Автор – Шаблинский Илья Георгиевич

Вид материала

Документы

Содержание Типология лидерства

Подобный материал:

• Программа дисциплины «ссср и региональные конфликты в Африке» Автор к и. н., доцент, 500.26kb.
• Автор: ктн доцент птэ арсенов Владимир Георгиевич, 1022.04kb.
• Красильников Дмитрий Георгиевич, Пунина Ксения Александровна учебно-методический комплекс, 856.5kb.
• Русская литература. Электронный учебник, 348kb.
• Журналы Бояшов, Илья, 27.91kb.
• Книги для самостоятельного чтения. 7 класс Былины, 38.96kb.
• Мечников, Илья, 60.21kb.
• М. К. Аммосова Медицинский институт Кафедра общей хирургии и травматологии рабочая, 125.62kb.
• Владимир Георгиевич Пансков доктор экономических паук, профессор, заслуженный экономист, 4717.68kb.
• Ильф Илья, Петров Евгений Записные книжки (1925—1937), 1389.02kb.

Специально к вопросам о личностях правителей, об их качествах, о закономерностях их поведения политические мыслители обращались довольно редко. Тема лидерства обычно затрагивалась в контексте общих учений о государстве. Их авторы в основном рассматривали механизмы, позволявшие сдерживать, умерять худшие проявления властолюбия. В этом ряду особняком стоит теоретическая модель великого афинского мыслителя Платона. На переднем ее плане – идея взращивания и воспитания властной элиты. Ни о каких демократических механизмах тут нет и речи. Перед глазами Платона был по крайней мере один вопиющий случай, когда демократическая власть приняла ошибочное и совершенно несправедливое решение – приговорив к смерти Сократа. В рамках своего политического идеала Платон по сути дела отдает предпочтение аристократии: политическую власть должна осуществлять каста философов. Идеальное платоновское государство опирается на жестко иерархическую и сословную структуру общества. Власть наследуется в пределах элиты. Будущих правителей – философов надлежит готовить к их политической миссии с колыбели. «От правителей Бог требует прежде всего и преимущественно, чтобы именно здесь они оказались доблестными стражами и ничто так усиленно не оберегали, как свое потомство… Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино   государственная власть и философия… до тех пор… государствам не избавиться от зол…» («Государство»).

Свой идеал энергичный Платон стремился воплотить в жизнь. Некоторые источники сообщают нам, что он, в частности, убеждал правителя Сиракуз воспользоваться идеями из его проекта. Но безуспешно. Тираны не желали становиться философами – или, возможно, уже считали себя таковыми. (Вспомним все же – в этой связи – что пятью столетиями позже весьма достойно царствовал римский император – стоик Марк Аврелий, которому явно не доставало надлежащего механизма воспитания преемников). Платон в конце-концов осознал, что проект был изначально обречен.

Его ученик Аристотель не питал особых иллюзий относительно склонностей и замашек властвующих особ. В сформулированном им учении о круговороте трех приемлемых и трех неприемлемых форм правления подразумевается, что перерождение царской власти в тиранию, а аристократии – в олигархию происходит в результате преобладания своекорыстия в психологии правителей. С учетом этого Аристотель – скептичный и осторожный приверженец афинской демократии – полагал все же, что власть, опирающаяся на поддержку большинства, имеет преимущества перед единоличным или олигархическим правлением. Потенциальных лидеров следует скорее демократически сдерживать, нежели воспитывать. Целесообразна комбинация элементов монархии, аристократии и правления демоса (схема, остававшаяся незыблемой классикой политической теории на протяжении полутора тысяч лет). Добродетель есть середина,   учил Аристотель. Поскольку речь идет о политике, рискнем с ним согласиться.

С широкой христианизацией Римской Империи, а затем и всей Европы можно было бы связать по крайней мере один серьезный сдвиг в европейской политической мысли. А именно: привнесение в политическую мысль шкалы моральных ценностей, радикально контрастировавших с образцами античной доблести. Здесь следует оговориться. Названные ценности, даже положенные в основу официальной идеологии государства (как в Риме в III веке), вряд ли могли серьезно изменить сложившуюся политическую практику. Однако на теоретическом уровне образ лидера, Государя все более тесно увязывался с нормами и обязательствами морального плана. Этот образ соизмерялся с идеалом, воплощенном в жизни и подвижничество христианских святых. Медленное и трудное приближение к идеалу оказалось вектором и критерием политического развития. Эволюции политических режимов получили духовную цель.

Первоначально христианская мысль не ассоциировала с персонами, олицетворявшими земную власть, особых надежд. Ведь борьбу за политическое владычество обычно вели между собой лидеры, в которых самые хищные и жестокие стороны человеческой натуры проступали наиболее ярко. Августин Блаженный, пытавшийся в начале V века обобщить некоторые особенности политического опыта распадающейся на его глазах Империи, отмечал, что она была основана Ромулом, убившим своего брата, т.е. совершившим деяние, аналогичное преступлению ветхозаветного братоубийцы Каина. Уделом правителей подобного склада оставался, согласно учению Августина, «град земной»   царство безудержных земных страстей. Те же из людей, кто считал своим долгом подчиняться вначале закону Божьему, а лишь затем земному, могли чувствовать себя частью града Божьего – незримо растущего наряду с земным, но в отличие от последнего не знающего границ между государствами, нациями и сословиями.

Тысячелетием позже «ангельский доктор» Фома Аквинский уже достаточно твердо формулирует положение о необходимости высшего духовного авторитета, осуществляющего «заботу» об образе поведения монархов, вообще любых светских лидеров. Согласно мысли Фомы, такая забота должна предотвращать тиранические устремления светской власти и служить интересам большинства народа. В этом учении, разумеется, нашли выражение политические претензии папской власти, но также и вполне оправданное намерение ограничивать и умерять единоличное правление. Правда, в реальной политической практике стиль поведения Римских первосвященников, добившихся расширения сферы господства (как, например, папы Григория VII или папы Александра VI), мало чем отличался от стиля светских государей.

В не слишком длинном ряду классических работ, в разной мере касавшихся проблематики лидерства, особняком высится «Государь» Макиавелли. Создание целостного образа лидера – идеального государя – служило, в сущности, основной целью знаменитого труда. Имя его автора, как принято считать, символизирует собой отделение рациональной политической мысли от христианской теологии или даже моральной традиции. Однако констатация этого факта нуждается в уточнениях и пояснениях.

Макиавелли, разумеется, остается в рамках названной традиции, в том смысле, что добродетели и злодеяния он измеряет по той же шкале, что и Фома Аквинский. Но автор Государя принципиально отказывается от претензии на радикальное преобразование натуры человека вообще и натуры лидера в частности. Вот исходная максима его размышлений: «…Раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни добродетели, ни неуклонно им следовать, то благо разумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же – воздерживаться по мере сил, но не более».

Итак, подход Макиавелли означал в известном смысле смену жанров: от моралетворных поучений – к тому, что мы сейчас именуем «консалтингом». Говоря же при этом о содержании его советов, адресованных будущему объединителю Италии, вовсе не следует увязывать их с непременным отступлением от моральных норм. Эти отступления допустимы в случаях, когда от них непосредственно зависит безопасность либо целостность государства. В сущности, ничего нового для ренесссанской Европы данный постулат не заключал. Но до Макиавели никто не формулировал его столь ясно и честно.

В образе лидера, возникающем на страницах «Государя», следует выделить ряд примечательных черт. Не каждая из них поддается сегодня актуализации. Во-первых, речь идет о лидере-завоевателе. «Супер-идея» флорентийского мыслителя - объединение мелких итальянских государств в единую державу. Во-вторых, в качестве адресата политических советов имеется в виду единоличный правитель. Тема политических схваток в условиях республики в работе отражена слабо - вопреки известному республиканизму автора.

Итак, какими же качествами лидеру надлежит обладать и какими средствами пользоваться? Попробуем воспроизвести более или менее полный набор советов, сформулированных в XVI веке, помня о том, что ниже нам предстоит разбирать технологию лидерства в условиях XXI века.

Прежде всего   о методах удержания завоеванных государств. Макиавелли предлагает государю либо переехать в завоеванную страну либо даже перенести туда столицу. Совет, слишком тесно увязанный с конкретной исторической ситуацией - междоусобицей итальянских мини-государств. Для более отдаленных из завоеванных территорий рекомендуется создание колоний-поселений.

Для города, привыкшего жить свободно, рекомендуется создать временный орган управления из жителей этого города, настроенных к завоевателям более или менее дружелюбно. Для городов, оказывающих сопротивления, неизбежным становится разрушение.

Специальный совет адресуется лидерам, захватившим власть путем явного вероломства, обмана и насилия. Следует подчеркнуть, что речь идет уже не о завоевании, но о перевороте, насилии над соотечественниками. Макиавелли не уклоняется от моральной оценки, называя злодеяния злодеянием, но высказывается относительно условия, при котором власть, захваченная таким способом, может быть удержана в течение длительного времени. Условие состоит в том, чтобы расправы над политическими оппонентами сопровождали лишь сам по себе захват власти и этим исчерпывались. Репрессии не должны превращаться в длительную кампанию, в стиль режима. В противном случае сам диктатор обязательно окажется жертвой очередного заговора.

С учетом опыта последующих веков мы должны признать данное соображение не лишенным резонов, но, увы, не подтвержденным однозначно практикой репрессивных режимов. В зависимости от происхождения – европейского, южноамериканского, азиатского или иного – они могли иметь разные облики и разные судьбы. Но их живучести в общем особенно не вредила упорная приверженность их лидеров политике методичного истребления недовольных.

Вместе с тем, в целом Макиавелли предпочел бы видеть проектируемый режим и его лидера склонными к достаточно жесткой или даже жестокой внутренней политике. Речь, правда, идет об отношении к общеуголовным преступлениям и о поддержании порядка в армии: «Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица».¹

Важное уточнение: карательная политика не должна увлечь государя на путь посягательств, на имущество поданных и их жилище. Макиавелли замечает: «Люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества». Главный вывод из сказанного позволяет обратиться к другой важной проблемной сфере - сфере общественного мнения о власти и властителе: «Государь должен внушать страх таким образом, чтобы если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти, ибо вполне возможно внушать страх без ненависти».

Макиавелли придает большое значение образу лидера в глазах народа. По крайней мере шесть (из двадцати шести) глав «Государя» посвящены различным аспектам того, что можно было бы сейчас назвать «выстраиванием имиджа» («О том, за что людей, в особенности государей, восхваляют или порицают», «Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали» и т.д.).

Итак, первая и главная заповедь состоит в том, чтобы не бояться прослыть жестоким. Общественное мнение занесет эту черту скорее в актив лидеру. Далее государю не следует опасаться заслужить репутацию скупого. В глазах народа этот недостаток терпим. В то же время не каждый правитель может позволить себе роскошь казаться и быть щедрым. Эта выгодная сторона репутации чересчур дорого обходиться казне.

Специальное внимание   тем чертам образа, которые более всего способны вызвать раздражение и неприязнь публики. Эти черты - легкомысленность, нерешительность, изнеженность, малодушие.

И напротив   какими действиями лидер может снискать уважение народа? Самое надежное средство известно давно - успех в военных предприятиях. У флорентийского автора нет недостатки в примерах. Военные кампании можно вести как внешними врагами, так и внутри страны, рассеивая армии мятежников или карая непокорные народы (Макиавели ссылается, в частности, на опыт Фердинанда Арагонского, испанского короля, сотворившего "благочестивую жестокость" - изгнавшего из пределов королевства народ маранов).

Правда, когда речь заходит о совершении государем чего-либо необычного в гражданской жизни, Макиавелли оказывается необычно скуп на иллюстрации.

К привлекательным чертам лидера флорентиец относит и решительность в выборе союзников и врагов: его рекомендация совершенно противоположна тому, о чем говорит известная восточная мудрость. Макиавелли считает заслуживающим уважения того государя, который «открыто заявляет себя врагом или другом, то есть когда он без колебаний выступает за одного против другого - это всегда лучше, чем стоять в стороне».

Таким образом, мудрость терпеливого нейтралитета - абсолютно не в духе Макиавелли.

Что еще должен был бы делать государь, озабоченный своим образом в глазах подданных? Выказывать себя покровителем дарований, одаренных людей, поощрять и развивать искусства. Поддерживать профессиональные объединения горожан - цеха и трибы. Изредка можно даже участвовать в их собраниях - оказывать им честь. Запрещать собственность, торговлю, ремесла.

Кое-что об образе жизни лидера. Ему следует отводить определенное время на чтение - в основном исторических трудов и жизнеописаний великих полководцев. Лидеру рекомендуется также регулярно путешествовать по стране, на которую распространяется его владычество: нужно хорошо представлять себе ее географию, рельеф (имеется в виду возможность вторжения неприятеля и боевых действий).

Считаться с мнением публики флорентиец считает нелишним и при выборе лидером советников. По ним будут судить и о нем.

В этой связи немаловажным представляется и другой вопрос: как может государь обеспечить доступ к себе поной и точной информации и при этом избежать льстецов? Опасность состоит в том, что если каждый сможет говорить государю правду, то вскоре этому государю могут перестать оказывать должное почтение. Решение дилеммы Макиавелли видит в том, чтобы выделить узкий круг ближайших и мудрейших советников, позволив только им высказывать все, что они думают.

Судя по всему, так поступал образцовый лидер-завоеватель, политический хищник Чезаре Борджиа, к которому Макиавелли, бесспорно, испытывал уважение. Вряд ли флорентиец мог считаться советником Борджиа - скорее партером по переговорам. Автор «Государя» довольно часто ссылается на опыт герцога, вероятно, рассматривая его как воплощение своего идеала. Интересно при этом отметить, что о наиболее страшных злодеяниях Борджиа (вроде отравления брата, хладнокровных убийств - забавы ради - десятков людей, никак не повлеченных в политическую схватку) Макиавелли предпочитает не упоминать. Он ведет речь лишь о случаях вполне мотивированных расправ с соперниками-кондотьерами, не уступавшими в свирепости и коварстве самому Борджиа. Макиавелли - сторонник рациональных политических репрессий. Устранение герцогом таких злодеев и убийц, как Оливеротто, Вителли, Рамиро д,Орко должно, очевидно, вызвать у читателя сочувствие к Борджиа. Ведь он, по крайней мере, (в отличие, например, от Оливеротто) не опускался до отцеубийства. Тем более, что таким отцом, как папа Александр VI cтоило дорожить.

Обратимся теперь к концепции лидерства еще одного знаменитого поклонника Чезаре Борджиа, попытавшегося - но уже в полном смысле слова - переценить традиционную систему моральных ценностей. Речь идет о Фридрихе Ницше (1844-1900). От практической политики Ницше был весьма далек. Но его философские работы, рожденные ими образы оказали серьезное влияние на несколько генераций политических лидеров. Влияние оказалось стойким. Завораживающую силу откровений Ницше испытывали и испытывают на себе политики, принадлежащие к самым разным идейным традициям. Хотя, вероятно, главным адресатом остается определенная порода властолюбцев, склонных к экстравагантным поступкам, к отчаянному риску, к бескомпромиссной схватке, к радикальным решениям и радикализму как стилю. Деятелей такого склада, такого типа можно найти в сущности не только среди диктаторов, но и, скажем, в парламентской среде. Вряд ли, однако, последнюю как либо имел в виду сам Ницше.

Его учение равнодушно собственно к технологиям быстрых карьер, к механике властвования. Его собственный образ - это образ болезненного и чуткого кабинетного мыслителя, скептичного содержателя. Не забудем при этом о его репутации классического филолога, исследователя античной культуры. В соответствии с исходным замыслом он пытался выработать новую систему ценностей - в рамках которой должен самоопределяться политический лидер.

Один из центральных образов мифологии Ницше - образ сверхчеловека. Его значение выходит за рамки собственно политической проблематики. Но все же главная среда обитания сверхлюдей - это, вероятно, сфера борьбы за власть. Об этом можно судить хотя бы потому, что среди объектов сдержанного восхищения Ницше - главным образом, единоличные правители и выдающиеся полководцы: Фридрих Великий, Наполеон, все тот же Чезаре Борджиа.

Подразумевается, что стержневое качество сверхчеловека - сверходаренность, гармония разнообразных способностей и талантов. Но на первый план выступает набор нравственных качеств: властолюбие, себялюбие, несокрушимая воля, агрессивность, мужественность. Ницше приветствует проявление в человеке хищного начала, стремления к господству.

Лидер-сверхчеловек играет судьбами государств и народов, не особенно интересуясь их волей и мнениями. Он сам себе цель и закон. Разумеется, данный образ мало совместим с практикой демократических государств. Ведь демократия - царство средних и слабых. Неотъемлемый элемент учения Ницше - ярко выраженный аристократизм. Да, автор "Воли к власти" прежде всего имеет в виду аристократию духа - твердых приверженцев новых ценностей. Но и аристократию крови - тоже. Ницше убежден: ряд качеств, отражающих способность ставить великие цели и повелевать, воспитываются и шлифуются усилиями нескольких поколений. Аристократизм - это утонченность вкуса, стиля, манер. Наследственность в этом плане - объект серьезной заботы. Брак - ответственнейшее дело. Бесспорно, учение Ницше в некотором смысле - гимн мужественности. Главная же надежда женщины в духе новой морали должна звучать так: «О, если б мне родить сверхчеловека».

Расчищая путь для лидера нового типа, Ницше атакует христианское моральное учение. Он приводит аргументы, доказывающие отрицательную, разлагающую и расслабляющую роль христианства в мировой истории. Христианские нравственные идеалы - утешение для слабых, больных и убогих. Сверхчеловек - могучий хищник, подчиняющий своей воле армии и толпы, должен быть свободен от навязанных извне норм и угрызений совести. В сущности - это естественное положение вещей. Ницше отмечает в «Генеалогии морали»: «Фактически во все времена агрессивный человек, в качестве более сильного, более мужественного, более знатного обладал и более свободным взглядом, более спокойное совестью...»

Отметим важную особенность политического мышления Ницше: его мало интересую судьбы национальных государств, мелкие страсти европейских монархий. Он пытается оперировать более крупными категориями и масштабами. Для воплощения его программ, насыщенных античными реминисценциями, Европа должна статьи единой. На смену мелкой политике мелких государств должна придти стратегия общеевропейского уровня. В работе «По ту сторону добра и зла» Ницше пытается обозначить контуры большой политики ХХ-го столетия. Ее герои должны составить некую интегративную, наднациональную, подэтническую элиту: Ницше свободен от национальных предубеждений и нетерпимости. В сущности его концепция лидерства пронизана имперским духом, духом античного Рима.

Политическая практика ХХ века наполнила контуры и образы, рожденные предшествующим столетием, устрашающим и темным смыслом. Размышления Ницше о роли лидера и воле к власти получили специфическую и весьма популярную интерпретацию среди течений и групп, склонных к политическому насилию. Между тем, его антихристианская риторика, вызвав к себе определенный интерес, глубокого влияния на европейскую мысль не оказала. И это было вполне объяснимо. Упреки в адрес одной из мировых религий не выглядели убедительно. Поведение реальных политиков - в том числе современников Ницше - в той же мере, что и раньше оставалось весьма далеко от христианских идеалов и ценностей. Фактически, силы и мужество требовались, чтобы пытаться им следовать. В то же время неодолимую волю к власти и намерение радостно попирать все нравственные нормы выказывало огромное множество ничтожеств и подонков, в немалой степени соответствующих мифологии Ницше. Инстинкт хищника, эгоизм, себялюбие и прочие подобные ценности - несмотря на художественную силу текстов Ницше - вряд ли выглядели такими ценными и редкими дарами в обществе, перенасыщенном хищными устремлениями и эгоизмом.

Макс Вебер (1864-1920), младший современник Ницше, также может считаться крупнейшим исследователем моральных идей в их взаимодействии с эволюцией государств. Он не пытался переоценить никаких ценностей, он лишь изучал их происхождение и влияние. Спектр его научных интересов был необычайно широк, но в данном случае мы специально выделяем его вклад в развитие современных представлений о лидерстве, о его функциях и типах.

Вебер раскрыл особенность политической культуры Запада (именуемый им в ряде случаев «средиземноморской культурой»), обеспечившей явление целого слоя людей, относившихся к политике (борьба за власть) как к профессии. В течение нескольких столетий сословие "вольных рыцарей", мелкопоместных дворян, живущих военной службой, авантрюристов-кондатьеров и им подобных оформляло свои отношения с европейскими государями, рассчитывая нажиться и в то же время сохранить вольность. От одного государя-сюзерена можно был перебежать к другому. При обилии в Европе городов-государств, небольших королевств и княжеств такая практика была нормой. Ссылку на независимый нрав вассалов в европейских монархиях мы можем встретить и у Макиавелли. Он, между прочим, тоже упоминал о феодальной вольнице даже в условиях французского абсолютизма, противопоставляя ее бесправию вельмож в Османской империи.

Вебер, однако, мог проследить развитие этой традиции вплоть до начала ХХ века, когда феодальные отношения уже полностью уступили место политическому представительству и вольному найму. Класс, который так или иначе сложился в большинстве европейских государств мог бы быть назван "политическим кланом".

В его составе Вебер выделяет лиц, "живущих для политики" - публичных политиков по современной терминологии и чиновников. Последние, в свою очередь, распадаются на специалистов, не зависимых от смены власти, и политически чиновников - тесно связанных с судьбой парламентского большинства, смещаемых и перемещаемых после выборов.

Принципиально важное значение для проблематики лидерства имела предложенная Вебером типология внутренних оправданий или оснований легитимности политической власти. Данная типология позволяла различать и типы лидерства, причем для их различения предлагался наиболее важный критерий - источник (первоначальная причина) господства. Итак, Вебером выделялись три основных типа легитимности: 1) основанный на авторитете традиции, на "исконной значимости" соответствующей фамилии, династии, факта наследования, привычки; 2) основанный на том, что Вебер называет "харизмой", т.е. "внеобыденном личном даре" лидера, вождя, на наличии у него определенных качеств (полководческого дара, героизма и т.д.) обеспечивающих господство; 3) наконец, основанный на принятии легальных установлений, рационального созданных правил.

Данную типологию, рассматриваемую обычно в качестве классической, мы использовали при определении структуры настоящего курса.

§ 3.	Типология лидерства