Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 |   ...   | 43 |

Вскоре после выхода в свет "Происхождениявидов" Дарвина я работал в Гарварде с замечательным человеком, анатомом ДжеффриВаймэном. Он был обращенным, правда, отчасти колеблющимся, дарвинистом; нооднажды он сделал замечание, хорошо приложимое и к рассматриваемой мною здесьтеме. "Когда теория предлагается снова и снова, – сказал он, – всякий раз восставая из пеплапосле того, как ортодоксальная критика похоронила ее, причем всякий разбороться с ней оказывается все труднее, – можете быть уверены, что в этойтеории содержится истина". И Оуэна, и Ламарка, и Чамберса разгромили изакопали, – но вотпоявился Дарвин, несущий все ту же самую ересь, разве что в более приемлемыхвыражениях. Сколько раз "наука" громила философию духов, сколько раз хоронилателепатию, привидения и т.п., определяя все это как "достаточнораспространенный обман чувств" И тем не менее никогда еще подобные вещи непредлагались нам в столь широком объеме, в столь правдоподобной форме и стакими хорошими рекомендациями. Вполне похоже, что волна поднимается, невзираяни на какие уловки научной ортодоксии. Трудно не предположить, что настоящаяситуация представляет собой нечто большее, чем просто новую главу историичеловеческого легковерия. Возможно, мы подошли к границам нового царстваестественных явлений.

"Обман в одном – обман во всем" – таков девиз английскихисследователей психических феноменов, работающих с медиумами. Я склоненполагать, что это весьма мудрая линия поведения. С тактической точки зрения ввопросах доверия здесь всегда лучше недосолить, чем пересолить; и тоисключительное доверие, с которым мы относимся сегодня к многочисленнымматериалам "Записок" ОПИ обусловлено изначальной установкой редакции записыватьпоменьше. Лучше быть уверенным в малом, чем неуверенным во многом.

Однако сколь мудрым бы ни был основнойтактический принцип ОПИ, я полагаю, что, будучи применен в качестве критерияистины, он не выдерживает никакой критики. По отношению ко многим делам людскимобвинение в преднамеренном обмане и жи является грубым упрощенчеством.Человеческий характер представляет собой слишком сложную систему для того,чтобы определять альтернативами "честности" или "нечестности". Ученый напубличной лекции скорее смошенничает, чем позволит проводимым там опытамреализовать их хорошо известную склонность к провалам. Я слыхал, как одинлектор-физик, принимая демонстрационную аппаратуру у своего предшественника,консультировался с ним по поводу механизма, предназначенного для показа того,как во время движения периферических частей системы центр тяжести ее остаетсянеподвижным. "Он будетколебаться", –жаловался лектор. "Ну, – извинительным тоном сказал его предшественник, – по правде говоря, во времядемонстрации этого механизма я находил уместным забивать в центр тяжестигвоздь". Я видел однажды, как знаменитый физиолог, ныне покойный, занимался напубличной лекции бесстыжим надувательством, издеваясь над несчастным кроликомединственно ради дурацкой шутки, согласно которой это был "американский кролик"– ибо никакой другой,говорил он, не смог бы выжить от той раны, которую он якобы ему нанес.

Сравнивая малое с великим, замечу, что я исам бесстыдно мошенничал. Как-то в молодые годы бытности моей в Гарварде мнебыло поручено опекать препарированное сердце на популярной лекции профессораНьювелла Мартина. Сердце, принадлежавшее в прошлом черепахе, поддерживалосоломинку, увеличенную тень которой проецировали на экран; когда сердцесокращалось, тень на экране приходила в движение. "Во время стимуляции таких-тои таких-то нервов, –говорил лектор, –сердце будет действовать таким-то и таким-то образом". Но бедное сердце былослишком изношенным, и хотя оно должным образом остановилось во время стимуляциидолжного нерва, узы, связывающие его с жизнью, при этом разорвались. Будучиответственным за демонстрационную часть, я пришел в ужас и неожиданнообнаружил, что упершись указательным пальцем в ту часть соломинки, которая неотбрасывала никакой тени, я непроизвольно имитирую те ритмические движения,которые предрекает мой коллега. Я не дал провалиться этому опыту; причем нетолько уберег своего коллегу от осмеяния, не ставшего его уделом единственноблагодаря моей находчивости, но и привил публике правильную точку зренияотносительно рассматриваемого предмета. Лектор говорил правду; и несоответствующее ей поведение полумертвого препарата сердца не должно былоотразиться на восприятии слушателями того, о чем он говорил. "Сердечнаянедостаточность" была бы истолкована как ложь лектора, объяснить же данныйпример данной аудитории, не прибегая к помощи наглядной демонстрации, былопрактически невозможно. Поэтому даже сейчас, когда уже все давно позади, ясклонен полагать, что действовал совершенно верно. Во всяком случае, ядействовал во имя истины "более широко", и автоматизм этих действий объяснялся,пожалуй, необходимостью отключения более узкой и педантичной части моего ума,способной помешать вдохновенным движениям моего пальца. Память об этомкритическом эпизоде понуждает меня быть снисходительным ко всем медиумам,которые производят феномены одним способом, если те не желают с легкостьюпроисходить другим. Исходя из принципов ОПИ, мое поведение в этой единождыимевшей место ситуации должно дискредитировать все, что бы я ни делал, все,например, что бы я ни написал в этой статье...

Похоже, что сознательный и неосознанныйобман присутствует во всем спектре физических феноменов спиритизма, а живыеотговорки, увиливание от прямого ответа и попытки раздобыть какие-то добавочныесведения присущи всем ментальным проявлениям медиумов. Если же все это неподделка, выдающая себя за реальность, то пришлось бы признать, что печальнаясудьба этой реальности (если таковая действительно имеется) состоит в том,чтобы выдавать себя за подделку. Впечатление того, что вас надувают, никогда неисчезает и присутствует даже во время лучших демонстраций. Так, наиболеевпечатляющей фигурой среди духов, управляющих миссис Пайпер, является некто поимени "Ректор", способный с удивительной точностью определять внутренниепотребности присутствующих, а также давать возвышенные советы утонченным итребовательным умам. И все же во многих отношениях он является сущимобманщиком, – таким,по крайней мере, он показался мне, – претендующим на знание и силу,которыми он не обладает, путающимся в противоречиях, поддающимся внушению изаметающим следы посредством правдоподобных оправданий. Судя о подобныхявлениях лишь по их фронтальным, поверхностным притязаниям,"не-исследовательский" ум никогда не задается вопросом о том, что можетскрываться под этой поверхностью. Поскольку же они в большинстве случаевпретендуют на роль откровений духовной жизни, делаются и соответствующиевыводы: либо эта жизнь в точности такова, либо жизнь эта – сплошной обман. А результатомобщих усилии является возникновение чрезвычайно ограниченных расхожих мнений поданному предмету. Ряд лиц, растроганных именами тех, кого они называли своимилюбимыми, а затем утешенных заверениями, будто последние "счастливы", принимаетоткровение и начинает говорить, что спиритизм – это "прекрасно". Более трезвомыслящие субъекты, отвращаемые достойным презрения содержанием откровений,приводимые в ярость обманом и органически не переносящие никаких "духов",высоких или низких, полностью отказываются принимать спиритизм, называя его"вздором" и "чепухой". По сути дела, во мнениях здесь разошлись две формы сентиментализма. "Научное"состояние ума хорошо показано в "Жизни и письмах" Гексли:

"Я сожалею, – пишет он, – что не могу принять приглашениекомиссии Диалектического общества... Данный предмет меня нисколько неинтересует. Единственный случай "спиритизма", который я имел возможность личнопроверить, оказался самым грубым случаем надувательства из всех, с которыми якогда-либо имел дело. Но я не заинтересовался бы подобными явлениями дажепредположив, что они могут быть подлинными. Если бы кто-нибудь наделил меняспособностью выслушивать болтовню старых женщин и викариев из близлежащихпровинциальных городков, то я отказался бы от этого дара, ибо есть вещи болеедостойные того, чтобы заниматься ими. Если же население духовного мира говоритне более мудро и разумно, чем нам о том сообщают, я вынужден отнести его к томуже разряду, что и вышеупомянутые викарии. Единственная польза, которую яспособен усмотреть в демонстрациях "Истины Спиритизма", так это дополнительныйаргумент в пользу отказа от самоубийства. Лучше жить подметальщиком улиц, чем,умерев, быть понуждаемым медиумом, берущим гинею за сеанс, болтать всякую чушь".

Очевидно, ум великого Гексли обладает лишьдвумя категориями для восприятия подобных случаев, а именно – откровение и надувательство. Посентиментальным соображениям откровение исключается, поскольку сообщения, какон полагает, недостаточно романтичны; обман способен принимать любые формы;следовательно, все это является ничем иным как надувательством. Любопытнозаметить, что большинство людей, рассуждающих подобным образом, не отдают себеотчета в том, что они и спириты исходят из одной и той же большой посылки ирасходятся друг с другом лишь в малой. Большая посылка гласит: "Всякоедухо-откровение должно быть романтичным". Малая посылка спиритов: "Эторомантично", в то время как гекслианцев: "Это серая посредственность". Наосновании этих малых посылок и делаются противоположные выводы!

Между тем первая вещь, которую усваиваеткаждый достаточно серьезно относящийся к подобным явлениям человек, состоит втом, что их причинная обусловленность слишком сложна для того, чтобы на неемогло пролить какой-то свет наше чувство достаточности или недостаточностиромантизма в рассматриваемых явлениях. Причинные факторы должны быть тщательновычерчены в группы и изучены в отдельности, от самых очевидных до самыхглубоких, прежде чем мы сможем начать понимать те результирующие силы, вкоторые они соединяются.

Недавно кто-то сказал мне, что последвадцати пяти лет возни с "сенситивами" было бы просто стыдно, если бы яоказался не в состоянии сформулировать какие-то определенные выводы без оглядкина их возможные последствия. Я не мог с этим не согласиться; так что ясобираюсь, приняв вызов, изложить свои убеждения, порожденные всей массойопыта, будь то истинного или ложного. Возможно, в глазах потомков, которымвиднее, я ввергаю себя тем самым в пропасть; возможно, возношу к славе; я желаюпойти на этот риск, ибо то, что я напишу, является моим видением истины в настоящиймомент.

Я начал эту статью с признания в том, чтосбит с толку. Да, я сбит с толку возвращением духов и многими другими частнымивопросами. Меня сбивает с толку каждая отдельная история, – я не знаю, что о ней думать, ибов любом наблюдении источники возможных ошибок не могут быть учтены до конца. Нослабые прутья образуют прочные связки; и когда отдельные истории "осаждаются" вряд типов, каждый изкоторых отмечает определенное направление, возникает чувство того, что имеешьдело с неподдельно естественными группами явлений. Меня нисколько не сбивает столку то, что существование таких подлинно естественных групп явлений непризнается ортодоксальной наукой, ибо я в их существовании полностью убежден.

Первый случай автоматического письма мнедовелось наблюдать сорок лет назад. Ни минуты не колеблясь, я объяснил его засчет обмана. Позже я стал рассматривать автоматическое письмо как пример такойобласти человеческой деятельности, которая настолько же широко распространена,насколько окутана тайной. Каждый человек способен к нему или к чему-то в этомроде; и тот, кто поощряет в себе это, обнаруживает, что он является воплощениемкого-то еще, подписывающего написанное фиктивным именем или побуквеннодиктующего при помощи различных приспособлений послания от усопших. Создаетсявпечатление, что наша подсознательная область управляется, как правило, либобезумной "волей к притворству" (will to make-believe*), либо какой-толюбопытствующей внешней силой, понуждающей нас к ее воплощению. Основноеразличие между исследователем психических феноменов и человеком неискушеннымсостоит в том, что первый сознает обычность и не случайность имеющих местоявлений, в то время как второй, менее осведомленный, считает их слишком редкимидля того, чтобы стоило уделять им внимание. Я отдаюсвой голос за обычность.

* "Make-believe" – игра, в которой дети "понарошку"себя кем-либо воображают. – Прим. пер.

Далее, я отдаю свой голос за то, что нарядусо всяческим надувательством здесь наличествует также и подлинно сверхобычное знание. Подтаковым я подразумеваю знание, которое не может быть прослежено до обычныхисточников информации, – а именно, чувство человека, демонстрирующего феноменыавтоматизма. Создается впечатление, что у действительно сильных медиумов знаниетакого рода, несмотря на обычную для него фрагментарность, неустойчивость ибессвязность, проявляется довольно широко. Действительно сильные медиумы– это большаяредкость; но когда человек, начав работать с ними, углубляется в менее яркие и"престижные" области автоматической жизни, он начинает склоняться к тому, чтомногие незначительные, но странные в своей очевидности совпадения с истинойвполне могут быть проинтерпретированы как рудиментарные формы этого знания.

Феномены являются чрезвычайно сложнымиобразованиями, в особенности если речь идет о таких интеллектуальных взлетахмедиумизма, как опыт Сведенборга, или попытках действовать на уровне каких-тофизических явлений. Вот почему я лично не принимаю на веру существованиепаразитирующих на нас демонов и являюсь не спиритом и не ученым, но именноисследователем психических феноменов, ожидающим дополнительных фактов, наоснове которых можно было бы сделать какие-то заключения.

Pages:     | 1 |   ...   | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 |   ...   | 43 |    Книги по разным темам