желанию, противоположность внешней и внутренней деятельностей воспроизводит картезианский дуализм.

Возможный способ преодоления этой трудности в рамках культурно-деятельностной концепции раскрыт во второй главе работы - Понятие жизни как основание выделения критерия психического.

В главе показано, что в основе теоретического определения психики должно лежать должно лежать то или иное понимание феномена жизни. Из какой бы трактовки природы психического ни исходил исследователь, он интуитивно разделяет понимание того, что психикой может обладать только живой субъект. Даже религиозный психолог догадывается, что неживое тело неподходящее место для души, и со смертью тела душа необходимо лотлетает.

Преодоление трудностей в теоретическом определении жизни как таковой, а не тех или иных ее функций, или структур живого тела, предполагает выход за пределы естественно-научного знания, оказывается возможным лишь в рамках мультидисциплинарного подхода, опирающегося на вполне определенный философский фундамент. При этом именно высшие (развитые) уровни организации жизни, в частности – психический, дают ключ к осмыслению низших (менее развитых). Подобной позиции придерживались такие выдающиеся мыслители и ученые-естественники, как П.Тейяр де Шарден и В.И.Вернадский, хотя до них ее афористически выразил К.Маркс в своей известной формуле: Анатомия человека - ключ к анатомии обезьяны. Поэтому, например, биологи в той же мере заинтересованы в разработке понятия психическая жизнь, в какой психологи должны учитывать в своей теоретической работе биологические определения жизни.

С понятия жизни начинают А.Н.Леонтьев и А.В.Запорожец, прежде чем перейти к формулировке своей гипотезы о происхождении психики. Всякий материальный процесс, - пишет А.В. Запорожец (1986, с. 26) - как неорганический, так и органический, заключается во взаимодействии материальных тел. Однако в ходе развития материи характер их взаимодействия изменяется. Если в неорганической природе взаимодействие приводит, как правило, к разрушению и уничтожению взаимодействующих мертвых тел, то в органической природе оно становится необходимым условием существования живого тела.

Жизнь есть процесс особого взаимодействия особый образом организованных тел, - резюмирует А.Н.Леонтьев (1981, с. 37). Эту же логику (логику взаимодействия), он развивает и применительно к сущности психики. Мы рассматриваем психику как свойство материи. Но всякое свойство раскрывает себя в определенной форме движения материи, в определенной форме взаимодействия. Изучение какого-нибудь свойства и есть изучение соответствующего взаимодействия (там, с. 35).

В приведенных фрагментах оба автора по существу формулируют свое понимание категории сущности, согласно которому ее научные определения надлежит искать не внутри исследуемого предмета, а в системе его отношений, взаимодействий внутри некоторой более широкой целостности. Соответственно этому своему пониманию они и усматривают сущность жизни в раздражимости, понимаемой как форма взаимодействия живого тела с окружающей средой. Вот как эту мысль формулирует А.В.Запорожец (1986, с. 27): Способность живых существ реагировать на воздействия окружающей среды, приходить под влиянием этих воздействий в активное состояние называется раздражимостью.

Раздражимость присуща любому организму и является фундаментальным свойством всякой живой материи.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 6 |    Книги по разным темам