Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 |   ...   | 43 |

Консультация Мари — это свидетельство ограниченностизнания. Хотя Мари, Майк и я присутствовали на одном сеансе, каждый из нас вынесиз него совершенно различный и непредсказуемый опыт. Этот сеанс можнопредставить как триптих, каждая часть которого отражает точку зрения,потребности и заботы своего автора. Возможно, если бы я сообщил Майку большеинформации о Мари, его часть картины больше напоминала бы мою. Но проведя с нейсотни часов, о чем я мог бы ему рассказать О своем раздражении О нетерпенииО сожалении, что вел себя с ней заносчиво О своем удовлетворении еепрогрессом О своем сексуальном влечении Об интеллектуальном любопытстве Освоем желании изменить взгляды Мари, научить ее самопознанию, мечтам,фантазиям, расширить ее кругозор

Но даже если бы я провел с Майком многиечасы, рассказывая обо всем этом, я все же не смог бы адекватно передать своепереживание Мари. Мои впечатления о ней, мое нетерпение, мое удовлетворение— не совсем такие,как у других людей. Я пытаюсь схватить нужное слово, метафору, аналогию, но ониникогда не срабатывают; в лучшем случае они остаются слабым приближением к темярким образам, которые лишь однажды промелькнули в моем сознании.

Ряд искажающих призм блокирует пониманиедругого. До того, как был изобретен стетоскоп, врачи слушали звуки человеческойжизни, прижимая ухо к грудной клетке пациента. Представьте себе два сознания,перетекающие друг в друга и передающие мысленные образы непосредственно, какпарамеции обмениваются клеточным веществом: это и было бы совершеннымсоюзом.

Возможно, через тысячи лет такой союзбудет возможен —окончательное противоядие изоляции, окончательное искоренение частной жизни.Что касается нашего времени, существуют непреодолимые препятствия для такогопсихического совокупления.

Во-первых, существует барьер между образоми языком. Мы мыслим образами, но для общения с другими вынужденытрансформировать образы в мысли, а мысли — в слова. Этот путь — от образа к мысли и языку— очень коварен.Происходят потери: богатая, сочная ткань образа, его необыкновеннаяпластичность и текучесть, его личные ностальгические эмоциональные оттенки— все утрачиваетсяпри переходе от образа к языку.

Великие художники пытаются передать образнепосредственно с помощью намеков, метафор, с помощью лингвистических приемов,направленных на то, чтобы вызвать у читателя похожий образ. Но в конце концовони понимают неадекватность своих средств стоящей перед ними задаче. Послушайтежалобу Флобера в "Мадам Бовари":

"Между тем, правда в том, что полнота душиможет иногда переполнить мелкий сосуд языка, ибо никто из нас никогда не можетвыразить в полной мере своих желаний, мыслей или печалей; и человеческая речьпохожа на разбитый горшок, на котором мы отбиваем грубые ритмы, под которыемогли бы танцевать медведи, в то время, как хотели бы сыграть музыку, способнуюрастопить звезды".

Другая причина, по которой мы никогда неможем полностью узнать другого, в том, что мы сами выбираем, что раскрыть. Марихотела от Майка помощи в неспецифической, безличной области — контроль за болью и прекращениекурения, — и поэтомупредпочла не раскрываться перед ним. Из-за этого он неправильно истолковалсмысл ее улыбок. Я знал о Мари и о ее улыбках больше. Но и я истолковал ихсмысл неправильно: то, что я знал о ней, было лишь небольшим фрагментом того,что она могла бы рассказать мне или самой себе.

Однажды я работал в группе с пациентом,который в течение двух лет терапии редко обращался ко мне прямо. Однажды Джейудивил меня и других членов группы, объявив ("признавшись", как он выразился),что все когда-либо сказанное им в группе — его обратная связь с другими,его самораскрытие, все его сердитые или утешающие слова — на самом деле говорилось радименя. Джей воспроизвел в группе опыт своей семьи, где он тосковал по отцовскойлюбви, но никогда не мог попросить о ней. В группе он участвовал во многихдрамах, но всегда на заднем плане было мое отношение. Хотя он делал вид, чтоговорит с другими членами группы, он говорил через них со мной, постоянно ищамоего одобрения и поддержки.

После этого признания все моипредставления о Джее были взорваны. Я думал, что хорошо знал его неделю, месяц,шесть месяцев назад. Но я никогда не знал подлинного, тайного Джея, и послеэтого признания вынужден был перестроить его образ, сложившийся в моемсознании, и приписать новый смысл прошлым впечатлениям. Но этот новый Джей, этоподменное дитя, надолго ли он останется Сколько времени пройдет, пока несозреют новые тайны Пока он не вскроет этот новый слой Я понял, что,вглядываясь в будущее, увижу там бесконечное число Джеев. И никогда не смогупоймать "настоящего".

Третье препятствие полному пониманиюдругого относится уже не к познаваемому, а к познающему, который долженпроделать ту же процедуру, но уже в обратном порядке: перевести язык в образ— то есть в тоттекст, который душа может прочесть. Совершенно невероятно, чтобы образ"получателя" совпал с первоначальным душевным образом"отправителя".

Ошибки перевода сопровождаются ошибками,вытекающими из нашей предвзятости. Мы искажаем других, навязывая им нашисобственные излюбленные идеи и схемы, что прекрасно описано уПруста:

"Мы заполняем физические очертаниясущества, которое видим, всеми идеями, которые мы уже выстроили о нем, и вокончательном образе его, который мы создаем в своем уме, эти идеи, конечно,занимают главное место. В конце концов они так плотно прилегают к очертаниямего щек, так точно следуют за изгибом его носа, так гармонично сочетаются созвуком его голоса, что все это кажется не более чем прозрачной оболочкой, такчто каждый раз, когда мы видим лицо или слышим голос, мы узнаем в нем не чтоиное, как наши собственные идеи".

"Каждый раз, когда мы видим лицо... мыузнаем в нем не что иное, как наши собственные идеи", — эти слова дают ключ дляпонимания многих неудавшихся отношений. Дэн, один из моих пациентов, ходил назанятия медитацией, где практиковалась трепоза — форма медитации, при которойдвое людей несколько минут держатся за руки, смотрят друг другу в глаза,погружаются в глубокую медитацию друг о друге, а затем повторяют то же самое сновым партнером. После множества подобных взаимодействий Дэн мог ясно различатьпартнеров: с одними он не чувствовал сильной связи, тогда как с другими ощущалкрепкую связь, столь мощную и неразрывную, что был убежден, что вступил вдуховное общение с родственной ему душой.

Всякий раз, когда Дэн обсуждал подобныепереживания, я вынужден был сдерживать свой скептицизм и рационализм: "Духовноеобщение, как бы не так! То, что мы здесь имеем, Дэн, это аутистическиеотношения. Вы не знаете этого человека. Вы, как сказал бы Пруст, заполняете этосущество теми свойствами, о каких Вы мечтаете. И влюбляетесь в свое собственноетворение".

Конечно, я никогда не выражал своих чувствоткрыто. Не думаю, что Дэн захотел бы работать с подобным скептиком. Но яуверен, что внушал свою точку зрения многими косвенными путями: ироническимвзглядом, временем, затрачиваемым на комментарии и вопросы, моим увлечениемнекоторыми темами и равнодушием к другим.

Дэн понял эти намеки и в свою защитупроцитировал Ницше, который сказал где-то, что когда вы встречаете кого-товпервые, вы знаете о нем все; при следующих встречах вы ослепляете себя доуровня собственной мудрости. Ницше был для меня большим авторитетом, и этацитата заставила меня задуматься. Возможно, при новой встрече бдительностьослаблена; возможно, человек еще не решил, какую маску надеть. Может быть,первое впечатление более верное, чем второе или третье. Но это очень далеко отдуховного соединения с другим. Кроме того, хотя Ницше и был пророком во многихобластях, он явно не являлся экспертом в межличностных отношениях — разве был когда-нибудь болееодинокий человек

Неужели Дэн прав Мог ли он какими-томистическими путями открыть что-то важное и истинное о другом человеке Или онпросто заполнял своими собственными идеями и желаниями очертания, которыенаходил привлекательными только потому, что они вызывали ассоциации с чем-тоуютным, родным и теплым

Мы никогда не сможем проверить ситуацию смедитацией, потому что, как правило, такие занятия проводятся при условиисоблюдения "правила молчания": запрещена любая речь. Но несколько раз Дэнвстречался с женщинами в реальной жизни, они смотрели друг другу в глаза и онпереживал духовное слияние. За редким исключением он убеждался, что этотдуховный союз — всеголишь мираж. Женщина обычно оказывалась сбитой с толку или напуганной егопредположением, что между ними существует какая-то глубокая связь. Часто Дэнутребовалось довольно много времени, чтобы это понять. Я часто чувствовал себяжестоким, когда противопоставлял ему мой взгляд на реальность.

— Дэн, этанеобыкновенная близость, которую Вы чувствуете к Диане, — может быть, она обещаетвозможность отношений в будущем, но посмотрите на факты. Она не отвечает наВаши звонки, она живет с мужчиной, и теперь, когда их отношения распались,собирается переезжать к кому-то другому. Послушайте, что она говоритВам.

Изредка женщина, в глаза которой Дэнзаглядывал, испытывала такую же глубокую духовную связь с ним и они влюблялисьдруг в друга — новсякий раз любовь проходила очень быстро. Иногда она просто болезненно угасалаа порой превращалась в грубые и ревнивые обвинения. Часто Дэн, его любовницаили они оба заканчивали депрессией. Какими бы ни были хитросплетения еголюбовных отношений, окончательный результат был всегда одним и тем же: никто неполучал от другого того, чего хотел.

Я убежден, что во время этих первыхвстреч, когда их увлечение только завязывалось, Дэн и его партнершаобманывались в том, что видели друг в друге. Каждый из них видел отражениесвоего собственного умоляющего, тоскливого взгляда и принимал его за желание илюбовь. Оба они были птенцами со сломанными крыльями, каждый из которых пыталсялетать, ухватившись за другого. Люди, чувствующие пустоту, никогда неисцеляются, соединяясь с другим нецелостным, неполным человеком. Наоборот, двептицы со сломанными крыльями, объединившись, совершают весьма неуклюжий полет.Никакой запас терпения не может помочь им лететь; и, в конце концов, они должнырасстаться и залечивать раны по отдельности.

Невозможность познать другого связана нетолько с проблемами, которые я описал — глубинными структурами образа иязыка, намеренной и ненамеренной человеческой скрытностью, слепотойнаблюдателя, — но и снеобыкновенным богатством и сложностью каждого отдельного человека. В то времякак для распознавания биохимической и электрической активности мозгапредпринимаются грандиозные научные проекты, поток переживаний каждого человеканастолько сложен, что всегда будет опережать любую новейшую записывающуютехнологию.

Джулиан Барнс в блестящей и остроумнойманере проиллюстрировал в "Попугае Флобера" непостижимую человеческуюсложность. Автор поставил перед собой цель открыть подлинного Флобера, человекаиз плоти и крови, который скрывается за привычным образом. Не удовлетворенныйтрадиционными биографическими методами, Барнс попытался постичь сущностьФлобера, используя косвенные методы: обсуждая, например, его интерес к поездам,животных, к которым он имел склонность, или разные способы (и цвета), которыеон использовал, описывая глаза Эммы Бовари.

Барнсу, конечно, не удалось уловитьквинтэссенцию личности Флобера и в конце концов он поставил перед собой болеескромную задачу. Посетив два музея Флобера — один в доме его родителей,другой в доме, где он жил в зрелые годы, — Барнс увидел в каждом чучелопопугая, который, по заявлению сотрудников обоих музеев, был прототипом Лулу,попугая из "Простой души". Эта ситуация расшевелила исследовательскоелюбопытство Барнса: черт возьми, хоть он и не смог отыскать настоящего Флобера,но, по крайней мере, сможет установить, какой из двух попугаевнастоящий!

Внешний вид обоих попугаев не помог: онипоходили друг на друга, как две капли воды; и к тому же оба совпадали сопубликованным Флобером описанием Лулу. Далее, в одном из музеев пожилойсмотритель представил доказательство подлинности попугая. На его жердочке былштамп "Музей Руана"; затем он показал Барнсу фотокопию квитанции,подтверждающей, что Флобер более ста лет назад взял напрокат (и затем вернул)попугая из муниципального музея. Окрыленный близостью разгадки, автор поспешилв другой музей, но обнаружил лишь, что на жердочке у конкурирующего попугаястоит точно такой же штамп.

Позднее он поговорил со старейшим из нынеживущих членов "Общества почитателей Флобера", который и рассказал емуподлинную историю попугаев. Когда создавались оба музея (спустя много лет послесмерти Флобера), каждый из директоров независимо от другого пошел вмуниципальный музей с копией квитанции в руке и попросил попугая Флобера длясвоего музея. Каждого директора провели на огромный склад чучел животных, гденаходилось по меньшей мере пятьдесят внешне одинаковых чучел попугаев!"Выбирайте", —предложили каждому из них.

Невозможность идентификации подлинногопопугая положила конец вере Барнса в то, что "настоящий" Флобер или ещекто-нибудь "настоящий" может быть найден. Но многие люди так никогда и необнаруживают бесплодность таких поисков и продолжают верить, что если бы у нихбыло достаточно информации, они могли бы описать и объяснить человека. Всегдасуществовали разногласия между психологами и психиатрами по поводу значимостиличностного диагноза. Некоторые верят в успех начинания и посвящают своюкарьеру достижению еще большей точности нозологической классификации. Другие, ккоторым я отношу и себя, сомневаются, что диагноз можно принимать всерьез, чтоего можно считать чем-то большим, чем простой набор симптомов и поведенческихчерт. Несмотря на это, мы находимся под все возрастающим давлением (больниц,страховых компаний, правительственных учреждений), заставляющих нас определятьчеловека диагностической фразой или пронумерованной категорией.

Даже самая либеральная системапсихиатрической классификации накладывает границы на бытие другого. Если мыотносимся к людям с полной уверенностью, что можем их определить, мы никогда неувидим в них те части — жизненно важные части, — которые выходят за рамки нашихопределений. Продуктивные отношения всегда подразумевают, что другой никогда непознаваем до конца. Если бы меня вынудили приписать Мари официальныйдиагностический статус, я бы последовал формуле, предписанной в DSM-IIIR(современный психиатрический диагностический и статистический справочник) ивывел бы точный и официально звучащий диагноз, состоящий из шести частей. Но язнаю, что он не имел бы ничего общего с настоящей, живой Мари — Мари, которая всегда удивляламеня и ускользала от понимания, — Мари двух улыбок.

8. Три нераспечатанныхписьма.

Pages:     | 1 |   ...   | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 |   ...   | 43 |    Книги по разным темам