Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 37 |

Это "мимическое преувеличение" можетвылиться в церемонию, на самом деле очень родственную символу, котораяпроизводит театральный эффект, впервые подмеченный Джулианом Хаксли принаблюдении чомги. Богатство форм и красок, развитых для выполнения этойспециальной функции, сопутствует как филогенетическому, так икультурно-историческому возникновению ритуалов. Изумительные формы и краскисиамских бойцовых рыбок, оперение райских птиц, поразительная расцветкамандрилов спереди и сзади — все это возникло для того, чтобы усиливать действие определенныхритуализованных движений. Вряд ли можно сомневаться в том, что все человеческоеискусство первоначально развивалось на службе ритуала и что автономноеискусство — "Искусстводля искусства" —появилось лишь на следующем этапе культурного развития.

Непосредственная причина всех изменений, засчет которых ритуалы, возникшие филогенетически и культурноисторически, сталитак похожи друг на друга, — это, безусловно, селекционное давление, формирующее сигнал:необходимо, чтобы посылаемые сигналы соответствовали ограниченным способностямвосприятия у того адресата, который должен избирательно реагировать на этисигналы, иначе система не будет работать. А сконструировать приемник,избирательно реагирующий на сигнал, тем проще, чем проще (а значит,однозначнее) сами сигналы. Разумеется, передатчик и приемник оказывают друг надруга селекционное давление, влияющее на их развитие, и таким образом— во взаимномприспособлении — обамогут стать в высшей степени специализированными.

Многие инстинктивные ритуалы, многиекультурные церемонии, даже слова всех человеческих языков обязаны своейнынешней формой этому процессу взаимного приспособления передатчика иприемника; тот и другой являются партнерами в исторически развивавшейся системесвязи. В таких случаях часто бывает невозможно проследить возникновениеритуала, обнаружить его неритуализованный прототип, потому что форма егоизменилась до неузнаваемости. Но если переходные ступени линии развития можноизучить у других, ныне живущих видов — или в других, ныне существующихкультурах, — такоесравнительное исследование может позволить пройти назад по той тропе, вдолькоторой шла в своем развитии нынешняя форма какой-нибудь причудливой и сложнойцеремонии. Именно это и придает сравнительным исследованиям такуюпривлекательность.

Как при филогенетической, так и прикультурной ритуализации вновь развивающийся шаблон поведения приобретаетсамостоятельность совершенно особого рода.

И инстинктивные, и культурные ритуалыстановятся автономными мотивациями поведения, потому что сами они превращаютсяв новую цель, достижение которой становится насущной потребностью организма.Самая сущность ритуала как носителя независимых мотивирующих факторов ведет ктому, что он перерастает свою первоначальную функцию коммуникации и приобретаетспособность выполнять две новые, столь же важные задачи; а именно — сдерживание агрессии иформирование связей между особями одного и того же вида. Мы уже видели, какимобразом церемония может превратиться в прочный союз, соединяющий определенныхиндивидов; в 11-й главе я подробно покажу, как церемония, сдерживающаяагрессию, может развиться в фактор, определяющий все социальное поведение,который в своих внешних проявлениях сравним с человеческой любовью идружбой.

Два шага развития, ведущие в ходе культурнойритуализации от взаимопонимания к сдерживанию агрессии — а оттуда дальше к образованиюличных связей, —безусловно аналогичны тем, какие наблюдаются в эволюции инстинктивных ритуалов,показанной в 11-й главе на примере триумфального крика гусей. Тройная функция— запрет борьбы междучленами группы, удержание их в замкнутом сообществе и отграничение этогосообщества от других подобных групп — настолько явно проявляется и вритуалах культурного происхождения, что эта аналогия наталкивает на ряд важныхсоображений.

Существование любой группы людей,превосходящей по своим размерам такое сообщество, члены которого могут бытьсвязаны личной любовью и дружбой, основывается на этих трех функцияхкультурно-ритуализованного поведения. Общественное поведение людей пронизанокультурной ритуализацией до такой степени, что именно из-за ее вездесущностиэто почти не доходит до нашего сознания. Если захотеть привести пример заведомонеритуализованного поведения человека, то придется обратиться к такимдействиям, которые открыто не производятся, как неприкрытая зевота илипотягивание, ковыряние в носу или почесывание в неудобоназываемых частяхтела.

Все, что называется манерами, разумеется,жестко закреплено культурной ритуализацией. "Хорошие" манеры — по определению — это те, которые характеризуютсобственную группу; мы постоянно руководствуемся их требованиями, онистановятся нашей второй натурой. В повседневной жизни мы не осознаем, что ихназначение состоит в торможении агрессии и в создании социального союза. Междутем, именно они и создают "групповую общность", как это называется усоциологов.

Функция манер как средства постоянноговзаимного умиротворения членов группы становится ясной сразу же, когда мынаблюдаем последствия выпадения этой функции. Я имею в виду не грубое нарушениеобычаев, а всего лишь отсутствие таких маленьких проявлений учтивости, каквзгляды или жесты, которыми человек обычно реагирует, например, на присутствиесвоего ближнего, входя в какое-то помещение. Если кто-то считает себя обиженнымчленами своей группы и входит в комнату, в которой они находятся, не исполнивэтого маленького ритуала учтивости, а ведет себя так, словно там никого нет,— такое поведениевызывает раздражение и враждебность точно так же, как и открыто агрессивноеповедение. Фактически, такое умышленное подавление нормальной церемонииумиротворения на самом деле равнозначно открытому агрессивномуповедению.

юбое отклонение от форм общения,характерных для определенной группы, вызывает агрессию, и потому члены такойгруппы оказываются вынуждены точно выполнять все нормы социального поведения. Снонконформистом обращаются так же скверно, как с чужаком; в простых группах,примером которых может служить школьный класс или небольшое воинскоеподразделение, его самым жестоким образом выживают. Каждый университетскийпреподаватель, имевший детей и работавший в разных частях страны, могнаблюдать, с какой невероятной быстротой ребенок усваивает местный диалект,чтобы школьные товарищи не отвергли его. Однако дома родной диалектсохраняется. Характерно, что такого ребенка очень трудно побудить заговорить начужом языке (выученном в школе) в домашнем кругу, разве что попросить егопрочесть наизусть стихи. Я подозреваю, что негласная принадлежность к какой-тодругой группе, кроме семьи, ощущается маленькими детьми какпредательство.

Развившиеся в культуре социальные нормы иритуалы так же характерны для малых и больших человеческих групп, какврожденные признаки, приобретенные в процессе филогенеза, характерны дляподвидов, видов, родов и более крупных таксономических единиц. Историю ихразвития можно реконструировать методами сравнительного анализа. Их взаимныеразличия, возникшие в ходе исторического развития, создают границы междуразными культурными сообществами, подобно тому как дивергенция признаковсоздает границы между видами. Поэтому Эрик Эриксон имел все основания назватьэтот процесс "псевдовидообразованием".

Хотя это псевдообразование происходитнесравненно быстрее, чем филогенетическое обособление видов, но и на неготребуется время. Начала такого процесса в миниатюре — возникновение в группе какого-тообычая и дискриминацию непосвященных — можно увидеть в любой группедетей; но чтобы придать каким-либо групповым социальным нормам и ритуалампрочность и нерушимость, необходимо, по-видимому, их непрерывное существованиев течение по крайней мере нескольких поколений. Поэтому наименьший культурныйпсевдовид, какой я могу себе представить, — это содружество бывших учениковкакойнибудь школы, имеющей сложившиеся традиции; просто поразительно, как такаягруппа людей сохраняет свой характер псевдовида в течение долгих и долгих лет.Часто высмеиваемая в наши дни "старая школьная дружба" — это нечто весьма реальное. Когда явстречаю человека с "аристократическим" носовым прононсом, — ученика бывшей Шотландскойгимназии, — я невольночувствую тягу к нему, я склонен ему доверять и веду себя с ним заметнолюбезнее, чем с совершенно посторонним человеком.

Важная функция вежливых манер особеннохорошо поддается изучению при социальных контактах между различными группами иподгруппами человеческих культур.

Значительная часть привычек, определяемыххорошими манерами, представляет собой ритуализованное в культуре утрированиежестов покорности, большинство из которых, вероятно, восходит к филогенетическиритуализованному поведению, имевшему тот же смысл. Местные понятия о хорошихманерах в различных культурных подгруппах требуют количественно различногоподчеркивания этих выразительных движений. Хорошим примером может послужитьжест, обозначающий внимание к собеседнику, который состоит в том, что слушательвытягивает шею и одновременно поварачивает голову, подчеркнуто "подставляя ухо"говорящему. Это движение выражает готовность внимательно слушать и, в случаенадобности, повиноваться. В учтивых манерах некоторых азиатских культур этотжест очень сильно утрирован; в Австрии это один из самых распространенныхжестов вежливости, особенно у женщин из хороших семей, в других жецентральноевропейских странах он, по-видимому, распространен меньше. Внекоторых областях северной Германии он сведен к минимуму или вовсеотсутствует; в здешней культуре считается корректным и учтивым, чтобы слушательдержал голову ровно и смотрел говорящему прямо в лицо, как это требуется отсолдата, получающего приказ. Когда я приехал из Вены в Кенигсберг, — а между этими городами разница, окоторой идет речь, особенно велика, — прошло довольно много времени,прежде чем я привык к жесту вежливого внимания, принятому у восточнопрусскихдам. Я ожидал от женщины, с которой разговаривал, что она хоть слегка отклонитголову, и потому —когда она сидела очень прямо и смотрела мне прямо в лицо — не мог отделаться от мысли, чтоговорю что-то неподобающее.

Разумеется, значение таких жестов учтивостиопределяется исключительно соглашением между передатчиком и приемником в однойи той же системе связи. При общении культур, в которых эти соглашения различны,неизбежно возникают недоразумения.

Если измерять жест японца, "подставляющегоухо", восточнопрусским масштабом, то его можно расценить как проявление жалкогораболепия; на японца же вежлиое внимание прусской дамы произведет впечатлениенепримиримой враждебности.

Даже очень небольшие различия в соглашенияхэтого рода могут вызывать неправильное истолкование культурно-ритуализованныхвыразительных движений. Англичане или немцы часто считают южан "ненадежными"только потому, что истолковывают их утрированные жесты дружелюбия всоответствии со своим собственным соглашением и ожидают от них гораздобольшего, чем стояло за этими жестами в действительности. Непопулярностьсеверных немцев, особенно из Пруссии, в южных странах часто бывает основана наобратном недоразумении. В хорошем американском обществе я наверняка частоказался грубым просто потому, что мне бывало трудно улыбаться так часто, какэто предписывают американские манеры.

Несомненно, что эти мелкие недоразумениявесьма способствуют взаимной неприязни разных культурных групп. Человек,неправильно понявший —как это описано выше —социальные жесты представителей другой культуры, чувствует себя предательскиобманутым и оскорбленным. Уже простая неспособность понять выразительные жестыи ритуалы другой культуры возбуждает такое недоверие и страх, что это легкоможет привести к открытой агрессии.

От незначительных особенностей языка илиповедения, объединяющих самые малые сообщества, идет непрерывная гаммапереходов к весьма сложным, сознательно выполняемым и воспринимаемым в качествесимволов социальным нормам и ритуалам, которые связывают крупнейшие социальныесообщества людей —нации, культуры, религии или политические идеологии. В принципе вполне возможноисследовать эти системы сравнительным методом, иными словами — изучить законы этогопсевдовидообразования, хотя такая задача наверняка оказалась бы сложнее, чемисследование возникновения видов, поскольку часто пришлось бы сталкиваться свзаимным наложением разных понятий группы, как, например, национальное ирелигиозное сообщества.

Я уже подчеркивал, что каждаяритуализованная норма социального поведения приобретает движущую силу за счетэмоциональной подоплеки. Эрик Эриксон недавно показал, что привычка кразличению добра и зла начинается в раннем детстве и продолжает развиваться досамой зрелости человека. В принципе нет никакой разницы между упорством всоблюдении правил опрятности, внушенных нам в раннем детстве, и верностьюнациональным или политическим традициям, нормам и ритуалам, в соответствии скоторыми нас формировала дальнейшая жизнь. Жесткость традиционного ритуала инастойчивость, с которой мы его придерживаемся, существенны для выполнения егонеобходимой функции. Но в то же время он, как и сравнимые с ним жесткозакрепленные инстинктивные акты социального поведения, требует контроля состороны нашей разумной, ответственной морали.

Правильно и закономерно, что мы считаем"хорошими" те обычаи, которым научили нас родители; что мы свято хранимсоциальные ритуалы, переданные нам традицией нашей культуры. Но мы должны, совсей силой своего ответственного разума, подавлять нашу естественную склонностьотноситься к социальным нормам и ритуалам других культур как к неполноценным.Темная сторона псевдовидообразования состоит в том, что оно подвергает насопасности не считать людьми представителей других псевдовидов. Очевидно, именноэто и происходит у многих первобытных племен, в языках которых названиесобственного племени синонимично слову "люди". Когда они съедают убитых воиноввраждебного племени, то, с их точки зрения, это вовсе нелюдоедство.

Моральные выводы из естественной историипсевдовидообразования состоят в том, что мы должны научиться терпимости кдругим культурам, должны отбросить свою культурную или национальную спесь— и уяснить себе, чтосоциальные нормы и ритуалы других культур, которым их представители храняттакую же верность, как мы своим, с тем же правом могут уважаться и считатьсясвященными. Без терпимости, вытекающей из этого осознания, человеку слишкомлегко увидеть воплощение зла в том, что для его соседа является наивысшейсвятыней. Как раз нерушимость социальных норм и ритуалов, в которой состоит ихвеличайшая ценность, может привести к самой ужасной из войн, к религиознойвойне. И именно она грозит нам сегодня!

Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 37 |    Книги по разным темам