Если проанализировать мистику всех времен инародов в целях определения ее этического содержания, то окажется, что ононичтожно мало. Даже этика смирения, которая, кажется, закономерно принадлежитмистике, в рамках мистики более или менее значительно поражена бессилием.Вследствие отсутствия активной этики, с которой она должна бы быть связана, онатеряет опору и уходит все дальше и дальше в область уже неэтического смирения.Возникает мистика, которая не служит уже целям самосовершенствования, что былораньше ее глубоким призванием, а выдвигает в качестве самоцели возвышение вАбсолютном. Чем чище мистика, тем дальше идет эта эволюция. Мистика становитсямиро- и жизневоззрением поглощенности конечного бытия Бесконечным илипревращается, как это было у брахманов - в гордую мистику бытия Бесконечного вконечном. Этика самосовершенствования, которая возникает из мистики, постояннопребывает в опасности погибнуть в этой мистике.
Тенденция мистики стать надэтической вполнеестественна. Фактически отношение к бескачественному и лишенному каких-либопотребностей Абсолютному не имеет ничего общего с самосовершенствованием. Онастановится чистым актом сознания и приводит к духовности, столь жебессодержательной, как и само Абсолютное. Чувствуя свою слабость, мистикапытается стать более этичной, чем она есть, или по крайней мере казаться болееэтичной. Даже индийская философия предпринимает попытки в этом направлении,хотя она, с другой стороны, смело и искренно оценивает положение и ставитдуховное над этическим.
Чтобы правильно оценить ценность этическогосодержания мистики, следует проанализировать то, что она заключает в себе вкачестве собственно этики, а не то, что она привносит в этику или что о нейговорит. Но тогда окажется, что этическое содержание даже христианской мистикиничтожно мало. Мистика является не другом, а, скорее, врагом этики. Онапоглощает ее. И все же, несмотря на это, этика, удовлетворяющая мышление,рождается из мистики. Любая самая глубокая философия и самая глубокая религияесть в конце концов не что иное, как борьба за этическую мистику и замистическую этику.
Преисполненные стремлением создать активноемиро- и жизневоззрение, мы, европейцы, не придали мистике правильногонаправления. Она живет у нас на птичьих правах и дает о себе знатьспорадически. Инстинктивно мы чувствуем, что она находится в антагонизме сактивной этикой. Поэтому мы не ощущаем никакой внутренней связи сней.
Мы совершаем огромную ошибку, полагая, чтоможем прийти к этическому миро- и жизневоззрению, удовлетворяющему нашемышление, отвергнув мистику. До сих пор мы лишь выдумываем миро- ижизневоззрение. Оно хорошо, ибо приобщает людей к активной этике. Но оно неистинно. Поэтому оно всегда саморазрушается. Оно к тому же и не глубоко.Поэтому европейское мышление делает людей нравственными, но поверхностно. Таккак европеец предельно сыт активной этикой, рожденной выдуманныммировоззрением, то он не испытывает больше в ней никакой внутреннейпотребности.
Наступило время, когда мы должны отказатьсяот этого заблуждения. Миро- и жизневоззрение активной этики только тогдаглубоко и прочно овладевает мышлением, когда оно будет сформировано на основемистики. Вопрос о том, что люди намерены сделать из своей жизни, не может бытьрешен, если их вытолкнуть в мир "плеткой" активности, не давая возможностиприйти в себя. По существу на этот вопрос может ответить лишь миро- ижизневоззрение. Оно-то и объяснит человеку его духовное, внутреннее отношение кбытию, благодаря которому пассивная и активная этика становятся естественнойнеобходимостью.
Прежняя мистика этого сделать не могла, таккак она была надэтической. Мышление должно, следовательно, прийти теперь кэтической мистике. Нам необходимо подняться до духовности, являющейсяэтической, и до этики, включающей в себя всю духовность. Только в этом случаемы станем по-настоящему жизнеспособны.
Этика должна родиться из мистики. Мистика жесо своей стороны никогда не должна думать, что она существует только ради самойсебя. Она не цветок, а только его чашечка. Цветком является этика. Мистика же,существующая только для самой себя, есть неумная острота.
Прежняя мистика ушла в надэтическое, так какона была абстрактной. Абстракция - это смерть для этики, ибо этика есть живоеотношение к живой жизни. Итак, мы должны отказаться от абстрактной мистики иобратиться к мистике живой.
Понятия "бытие", "Абсолютное", "Мировой Дух"и другие подобные им выражения не обозначают ничего действительного, а тольконечто вымышленное и поэтому совершенно непонятное. Действительно только то, чтообнаруживается в явлениях бытия. Каким же образом мышление пускается на такоебессмысленное предприятие, а именно рекомендует человеку духовно постигнуть несвязанные с действительностью мысли Через посредство двоякого искушения -общего и особенного.
Мышление, необходимо связанное с языком,усваивает зафиксированные в языке абстракции и символы. Эта монета имеетхождение лишь постольку, поскольку позволяет представлять вещи краткимспособом, вместо того, чтобы подавать их так обстоятельно, как они даны сами посебе. Но затем оказывается, что мышление оперирует этими абстракциями исимволами так, как будто они обозначают нечто данное в действительности. Таковообщее искушение.
Особое искушение состоит в том, чтосамоотречение человека ради Бесконечного Бытия заманчиво просто формулируется спомощью абстракций и символов. В результате этой операции создаетсявпечатление, что человек приобщается к тотальности бытия, к его духовномусодержанию.
Все это прекрасно проделывается на словах и вмыслях. Действительность же не знает ничего о том, что индивид может обрестикакое-то отношение к тотальности бытия. Так как действительность знает толькобытие, обнаруживающееся в отдельных существах, то она знает только отношениеотдельного существа к другому отдельному существу. Если, следовательно, мистиканамерена быть истинной, то ей ничего не остается, как отбросить всякиепривычные абстракции и признать, что с таким понятием бытия она ничегоразумного сделать не может. К Абсолютному она должна быть настолько жеравнодушной, насколько равнодушен бывает к своему прежнему фетишу негр,обращенный в новую веру. Она должна с полной серьезностью обратиться к мистикедействительности. Она должна отбросить все декорации и декламации сцены и вновьобрести себя в живой природе.
Нет никакого понятия бытия, а есть толькобесконечное бытие в бесконечных проявлениях. И только благодаря всем явлениям,с которыми я вступаю в некоторое отношение, я устанавливаю связь моего бытия сБесконечным бытием. Самоотречение моего бытия ради Бесконечного бытия естьсамоотречение моего бытия ради всех явлений бытия, которые нуждаются в моемучастии и которым я могу отдать свои силы.
Сфере моего влияния принадлежит лишьбесконечно малая часть бесконечного бытия. Все остальное проходит мимо меня,как далекие корабли, которым я подаю непонятные для них сигналы. Ради же того,что принадлежит сфере моего влияния и что нуждается в моем участии, яосуществляю духовное, внутреннее самоотречение в бесконечном Бытии и придаю темсамым моему бедному существованию смысл и богатство. Река нашла своеморе.
В самоотречении ради Абсолютного возникаеттолько мертвая духовность. Это чисто интеллектуальный акт. В нем не даны мотивыдействия. Даже этика смогла влачить на этой почве интеллектуализма лишь жалкоесуществование. В мистике же действительности это самоотречение перестает бытьчисто интеллектуальным актом, и становится таким актом, в котором участвует всеживое человека. В нем господствует, таким образом, духовность, которая вэлементарной форме заключает в себе стремление к деятельности. Жестокая правдатого, что духовность и этика имеют разную природу, теряют здесь свою силу.Здесь они едины и суть одно и то же.
Отныне могут объединиться этикасамосовершенствования и этика самоотречения. Они становятся теперь космическимив натурфилософии, представляющей мир таким, каков он есть. Они находят поэтомуконтакт в той точке, где располагается всеобъемлющая идея живого самоотреченияради живого бытия. В ней смыкаются и переплетаются пассивное и активноесамосовершенствования, постигающие себя как следствие одного и того жевнутреннего побуждения. Ставши единым, они не нуждаются теперь в том, чтобысоздавать совершенную этику воздействия на мир на основе освобождения от мира.Совершенство уже дано. Чудесной гармонией звучит теперь этика, начиная отмелодий, в которых смирение воспринимается уже как этика, и кончая высокимитонами, в которых этика переходит в шумы мотивов, выдаваемых обществом заэтику.
Субъективная ответственность, и вглубь ивдаль уходящая в Бесконечное, ответственность за всю жизнь, принадлежащую сферевлияния человека, ответственность, которую постиг человек, ставший внутреннесвободным от мира, и которую он пытается реализовать в жизни, - это и естьэтика. Она рождается из миро- и жизнеутверждения, а осуществляется вжизнеотречении. Внутренне она связана с оптимистическим желанием. Теперь вера впрогресс уже не может быть отделена от этики, подобно плохо прикрепленномуколесу у повозки. Обе они прочно насажены на одну ось.
Единственно возможный, содержательный,постоянно, живо и конкретно полемизирующий с действительностью принцип этикигласит: "Самоотречение ради жизни из благоговения перед жизнью".
Швейцер А. Благоговение перед жизнью. - М.,1992.
ГригорийПОМЕРАНЦ
ДУХОВНОСТЬ КАК ВОЗВРАЩЕНИЕВ СВОЕ "Я"
(ИЛИ О КУЛЬТУРЕБЫТИЯ)
Мне кажется, что сейчас все мы ищем, на чтоопереться после кораблекрушения. То, что раньше было опорой нашей духовнойжизни, лежит в обломках. Поэтому три из семи евангельских добродетелей, забытыенами, - вера, любовь, надежда, - тождественны мечте и сегодня, может быть, какникогда ранее, нам жизненно необходимы.
Для меня вера направлена не вовне, авовнутрь. Мы очень непросты, в нас множество слоев, а самые глубокие едвавидны, едва слышны. И в нашей повседневной жизни нужно внимание к этому плохоулавливаемому голосу, надо надеяться его услышать. Тосковать, когда слышишь, незаглушать тоску - и поверить в "чуть-чуть", когда оно коснется нас. Чувствовечного очень хрупко. Вера и есть предпочтение какой-то секунды мгновенногоощущения вечности - потоку впечатлений, которые уводят нас в царствовременного, исчезающего, рушащегося. И именно внутри себя мы находим в концеконцов то, что потом становится осью всей нашей жизни...
юди каждый день уходят от своей сути, изглубины на поверхность. Изгнание Адама и Евы - вечное действо, как и всебиблейское, оно было не однажды, и оно длится по сей день, длится сейчас ивсегда. Это не изгнание извне - никто извне никого не изгоняет. Произошло вотчто: разбилась целостность. Как за игрушкой, человек потянулся куда-то изсамого себя и, может быть, уговаривая себя, что он еще вернется. Но возвращениеоказывалось все более и более трудным. Хотя человек все-таки возвращается. Еслибы не возвращался, то людской жизни не было бы вообще.
Вся наша культура и духовность - это и естьвозврат в свое вечное "я". Природа, красота ее - это зеркало, в которомотражается наша неискаженная суть, мы, изначальные, еще не ушедшие от себясамих. Природа и мы зеркальны по отношению к друг другу, и в этих двух зеркалахвспыхивает свет. Только надо вглядываться в красоту до дна, до первоначальногобытия, где нет уже никаких искажений. Вот тогда и будет то, о чем великийрусский писатель Федор Достоевский сказал устами своего героя князя Мышкина:"Как это можно - видеть дерево, и не быть счастливым"
Самое чудесное - это человек, который простовидит вещи, как они есть, и оценивает их так, как они есть. Это вовсе не такпросто. Для этого нужна точка покоя в глубине души, с которой мы видим своистрасти такими, какие они есть по сути. Кришнамурти об этом сказал так: "Еслибы вы увидели реальность зависти так, как вы видите реальность кобры, вы быбросились бежать о нее, как от кобры".
Очень просто сказано, но это безумно трудновыполнить. Потому что мы, как правило, находимся или в плену грубых страстей,или в плену отступления: пробиться к точке покоя в себе, в которой лежитвечное, чрезвычайно трудно. Эта точка покоя, когда мы ее чувствуем, вовсе невдохновляет нас на то, чтобы летать над землей, а просто поступать так, "какБог велит".
Всегда, во все времена кризиса идеологий людиищут какую-то другую веру. Одна износилась - возьмем иную. Но вера - это неодежда. Вера возникает из духовного опыта, вырастает из души, а не надеваетсяна душу.
Вчера нам, советским людям, говорили, чторелигия - это очень плохо, сегодня говорят, что это очень хорошо. Боюсь, чторазница между вчера и сегодня не так уж велика, хотя и рад возрождению религии.И в то же время боюсь легковесности этого возрождения. Однажды знакомый мальчиксказал мне, что у него нет религиозной шишки. Такой отдельной шишки ни у когонет. Но это более или менее живет в каждом. Все дело в том, на какой глубине тыживешь. На глубине, в которой ты совпадаешь с основой своего бытия, - тысовпадаешь с невидимой космической волной, связывающей тебя со всеммиром.
Религия есть связь - это очень просто и в тоже время трудно. Ничего нет важнее и труднее этой связи, именно она былапорвана. Ее надо восстановить, вернуться к сути. А мы, как правило,возвращаемся не к вечной сути, а ко вчерашнему дню.
Кстати, вчерашний день - отнюдь не идиллия.Если бы вера наших отцов не была в глубочайшем кризисе, может быть, не было быи кризиса сегодняшнего. Возвращаясь к вере прошлого, необходимо понять, что мывозвращаемся к колеблющейся вере, но такими внутренними силами, которые мы непоймем, если будем исходить из того, что теперь все плохо, а тогда все былохорошо. Мы должны вернуться к вечным вопросам, а не к готовым ответам. Это ясчитаю самым главным.
Вера как духовное состояние человека - этото, к чему мы условно должны стремиться. Духовный человек прекрасен, апрекрасное - по Канту - это то, что дает нам почувствовать гармонию двух нашихприрод - высокой и низкой. Сегодняшнее искусство, к сожалению, часто тяготеет книзкому в человеке, оно в этом преуспело. Сегодня нет героя, который мог быбыть нам примером высокого духовного порядка.
Сейчас, наверное, мода, господствующеетечение состоит в том, чтобы обнажить то, о чем раньше не разрешали говорить.Может быть, это сегодня и имеет смысл. Но тут мы оказываемся между Сциллой иХарибдой. С одной стороны - либо описывать лужу грязи и толкать человека кложному убеждению, что эта грязь - существенный момент выбора. Либо, с другойстороны, - вернуться полностью к догматической вере, в которой все расписано,все известно и нет места живому человеческому "я". Это те два полюса, междукоторыми мечется средний человек. И будет метаться, потому что ему непредлагают высокого.
Pages: | 1 | ... | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | ... | 60 | Книги по разным темам