Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 14 |

— Ну, а армстронговы и крупповские пушки, картечницы, разрывные пули и адские машины10 О них вы забыли, а ведь они то­же — плод науки, результат опытов и исследований. Но это мимохо­дом. Считая науки полезными, вы, конечно, разумеете так называе­мые положительные или точные науки и из них — преимущественно прикладные. Я взялся бы вам доказать, что и эти науки тратят мно­жество сил, времени и денег на предметы совершенно бесполезные в вашем смысле. Какую, например, пользу можно извлечь из иссле­дования плотности Юпитера, Урана или Марса, их объема, их рас­стояния от Земли, Солнца, и друг от друга А чтоб убедиться, что и прикладные науки могут служить досужей роскоши не меньше искусства,

169

войдите в любой косметический магазин или в любой каби­нет, уборную, спальню богатой светской дамы, не говоря о других да­мах. Но не в этом дело. Как же, спрошу я вас, понимаете вы пользу

— Полезно все то, — отвечал решительным тоном приятель, — что увеличивает сумму предметов, служащих к удовлетворению не­посредственных и неотложных материальных нужд человека, — предметов, необходимых для пищи, одежды, крова, для отдыха от труда, для сохранения здоровья...

— Но ведь для удовлетворения названных вами непосредст­венных потребностей нужны не одни материальные предметы; нуж­но, кроме того, и воспитание, и суд, и полиция, и войско, и благотво­рительные заведения, например, больницы, приюты для немощных, старых, детей и т. п. Все это полезно, потому что ведет, в конце кон­цов, к вашей же цели. Но к той же цели ведет и искусство, которое бы вы хотели стереть с лица земли.

— Как так — восклицал мой приятель. — Вот этого уж никак нельзя понять!

— Как понять Да очень просто. Вы ведь признаете полезным то, что удовлетворяет непосредственным потребностям человека, и называете в числе таких предметов одежду, пищу, кров, отдых, здоровье. Но вы знаете, что человек, когда ему весело, пляшет и поет веселые песни, а когда ему сгрустнется — унылые; обыкновенная его речь, не одними словами, но и тоном, выражает различные его ду­шевные движения — радость, гнев, печаль, ласку, презрение и проч. Все эти различные движения — тоже потребности, которым столько же необходимо удовлетворять, как голоду и жажде; они такие же не­посредственные и неотложные, как те, которые вы признаете за та­кие. Им-то и удовлетворяет искусство. Причины его существования — именно в таких потребностях. На самых низших ступенях образо­вания и посреди ужасающей нищеты, вы везде встретите зародыши искусства и художественного творчества. Безобразные каменные татарские бабы в степях11 нельзя же назвать продуктами пресыще­ния и богатства Не от избытка и пресыщения вплетает себе кресть­янская девочка обрезок материи в косу, мужик надевает рубаху с красными ластовицами12, утирает лицо ручником с узорочными кон­цами, ставит резное окно, раскрашивает ставни, украшает, как уме­ет, дугу. А ведь из этих первых грубых зачатков, которые вы найде­те всюду между беднейшими слоями человеческого общества, и со­здался в дальнейшем развитии этот самый мир искусства, который вы считаете бесполезным, напрасной затратой времени, труда и де­нег. Обращая против вас ваше же оружие, я мог с таким же правом сказать, что еда, кров, одежда, отдых, здоровье — ненужные прихо­ти и роскошь, ссылаясь на то, что на стол, квартиру, туалет многими тратятся громадные суммы самым бессмысленным и беспутным образом.

170

Если, говоря об излишествах этого рода, вы, однако, умеете отличить их от действительных потребностей, то отчего же вы иначе судите, когда речь зайдет об искусстве. Она, как и все на свете, может вырождаться, идти на службу праздности, роскоши, пресыщению, растлевать, угодничать, продаваться тому, кто больше дает; но ведь и наука может тоже унизиться до всего этого, а ее вы же не станете за то побивать каменьями, вычеркивать из числа действительных че­ловеческих потребностей.

— Вы говорите, что искусство бесполезно, потому что оно есть спутник тунеядства, приучает к изящному сибаритизму. Человек, по-вашему, должен только производить и фабриковать полезные вещи. Ну, а если искусство будет именно в этом направлении разви­вать людей, например, театр будет отучать их от роскоши и приохо­чивать к труду; музыка будет сопровождать работу и поощрять к ней, как теперь военный оркестр возбуждает военный дух, или, чтоб оставаться в круге ваших представлений о полезном, песня прила­жена к мерному звуку прялки в избе, от песни спорится дело друж­ной артели; если картины наглядно будут учить тому, что предстоит каждому делать и как делать; если статуями увековечится память Жакаров, Фультонов, Стеффенсонов13 и других гениев промышлен­ного и фабричного дела Таким искусством будете ли вы довольны

Приятель замялся.

— Противником искусства, художников, художественного творчества, — развивал я свою мысль далее, — быть нельзя; можно быть противником известного их направления; но это уже другой во­прос. Я готов с вами согласиться, что направление искусства, творче­ство художников может быть хорошо или дурно, хотя мы, пожалуй, опять не сойдемся в определении, что хорошо и что дурно. Во всяком случае, этот спор будет совсем иного свойства.

По мере того, как я вспоминал, мысль запутывалась и изнемо­гала под разнообразием и противоречивостью впечатлений. Худож­ник зло подшутил надо мной, подзадорив изложить их на бумаге! Высказывать в дружеской беседе что подвернется на язык, совсем не то, что писать. Правда, сказанного слова, как воробья, не поймаешь, но от него можно отвертеться, и не так оно режет глаза; а написанное — торчком торчит и уж его топором не вырубишь! А что я напишу Ряд бессвязных впечатлений! Это ведь меньше, чем ничего. Чита­тель вправе не на шутку на меня разгневаться, зачем я совершенно напрасно занял его внимание и отнял время.

Я было уже совсем отказался от намерения писать, как вдруг мне пришла в голову такая мысль: в том, что мне одна картина нра­вится, а другая нет или что я к ней равнодушен — должны же выра­жаться мои требования от живописи, а эти требования не могут не быть в тесной связи с каким-нибудь общим взглядом на искусство

171

и на его задачи. Не оттого ли я запутался в впечатлениях, что не по­думал до сих пор дать себе во всем этом ясный отчет Попробую по­дойти к воспоминаниям с этой стороны; авось либо так доберусь до чего-нибудь определенного, откуда уж можно будет идти дальше, рассортировать впечатления на группы и привести их к одному об­щему знаменателю. Я ухватился за эту мысль и начал думать.

Всякое художественное произведение, говорят, воссоздает действительность, действительный мир, действительную жизнь... Положим — так. Но какую действительную жизнь Ту ли, какая на самом деле есть, или ту, какая нам представляется Разумеется, по­следнюю, потому что мы только то и знаем, что нам представляется.

Значит, художественное создание воспроизводит действитель­ность, как мы ее слышим, видим, ощущаем, чувствуем. Итак, мы, собст­венно, воспроизводим не действительность, а наши представления о действительности, потому что другой действительности, кроме той, ка­кую человек себе представляет, для него никакой нет, не существует.

Но у разных людей представления разные, часто совсем между собою непохожие. Представления составляются из впечатлений ок­ружающих предметов и явлений на наши органы чувств, а эти пред­меты и явления очень различны; также различны и органы чувств у разных людей. Оттого чуть ли не у каждого человека свои впечатле­ния, отличные от других. Помнится, я недавно где-то читал, что кар­тины одного живописца — кажется, английского — поражали всех необыкновенною странностью теней и красок и никто не мог понять, отчего это Наконец, один физиолог, изучивший ненормальные явле­ния зрения и их законы, доказал, что странности картин могли про­изойти только вследствие известной, им подробно описанной и оха­рактеризованной ненормальности зрительного аппарата у художни­ка. Если поискать, то такие же странности окажутся, может быть, и в иных музыкальных произведениях, зависящие точно так же только от ненормального устройства органа слуха у композитора. Опытом доказано, что у некоторых людей оба уха бывают настроены не на один лад, и потому, когда они слушают обоими ушами, лучшее музы­кальное произведение отзывается в них невыносимым диссонансом; чтобы наслаждаться музыкой, они должны крепко зажать одно ухо.

Я привел самые резкие примеры, бросающиеся в глаза. Но ес­ли принять в расчет большую или меньшую чувствительность орга­нов чувств, оттенки их восприимчивости и ее характера, большую или меньшую их опытность в принятии впечатлений, тысячи особен­ностей, зависящих от тысячи условий, например, от принадлежнос­ти к той или другой национальности, от климата, местной обстанов­ки, образа жизни и т. п., то нельзя не вывести отсюда, что представ­ления людей должны быть чрезвычайно разнообразны, чуть ли не столько, как и сами люди.

172

Разнообразие представлений играет в искусстве несравненно большую роль, чем мы думаем. Это одна из причин, почему люди уже столько времени изучают художественные произведения, толкуют их и до сих пор не могут окончательно согласиться между собою в мнени­ях об одном и том же предмете. Иначе и быть не может. Мир представ­лений не может не быть совершенно иной под солнцем Италии или Ин­дии и в России или Гренландии. Один и тот же Петр Великий смотрит англичанином, французом, голландцем, смотря по тому, кто писал, ри­совал или гравировал его портрет. Глаз, привыкший рассматривать картины и статуи, слух, выработанный на лучших созданиях музы­кального искусства, будут видеть, слышать и различать их лучше, тоньше, чем глаз и ухо ребенка или человека, который не упражнял их над такими предметами. В этом отношении, как и во всех других, люди воспитываются и развиваются из поколения в поколение, по мере того как круг их впечатлений расширяется и становится разнообразнее. Вообразим себе, что человек, который никогда не видел других кар­тин, кроме старинной голландской или фламандской школы, вдруг увидит итальянскую или испанскую картину, — он не сразу найдется в ней, освоится с ее характером и особенностями. Мы, старики, смоло­ду пробавлялись легкой итальянской музыкой, знаем по опыту, как трудно вслушиваться в звуки немецких музыкальных созданий и дойти до понимания их красоты. Один очень образованный француз, слушавший в первый раз Жизнь за царяГлинки, признавался мне, что не понимает прелести этих звуков, и пришел в восторг, когда заиг­рали полонез и мазурку: эти звуки были ему знакомы14.

С этой стороны представление есть нечто очень условное. В отно­шении к искусству мы можем говорить не о представлениях всех вообще людей, кто бы они ни были, а только о представлениях нормальных, со­ставляющих как бы средний результат известной нормальной деятель­ности внешних чувств, при известной степени их навыка и опытности в принятии внешних впечатлений и образовании из них представлений. Поэтому, когда говорится о художественных произведениях, всегда предполагается, что они существуют не для всех без изъятия людей, а только для тех, кто имеет необходимые нормальные для того условия, как естественные или прирожденные, так и приобретенные развитием, навыком, опытностью. Но этим круг людей, для которых искусство су­ществует, естественно и неизбежно суживается. По мере расширения образованности и усиления развития, этот круг будет становиться все шире и шире, но никогда не включит в себя всех людей. Вне его останут­ся все, кто почему-либо не подходит даже под средний уровень нормаль­ной восприимчивости к воспроизведениям представлений.

Представление есть, впрочем, только одно из условий художе­ственного творчества. Другое, столь же существенное — это воссоз­дание представления в материальном факте или явлении — образе,

173

слове, звуке, телодвижении, игре физиономии. Спешу, однако, ого­вориться. Воссоздание представления выражает не совсем точно то, что происходит при художественном творчестве. Представление остается при нас, и вывести его из человека наружу ничто в мире не может. Художник только создает такой материальный факт, произ­водит такое материальное явление, которые соответствуют пред­ставлениям и вызывают их каждый раз, когда такой факт или такое явление действуют на наши внешние чувства. Оттого-то художест­венное создание и называется творчеством. Оно в самом деле как будто вновь создает окружающий нас мир, который действует на на­ши чувства, производит впечатления и чрез них образует или вызы­вает представления15.

Говорят, художество воссоздает действительный мир, самую жизнь, какова она есть. Это не совсем так. Им создаются условия, кото­рыми вызываются такие же представления, как и в действительным миром, действительною жизнью. Но художественные создания никог­да не воспроизводят действительного мира, каков он есть. Место, кото­рое мы видели, и ландшафт, который нам кажется сходным с этим ме­стом как две капли воды, на самом деле вовсе друг на друга не похожи. Расписанное полотно, очевидно, и не может походить на действитель­ную местность. Но и ландшафт и местность, которую он изображает, производят на нас одинаковое впечатление, вызывают одни и те же представления. Портрет, написанный карандашом или пером, силуэт, вырезанный из черной бумаги, еще меньше похожи на предметы, ко­торые они изображают, а мы, однако, бываем поражены сходством. Почему Потому что в нас вызывается, при виде рисунка или силуэта, то же представление, какое вызывал действительный портрет. Мра­морная статуя, бюст — что же в них сходного с действительностью А мы находим удивительное сходство, если черты и выражения схва­чены верно. Тут сходство, очевидно, весьма относительное и условное. А что сказать о литературных созданиях, о музыкальных произведе­ниях, которые, по своей внешней стороне, не имеют с видимыми пред­метами ни малейшего, даже относительного сходства!

Итак, весь смысл художественного творчества состоит в таком сопоставлении и сочетании материальных данных, чтоб они взывали в нас те же представления, что и действительные предметы, дейст­вительная жизнь.

Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 14 |    Книги по разным темам