Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 12 | 13 | 14 |

Однако на основании сказанного выше очевидно, что свобод­ное искусство тем самым не становится бессмысленным и потому бессмысленным виртуозничаньем, в которое склонны были пре­вратить его крайние представители декадентства. Помимо того, что в подобном случае искусство из высшей деятельности духа низводится до какого-то праздного развлечения или спорта, это вовсе и не есть истинное искусство, ибо последнее требует всего человека, его душу, его мысль. Оно всегда серьезно, содержатель­но, оно является, в известном смысле, художественным мышлени­ем. Только такое искусство получает серьезное, общечеловеческое значение, становится не только радостью и украшением жизни, но и ее насущной пищей. Вдохновенному взору художника открыва­ются такие тайны жизни, которые не под силу уловить точному, но неуклюжему и неповоротливому аппарату науки, озаренному свыше мыслителю-художнику иногда яснее открыты вечные во­просы, нежели школьному философу, задыхающемуся от книж­ной пыли своего кабинета, поэтому дано глаголом жечь сердца людей так, как не может и никогда не смеет скромный научный специа­лист. И, кроме того, художник говорит простым и для всех доступ­ным языком, художественные образы находят дорогу к каждому сердцу, между тем как для знакомства с идеями философии и на­уки, помимо досуга, необходима специальная подготовка даже только для того, чтобы ознакомиться со специальной терминологи­ей, перепрыгнуть эту изгородь, отделяющую научное мышление от обыденного. Естественно, что чем важнее и шире те задачи и проблемы, которые ставит себе искусство, тем большее значение приобретает оно для людей. И применяя этот масштаб сравнитель­ной оценки литературы соответственно важности и серьезности ее задач и тем, нельзя не отвести одного из первых мест в мировой ли­тературе нашему родному искусству. Русская художественная литература — философская par excellence (по преимуществу (лат.). В лице своих титанов — Толстого и Достоевского — она вы­соко подняла задачи и обязанности художественного творчества, сделав своей главной темой самые глубокие и основные проблемы человеческой жизни и духа. Дух этих исполинов господствует в нашей литературе, подобно гигантским маякам, указывая ей путь и достойные ее задачи, и ничто жизненное и жизнеспособное в ней не может избежать этого влияния.

Булгаков С. Н. Чехов как мыслитель. М., 1910. С. 8- 16.

212

БАХТИН МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ

Источник: Мир философии. Ч. 2. Человек. Общество. Культура. — М.: Политиздат, 1991. — С. 353-354.

Целое называется механическим, если отдельные элементы его соеди­нены только в пространстве и времени внешнею связью, а не проникну­ты внутренним единством смысла. Части такого целого хотя и лежат рядом и соприкасаются друг с другом, но в себе они чужды друг другу.

Три области человеческой культуры — наука, искусство и жизнь — обретают единство только в личности, которая приобщает их к свое­му единству. Но связь эта может стать механической, внешней. Увы, ча­ще всего это так и бывает. Художник и человек наивно, чаще всего меха­нически соединены в одной личности; в творчество человек уходит на время из житейского волненья как в другой мир вдохновенья, звуков сладких и молитв. Что же в результате Искусство слишком дерзко-самоуверенно, слишком патетично, ведь ему же нечего отвечать за жизнь, которая, конечно, за таким искусством не угонится. Да и где нам, — говорит жизнь, — то — искусство, а у нас житейская проза.

Когда человек в искусстве, его нет в жизни, и обратно. Нет между ними единства и взаимопроникновения внутреннего в един­стве личности.

Что же гарантирует внутреннюю связь элементов личности Только единство ответственности. За то, что я пережил и понял в искус­стве, я должен отвечать своей жизнью, чтобы все пережитое и понятое не осталось бездейственным в ней. Но с ответственностью связана и вина. Не только понести взаимную ответственность должны жизнь и искусст­во, но и вину друг за друга. Поэт должен помнить, что в пошлой прозе жизни виновата его поэзия, а человек жизни пусть знает, что в бесплод­ности искусства виновата его нетребовательность и несерьезность его жизненных вопросов. Личность должна стать сплошь ответственной: все ее моменты должны не только укладываться рядом во временном ряду ее жизни, но проникать друг друга в единстве вины и ответственности.

И нечего для оправдания безответственности ссылаться на вдохновенье. Вдохновенье, которое игнорирует жизнь и само игно­рируется жизнью, не вдохновенье, а одержание. Правильный, не са­мозваный смысл всех старых вопросов о взаимоотношении искусст­ва и жизни, чистом искусстве и проч., истинный пафос их только в том, что и искусство и жизнь взаимно хотят облегчить свою задачу, снять свою ответственность, ибо легче творить, не отвечая за жизнь, и легче жить, не считаясь с искусством.

Искусство и жизнь не одно, но должны стать во мне единым, в единстве моей ответственности.

Бахтин М. М. Искусство и ответственность

// Литературно-критические статьи. - М., 1986.— С. 3 — 4

213

ХАЙДЕГГЕР МАРТИН

Источник: Мир философии.

Ч. 2. Человек. Общество. Культура.—

М.: Политиздат, 1991.— С.71 -72

...В чем состоит человечность человека Она покоится в его сущности.

А из чего и как определяется сущность человека Маркс тре­бует познать и признать человечного человека dег menschliche Mensch. Он обнаруживает его в лобществе. Общественный человек есть для него лестественныйчеловек. Обществом соответственно обеспечивается природачеловека, то есть совокупность его природных потребностей(пища, одежда, воспроизведение, эконо­мическое благополучие). Христианин усматривает человечность че­ловека, его humanitas, в свете его отношения к божеству, Deltas. В плане истории спасения он — человек как дитя Божие слыша­щее и воспринимающее зов Божий во Христе. Человек — не от мира сего, поскольку мирв теоретически-платоническом смысле, оста­ется лишь эпизодическим преддверием к потустороннему.

Отчетливо и под своим именем humanitas впервые была про­думана и поставлена как цель в эпоху римской республики. Чело­вечный человек homo humanus, противопоставляет себя варварско­му человеку homo barbarus. Homo humanus тут — римлянин, совер­шенствующий и облагораживающий римскую добродетель virtus, путем лусвоения перенятой от греков пайдейи (культуры). Греки — это греки позднего эллинизма (эллинизм — период в истории стран Восточного Средиземноморья между 323 и 30 гг. до н. э. (подчи­нения Египта Риму). Борьба за власть между диадохами (полковод­цами) привела к образованию на месте державы Александра Маке­донского нескольких государств, политический строй которых сочетал элементы древневосточных монархий с особенностями греческого полиса. Культура эллинизма представляла синтез греческих и мест­ных восточных культур.), чья образованность преподавалась в фи­лософских школах. Она охватывает круг знания eruditio, и на­ставление в добрых искусствах institutio in bonas artes. Так понятая пайдейяпереводится через humanitas. Собственно римскость romanitas, человека-римлянина homo romanus, состоит в такой humanitas. В Риме мы встречаем первый гуманизм. Он остается тем самым по сути специфически римским явлением, возникшим от встречи римского латинства с образованностью позднего эллинизма. Так называемый Ренессанс XXIV и XXV веков в Италии есть воз­рождение римской добродетели renascentia romanitatis. Поскольку возрождается romanitas, речь идет о humanitas и тем самым о грече­ской пайдейе. "Греческий мир, однако, видят все время лишь в его позднем облике, да и то в свете Рима. Homo romanus Ренессанса —

214

тоже противоположность к homo barbarus. Но бесчеловечное теперь — это мнимое варварство готической схоластики средневековья. К гуманизму в его историографическом понимании, стало быть, все­гда относится культивирование человечности studium humanitatis, неким определенным образом обращающееся к античности и потому превращающееся так или иначе в реанимацию греческого мира. Это видно по нашему немецкому гуманизму XXVIII века, носители кото­рого — Винкельман, Гете и Шиллер. Гельдерлин, наоборот, не при­надлежит к гуманизму, а именно потому, что он мыслит судьбу че­ловеческого существа самобытнее, чем это доступно гуманизму.

Если же люди понимают под гуманизмом вообще озабочен­ность тем, чтобы человек освободился для собственной человечности и обрел в ней свое достоинство, то, смотря по трактовке свободыи природычеловека, гуманизм окажется разным. Различаются так­же и пути к его осуществлению. Гуманизм Маркса не нуждается ни с каком возврате к античности, равно как и тот гуманизм, каковым Сартр считает экзистенциализм. В названном широком смысле хри­стианство тоже гуманизм, поскольку согласно его учению все сво­дится к спасению души (salus aeterna) человека и история человече­ства развертывается в рамках истории спасения. Как бы ни были различны эти виды гуманизма по цели и обоснованию, по способу и средствам осуществления, по форме своего учения, они, однако, все сходятся на том, что humanitas искомого homo humanus определяет­ся на фоне какого-то уже утвердившегося истолкования природы, истории, мира, мироосновы, то есть сущего в целом.

Всякий гуманизм или основан на определенной метафизике, или сам себя делает основой для таковой. Всякое определение человечес­кой сущности, заранее предполагающее, будь то сознательно или бес­сознательно, истолкование сущего в обход вопроса об истине бытия, метафизично. Поэтому своеобразие всякой метафизики — имея в виду способ, каким определяется сущность человека, — проявляется в том, что она гуманистична. Соответственно всякий гуманизм остается ме­тафизичным. При определении человечности человека гуманизм не только не спрашивает об отношении бытия к человеческому существу. Гуманизм даже мешает поставить этот вопрос, потому что ввиду свое­го происхождения из метафизики не знает и не понимает его. И наобо­рот, необходимость и своеобразие забытого в метафизике и из-за нее вопрос об истине бытия не может выйти на свет иначе, как если среди господства метафизики будет задан вопрос: Что такое метафизика. Больше того, всякий вопрос о бытии, даже вопрос об истине бытия, приходится на первых порах вводить как метафизический.

Первый гуманизм, а именно латинский, и все виды гуманизма,.возникшие с тех пор вплоть до современности, предполагают максимально обобщенную сущность человека как нечто самопонятное.

215

Человек считается разумным живым существом animal rationale. Эта дефиниция - не только латинский перевод греческого dzoin logon ekhon, но и определенная метафизическая интерпретация. Эта дефиниция человеческой сущности не ложна. Но она обусловлена метафизикой. Ее сущностный источник, а не только предел ее применимости поставлен в Бытии и времени под вопрос. Поставленное под вопрос прежде всего препоручено мысли как подлежащее осмыслению, а никоим образом не вытолкнуто в бесплодную пустоту разъедающего скепсиса.

Pages:     | 1 |   ...   | 12 | 13 | 14 |    Книги по разным темам