Пер с англ. М. И. Завалова. М.: Независимая фирма "Класс", 2000. 464 с

Вид материалаДокументы

Содержание


Нарциссическая личность
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   42
Часть III

НАРЦИССИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ:

КЛИНИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И ТЕРАПИЯ

11. СОВРЕМЕННЫЕ

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ

ПОДХОДЫ

К НАРЦИССИЗМУ

Все три основных типа подходов к изучению нормального и патологического

нарциссизма в современном психоаналитическом мышлении вытекают из статьи Фрейда

(1914), посвященной этому предмету.

Кляйнианский подход

Первый подход к нарциссизму, относительно мало известный в нашей стране,

основан на теории объектных отношений Мелани Кляйн. Он представлен в работах

Герберта Розенфельда (Rosenfeld). Среди исторических корней этого подхода -

описание нарциссических типов сопротивления в переносе, сделанное Абрахамом

(Abraham, 1919), статья Джоан Ривьер (Riviere, 1936) о негативной терапевтической

реакции и изучение зависти и благодарности в работе Мелани Кляйн (Klein, 1957).

В четырех крайне насыщенных содержанием статьях, опубликованных с 1964 по

1978 год, Розенфельд подробно описывает структурные характеристики и особенности

переноса в психоанализе нарциссической личности. Он был первым, кто связал

кляйнианский подход к терапии с описательным и характерологическим анализом

специфической группы пациентов и создал первую современную теорию

патологического нарциссизма.

По мнению Розенфельда, нарциссическая личность посредством всемогущества

интроецирует "абсолютно хороший" примитивный частичный объект и/или проецирует

свое Я "внутрь" такого объекта, таким образом отрицая всякое отличие или

отделенность Я от объекта. Это позволяет пациентам с нарциссизмом отрицать свою

потребность в зависимости от внешнего объекта. Зависимость означала бы потребность

в любящем и потенциально фрустрирующем объекте, на который направлена также

интенсивная ненависть, причем последняя принимает форму сильной зависти (Rosenfeld,

1964). Зависть, как полагает Розенфельд, следуя Кляйн, есть первичное

интрапсихическое выражение инстинкта смерти и самое раннее проявление агрессии в

сфере объектных отношений. Нарциссические объектные отношения позволяют

избежать агрессивных чувств, возникающих в ответ на фрустрацию и осознание зависти.

Внешний объект, который в реальности нужен пациенту, часто используется для

проекции всех нежелательных частей пациента "вовнутрь" этого объекта; таким

образом, при терапии аналитик используется как "туалет". Взаимоотношения с

"аналитиком-туалетом" приносят большое удовлетворение нарциссичному пациенту,

поскольку все неприятное помещается в аналитика, а все хорошее, что содержится в

этих отношениях, пациент приписывает себе.

У этих пациентов, продолжает Розенфельд, существует в высокой степени

идеализированный Я-образ, и они всемогущественно отрицают все, что не вписывается в

эту картину. Они могут быстро присвоить ценности и идеи других людей и утверждать,

что это их ценности, или же могут бессознательно обесценивать и разрушать то, что

получают от других (поскольку иначе это бы вызвало невыносимое чувство зависти), и

потому они хронически неудовлетворенны тем, что получают от-других.

Розенфельд (1971) исследует другие проблемы такой структуры личности,

связанные с тем, что идеализация своего Я включает идеализацию всемогущих

разрушительных частей Я. Зараженность патологического "безумного" Я примитивной

агрессией придает таким пациентам качество грубого саморазрушения. При этом

пациент бессознательно ненавидит все хорошее и ценное - не только хорошее во

внешних объектах, но и потенциально хорошее своего собственного нормального

зависимого Я. В самых тяжелых случаях такой пациент чувствует безопасность и

испытывает торжество только тогда, когда разрушил всех окружающих и, в частности,

вызвал фрустрацию у тех, кто его любит. Чувство власти у таких пациентов, видимо,

проистекает из их глухоты ко всем обычным человеческим "слабостям". Иначе говоря,

при ярко выраженном нарциссическом расстройстве личности "безумное" Я пациента

пропитано злокачественной смесью либидо и агрессии, с явным преобладанием

последней. И очень сложно вызволить зависимые здоровые части Я из темницы

нарциссической структуры личности.

Розенфельд (1975) считает, что его теория имеет отношение к наиболее тяжелым

формам негативной терапевтической реакции. Он также предполагает, что

бессознательная грандиозность этих пациентов может выражаться в фантазии, в которой

они обладают и мужскими, и женскими чертами внутренних и внешних объектов,

посему они так же полностью свободны от сексуальных потребностей, как свободны от

потребности в зависимости. Кризис нарциссических структур может вызывать почти

бредовые переживания параноидного характера, которые преодолеваются с помощью

интерпретации, в результате чего пациент движется к состоянию подлинной

зависимости: к депрессивной позиции и переживанию эди-повых конфликтов.

Патологическое грандиозное Я таких пациентов порождает примитивные формы

сопротивления терапии, более тяжелые и хуже поддающиеся воздействию, чем

сравнительно мягкие типы негативной терапевтической реакции, в которых

сопротивление представлено бессознательным чувством вины, исходящим от

садистического Супер-Эго.

В отличие от прочих сторонников кляйнианского подхода, Розенфельд проявляет

интерес к феноменологии расстройств характера и их дифференциальной диагностике.

Поэтому его клинические наблюдения - если не его метапсихологию - легче

интегрировать с основным течением психоаналитической мысли. Я полагаю, что

Розенфельд дал нам важные описания клинических характеристик и форм переноса

нарциссических пациентов, но не разделяю его мнения, что зависть есть выражение

врожденного инстинкта смерти, и не согласен с его тенденцией интерпретировать

нарциссические конфликты исключительно как отражение развития на первом году

жизни. Я также не согласен с его гипотезой о том, что нарциссическая личность

отрицает отделенность Я от объекта. Такой пациент отрицает различия между Я и

объектом, но не отделенность; только при психотической структуре личности мы

находим настоящую потерю дифференциации Я от объекта.

Это достаточно распространенное заблуждение. Оно присутствует в концепции

"переноса поглощения" Кохута (Kohut, 1971) и у многих других авторов, для которых

"симбиотические" взаимоотношения становятся слишком широким понятием. В

результате этой ошибки пациенты, отрицающие отличие аналитика от самих себя,

объединяются с пациентами, которые действительно не могут отделить свои телесные

переживания и мысли от переживаний и мыслей терапевта. Последнее характерно для

пациентов с шизофренией, проходящих интенсивную терапию, а не для пациентов с

психопатологией непсихотического характера. Нечеткость использования термина

психотический у кляйнианцев есть одна из основных проблем такого подхода.

Кроме того, я ставлю под сомнение положение Розенфельда о том, что

большинство пациентов с нарциссическим расстройством личности (как и пограничных

пациентов) являются подходящими кандидатами для психоанализа. Я нахожу

противоречия между данной терапевтической рекомендацией и описаниями по крайней

мере некоторых случаев, которые он приводит. В своих поздних статьях Розенфельд

(1979а) самостоятельно приходит к выводу, что ярких пограничных пациентов с

нарциссическим расстройством личности, особенно пациентов с грубыми агрессивными

чертами, не следует подвергать психоанализу. Кроме того, он предлагает существенное

изменение техники при работе с некоторыми нарциссическими пациентами в периоды

глубокой регрессии (1978).

Самое главное, я не могу согласиться с предположением Розенфельда,

характерным для всех кляйнианцев, о том, что главные этапы развития человека

относятся к первому году жизни. Так, например, он утверждает: "В нарциссичных

объектных отношениях всемогущество играет важнейшую роль. Объект, обычно

частичный, например грудь, инкорпорируется посредством всемогущества; это

предполагает, что младенец относится к нему как к своей собственности - мать или

грудь используются как контейнеры, куда всемогущественно проецируются части Я,

которые неприятны, поскольку могут причинить боль или вызвать тревогу". Это

характерно для кляйнианцев, которые относят всякое развитие к первому году жизни и

рассматривают любой примитивный материал как отражающий предполагаемый самый

ранний уровень развития. Такой подход вызывает у меня большие сомнения.

Я, тем не менее, солидарен с Розенфельдом в его представлении о необходимости

интерпретировать как позитивный, так и негативный перенос нарциссических

пациентов. Особенно важно, с моей точки зрения, то, что он выделил отдельную группу

нарциссических пациентов, у которых грандиозное Я смешивает в себе агрессивные и

либидинальные влечения. Я также ценю его клинические описания нарциссического

переноса. Хотя мой подход к этим видам переноса не таков, как у Розенфельда, мои

интерпретации во многом основаны на его рабочих описаниях.

В моем техническом подходе, в отличие от подхода Розенфельда, терапевт

обращает главное внимание на то, что материал говорит о переносе. При этом я не

делаю попытки немедленно найти генетические корни; фактически, чем примитивнее

материал, тем с большей осторожностью следует относиться к генетической

реконструкции, поскольку при таком уровне регрессии происходит интрапсихическая

реструктурализация и смешение фантазий, происходящих из разных источников.

В отличие от техник кляйнианцев, я обращаю большее внимание на участие

пациента в аналитическом исследовании. Я неохотно "обучаю" пациентов моим теориям

и постепенно, намного осторожнее, чем последователи Кляйн, предлагаю пациенту

расширить границы осознания бессознательного материала. Пациенты быстро учатся

языку и теориям аналитика; и тут возникают проблемы, поскольку пациенты начинают

поставлять аналитику материал, который "подтверждает" теорию любого рода. Эти

проблемы особенно сильно проявляются в рамках авторитарных типов интерпретации,

свойственных школе Мелани Кляйн. И, разумеется, как указывал сам Розенфельд,

нарциссические пациенты рады побольше узнать о теориях аналитика, чтобы потом

использовать их для защиты.


Кохут и психология Я

В двух книгах и серии статей Хайнц Кохут (Kohut, 1971, 1977) предлагает

совершенно иные метапсихологию, клинические объяснения и терапевтические

подходы для нарциссического расстройства личности. По сути, Кохут утверждает, что

существует группа пациентов, психопатология которых находится между психозами и

пограничными состояниями, с одной стороны, и неврозами и легкими расстройствами

характера - с другой. Группу нарциссических расстройств личности (по его мнению,

таким пациентам показан психоанализ) можно, как он считает, отличить от всех

остальных только по проявлениям переноса, а не по чисто клиническим описательным

критериям.

В психоаналитической ситуации диагноз нарциссической личности можно

установить, обнаружив два типа переноса: идеализирующий и зеркальный.

Идеализирующий перенос отражает терапевтическую активизацию идеализированного

образа родителя, он проистекает из архаичного рудиментарного "Я-объекта". Пациент

чувствует себя пустым и бессильным, когда отделен от идеализированного объекта

переноса. Кохут предполагает, что интенсивная зависимость от этих идеализированных

Я-объектов обусловлена желанием пациента заместить ими недостающий сегмент своей

психической структуры. Нарциссическое равновесие пациента поддерживается

интересом и одобрением со стороны тех, кто в настоящем является повторением Я-

объектов, болезненно недостающих в прошлом.

Во-вторых, такому пациенту свойственна реактивизация грандиозного Я в

психоаналитической ситуации. Это приводит к появлению зеркального переноса в

анализе. Можно выделить три формы зеркального переноса в соответствии с тремя

уровнями регрессии. Наиболее архаичен перенос "поглощения", при котором

грандиозное Я пациента окутывает аналитика. Менее архаичным является перенос типа

"альтер-Эго", или "двойника". В еще меньшей степени архаичен "зеркальный" перенос в

узком смысле этого слова. Наиболее архаичный перенос отражает оживление ранней

стадии развития, на которой Я и объект идентичны. Перенос типа "альтер Эго", или

"двойника", отражает ощущение пациента, что аналитик подобен ему или похож на него.

При "зеркальном" переносе в узком смысле слова пациент воспринимает аналитика как

отдельного человека, но значимого лишь в той мере, в какой тот нужен для собственных

целей ожившего грандиозного Я пациента.

Кохут предполагает, что эти два типа переноса - идеализирующий и зеркальный

- представляют собой активизацию в психоаналитической ситуации заблокированной

стадии развития, стадии архаичного грандиозного Я. Хрупкость такого архаичного Я

требует эмпатии и нормальной функции "отзеркаливания" со стороны матери,

являющейся "Я-объектом". Ее любовь и преданность помогают сначала консолидации

грандиозного Я и затем его постепенному развитию, переходу к уверенности в себе и

более зрелым формам самоуважения через все менее и менее архаичные типы

"отзеркаливания".

В то же время оптимальные отношения с "отражающим" Я-объектом

способствуют развитию нормальной идеализации Я-объекта, приходящей на смену

первоначальному совершенству грандиозного Я, которое теперь частично сохраняется в

отношении с таким идеализированным Я-объектом. Такая идеализация в конечно? итоге

завершается - согласно терминологии Кохута - "преобразующей интернализацией"

идеализированного Я-объекта в интрапсихическую структуру, порождающую Эго-идеал

и способность Супер-Эго к идеализации, что сохраняет новый тип интернализованной

регуляции самоуважения.

Нарциссическая психопатология, по мнению Кохута, проистекает, в сущности, из

травмирующего недостатка эмпатии матери и нарушения нормального развития

процессов идеализации. Эти травматические события приводят к блоку развития, к

фиксации на стадии архаичного инфантильного грандиозного Я и к бесконечному

поиску идеализированного Я-объекта, необходимого для завершения развития

психических структур. Все это и проявляется в разных типах нарциссического переноса,

о которых мы говорили выше.

В процессе терапии психоаналитик должен позволить развиться нарциссической

идеализации себя пациентом, не прерывая ее преждевременной интерпретацией или

соотнесением с реальностью. Это дает возможность развиться полноценному

зеркальному переносу. Пациент заново переживает травматический опыт раннего

детства своей более зрелой психикой, и в процессе "преобразующей интернализации" в

нем создаются новые психические структуры - с помощью аналитика, служащего Я-

объектом. Психоаналитик должен главным образом выражать эмпатию, уделять

основное внимание нарциссическим нуждам и фрустрациям пациента, а не производным

влечений или конфликтам, возникающим в периоды нарциссических фрустраций в

ситуации анализа.

Неизбежные моменты, когда психоаналитику не хватает эмпатии, создают в

процессе терапии травматические обстоятельства, при которых архаичное грандиозное

Я временно фрагментируется; активизируется нарциссический гнев, возникает чувство

диффузной тревоги, деперсонализация, ипохондрические тенденции или даже

развивается более патологическая регрессия к бредовому восстановлению грандиозного

Я в холодном параноидальном величии.

При каждом таком эпизоде нарциссической фрустраций психоаналитик вместе с

пациентом выясняет, где и когда аналитик не проявил надлежащей эмпатии и как это

связано с подобными событиями во взаимоотношениях пациента со значимыми

объектами в раннем детстве. Кохут настойчиво подчеркивает, что для этого не требуется

устанавливать параметры техники и что такая модификация стандартной

психоаналитической техники отличается от анализа ненарциссических пациентов лишь

тем, что тут делается основной упор на эмпатию - в отличие от "объективной

нейтральности" - и основное внимание уделяется изменениям Я, а не влечениям и

(пока еще не существующим) межструктурным конфликтам.

Кохут считает, что есть принципиальная разница между доэдиповой или

нарциссической патологией и эдиповой психопатологией, связанной с обычными

неврозами и расстройствами характера ненарциссической природы. Психопатологию

той стадии развития, которая начинается с образования архаического грандиозного Я и

кончается преобразующей интернализацией Эго-идеала, надо исследовать с точки

зрения превращений "биполярного Я" (в терминологии Кохута). Кохут предполагал, что

один полюс - концентрация величия Я - собирает в себе основные амбиции раннего

детства, а другой полюс - место сосредоточения главных идеализированных структур

цели Я - появляется несколько позже. Эти два полюса возникают, соответственно, от

материнского "отзеркаливающего" принятия, которое поддерживает "ядерное" величие,

и от ее холдинга и заботы, что позволяет окутать переживания идеализированным

всемогуществом Я-объекта. Основные амбиции и основные идеалы связаны между

собой промежуточной областью основных талантов и умений.

Эта структура биполярного Я, по мнению Кохута, отражает как происхождение,

так и локализацию ранней психопатологии, в отличие от психопатологии влечений и

конфликтов, свойственной трехчастной структуре психики эдипова периода. Он

придумал термин трагический человек для обозначения нарциссической

психопатологии и виноватый человек - для обозначения эдиповой психопатологии,

развивающейся под влиянием влечений, бессознательных внутренних конфликтов и

трехчастной структуры психики. По его мнению, агрессия, жадность и ненасытность при

нарциссических расстройствах личности есть следствие дезинтеграции Я, а не моти-

вационных факторов этой дезинтеграции.

Кохут заменил свой прежний (1971) термин нарциссический перенос (основанный

на теории либидо) термином Я-объектный перенос, показывая этим, что отказался от

своей концепции нарциссического и объектного либидо как качественно отличающихся

друг от друга (а не определяемых объектом, на который либидо направлено). Это вполне

соответствует его взгляду на раннее интрапсихическое развитие как на нечто не

зависящее от судеб развития влечений, то есть либидо и агрессии. Фактически, Кохут

отказывается признавать влечения и конфликты как основные силы мотивации на

ранних стадиях развития. Он считает, что нормальная преобразующая интернализация

идеализированного Я-объекта в интрапсихическую структуру способствует образованию

трехчастной интрапсихической структуры, предложенной Фрейдом, и открывает

возможность для развития бессознательных интрапсихических эдиповых конфликтов,

основанных на влечениях.

Как я уже указывал (1975), Кохут верно отобразил значение идеализации в

переносе. Фактически, он сделал огромный вклад в прояснение нарциссического

переноса, описав присущие тому черты грандиозности и идеализации. Но он упускает

различие между патологическими типами идеализации, которые активизируются в

нарциссическом переносе, и более нормальными типами идеализации, выражающими

ранние защитные механизмы идеализации и их последующие модификации под

влиянием интеграции объектных отношений. Таким образом, он смешивает (1)

идеализацию, являющуюся частью защиты от агрессии, когда происходит защитное

расщепление между идеализацией и обесцениванием, (2) идеализацию в качестве

реактивного образования против вины и (3) идеализацию как проекцию патологического

грандиозного Я. Принимая идеализацию в переносе, вместо того чтобы подвергнуть ее

анализу, он упускает разницу между различными уровнями развития этого защитного

механизма. Кохут также смешивает патологическое взаимодействие при пограничных