Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 |

Один доблестный человек попал в мир, где нет теней. Там Владыка миражей удерживал его в огромном чане с вином. Человек должен был нести наказание за какую-то свою ошиб­ку. В этом мире не было солнца и, поэтому, не было тени. Вла­дыка окунал человека в вино с головой и, когда тому не хвата­ло воздуха, отпускал его. Все это он делал, не прикасаясь к нему. Мать человека попросила волшебника, чтобы он доста­вил её к сыну. И в тот же миг она очутилась там и видит, как её сын вынимает меч из ножен, чтобы зарубить Владыку. Она хо­тела крикнуть сыну: Не делай этого, иначе ты навсегда там останешся! Но волшебник сказал ей: Молчи! Ты своим кри­ком погубишь сына, потому что, обернувшись на твой крик, он замрет навсегда, — ты вне правил того, что происходит, и вне этого мира. Ты можешь только смотреть. Мать вернулась в свой мир. А человек, поддавшись какому-то инстинктивному чувству, вложил меч в ножны и вышел из полутемного дома во двор, залитый солнцем. Он сошел с порога этого дома в своих свет­лых одеждах, сел во дворе на скамью и подумал: Может, хоть поесть даст. И тогда, глядя на стол перед собой, на котором была еда, он увидел тень, а потом своего слугу, который шел к нему. Он понял, что свободен, что он снова в своем мире. Он встал, поднял голову и долго смотрел на солнце. И кругом были тени от множества предметов. Человек пошел на базар, где была его мать, и спросил её:

— Ты была там

— Да, — ответила она.

— И как тебе тот мир — спросил он.

— Страшное зрелище.

И, отвлекшись на какое-то мгновение, она снова занялась своими делами.

4

Говоря о силах судьбы, мы приблизились к самой таинствен­ной и трудноописуемой из них — к удаче.

Присутствие этой силы в создании судьбы обычно неоче­видно и воспринимается человеком как нечто само собой разу­меющееся. Возможность понять роль удачи появляется лишь в сравнении: т.е. когда она почему либо исчезает. Человек начи­нает понимать, что кроме его трудоспособности, решительнос­ти, настойчивости и даже безупречности, был ещё какой-то фактор, без которого все его усилия осуществить с полнотой себя не дают результатов, т. е. не проявляются в должной, по его внутренним ощущениям, мере. Удача с этой точки зрения воспринимается как состав, необходимый для успешности всех действий, для придания благополучной направленности всей разрозненности и множественности его действий.

В смысловых полях высокой судьбы сама способность того или иного человека воспринять возможность чего-то большего, чем расхожие типы судьбы, есть, на взгляд автора, само по себе проявление удачи. Это становится понятным на фоне жизней множества людей, которые, даже впрямую сталкиваясь со знанием о возможности иной судьбы, остаются глухи и слепы к этому.

В сновидческих практиках отсутствие удачи проявляется как фиксация внимания на угрожающей стороне миров, т.е. как преобладание кошмаров. Преобладание кошмаров во сне и соседствование сознания с ними наяву вообще говорит и о не­которой более или менее глубокой деформации судьбы чело­века и человечества в целом.

Говорить о градациях в связи удачей нелепо, но, на взгляд автора, существует определенная разница между удачливостью, везением и удачей. В случае с последним труднопонимаемы две вещи: во-первых, предрасположенность, если можно так выра­зиться, к удаче чаще всего существует или не существует с рож­дения в виде дара, хотя иногда она может быть приобретена и позже. Во-вторых, касается как раз этого позже: трудно по­нять, что и безупречность человека не является достаточным условием для удачи с великим шансом бессмертия, хотя она является безусловно необходимой для этого. Тот толчок, како­вым является удача в смысловом поле большой судьбы выгля­дит все же как внешний и относится к дарам силы, явно относя­щейся к неизвестному.

Большая удача приходит как волнение, тонкая щекотная дрожь глубоко в теле, как состояние внутреннего визга от предвосхищения того, что получится все, чего хотелось; она приходит как ощущение и видение слитности и ладной упругой сиепленности слов, действий, событий, как отсутствие сомне­ний. Почти каждый человек так или иначе пытался эмпиричес­ки вычислить механику везения и удачливости. Намерение этого исследования породило распространенное восприятие жизни и судьбы как азартной игры. Но удача —это не приз за умелую игру, это не просто благополучие течения жизни и судь­бы, и сила её не относится к механизмам, скроенным челове­ком, — она как будто приходит извне, она родом из Неизвест­ного и дышит, где хочет и как хочет. Её родина там же, где свобода, риск, вольность.

Сны о потере и обретении удачи многообразны, удача в них может выглядеть как птица, сокровище, перемена места жизни, новая одежда, редкостный ковер, просто как свет, заполняю­щий опустошенность жизни. Сновидящим, которым сопутству­ет удача, удается гармонично и достаточно легко, хотя и не без усилий, найти свой индивидуальный путь в миры сновидений и сновидческий опыт глубоко развивает и усиливает их целост­ность.

Вещами, приводящими к утрате удачи, являются, кроме не­постижимых движений судьбы, все обычные отягощения чело­вечества: эгоизм, особенно с какой либо интенсивной доми­нантой, подминающей под себя всю остальную целостность жизни, судьбы и тела; общесоциальная порча судьбы; слабость духа человека. Такого рода упорствования в своих заблужде­ниях создают ситуации, когда, как говорят на Востоке, даже благословение становится проклятием. Кстати говоря, благо­словение как социальная форма передачи социальной удачли­вости, действенна в основном лишь в тех шаблонах, частью которых она является. Такого рода благословения при свобод­ном поиске иных направлений судьбы могут создавать собы­тийные ограничения и ограничения сознания, которые, впро­чем, преодолеваются волей к освобождению.

С кем-то, кого я воспринимал как своего близкого друга, мы внезапно оказались в трудноописуемом месте: я знал, что мы в другом мире. Вернее, это было место, откуда брали нача­ло многие миры. Это было очень далеко, как бы на краю вос­приятия. По плоской равнине тек неглубокий ручей с прозрач­ной темной водой. То, что я принимал за деревья, не было де­ревьями — я знал это. Это были как бы плоские живые обрам­ления света. У источника был некто, весьма отдаленно напоми­навший человека, —древний и легкий. Я видел его, как и дере­вья, только в непостижимый профиль. Он без слов сообщил нам, что в источнике — мертвая вода, которая удаляет все на­носное и омертвевшее с тела человека. В этой воде можно на­ходиться очень недолго, — она, или то, что живет в ней может повредить, если переусердствовать, живое тело. Мы должны были спешить, потому что в этой местности мы могли находить­ся очень недолго, — у нас не хватало сил.

Я вошел в воду. Она была густой и текучей в то же время, темно-прозрачной с какой-то звенящей светло-золотистой из­нанкой. Я знал, что она растворяет, подобно кислоте. Я оку­нулся и уже выходя из воды увидел её опасную силу как мелких темных рыбешек-пираний. На берегу ручья я увидел свое тело —это было тело подростка, налитое темно-золотой ровной лег­костью. Потом все исчезло...

Опять с кем-то, кого я воспринимал как своего близкого друга, мы на машине поднимались в горы. Было светло, как бы очень солнечно, хотя я не помню теней.

Мы остановились у скопления больших скал. Там был коло­дец, который и был целью нашего путешествия. Выложенные из старых темно-золотых камней, его стены уходили под почти невидимую воду. Вода в нем была живая — я узнал это сразу, как только увидел её. Нет слов, чтобы объяснить, чем была эта вода —она была живая...

5

Мы подходим к тому, что можно назвать высокой или выс­шей судьбой, — в том смысле, что в такой судьбе реализуются и воплощаются высокие и высшие шансы свободного развития, рожденные в человеке и существующие для него. Соблазны здесь выглядят как едва ощутимая радость будущей полноты света и неограниченности, как обещание небывалого и единственного путешествия в живую и многообразную бесконечность.

Просачиваясь сквозь общественные представления, этот соблазн принимает вид возможности, а в какие-то мгновения и полной и несомненной уверенности в уникальной и громадной предназначенности своей жизни для небывалых и значитель­нейших свершений, в которых максимально полно раскрывает­ся внутреннее человеческое величие и благородство.

Несмотря на частое слышание этого общественно распрост­раненного соблазна, жизненный опыт большинства людей, ис­пытавших его в той или иной форме, складывается чаще всего в судьбу, очень мало напоминающую пробудившее её возвы­шенное.

Кроме уже указанных общих социально-речевых условий и причин, искажающих соотношение индивидуального, личност­ного и сушностного и занижающих в результате степень свобо­ды и величия реализации шансов, здесь имеет значение и искусственное разделение в представлении людей, пытающихся вы­соко реализоваться, вещей в мире и внутри мышления на материальное и духовное, низменное и возвышенное (горнее). Это мысленное разделение рисует непреодолимую пропасть, вооб­ражаемо проходящую через их целостность, без которой пол­ная и высшая реализация невозможна, а оказывается раздира­емой противоречиями. Обращаясь к ядру возвышенного в че­ловеке, приходиться констатировать, что распространенные в обществе представления о природе возвышенного достаточно смутны и недостоверны.

По-видимому, первое из состава возвышенного, что действи­тельно присуще человеку, есть его светоносность, начинающа­яся здесь с того, что человек рождается как сфера яркого све­та — сфера чистого и ясного света. Далее можно отметить в числе возвышенных свойств присущую человеческому подвиж­ность и живость его света на фоне пейзажа мироздания. Это каким-то образом связано с родовой склонностью человечества к странничеству и путешествиям, которые благоприятно сказы­ваются на его свете. Подвижностью человеческого света опре­деляется и своеобразие его осознания как во многом сформи­рованного сущностью движения. То есть, род осознания чело­века — кинетический. С этим же связана матрица достижения, неотделимая от человеческого. Далее, данность вертикальной оси осознания, по всей видимости, является основой основ воз­вышенной стороны человека и определяет своеобразие его со­знания. Особенность светимости человека, которую можно обо­значить как облегченную и подвижную способность давать и принимать свет в отношениях с другими существами и силами, так же можно определить как исходящую из этого состава, так как именно это порождает человеческую способность к любви, благодарности, благоговению, которые имеют своей чистой смысловой матрицей бескорыстие и соучастие.

Говоря о матрице бескорыстия, следует отметить, что час­тью её основы является опять таки облегченная способность генерировать и распределять собственный свет, а так же то несомненное свойство человека, делающее его существом со­циальным, то есть испытывающим потребность в общении, жиз­ни и путешествиях вместе с себе подобными.

Затмение матрицы бескорыстия в современом обществе свя­зано со многими вещами и имеет глубокие последствия, сильно затрудняющие возможность свершения высокой и высшей судь­бы.

Если не останавливаться на мотивациях и структуре лэго, основную причину этого затмения опять таки можно найти в тех особенностях мышления, которые были сформированны религиозным мифом, а именно — в способе речевого выраже­ния той его части, которая описывает Господа как хозяина че-ловеков, в руках которого находится рождение, счастье, смерть и посмертное человека. Ощущение себя собственностью кого-либо, скорее всего не истинно не только для нашего лэго, но и для настоящей природы, то есть для происхождения человека.

Человек по происхождению своему не принадлежит никому и, может быть, именно поэтому, хотя бы в своем мышлении и речи, пытается кому-то принадлежать. Но то в человеке, что в момент рождения не принадлежит ему — жизненная сила и шанс свободы, — он получает в качестве дара. Матрица дара в мыш­лении человечества, искаженном новым языком, некоторым образом трансформировалась в матрицу жертвы и жертвопри­ношения, имеющих отчетливую корыстную подоплеку в усло­виях реальности, описанной очарованными речью и смертью тела. Хотя смерть в этой новой позиции сознания человечества служит надеждой для воспоминания полноты шансов свободы, получаемых человеком при рождении в виде дара. Именно ха­рактер этого дара — полной свободы — и позволяет понимать то, что у человека нет Хозяина, и он — как биологический вид — уже вольноотпущенник вертикального времени, образующе­го форму его рождения в мире, форму тела и форму возмож­ной судьбы.

Затмение матрицы бескорыстия в человеке шаблоном ко­рыстного жертвоприношения неизбежно затрудняет реализа­цию высшей судьбы человека, так как оно вызывает особенное видоизменение течения света в той части человеческого, куда из возвышенной его основы проецируется кинетическое ядро достижения, — это выглядит как нарастание глубокой обездви-женности и затемнение в этих центрах тела, а так же как нару­шение их беспрепятственной связи с токами большого времени и силами большой судьбы в Мироздании. Способы и цели обоб­ществления сознания и судьбы, господствующие ныне в циви­лизации, почти неодолимо влекут людей к помещению своих тел в некоторое подобие энергетических нор, которые по сути своей глубоко отличаются от более естественного человечес­кого способа организации энергетической ниши в виде дома, а тем более от свободного перемещения по жизненным полям. Гипноз неподвижности и тяга к покою как к уровню безопасно­сти есть и результат скученности жизни, и той плотности ин­формационного потока о жизнях других людей, которая так высока, что под её давлением с неизбежностью формируется бессознательное самоотождествление с усредненным шаблоном. Этот шаблон подменяет акт личного выбора уступкой социаль­ному давлению. А основой границ, формирующих его, как уже указывалось, является безличный страх опыта как бы других людей, — ограбленных, обманутых, разоренных, униженных, избитых, убитых, расчлененных или просто наказанных.

Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 |    Книги по разным темам