Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 52 |

собой разумеющимся, что почти каждому приходила, хоть ина короткое время,

мысль о самоубийстве. Ведь более чем понятно, что вэтой ситуации человек

принимает в расчет вариант "броситьсяна проволоку". Этим повседневным

агерным выражением обозначался повседневныйлагерный метод самоубийства:

прикосновение к колючейпроволоке, находящейся подтоком высокого

напряжения. Конечно, негативноерешение---не бросаться на проволоку-в

Освенциме давалось без особого труда; в концеконцов, попытка самоубийство

была там довольно-таки бессмысленной. Среднестатистическийобитатель лагеря

в своих ожиданиях не мог с точки зрениявероятности "ожидания жизни" в

цифровом исчислении рассчитывать на то, чтоон попадет в тот ничтожный

процент тех, кто пройдет живым черезвсе еще предстоящие "селекции" в

различных их вариантах. В Освенциме заключенный,находящийся еще на стадии

шока, вообще не боится смерти. В первые дни егопребывания газовая камера

уже не вызывает ужаса: в его глазах она представляетсобой всего лишь то,

что избавляет от самоубийства.Вскоре, однако, паническое настроение

уступает место безразличию, издесь мы уже переходимко второй

фазе-"изменениям характера.

Фаза адаптации

Тут нам пришлосьпо-настоящему понять, насколько верновысказывание

Достоевского, в котором он прямо определил человека каксущество, которое ко

всему привыкает. Коэн по этому поводуговорит: "Как физическая. так и

духовная приспособляемость человека очень велика, покрайней мере намного

больше, чем я считал возможным. Кто был быв состоянии представить себе

человека, узнающего, что все близкие ему люди погибли вгазовой камере, или

ставшего свидетелем всех зверств концлагеря, или дажеиспытавшего их на себе

и реагирующего на это "лишь" описанным выше образом Неждет ли каждый, что

юди в такой ситуации будутлибо реагировать острым психозом,либо

склоняться к самоубийству" [5]. И. Беттельхейм "всевремя поражался тому,

что человек в состоянии вынести столько, не покончив ссобой и не сойдя с

ума" [3]. Ведь по сравнениюс большим количеством заключенных число

самоубийств было очень мало [5]. Ле-дерерсообщает статистические данные,

относящиеся к лагерю Терезиенштадт, из которых следует,что из 32647 смертей

за период времени между 24.02. 1941 и 31.08.1944 числосамоубийств составило

259. "Если учестьнечеловеческие условия жизни,самоубийства были

поразительно редкими" [9].

Эта апатия является как бы защитныммеханизмом психики. То, что раньше

или позже могло возбуждать человека или отравлять емужизнь, приводить его в

возмущение или в отчаяние, то вокруг него, чему он былсвидетелем или даже

участником, теперь отскакивало, как откакой-то брони, которой он себя

окружил. Здесь перед нами феномен внутреннегоприспособления к специфической

среде: все происходящее в ней достигает сознания лишьв приглушенном виде.

Снижается уровень аффективной жизни.Все ограничиваются удовлетворением

сиюминутных, наиболее насущныхпотребностей. Кажется, что все помыслы

сосредоточиваются на одном:пережить сегодняшний день. Когда вечерами

заключенных, усталых, измученных испотыкающихся, замерзших и голодных,

пригоняли с "рабочего задания" в заснеженных полях обратнов лагерь, каждый

раз у них вырывался тяжелый возглас: "Ну вот, еще одиндень выдержали".

В общем, про обитателя концлагеря можносказать, что он спасается, впадая

в своего рода культурную спячку. И напротив, тем болеенеумолимо берет верх

все то, что служит самосохранению. "У меня была лишьодна мысль: как мне

выжить" [5],-говорит Коэн. Психоаналитики, находившиеся вчисле заключенных,

обычно говорили в этой связи о регрессии -возврате к более примитивным

формам поведения. "Интерес не выходил за рамки одноговопроса: как бы мне

получить побольше еды и попасть на относительно терпимуюработу Этот стиль

жизни и эту жизненную позицию нельзя понять иначе,как регрессию,-замечает

названный автор.-В концлагере человека низводили доживотного начала. Здесь

перед нами регрессия к примитивнейшей фазе влечения ксамосохранению" [5].

Примитивность внутренней жизни обитателейконцлагеря находит характерное

выражение в типичных мечтах заключенных. В основномони мечтают о хлебе,

тортах, сигаретах и о теплой ванне. Разговоры были то идело о еде: когда

выведенные на работу заключенные оказывались стоящимирядом и поблизости не

было охранника, они обменивались кулинарнымирецептами и расписывали друг

другу, какими любимыми блюдами они будут угощать другдруга, когда в один

прекрасный день после освобождения один пригласит другогок себе в гости.

учшие из них желали, чтобы поскорее наступил тот день,когда им не придется

больше голодать, не из желания поесть получше, а чтобыкончилось наконец это

ненормальное для человека состояние, когда он неможет думать ни о чем,

кроме еды. Если вся жизнь в лагере приводила (снекоторыми исключениями) к

общей примитивизации, а недоедание-к тому, чтоименно пищевая потребность

становилась основным содержанием, вокругкоторого вращались все мысли и

желания, то, вероятно, то женедоедание являлось и основной причиной

бросающегося в глаза отсутствияинтереса к разговорам на какие-либо

сексуальные темы. Каутски [13]обращает внимание на то, что ужев

предвоенные годы, когда питаниебыло достаточным, можно было заметить

притупление сексуальных влечений. Согласно Тигезену иКилеру, для основной

массы Интернированных проблемысексуальности не существовало вообще.

"Разговоры на сексуальные темы инепристойные анекдоты среди типичных

заключенных были редкимисключением, в противоположностьтому, что

характерно, например, для солдат" [9].

Помимо упомянутогобезразличия, во второй фазепоявлялось также

выраженное возбуждение. В итоге можно охарактеризоватьпсихику заключенных в

агере с помощью двух признаков: апатии иагрессии.

Понятно, что большинство заключенныхстрадали от своеобразного чувства

неполноценности. Каждый из нас когда-то был "кем-то"или по крайней мере

верил, что был. Но здесь, сейчас с ним обращалисьбуквально так, как если бы

он был никто. (Естественно, что ситуация жизни в лагере немогла поколебать

у людей чувство собственного достоинства, коренящееся вболее существенных,

высших сферах, в духовном; однако многие ли люди исоответственно многие ли

заключенные обладали таким устойчивым чувствомсобственного достоинства)

Естественно, что рядовой заключенный, которыйособенно не раздумывает над

этим, которому это неприходит в голову, ощущаетсебя полностью

деклассированным. Это переживание, однако,становится актуальным лишь по

контрасту с впечатлением от своеобразной социологическойструктуры лагерной

жизни. Я здесь имею в виду то меньшинствозаключенных, которые являются в

агере, так сказать, важными персонами,-старости поваров, кладовщиков и

"лагерных полицейских". Все они успешнокомпенсировали примитивное чувство

неполноценности; они никоим образом не чувствовалисебя деклассированными,

подобно большинству обычных заключенных, напротив:наконец-то они добились

успеха. Временами у них появлялась буквальномания величия в миниатюре.

Реакция обозленного и завидующего большинства на поведениеэтого меньшинства

выражалась различным образом, иногда в злых анекдотах. Вотодин из них. Двое

заключенных беседуют между собойо третьем, принадлежащем кгруппе

"достигших успеха", и один из них замечает: "Я ведь зналего, когда он был

еще всего лишь президентом крупнейшего банка в..., теперьже он уже метит на

место старосты!"

Понимание душевных реакций нажизнь в лагере как регрессии кболее

примитивной структуре влечений было неединственным. Утиц интерпретировал

типичные изменения характера, которые он, по егоутверждениям, наблюдал у

обитателей лагерей, как сдвиг от циклотимиче-ского кшизотимическому типу.

Он обратил внимание на то, что у большинствазаключенных наличествует не

только апатия, но и возбужденность. Оба эти аффективныхсостояния, в общем,

соответствовали психэстетической пропорции шизотимическоготемперамента, по

Э. Креч-меру. Не говоря уже о том, чтоподобное изменение характера, или

сменадоминанты,психологическивообще сомнительно,

эту-кажущуюся-шизоидизацию можно, какнам кажется, без труда объяснить

гораздо проще. Громадные массы заключенных страдали,с одной стороны, от

недоедания, с другой-от недосыпания из-за кишащих втесно набитых бараках

насекомых. Если недоедание делало людей апатичными,хронический дефицит сна

приводил их в возбуждение. К этим двум причинамдобавлялись еще отсутствие

двух даров цивилизации, которые внормальной жизни позволяют как раз

прогнать соответственно апатию и возбуждение: кофеина иникотина.

Следует к тому же принять во внимание, что,по подсчетам Гзелла, число

калорий, приходящееся в день наодного заключенного, составляло зимой

1944/45 года в концлагереРавенсбрюк от 800 до 900, вконцлагере

Берген-Белсен-от 600 до 700 и в концлагереМаутхаузен- 500 [5]. Абсолютно

неудовлетворительные по калорийности питание, тем болеепринимая во внимание

тяжелую физическую работу и беззащитность перед холодом,от которого весьма

ненадежная одежда не спасала.

Утиц попытался интерпретировать внутреннююситуацию заключенных еще и в

другом отношении, говоря ожизни в лагере как о формевременного

существования. Такая характеристика требует, нанаш взгляд, существенного

дополнения. В данном случае речь идет не просто овременном состоянии, а о

бессрочном временном состоянии. Перед тем какпопасть в лагерь, будущие

заключенные неоднократно испытывали состояние, котороеможно сравнить лишь с

тем ощущением, которое испытывает человек поотношению к тому свету, с

которого еще никто не возвращался: ведь из множествалагерей еще не вернулся

никто, и никакие сведения оттуда не доходили дообщественности.

Когда же человек ужепопадал в лагерь, тонаряду с концом

неопределенности (в отношениитого, как обстоит дело)появлялась

неопределенность конца. Ведь никто из заключенных немог знать, как долго

ему придется там находиться. Насколькозавидным казалось нам положение

преступника, который точно знает, что емупредстоит отсидеть свои десять

ет, который всегда может сосчитать, сколько дней ещеосталось до срока его

освобождения... счастливчик! Ведь мы всебез исключения, находившиеся в

агере, не имели или не знали никакого "срока", иникому не было ведомо,

когда придет конец.

Мои товарищи сходятся во мнении, чтоэто было, быть может, одним из

наиболее тягостных психологически обстоятельств жизни влагере! И множество

слухов, циркулировавших ежедневно и ежечасносреди сконцентрированной на

небольшом пространстве массы людей, слухов о том,что вот-вот всему этому

наступит конец, приводило каждыйраз к еще более глубокому, а тои

окончательному разочарованию. Неопределенность срокаосвобождения порождала

у заключенных ощущение, что срок их заключения практическинеограничен, если

вообще можно говорить о его границах. Со временему них возникает, таким

образом, ощущение необычности мира по ту сторонуколючей проволоки. Сквозь

нее заключенный видит людей снаружи,так, как будто они принадлежат к

другому миру или скорее как будто он сам уже не из этогомира, как будто он

"выпал" из него. Мир незаключенных предстает перед егоглазами примерно так,

как его мог бы видеть покойник,вернувшийся с того света: нереальным,

недоступным, недостижимым, призрачным.

Бессрочность существования в концлагереприводит к переживанию утраты

будущего. Один из заключенных, маршировавших всоставе длинной колонны к

своему будущему лагерю, рассказал однажды, что унего в тот момент было

чувство, как будто он идет за своим собственным гробом. Дотакой степени он

ощущал, что его жизнь не имеет будущего, что в нейесть лишь прошлое, что

она тоже прошла, как если бы он был покойником. Жизньтаких "живых трупов"

превратилась в преимущественноретроспективное существование. Их мысли

кружились все время вокруг одних и тех же деталей изпереживаний прошлого;

житейские мелочи при этом преображались в волшебномсвете.

Принимая во вниманиепреимущественно временной характер,присущий

человеческому существованию, более чемпонятно то, что жизни в лагере

сопутствовала потеря уклада всегосуществования. Без фиксированной точки

отсчета в будущем человек, собственно, просто не можетсуществовать. Обычно

все настоящее структурируется, исходя из нее,ориентируется на нее, как

металлические опилки в магнитном поле наполюс магнита. И наоборот, с

утратой человеком "своего будущего"утрачивает всю свою структуру его

внутренний временной план, переживаниеим времени. Возникает бездумное

наличное существование-примерно такое, как то, чтоизобразил Томас Манн в

"Волшебной горе", где речь идет о неизлечимомтуберкулезном больном, срок

"освобождения" которого также неизвестен. Или жевозникает такое ощущение

жизни-ощущение внутренней пустоты ибессмысленности существования,-которое

владеет многими безработными, у которых также имеетместо распад структуры

переживания времени, какбыло обнаружено в циклепсихологических

исследований безработных горняков [17].

Латинское слово "finis" означает одновременно"конец" и "цель". В тот

момент, когда человек не в состоянии предвидеть конецвременного состояния в

его жизни, он не в состоянии и ставить перед собойкакие-либо цели, задачи.

Жизнь неизбежно теряет в его глазах всякоесодержание и смысл. Напротив,

видение "конца" и нацеленность на какой-томомент в будущем образуют ту

духовную опору, которая так нужна заключенным, посколькутолько эта духовная

опора в состоянии защититьчеловека от разрушительного действиясил

социального окружения, изменяющих характер, удержать егоот падения.

Тот, кто не можетпривязаться к какому-либо конечному пункту,к

какому-либо моменту времени в будущем, ккакой-либо остановке, подвержен

опасности внутреннего падения. Душевныйупадок при отсутствии духовной

опоры, тотальная апатия были для обитателей лагеряи хорошо известным, и

Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 52 |    Книги по разным темам