Я интерпретировал Фрейда следующим образом:невозможность осознать инстинкт вполне логична, ведь именно он и является тем,что управляет нами и господствует над нами. Мы — его объект. Давайте подумаем обэлектричестве. Мы не знаем, что это такое и каково оно. Мы познаем его тольково внешних проявлениях, таких, как свет и удар электрического тока. Правда,можно измерить электрическую волну, но и она — лишь свойство того, что мыназываем электричеством, собственно, не зная его. Как электричество становитсяизмеримым благодаря своим энергетическим проявлениям, так и инстинктыпознаваемы только благодаря проявлениям аффектов. Мой вывод заключался в том,что либидо у Фрейда — не то же самое, что у дофрейдовских авторов. Последние говорили об ощущаемых исознательных сексуальных стремлениях. Либидо Фрейдане является и не может быть чем-либо иным, кроме энергии полового влечения.И, может быть, его когда-нибудь удастся измерить.Тогда я употребил сравнение с электричеством и его энергией совершеннобессознательно, не чувствуя, что через шестнадцать лет мне выпадет счастьедоказать идентичность биоэлектрической и сексуальной энергии. Меня заворожилопоследовательное естественнонаучное мышление Фрейда, проникнутое энергетизмом.Оно было деловым и чистым.
Студенческий семинар по сексологии срадостью принял мою интерпретацию. Его участники знали о Фрейде, слышали, чтоон толковал символы и сны и делал другие замечательные вещи. Мне удалосьустановить связь между фрейдизмом и известными теориями сексуальности. Вкачестве руководителя семинара, которым меня избрали осенью 1919 г., мнеудалось упорядочить научную работу. Были созданы группы, изучавшие отдельныенаправления сексологии: внутреннюю секрецию и общее учение о гормонах,сексуальную биологию, физиологию, сексуальную психологию и, прежде всего,исследования в области психоанализа. Социологию сексуальности мы изучалисначала по книгам Мюллер-Люэра. Один участник семинара, основываясь на работахТандлера, выступал с докладами о социальной гигиене, другой знакомил нас сэмбриологией. Из тридцати слушателей, начинавших работу в семинаре, осталосьтолько восемь, но работали они серьезно. Мы перебрались в подвал клиникиХайека, который поинтересовался, не хотим ли мы заняться и практическойсексологией. Я успокоил его. Мы уже достаточно хорошо знали, какуниверситетские профессора относятся к сексуальности, и это нас больше неволновало. Отсутствие же преподавания сексуальной науки мы воспринимали какбольшой ущерб и старались, насколько возможно, возместить его. Прослушавспециальный курс, я узнал многое об анатомии и физиологии половых органов ивыступил с соответствующими сообщениями перед участниками семинара. Своивыступления я подготовил на основе материала, содержавшегося в различныхучебниках, в которых половые органы рассматривались лишь как служителипроцесса размножения. Да и последнему уделялось самое поверхностное внимание,без учета взаимоотношения с автономной нервной системой, а описание влияния ивзаимодействия гормонов, регулирующих сексуальные функции и поведение, былонеточным и неудовлетворительным. Мы узнавали, что в промежуточной железеяичка и яичника вырабатываются вещества, определяющие характер вторичныхполовых признаков и обусловливающие половое созревание в пубертатный период.Они якобы являлись и причиной полового возбуждения.
Эти исследователи не замечали противоречия,заключавшегося в том, что у людей, подвергнутых кастрации до наступления половой зрелости,сексуальность снижается, у тех же, кто был кастрирован после этого, не терялась способность квозбуждению и к совершению полового акта. Тот факт, что для евнухов былхарактерен особо выраженный садизм, не представлял собой, по мнениюисследователей, серьезной проблемы. Я понял эти явления лишь много лет спустя,открыв механизмы сексуальной энергии. После завершения периода половогосозревания сексуальность развивается в полном объеме, охватывает все тело, икастрация в позднем возрасте не приводит к утрате сексуальной энергии, проявляющейся во всем теле, а не только влпромежуточных генитальных железах. Садизм,развивающийся у евнухов, есть не что иное, как возбужденная и лишенная своейнормальной функции, проявляющейся в генитальной сфере, сексуальная энергия,охватывающая поэтому в своей разрядке мускулатуру всего тела. Для тогдашнейфизиологии понятие сексуальности исчерпывалось пониманием отдельныхлточек, несущих ответственность за функционирование сексуального механизма, напримерсоединительной ткани яичек и яичников, и описанием вторичных половых признаков.Поэтому объяснение сексуальной функции, данное Фрейдом, было стольосвободительно для понимания природы сексуальности человека. Правда, вТрех очерках по теории сексуальности Фрейд предполагал существование каких-то химических веществ,которые должны были обусловливать половое возбуждение. Он говорил облорганическом либидо и приписывал каждой клетке существование таинственногоНечто, столь сильно воздействующего на нашу жизнь. Позже мне удалосьэкспериментально подтвердить эти интуитивные предчувствия Фрейда.
Постепенно психоанализ взял верх над всемиостальными направлениями. Первым, к кому я применил психоанализ, был молодойчеловек. Одним из главных симптомов, о которых он мне рассказывал, быланеобходимость быстро ходить. Он просто не мог ходить медленно. Символы его сновидений казалисьне особенно странными, и часто они поражали своей логичностью. Моя работа спервым пациентом прошла очень хорошо, даже слишком хорошо, как это часто бываету начинающих. При этом обычно не ощущаются необъяснимые глубины и оставляетсябез внимания многообразие проблемы. Я был очень горд, когда мне удалосьраскрыть смысл навязчивого действия: маленьким мальчиком пациент что-то украл влавке и убежал, охваченный страхом преследования. Он вытеснил это переживание,но оно снова давало о себе знать, проявляясь в необходимости быстро ходить.Зная об этом, мне легко удалось доказать его детский страх перед возможностьюбыть застигнутым во время мастурбации. Наступило даже улучшениесостояния.
В техническом отношении я точнопридерживался данных, приведенных в работах Фрейда. Аналитический сеанспроходил следующим образом: пациент лежал на диване, аналитик сидел сзади него.Пациент должен был по возможности не оглядываться. Взгляд назад считалсясопротивлением. Пациента побуждали к свободному фантазированию. Ему неразрешалось подавлять мысли, приходившие в голову. Он должен был все говорить,но ничего не делать. Главная задача состояла в том, чтобы привести пациента лотдействия к воспоминанию. Сновидения поочередно расчленялись на фрагменты иистолковывались. Пациент должен был найти ассоциацию с каждым фрагментомсновидения. В основе такого подхода лежало следующее логическое соображение:невротический симптом есть выражение вытесненного инстинктивного побуждения,которое в искаженной форме прорвалось через вытеснение. Поэтому в симптоме — при условии техническиправильных действий психоаналитика — должны были обнаружитьсянеосознанное сексуальное желание и моральный отпор ему. Страх девушки-истеричкиперед нападением мужчин, вооруженных ножами, представляет собой желаниесовершить половой акт, наталкивающееся на моральные препятствия и ставшеенеосознанным ввиду вытеснения. Симптом возникает ввиду неосознанностипорицаемого влечения, например к тайной мастурбации или к совершению половогоакта. Преследователь — это страх перед собственной совестью, препятствующий прямомувыражению инстинктивного желания. Поэтому пациент ищет замаскированныевозможности выражения своего инстинкта, проявляющиеся, например, в краже илистрахе перед нападением. Выздоровление, говорилось в Очерках, наступаетблагодаря превращению вытеснявшегося влечения в осознанное и становящееся,таким образом, доступным осуждению со стороны зрелого Я. Так как неосознанность желания являетсяусловием возникновения симптома, то излечить, по Фрейду, должно осознание желания. Спустянесколько лет сам Фрейд уже не настаивал на абсолютности этой формулировки, нодо тех пор излечение обязательно связывалось с осознанием вытесненных инстинктивныхвлечений и их осуждением или сублимацией.
Мне бы хотелось особо подчеркнуть данноеобстоятельство, так как для понимания причин моего последующего расхождения сФрейдом важно прояснить имевшие место уже в начале моей работы различия втрактовке невротического поведения. Ведь когда я начал разрабатывать своюгенитальную теорию терапии, ее приписывали Фрейду или полностьюотвергали.
В первые годы психоаналитической работы мнеудавалось во многих случаях излечить или полностью устранить немало симптомов.Это происходило с помощью осознания не осознававшихся прежде побуждений. В 1920г. еще не было речи о характере или неврозах характера и отдельный невротический симптом рассматривался как инородное телов здоровом организме. Такой подход вытекал извзглядов Фрейда, по утверждению которого некоторая часть структуры личности неучаствовала в процессе взросления всего характера, оставаясь на более ранней,детской ступени развития сексуальности, что означало фиксацию. Эта частьоказывалась в конфликте с остальным Я, которое отвергает ее и удерживает всостоянии вытеснения. Напротив, я утверждал, сформулировав позднее учение охарактере, что нет невротических симптомов беззаболевания всего характера. Симптомы — только вершины на горном хребте,которым является невротический характер. Хотя я и развивал эту точку зрения вполном соответствии с психоаналитическим учением о неврозах, эта позицияпредъявляла определенные требования к технике исследования и привела в концеконцов к выводам, оказавшимся в противоречии с психоанализом.
Как руководителю студенческого семинара посексологии, мне приходилось доставать литературу. Я посещал Каммерера,Штайнаха, Штекеля, профессора биологии Бутана, Альфреда Адлера и Фрейда.Личность Фрейда произвела на меня наиболее сильное и продолжительноевпечатление. Каммерер был умен и любезен, но наша деятельность не особенноинтересовала его. Штайнах жаловался на трудности. Штекель пытался привлечь насна свою сторону. Знакомство с Адлером разочаровало. Он ругал Фрейда: эдиповкомплекс был, по его словам, глупостью, комплекс кастрации — путаной фантазией и излагался,как полагал Адлер, гораздо лучше в его учении о мужском протесте. Из научныхпостроений Адлера родилась позже община мелкобуржуазных сторонников сексуальнойреформы.
Фрейд был другим, и это касалось преждевсего его простой манеры держаться. В его поведении не проскальзывалостремление играть какую-нибудь роль — профессора, большого знатокалюдей, изысканного ученого. Фрейд говорил со мной, как совсем обычный человек,и в его глазах светился большой ум. Они не проникали по-провидчески в глазасобеседника, а лишь смотрели на мир честно и искренне. Он интересовался работойнашего семинара и нашел ее очень разумной. По мнению Фрейда, мы были правы. Онполагал, что была бы достойна сожаления такая позиция, при которойсексуальность не вызвала к себе никакого интереса или будила только ложныйинтерес. Фрейд любезно согласился помочь нам литературой и, встав на колениперед книжным шкафом, отобрал несколько книг я брошюр. Это были отдельныеоттиски Судеб влечений, Подсознательного,Толкование снов, Психопатология повседневной жизни и т. д. Фрейд говорил быстро, по-деловому и живо, его движениябыли естественны, и во всем сквозила ирония. Я пришел робея, а ушелобрадованным и счастливым. Так началась интенсивная 14-летняя работа впсихоанализе и для психоанализа. В конце этого периода я хоть и испытал по винеФрейда тяжелое разочарование, но рад сказать, что оно не привело к ненависти иотторжению. Напротив, сегодня я могу оценить заслуги Фрейда гораздо выше, иоценка эта будет куда точнее, чем тогда, в ученические годы. Я счастлив, чтотак долго был его учеником, полностью преданным егоделу, и не выступал с какой бы то ни былопреждевременной критикой.
Полная преданность делу — первейшая предпосылка духовнойнезависимости. В годы тяжелой борьбы вокруг учения Фрейда я видел, как на сценепоявлялись и снова исчезали с нее многочисленные актеры. Одни взлетали подобнокометам, оставаясь лишь многообещающими, но ничего не говорящими. Другие, струдом пробиваясь через тяжелые проблемы подсознательного и не обладаяпрозорливостью Фрейда, напоминали кротов. Были и третьи, которые пыталиськонкурировать с Фрейдом, не понимая, как он резко отличается от представителейобычной академической науки. Четвертые поспешно выхватывали какой-либо фрагментучения, превращая его в свою профессию. Но если посмотреть объективно, то речьшла не о конкуренции или профессии, а о продолжении громадного открытия. Речьшла не столько о расширении известных знаний, сколько о биологическом и экспериментальном подкреплении теории либидо,и необходимо было быть ответственным за каждый шаг напути познания, противостоявшего миру опошления и формализма. Было необходимоумение выстоять в одиночку и быть готовым к непризнанию и непопулярности.Сегодня многим в мире этой новой, психобиологической отрасли медицины ясно, чтоучение о структуре характера, основанное на его анализе, является законнымпродолжением теории неосознанной душевной жизни. Важнейшим плодомпоследовательного применения понятия либидо было открытие нового подхода к биогенезу.
История науки представляет собой длиннуюцепь продолжений, разработок, отклонений от проторенного пути и возвращении нанего, воссоздания знания на новой основе, критики иных взглядов, новыхотклонений от столбовой дороги и возвращений на нее и создания еще чего-тонового. Это тяжелый и длительный путь. Мы находимся только в начале историинауки, насчитывающей вместе с большими пустыми промежутками всего лишь около2000 лет. Возраст живого мира исчисляется сотнями тысяч лет, и просуществуетон, вероятно, еще не одну сотню тысяч лет. Развитие идет все время вперед, и, впринципе, никогда назад. Темп жизни ускоряется, растет и сложность жизни. Рольведущего в жизни всегда играла и будет играть честная работаученых-первопроходцев. Иначе будет лишь то, что враждебно жизни, и эта ситуацияобязывает.
Пер Гюнт.
Pages: | 1 | ... | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | ... | 49 | Книги по разным темам