Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 |

Я думаю, что многие пожилые люди испытываютреальную потребность в защите себя от грубого мира. По мере осмысления того,что пожилые люди играют важную роль в нашем обществе (действительно, их числоскоро превзойдет число молодых людей), им начинают уделять больше внимания. Всемы, включая и самих пожилых людей, воспитаны на многочисленных мифах о процессестарения. Старики, как и все мы, нуждаются в том, чтобы им помог­ли избавиться от интроицированныхошибочных представлений и вновь приобрести силу и правильную самооценку. Дляподдержки пожилых людей разрабатываются специальные программы, инеко­торые из такихпрограмм предусматривают психологическое кон­сультирование.

Геронтологическое образование в колледжахрасширяется, вво­дятсяпрограммы, посвященные процессам старения, студенты непо­средственно работают с пожилымилюдьми. Некоторые из студентов во время моего курса рассказывали, что онииспользовали многие из рассмотренных методик, чтобы помочь пожилым людямвыразить глубинные чувства, касающиеся их самих и их жизни.

а

Сиблинги (братья и сестры)

а

Время от времени мне приходится работать ссиблингами, кото­рые неладят между собой. При этом часто выясняется, что братья и сестры толкают,пинают, кусают и дергают за волосы друг друга, визжа так, что родители слышатиздалека. Обычно достаточно ясно, что такое поведение больше адресованородителям, чем друг другу.

Я полагаю, что наблюдение над этими детьми вотсутствие родителей может быть очень полезно и помогает пролить свет насущество дела. Работая с ними, я использую формы деятельности, которые иразвлекают, и способствуют самовыражению. По мере того, как дети начинаютузнавать друг друга, слушать друг друга, разговаривать друг с другом, открытовыражать свои чувства (обиду, раздражение, ревность), оценивать друг друга, уних начинает разви­ваться взаимодействие, которое помогает им справиться ссемейны­ми ситуациями вцелом. Я поражаюсь тому, как эти дети могут жить под одной крышей и так малознать друг о друге. Иногда родители говорят: На самом деле они очень близкидруг к другу, не осозна­вая того, какое расстояние разделяет этих детей.

Я не считаю, что братья и сестры обязательнодолжны любить друг друга только потому, что между ними существует кровноерод­ство. Я думаю, чтоим нужно научиться понимать существующие между ними различия, а их родителям— понимать особенностикаждого ребенка. Иногда они обучаются любить друг друга в процес­се терапии.

а

Очень маленькие дети

а

В большинстве случаев, когда меня просятпроконсультировать очень маленького ребенка (4—5 лет), я почти наверняка знаю, чтов семье имеются какие-нибудь проблемы, на которые ребенок реаги­рует, и что этим объясняется егоповедение, вызывающее обеспоко­енность окружающих. Тем не менее после первого совместного занятиямне необходимо понаблюдать за ребенком, когда он один. Я многое могу сказать оситуации в семье, наблюдая за ребенком, пока он занят игрой. Маленькие детичувствуют себя свободно во время игр, а некоторые приглашают меня принять вэтих играх участие.

Несмотря на то, что многие маленькие детивыражают в игре некоторые беспокоящие их проблемы и конфликты, одной игровойтерапии недостаточно, чтобы преодолеть трудности в отношениях ребенка сродителями. Когда я начинаю понимать, что сообщает мне ребенок о своей жизни,играя или беседуя со мной, наступает время привлечь к терапииродителей.

Семейная сессия маленьким детям быстронадоедает, и тогда они ведут себя неспокойно. Но мне нужно, чтобы ребенок былучастником занятия. Один из способов сделать это — попросить родителей нарисоватькартинку, изображающую их проблемы. Я, насколько это возможно, стараюсьпродвигаться от общего к кон­кретному, поэтому если один из родителей говорит: Он никогда неделает того, о чем я его прошу, я предлагаю нарисовать что-нибудь, чегоребенок никогда не делает. Я предлагаю и ребенку нарисовать картинку,изображающую то, чего никогда не делает его мать.

Мать Поля (5 лет) жаловалась на его отношениясо старшей сестрой и младшим братом. Пока она говорила, мальчик сидел,за­крыв уши руками, Япопросила ее изобразить на рисунке то, что ее беспокоит. Поль смотрел, какзавороженный, пока его мать рисова­ла картинку с изображением обеденного стола, вокруг которогособралась вся семья. Она говорила, что время обеда особенно беспокойно. Япопросила ее сказать об этом изображению сына на картинке.

Мать. Поль, я хочу, чтобы ты не дразнил братаи не толкал сестру, когда мы обедаем. Мы можем побыть вместе только во времяобеда в последнее время (мать одна воспитывала детей, работала и училась).Когда ты так ведешь себя, они тоже начинают кричать и толкаться. Я не могупрекратить это и начинаю кричать на тебя.

Поль (в сторону). Кэти всегда толкает меняпервая! Я попросила мать продолжать, обращаясь к мальчику на кар­тинке.

Мать. Мне трудно сказать, кто это начинает,Поль. Я только знаю, что ты часто их толкаешь и дразнишь. Может быть, если быты не делал этого, Кэти тоже не делала бы так.

Я прошу мать рассказать Полю на картинке отом, каким бы она хотела видеть время обеда.

Мать. Когда мы собираемся вместе, я хочупослушать каждого, узнать, как дела. Я хочу спокойно побыть с вами. Мне редкоудается побыть с вами в последние дни (начинает всхлипывать).

Я. Расскажите детям на картинке о своихслезах.

Мать. Мне самой плохо, оттого что нет временипобыть с вами. Я беспокоюсь о тебе, Поль. Я знаю, что иногда ты толкаешьсяпото­му, что я не уделяютебе достаточного внимания, но я так устала сейчас. (Мать Поля громко рыдает.Поль подходит к матери, и она берет его на руки.)

Поль. Мамочка, ты сказала, что когда кончишьучиться, ты будешь с нами больше времени.

Мать. Ну, конечно!

Они сели и обняли друг друга. Мы поговорилиеще немного. Позднее мать Поля сказала мне, что напряжение, которое возникалово время обеда, заметно уменьшилось. Поль взял на себя роль лиде­ра по отношению к брату и сестре итребовал, чтобы они слушались мать, которая так много работает.

Дети удивительно охотно откликаются напредложение погово­ритьо картинках. Четырехлетний мальчик нарисовал фигуру с от­крытым ртом, которую он назвалКричащая мама. Я попросила его побыть в роли этой фигуры и покричать. Онначал кричать на воображаемого мальчика, т. е. на самого себя. В другой раз япоп­росила егонарисовать свой дом и рядом с домом человека. Он на­рисовал свой дом, рядом — большое лицо человека. Уголки ртана рисунке были опущены. От имени этого человека он рассказал о том, чтопроисходит в доме, выражая отрицательные эмоции.

Я часто сама рисую на бумаге, мелом на доскеили волшебной палочкой то, что дети рассказывают мне. Иногда я рисую большойпортрет ребенка, когда он описывает себя (нередко поглядывая в зеркало). Иногдая прикрепляю к мишеням для стрел картинки. Ма­ленький мальчик, который не скрывалраздражения и отвергал даже самую мысль о том, чтобы приходить ко мне, сталмоим другом, когда я нарисовала свой портрет, прикрепила к мишени и сказала:Если ты так сердишься на меня, почему бы тебе не бросить в менястрелу.

Когда матери приводят ко мне маленьких детей,я прошу их вместе с ребенком участвовать в первой встрече, чтобы поговорить отом, как обстоят дела дома. Обычно в этой беседе мать поднимает вопросы,затрагивающие ребенка, которые впоследствии можно прорабатывать во времяигры.

Я наблюдала Кенни (5 лет), у которогонарушения поведения проявлялись вспышками гнева, драками с другими детьми,стычками с окружающими. После трех месяцев занятий раз в неделю (в некоторыхвстречах участвовали родители и сиблинги). Я попросила мать Кенни принятьучастие в начале занятия и обсудить возмож­ность завершения терапии. Матьсказала, что она довольна поведе­нием Кенни, изменением ситуации в семье. Она считала, однако, чтоеще рано кончать занятия, потому что теперь она начала пони­мать ряд вещей, которых не замечалараньше. Ее беспокоило то, что мальчик как-будто испытывал необоснованныестрахи, которых она раньше не замечала за маской его агрессивного поведения.Кенни, слушая всё это, бессмысленно чертил на бумаге фломастером. Хотя онничего не сказал, мы обращались с ним как с участником беседы, а не как собъектом, о котором идет речь.

Когда мать вышла из комнаты, Поль тотчас жепересел к песоч­нице свлажным песком. Он сделал большой холм из песка и посадил динозавров на холм ив воду. На сухом песке он поместил тан­ки, джипы и вооруженных людей. Онразыграл сражение между во­енными и динозаврами, в котором военные захватили в плен одногоочень большого динозавра, окружив его со всех сторон. Затем он подвел кдинозавру индейца и сказал мне, что индеец—это единст­венный человек, который динозавра небоится. Я попросила его побыть в роли этого индейца и поговорить о своембесстрашии. Он сказал: Я не боюсь тебя, хотя ты такой большой. Я спросила:Не кажется ли тебе временами мир слишком большим, Кенни. Он широко раскрылглаза и закивал головой. Мы поговорили с ним об этом ощущении — быть маленьким в этом ошеломляющеммире. Раньше он испытывал потребность доказывать всем, какой онболь­шой. Это занятиепроложило путь для плодотворной работы со стра­хами Кенни. Через месяц он былподготовлен к постепенному завер­шению наших встреч.

а

Семья

а

Меня часто спрашивают, как я могу осуществлятьтерапию в тех случаях, когда работаю только с ребенком и не имею возможностивовлечь в психотерапевтический процесс семью. Иногда мы воспринимаем детей так,как будто они — простопридаток своих родителей. Ребенок часто служит козлом отпущения внеблагополуч­ной семье,но от этого он не перестает быть человеком, обладающим собственными правами.Иногда родители указывают на ребенка, отличающегося от других, как на источникпроблем, потому что он чем-то нарушает комфорт их жизни. Я никогда неотказываюсь работать с таким ребенком, даже если его родители нуждаются впсихологической помощи, но отказываются от нее. Ребенок выража­ет протест своим поведением, и этозаставляет родителей обращать­ся за помощью. Такому ребенку важно чувствовать, что он можетполучить поддержку и может установить отношения с кем-нибудь, кто рассматриваетего как самостоятельную личность и уважает его право на независимоеразвитие.

Мой контакт с семьей (после беседы по телефонус одним из родителей) устанавливается на первой сессии. Редко кто-нибудь изчленов семьи говорит: В нашей семье у всех есть трудности и всем нужнатерапия. Большинство психотерапевтов согласится с тем, что взрослые люди всемье выделяют одного человека, с которым связы­вают все проблемы. Во время первогозанятия (в которое обычно не включаются сиблинги, если только специфическиеотношения межцу ними не являются существом проблемы) я встречаюсь только сребенком и родителями. Поскольку я часто имею дело с неполны­ми семьями, на этом занятии можетприсутствовать только мать. Первая встреча очень важна. Она дает мне первоевпечатление о ребенке. Она позволяет увидеть проблему — источник беспокойства. Ребенкустановится ясно —иногда впервые,— чтобеспокоит его родителей. Он получает возможность познакомиться со мной,оце­нить меня и то, чтоя делаю. Кроме того, я могу получить представ­ление о динамике отношений междуребенком и родителями. Часто на этом первом занятии я решаю, с какой методикиначать терапию.

Я делаю предварительное заключение об участиив терапии одного ребенка, его матери или отца, их обоих вместе с ребенком или,если в семье есть другие дети, другие члены семьи (в частности, такие значимыелица, как дедушки и бабушки), то и всей семьи.

Если я ошибаюсь в своих первоначальныхзаключениях, это быстро выясняется. Я продвигаюсь туда, куда меня ведутнаблюде­ния и интуиция,готовая в любой момент изменить направление.

Даже если очевидно, что ребенок служит козломотпущения в хаотичной и разлаженной семье, на первом этапе терапии я частопредпочитаю работать только с ребенком. Сам факт, что ребенок рассматриваетсякак источник проблем и его поведение вызыва­ет озабоченность, указывает на то,что ребенок нуждается в под­держке.

После нескольких занятий начинает более яснопросматриваться перспектива. В этот момент я могу решить, что пора пригласитьна прием семью. Уже тогда может быть ясно, что если мы не изменим существующейв семье системы отношений, мы не сумеем добиться многого, не сможем ослабитьпричиняющие беспокойство симптомы или изменить нежелательное поведение. Или ячувствую, что мне нужно добиться более ясного представления об отношениях всемье, прежде чем продолжить работу с ребенком.

Когда я осознаю, что настало время пригласитьсемью на заня­тия, яобсуждаю это с ребенком. Иногда он категорически отказывается от общей встречи,сообщая при этом дополнительные сведения о семейной динамике. Если он поступаеттаким образом, мы обсуждаем его возражения, поскольку я понимаю, что постановкаи решение этого вопроса дают важную возможность для развития. Иногда ребенокнастолько боится совместных занятий с семьей, что оказывается необходимымПродолжить индивидуальную работу до тех пор, пока он не сможет преодолеть свойстрах. Впрочем, ребенок нередко принимает эту идею, иногда даже судовольствием.

Я наблюдала девятилетнего мальчика по имениДан в течение месяца, пока готовилась к семейному занятию. Когда они пришли— его мать, отец,старший брат, младшая сестра,—Дан спросил, можно ли ему войти в комнату первым. Он вошел инемедленно начал на­водить в ней порядок! Он суетился, приводил в порядок полки,рас­ставлял стулья,взбивал подушки. Потом он объявил, что всё готово. Когда его семья вошла вкомнату, он указал каждому его место, представил меня своему брату и своейсестре (с родителями я встре­чалась на первом занятии). Семья, непривычная к такомудирек­тивному,организованному поведению мальчика, кротко следовала его указаниям. Когда мывсе расселись (его место было рядом со мной), он широко улыбнулся мне, как быговоря: Теперь вы може­те начать.

Я не превращаю семейные сессии в форум дляоценки успехов и поведения ребенка. Я хочу получить некоторое представление отом, как функционирует семья в целом.

Walter Kempler [20]описывают шесть элементов терапевтиче­ского вмешательства при выполненииэтой задачи: 1) вступительная беседа с семьей; 2) исследование личныхпотребностей; 3) уточнение сообщений; 4) быстрый, живой обмен мнениями; 5)предоставление Времени для отклика и 6) мониторинг семейной беседы.

Pages:     | 1 |   ...   | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 |    Книги по разным темам