Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 |   ...   | 52 |

От Миши и его родителей я узнал, что онивместе с двумя младшими сестрами Миши за два года до этого эмигрировали изРоссии. Они приехали вместе с сестрой мишиной мамы, и Миша начал посещатьместную чикагскую общеобразовательную школу. Большинство учеников в этой школебыли испаноязычными, и Миша, которому в то время было десять лет, быстро освоилкак испанский, так и английский. Его тамошний учитель любил его и считал, чтоон поразительно прогрессирует, учитывая, что помимо обычной программы пятогокласса ему приходится осваивать совершенно новую культуру.

Однако мишиных родителей школа весьмабеспокоила. Там происходили случаи криминального характера, включая стрельбу попроезжающим автомобилям, в которой был уличен шестиклассник. Оба родителя черезсвоих родственников и знакомых нашли хорошую работу и на второе лето решилипереехать в пригород, где, как говорили им все их друзья, Миша и его сестрымогли бы ходить в более безопасную, достойную школу.

На второй встрече, на которойприсутствовал один Миша, он рассказал мне, как с первого дня в новой школе вседля него пошло наперекосяк. Он никого не знал, и никто, похоже, не былзаинтересован в том, чтобы узнать его поближе. Дети в этой новой школеодевались совсем не так, как в его старой школе. Для каждого предмета у негобыл отдельный учитель, и ему приходилось идти в другой класс каждый раз, когданачинался новый урок. Все это смущало и немного пугало.

В течение всего учебного года все мишиныучителя обращались с ним как с тупицей; то есть, все, кроме его учительницыанглийского языка. Она заметила, что он любит читать, и стала предлагать емукниги, которые он мог взять в библиотеке. Когда они в классе вслух читалипьесу, она похвалила его за то, что он очень хорошо читает.

У него совсем не было друзей. На урокахфизкультуры ребята смеялись над ним, поскольку он не знал баскетбольных правил.Все больше и больше времени он проводил в одиночестве. Он ненавидел эту новуюшколу.

К концу учебного года Миша заваливалматематику и еле-еле успевал по другим предметам, за исключением английского.Но даже здесь у него возникали трудности, когда нужно было писать сочинения.Именно тогда его предложили перевести в класс для детей с расстройствамиразвития и поведения. Школьный психолог предположил, что, возможно, мишинапроблема заключалась в депрессии. Мишины родители были весьма встревожены этимпредположением и сразу же предприняли действия. Вот так они оказались в моемкабинете, поскольку мишин дядя консультировался со мной несколько лет назад ирекомендовал меня им.

Расспрашивая их далее, я узнал, что дома,за исключением приступов печали и разочарования, связанных с темой школы, Мишаоставался тем интеллигентным, веселым, очаровательным ребенком, каким еговсегда знала его семья. У него все еще было двое хороших друзей из старойшколы, которых он навещал по выходным. Мне казалось, что если проблемой быладепрессия, то это была в высшей степени контекстуализированная форма депрессии.То же самое верно для любого серьезного проявления неспособности к обучению илирасстройства поведения. Эти вещи просто не получали подтверждения, когда Мишанаходился вне школы.

В ходе моей третьей встречи с Мишей, накоторой также присутствовали его родители и сестры, мы сформировали историю обовсем том, чего достиг Миша после переезда в США. Он выучил два новых языка. (Онвсе еще довольно часто говорил по-испански с одним из своих друзей из старойшколы.) Теперь он знал, как обращаться с видеоаппаратурой, кабельнымтелевидением, Нинтендо и с персональным компьютером своего папы. Кромеевропейского футбола, с которым он был уже знаком, он стал преуспевать вбейсболе и, с помощью его городских друзей, в баскетболе. Все согласились стем, что дома дела у Миши шли просто замечательно. Проблема состояла в том, какзапустить эту историю в обращение в его школе.

С разрешения Миши и его родителей япозвонила школьному психологу. Она была слегка удивлена и весьмазаинтересована, услышав, как замечательно успевал Миша в старой школе, и чтодома он ведет себя по-другому. Она сказала, что у нее сложилось впечатление,что Миша иммигрировал, когда был еще совсем маленьким. Она на самом деле незнала, что он выучил английский за последние два года. Она была рада услышатьмое мнение о том, что он не страдает от сильной депрессии, однако она не зналанаверняка, как школа могла бы помочь ему вернуться на свой путь.

Некоторые из учителей, похоже ужепоставили на нем крест. Его учительница математики находил его УнеисправимымФ.Его, безусловно, просто не могли перевести в обычный седьмой класс. Приближалсяконец учебного года и заседание педагогического совета, и она не была уверена,что может дать ему положительную рекомендацию для перевода в следующий класс. Ятоже в этом не был уверен. Я спросил ее, не могут ли сторонние консультанты,вроде меня, присутствовать на педсовете. Она ответила, что такое случается нечасто, но она была убеждена, что это будет только приветствоваться.

Я осведомился у Миши и его семьи, было бы,по их мнению, для меня полезным посещение педсовета. Я объяснил, что моя рольтам, как я ее вижу, состояла бы в том, чтобы донести до всех вести о том Мише,который существовал в его прежней школе и который все еще существует дома— рассказать им о егодостижениях за последние два года. Я сказал, что надеюсь на то, что этозаставит людей задуматься над тем, как они могли бы превратить школу в томесто, где Миша может расцвести. Они полагали, что это может здорово помочь, ивоодушевили меня на то, чтобы пойти туда.

На заседании педагогического совета, накотором присутствовали директор и все учителя Миши, а также я и психолог,разговор начался с того, что Миша очень плохо успевает. Учительница математики,похоже, видела в нем городского головореза, который случайно забрел не в тушколу. Другие учителя скорее были склонны видеть в нем застенчивого,неуверенного в себе и запутавшегося мальчика. Учительница английского полагала,что он мог бы подавать надежды, если бы его можно было уговорить вылезти изсвоей скорлупы. К моему удивлению, начала очень подробно описывать, насколькоподавленным, негативно настроенным и асоциальным выглядел Миша в свете техтестов, которые она к нему применила — все шло так, как если бы у насне было с ней беседы по телефону.

Когда мне предложили выступить, ярассказал историю Миши, как я ее понимал, прося их поставить себя на его место,насколько это было возможно. Я понял, что эти люди были свидетелями другойистории Миши, отличной от той, в которую верил я. Но я надеялся, что, если онисмогут поместить его опыт в более широкий контекст, они бы увидели другиевозможности. Если бы они превратились в слушателей для мишиной предпочтительнойистории, то их исполнение этой истории вдохнуло бы в нее жизнь.

Я вслух размышлял о том, каково это— попасть измаленького русского городка на улицы Чикаго. Я просил их представить себе, каких отдают в огромную школу, где большинство учеников говорят по-испански, тогдакак учителя на уроке говорят по-английски. Я рассказал, как быстро Миша выучилоба языка настолько, чтобы достаточно хорошо ориентироваться. Я рассказал отом, как он завел друзей, обучился новым играм, новым социальным обычаям, новымстилям одежды — целойновой культуре. Вероятно, точнее было бы сказать — целым новымкультурам.

Я просил их представить себе, каково это— как раз тогда,когда ты действительно начинаешь добиваться успехов в этой новой, страннойокружающей среде, тебя перебрасывают в еще одну новую среду, где к отличиямотносятся с меньшим терпением, чем в прежней школе. В этой новой школе все вещибыли меньше, более индивидуальными, более однородными. Что вышло для Миши напервый план, это то, что он не вписывается сюда. Могли они понять, что ончувствовал, когда ученики издевались над ним Когда учителя, казалось,рассматривали его под микроскопом Если они признали бы его достижения в старойшколе и дома, смогли бы они поверить, что он действительно был интеллигентной испособной личностью, сражающейся с одиночеством и смятением

УДа, — сказала учительница математики,— но он все еще неуспевает, и неважно, в чем здесь причина. Все пойдет только хуже, если мыпереведем его в седьмой классФ.

Учительница английского сказала, чтоосуществляет специальный драматический проект в летней школе, и ей хотелось бы,чтобы Миша сыграл в нем значительную роль. Ей казалось, что она могла бы всеустроить так, чтобы у Миши было больше возможностей завести друзей, если бы онучаствовал в этом проекте. Психолог, которая, похоже, снова вернулась в мирпредпочтительной истории Миши, спросила, нельзя ли ему брать дополнительныеуроки по математике. Учительница математики, которая, казалось, потеплела всвоем отношении к проекту, сказала, что она может это устроить. Другой учительвызвался за лето подтянуть Мишу по другим предметам. К концу собрания людиговорили о мишиных проблемах, как если бы они представляли вызов их творческимспособностям, а не пустое расходование их времени и энергии.

Когда совет закончился, я спросилапсихолога, не могла бы она поговорить со мной еще несколько минут. Онапригласила меня в свой кабинет, и я сделал все, чтобы оживить в ее головеисторию Миши как способного и скорее удачливого навигатора среди новых культур.Мы договорились поддерживать связь по телефону в течение лета, чтобы она могларассказывать мне, как продвигается новый план для Миши.

Я еще раз встретился с Мишей и его семьейчерез три недели после начала летней сессии. Они были удовлетворены тем, какидут его дела в школе. Они были убеждены, что люди в школе тоже этимудовлетворены. Миша сказал, что в новой школе ему начали нравиться некоторыевещи. Ему особо понравилось то, что некоторые люди, похоже, хотели завести сним дружбу.

Психолог позвонила мне дважды в течениелета и последний раз — осенью. Каждый раз она давала мне понять, что учительскийколлектив гордится тем планом, который они вместе разработали для Миши. Все,даже учительница математики, полагали, что дела у него идут простопрекрасно.

Как только коллектив учителей превратилсяв аудиторию для предпочтительной истории, характер их участия в судьбе Мишиизменился коренным образом. Они создали план, который я не мог предвидеть илиосуществить своими силами, план, который хорошо срабатывал для Миши и продолжалего историю.

Я убежден, что для Миши все могло бы пойтипо-другому, если бы у меня не было возможности посетить педагогический совет вего школе. Мое личное пребывание там позволило мне поделиться с ними егопредпочтительной историей в такой неотразимой манере, которая была бынедоступна ни по телефону, ни в письменной форме. Поскольку весь коллективприсутствовал в одном месте, они, как группа, могли втянуться в историю Миши иобнаружить свою заинтересованность в участии в команде Миши.

Сколько бы пользы не приносила встреча счленами потенциальной аудитории на их поле, она не всегда осуществима. Иногдаимеющие отношение к делу профессионалы, могущие помочь, находятся так далекоили разбросаны по стольким разным местам, что встреча с глазу на глаз простонереальна. В этом случае могут быть использованы телефонные звонки, письма,факсы и прочее. История Хейли иллюстрирует одну из форм того, как это можетпроисходить.

Хейли была поражена очень редкой болезнью,которая заставляла ее кровь очень легко сворачиваться. Эта болезнь проявилась вжизни Хейли, вызвав сгусток крови, который отрезал поток крови к печени, чтовызвало ее отмирание. Вскоре после своего шестнадцатого дня рождения Хейлиперенесла пересадку печени, которая не прижилась. Она полностью отторгалась втечение двух месяцев. Затем ей вживили новый трансплантант, который ее телоприняло, и он все еще работал достаточно хорошо, когда я (Дж. К) впервые увиделее два года спустя.

Хейли стали давать экспериментальныйпрепарат, который выполнял огромную работу по контролю над расстройствомсвертывания крови. Теперь проблемой стала боль. В ходе двух пересадок печенихирурги вскрывали и зашивали брюшную полость Хейли по крайней мере десять раз— дважды для самойтрансплантации, и восемь других раз для того, чтобы предотвратить абсцессы,образование мелких сгустков крови и закупорку кишечника. Она страдала отхронической, тупой, пульсирующей боли в одной области брюшной полости и отперемежающейся, неимоверно сильной, острой боли в другой точке.

Поначалу хирурги с удовольствием подавлялиболь опиоидами, но по прошествии некоторого времени они все с большей и большейнеохотой склонялись к применению этих препаратов, несмотря на то, что ничегобольше не могло облегчить боль Хейли. По словам Хейли и ее матери, врачибоялись, что она приобретет зависимость от обезболивающих средств. Пока больпродолжала мучит Хейли, разнообразные профессионалы, проводящие ее лечение(гастроэнтеролог, гепатолог, гематолог, социальный работник, заведующийхирургическим отделением и анастезиолог, специализирующийся на хроническихболях — вот лишьнесколько из них), разошлись в своих мнениях по поводу ее происхождения иправильного лечения. Все больше и больше из них стали сомневаться в том, чтоболь УнастоящаяФ. Эти люди усматривали в ней проявления слабоволия илисимуляции. Они стали говорить об ищущих внимания, ищущих лекарств исверх-зависимых аспектах поведения Хейли.

Когда люди начали рассматривать действияХейли сквозь линзы, окрашенные идеями о сверх-зависимости от лекарств, еедействия стали претворятся в истории, поддерживающие эти ярлыки. Когда этиистории стали распространяться в кругу людей, ответственных за лечение Хейли,они создали ей известную репутацию, которая опережала ее во время посещенияклиники. Когда мама Хейли, Симон, встала на защиту дочери и попыталась добитьсятого, чтобы к жалобам ее дочери относились серьезно, о ней сложили историю, вкоторой она представлялась настырной и капризной персоной. Хейли и Симон сталивсе больше и больше ощущать свою отчужденность и атмосферу непонимания.Депрессия стала чаще наведываться в жизнь Хейли, а Симону часто глодала злоба.Злоба и депрессия виделись членами лечащей команды как дальнейшее подтверждениетого, что Хейли и Симон были неприятными людьми, и вокруг стало циркулироватьеще больше историй о том, какие они неблагодарные, неспособные сотрудничать икапризные.

Pages:     | 1 |   ...   | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 |   ...   | 52 |    Книги по разным темам