Вопросы казачьей истории и культуры
| Вид материала | Документы |
- Авторская программа «функционирование органов ученического самоуправления в классах, 288.85kb.
- Вопросы к вступительному экзамену, 268.55kb.
- Вопросы для зачета по Истории мировой культуры, 20.04kb.
- Муниципального образования павловский район, 162.45kb.
- Стерлитамакский техникум физической культуры вопросы по вступительному испытанию, 23.86kb.
- История культуры, 266.92kb.
- Задачи изучения курса: Формирование у молодого поколения ориентиров для гражданской,, 931.47kb.
- Вопросы к вступительному экзамену по дисциплине, 120.62kb.
- Русское монашество как историко-культурное явление 24. 00. 01 Теория и история культуры, 1187.51kb.
- Музей в социокультурной системе общества: миссия, тенденции, перспективы 24. 00., 676.63kb.
| , который, по мнению специалистов, «был генетически связан с событиями 1930-х гг. и являлся реакцией «непримиримых» казаков на антиказачьи мероприятия советских властей времен «колхозного строительства» [35]. Однако широкого распространения этот процесс в среде казаков не получил. Можно назвать, по крайней мере, две, на наш взгляд, причины этого. Во-первых, казачество во все времена было привержено служению своему Отечеству, у него всегда был высок дух патриотизма. Большинство оставшихся после революции и Гражданской войны на родине казаков приняли идеи советской власти и достаточно плодотворно с ней сотрудничали. Необходимо отметить, что и немцы, судя по всему, не очень надеялись на поддержку казачества. Поэтому, стремясь усилить колабарционистские настроения среди казаков, фашистская пропаганда нередко прибегала к фальсификации фактов и нагнетанию эмоций. Так, в одной из листовок звучал призыв: «Казаки! Банда генерала Кириченко разгромлена и взята в плен. Переходите к нам, гарантируем вам жизнь и возвращение к своим семьям» [36]. Вместе с тем, противник не мог не оценить высокого воинского мастерства и патриотизма казаков, что делало еще более сомнительными его надежды на переход казаков на сторону фашистов. Немецкий офицер Альфред Курц, участник Таганрогской операции, писал: «Все, что я слышал о казаках, времен войны 1914 года, бледнеет перед теми ужасами, которые мы испытываем при встрече с ними теперь. … Это какой-то черный вихрь, сметающий все на своем пути» [37]. Свидетельств подобного рода было достаточно. В поддержании высокого морального и патриотического духа казачества значительную роль сыграла проводимая политическими органами Красной Армии пропаганда лучших образцов служения казаков Отечеству. Еще во времена только начавшегося формирования казачьих соединений уходящим на фронт казакам давали наказ: «Снова вы взяли в руки клинки и сели на боевых коней, чтоб, как и в прежние годы, отстоять нашу землю, нашу Родину от противников. Мы верим и гордимся вами – вы свято выполните принятую вами воинскую присягу и возвратитесь в родные станицы лишь с победой… А если придется, кому из вас отдать жизнь за родную землю, дайте ее как герой» [38]. Обращение к духу казачества, его ратному опыту постоянно поддерживали партийные организации Дона и Кубани. Так, в письме Ростовского обкома партии, направленном в адрес кубанских казаков по итогам битвы за Таганрог, в частности, отмечалось: «Пройдут годы, будут залечены тяжелые раны, навеки исчезнут кошмарные следы немецкого рабства, а слава о ваших подвигах не померкнет никогда. В станицах над тихим Доном и бурной Кубанью казаки и казачки будут славить имена русских богатырей-гвардейцев – казаков. И Дон, и Кубань понесут эту славу в века» [39]. Советская пропаганда воздавала должное казакам, отмечая, что они дерутся как львы, призывая всех сражаться так, как они [40]. Однако в идеологической работе в казачьих частях имели место и определенные перекосы. Так, на страницах газеты «Красный казак» 18 июня 1942 г. было опубликовано письмо тридцати шести ветеранов Первой Конной армии «Пусть снова прогремит боевая слава казачества», которое, без сомнения, сыграло свою положительную роль в мобилизации воинов на борьбу с фашистами. Вместе с тем, в нем в основном прославлялось участие Красной Армии в Гражданской войне, о подвигах казачества за исключением призыва, завершающего Обращение – «Пусть гитлеровские голодранцы испытают на своей подлой шкуре грозную, всесокрушающую силу красного казачества!» [41], не было ни слова. Официальная пропаганда, в большей степени, была нацелена на прославление революционных и боевых традиций советского народа и его Вооруженных Сил, героического прошлого народов страны. В этих рамках пропагандировалась и казачья воинская слава. Сами же казаки были в большей степени нацелены на прославление воинских традиций именно казачества. Так, перед первым боем казак 4-го эскадрона Адыгейского полка В.И. Волков, произнося патриотическую речь, закончил ее словами: «На наших знаменах должно быть золотыми буквами написано: «Казаки никогда не отступают» [42]. Действия колоритного казачьего воинства сами «напрашивались» для пропагандистского тиражирования, поэтому командование казачьими подразделениями, активно включившись в этот процесс, не останавливалось, порой, перед преувеличением их воинских успехов. В одном из писем секретарю Краснодарского крайкома ВКП(б) П. И. Селезневу говорилось, например, о том, что в районе Шкуринской казакам 12-й Кубанской дивизии «удалось изрубить, перестрелять и артиллерийским огнем уничтожить более трех тысяч фашистов», 13-я Кубанская дивизия «в своей конной атаке изрубила более 2000 человек, плюс к тому артиллерийским и минометным огнем уничтожено… такое же самое количество фашистов». Далее сообщалось, что «каждый казак и командир корпуса на своем счету имеет зарубленными от 2 до 15 фашистов». Кроме того, 4-й корпус, по словам Кириченко, уничтожил 50 танков, три самолета и немало другой боевой техники [43]. Между тем, официальные сводки Совинформбюро исчисляли потери противника более скромными цифрами – всего в 3 тыс. чел. [44]. Подобные «неточности» становились предметом разбирательства партийных и военных органов, о чем достаточно подробно пишут современные исследователи Е. Кринко и А. Безугольный. Однако подобные примеры никак не снижали значимости вклада казачьих формирований в разгром фашизма, и страна достойно отмечала их подвиги. За годы войны в честь казаков было произведено 18 салютов, первый из них – 30 августа 1943 г. за освобождение Таганрога [45]. В послевоенный период казачьи соединения в большинстве своем в связи с сокращением Вооруженных Сил страны были расформированы или переформированы. Адыгейский полк был расформирован 31 июля 1946 г. [46]. Проведенный анализ позволяет сделать некоторые выводы. Политика советской власти относительно казачества в первой половине ХХ в. была достаточно противоречивой. Она включала в себя следующие этапы: расказачивание, борьба за советское казачество и как ее часть – оказачивание, создание казачьих воинских формирований. Сформированные в период Великой Отечественной войны на Кубани казачьи соединения, не были, естественно, теми частями, которые до революции 1917 г. выставляло Кубанское казачество. Жители Краснодарского края составляли основу этих подразделений лишь на момент мобилизации. В дальнейшем пополнение в кубанские дивизии прибывало из разных регионов страны. Исключением, пожалуй, были только 4-й гвардейский кавалерийский корпус и 9-я пластунская дивизия. Но и в них было немало тех, кто не являлся казаком (особенно среди командного состава). Да и среди самих кубанцев далеко не все были выходцами из казачьих семей. Тем не менее, эти части выступили носителями многих воинских традиций и элементов казачьей культуры, к которым приобщались даже те, кто по происхождению к казачеству не относился. Все это сплачивало воинский коллектив, укрепляло дух и повышало боевые качества подразделений. Существование казачьих частей в Красной Армии, несомненно, оказывало влияние и на солдат вражеских армий, которые всегда считали казаков опасными противниками. Литература:
Л.В. Бурыкина Об особенностях психологии и менталитета кубанского казачества Герои разных эпох занимали и занимают важнейшее место в исторической памяти Кубанского казачества. Осознание личной причастности к истории России – главная составляющая казачьего самосознания и формирования психологии казака – защитника Отечества. Исследуя историческую картину Кубанского казачества конца XVIII – начала ХХ в., кубанский историк О.В. Матвеев отмечает: «Воинский мир Кубанского казачества – мир героев, избранных людей, наделенных особыми качествами, значимыми в системе ценностей казаков. Главной универсальной особенностью этого мира, определяющей все остальные его черты, предстает концепция героического» [1]. Воинский мир, представления о героическом прошлом – вот что определяло мировоззрение, психологию и поведение казака. В жизненном укладе, в традициях, в системе ценностей и идеологии казачества ярко выражено влияние военной деятельности. Благодаря этому из поколения в поколение и воспроизводился тот специфический военный дух, который закреплялся в сакральных ценностных нормах, атрибутах и символах, воплощался в исторических представлениях казачества [2]. Феномен казачества как единственного в мире этносоциального сообщества, имеющего сложную социально-экономическую, военную и социокультурную организацию, способную выполнять задачи защиты Отечества и охраны границ, скрупулезно проанализирован в трудах дореволюционных кубанских историков. Ф.А. Щербина отмечал: «Охрана границ... должна была наложить свой отпечаток на военный строй черноморцев. Она сразу же специализировала военное дело казака... Тут нужны были искусные наездники и еще более искусные лазутчики, выработавшие потом замечательно оригинальный тип воина...» [3]. Кубанское казачество – военизированное сообщество, и это естественно: на протяжении веков Великая степь и Дикое поле были зоной противоборства России, Польши, Турции и Крымского ханства. Переселившиеся сюда казаки жили в обстановке беспрерывных стычек с враждебными силами, отбивали их нападения. Напряженная борьба за выживание требовала постоянной боеготовности. Жизнь, полная лишений и опасности, психологическое состояние повседневного риска формировали особенности психологии и менталитета казаков. После переселения на Кубань главной целью службы черноморских казаков было содержание Кубанской кордонной линии, состоявшей из цепи укрепленных сооружений протяженностью в 260 верст – от Усть-Лабинской вниз по течению Кубани до ее устья. Это была череда постов, батарей, пикетов и других укреплений. На каждом из них была устроена наблюдательная каланча на четырех высоких подпорах, которую называли «вышкой». Это, как писал И.Д. Попка, есть «вестник линейной тревоги, телеграф, или, как обыкновенно называют его казаки, маяк» [4]. Когда дежуривший на вышке сторожевой видел приближающегося неприятеля, он подавал знак расположенным на редуте казакам, и они сразу же занимали позицию к бою. С наступлением темноты их заменяла «залога» из двух небольших подразделений, которые на ночь залегали в камышах по обе стороны от поста или редута для постоянного наблюдения в жару и в стужу, под дождем и снегом. Оставшиеся на посту (редуте) «отдыхающие» казаки были готовы по первому сигналу скакать к месту столкновения с противником и отражать его до прибытия подмоги. С постов на всю ночь отправлялись разъезды, которые прибрежными тропками, известными только им, прочесывали местность, «соблюдая невозможную чуткость и осторожность и перекликаясь с залогом загодя условленным отрывистым свистом либо глухим счетным стуком шашки о стремя...» [5]. Одной из особенностей кубанских казаков, отличающих их от казачества других регионов России, было существование в нем особых пеших частей – пластунских подразделений [6]. Они имели свою боевую организацию, особую тактику, специфические приемы участия в военном деле и особый быт. Впервые они появились в Запорожской Сечи. Первоначально это были «охотники», т.е. добровольцы, изъявившие желание нести службу в пикетах – аванпостах на «порубежных» границах. Отбирались туда люди смелые, выносливые и находчивые, меткие стрелки, хорошо владевшие холодным оружием. По роду их деятельности, в дозоре или в тылу противника, им приходилось часами, не шелохнувшись, лежать пластом на земле, слившись с окружающей местностью, и вести наблюдение [7]. Отсюда и пошло название «пластуны». Эти важные воинские качества были перенесены запорожцами и на Кубань. И в Запорожской Сечи, и на Кубани пластунов ценили прежде всего как искусных разведчиков. Боевые качества и традиции воспитывались в детях в каждой семье, поскольку весь уклад жизни казачьего бытия был пронизан высоким воинским долгом – служить Отечеству, быть всегда начеку, чтобы защищать его с оружием в руках, не щадя своей жизни. Казаки понимали, что прошлое не проходит бесследно, в каждом оно оставляет глубокий отпечаток, и само прошлое – не просто история, а исторический опыт, в котором новое поколение черпает мудрость, силу, уверенность и прочность своих позиций сегодня, что народ, забывший свою историю и память о героических делах предков, деградирует, вырождается и сходит с исторической арены, уходит в небытие. В казачьих семьях хорошо помнили о боевых подвигах своих предков, часто вспоминали о них, гордились ими и передавали из поколения в поколение историю своей фамилии, благородные деяния своих предшественников. А позднее, уже в сражениях, раскрывались лучшие черты казачества – преданность своему Отечеству, верность воинскому долгу, мужество и готовность к самопожертвованию. Подготовке казаков к военной службе и выполнению ими воинского долга уделялось большое внимание казачьего круга, атаманов, казачьей старшины, а главное – семьи и всей казачьей общины. Она начиналась с детства и продолжалась всю жизнь. Это целенаправленное воздействие на казака осуществлялось не только по инициативе войсковой администрации и официальных лиц, но и самим устройством казачьей жизни, ее повседневной практикой, впитываемой ребенком с молоком матери. Самыми распространенными методами передачи исторической информации в казачьей среде были песни, рассказы, былины и легенды. Первое знакомство детей с военной историей происходило в казачьей семье посредством трансляции исторической памяти в колыбельных песнях [8]. По традиции новорожденному клали к изголовью пулю, стрелу, лук и ружье. Когда у младенца прорезывались зубы, его везли верхом в церковь, где служили молебен Иоанну Воину, чтобы из сына вырос храбрый казак [9]. Трехлетние дети уже свободно ездили на лошади по двору, а в пять скакали по степи. В 7 лет мальчик сам садился на лошадь, а со временем привыкал ее седлать и выводить в поле. С раннего детства воспитывалось и владение оружием – сначала деревянным ружьем, кинжалом или шашкой как игрушками, прививались и высокие бойцовские качества казака. Их приобретению способствовали и детские игры – «кулачки», «вал» (игры с ножом), «чур, коники» и другие, широко распространенные в восточнославянской традиции [10]. Запрещалось бить лежачего, ударять противника ногами, нападать сзади. С появлением крови у одного из соперников индивидуальные схватки прекращались. Этим же целям служила и джигитовка, которой юношей обучали отслужившие свой срок казаки, назначенные для этого станичными атаманами. Со времен Запорожской Сечи в казачестве сложилась определенная система подготовки «молодиков», состоявшая из обучения рукопашному бою, фехтованию, изучения тактики ведения боя казаками и знакомства с тактикой противника. Специально подготовленные священнослужители обучали «молодиков» чтению и письму, основам православия и выполнению религиозных ритуалов. По мере того, как происходило взросление ребенка, формирование его внутреннего мира и мировоззрения определялось тремя аспектами: структурно-содержательным, функциональным и социальным. Они становились основой воспитания не только в казачьей семье, но и в обществе в целом. Безусловно, настоящей школой для «молодиков» был первый поход в составе войска, который являлся символом вступления в полноправные члены мужского сообщества. В 17 лет казак, вступающий в совершеннолетие, получал пай земли из общестаничного фонда и приступал к выполнению общественных обязанностей, сначала на службе при станичном правлении. В 18 лет он переводился на год в подготовительный разряд, а в 19 лет уже становился в строй при собственном коне, сабле и полном комплекте необходимого снаряжения. Начинались 4 года первой очереди действительной службы, затем 4 года второй очереди – с постоянной припиской к воинской части и полной мобилизационной готовностью, затем 4 года третьей очереди с одноразовыми лагерными сборами летом, и, наконец, 5 лет запасного разряда – с мобилизацией в случае войны. Храбрость, мужество, отвага – и в то же время осторожность, находчивость, изобретательность казаков получили высочайшую оценку самых крупных специалистов в военном деле и прославленных полководцев. А.В. Суворов после взятия крепости Измаил, считавшейся неприступной, в письме князю Г. Потемкину писал об отменном рвении, усердии и храбрости войска черноморских казаков. Он подчеркивал, что казаки – это глаза и уши армии [11]. М.И. Кутузов в одном из приказов по армии, обращаясь к солдатам воинских частей, в которые входили казачьи подразделения, говорил: «Железная грудь ваша не страшится ни суровости, ни непогод, ни злости врагов, она есть надежная стена отечества, о которую все сокрушится» [12]. Отбыв срочную службу, казак чаще всего продолжал нести воинскую повинность, подготавливая к службе младших братьев, потом – сыновей и внуков и так до конца жизни. Эти и другие боевые качества казаков, воспитываемые с раннего детства всем обиходом казачьей жизни, формировались в течение столетий. Они заложили те традиции защитника Отечества, которые особенно актуальны сегодня – в сложный период реформирования России и российской армии. Литература: 1. Матвеев О.В. Герои и войны в исторической памяти кубанского казачества. Краснодар, 2003. С.37. 2. Матвеев О.В. Историческая картина мира кубанского казачества (конец XVIII – начало ХХ в.): категории воинской ментальности. Краснодар, 2005. С.8. 3. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913. Т. 1. С.617. 4. Попка И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: очерки края, общества, вооруженной силы и службы в двух частях. Краснодар, 1998. С. 161. 5. Там же. С. 162. 6. Фролов Б.Е. Черноморские пластуны // Проблемы историографии и истории Кубани. Краснодар, 1994. С. 105. 7. Там же. С.106. 8. Жиганова С.А. Песенная традиция Кубани и дети. Колыбельные песни // Традиционная культура и дети. Краснодар, 1994. С.118. 9. Матвеев О.В. Историческая картина мира кубанского казачества… С. 12. 10. Горбунов Б.В. Традиционные рукопашные состязания в народной культуре восточных славян XIX – начала ХХ в. Историко-этнографическое исследование. М., 1997. С.1–12. 11. Осипов К. Александр Васильевич Суворов. М., 1950. С. 38. 12. Геруа А.В. Бородино. СПб., 1912. С.87. И.Ю. Васильев Некоторые аспекты влияния государственной службы на менталитет кубанских казаков Государственные меры по отношению к казачеству оказали значительное влияние на его менталитет. Казачий дух XIX–XX вв. во многом был плодом государственной политики. Даже сама идея о необходимости личной службы казака Престолу и Отечеству появилась вследствие правительственных мер. Первоначально субъектом, исполняющим обязанности перед царём, являлось войско в целом. Каждый казак был обязан сам нести службу. В конце XVIII – начале XIX вв. он уже мог снарядить вместо себя наёмника. При всём престиже военного дела в период превращения казачества из вольного в служилое (вторая половина XVII-XVIII вв.) полноправный казак мог быть хозяйственником. Это было связано с ростом благосостояния и безопасности казачьих территорий. К тому же казачество изначально было создано как социум-убежище, призванное, прежде всего, защищать интересы своих членов, в том числе, материальные. Однако, начиная с сороковых годов XIX в. администрация ведёт непримиримую борьбу с наёмничеством. Под влиянием этих и других мер различные элементы не так давно сформированных кавказских войск сливаются в единую корпорацию с сильным военнослужилым началом. В результате к моменту создания единого Кубанского казачества наёмничество изживается. Служба становится обязательной и с нравственной точки зрения [1]. Казаки, не служащие в воинских частях, облагались особым налогом [2]. Необходимость обязательной службы с малых лет заставляла казака вырабатывать в себе такие качества, как ловкость, смелость, сообразительность, коллективизм, взаимовыручка. Эти качества вырабатывались многообразными методами (с помощью игр, скачек, участия в кулачных боях, целенаправленной военной подготовки в казачьих школах и военных лагерях) и очень ценились [3]. По свидетельствам очевидцев, разговоры служивших казаков отличались содержательностью. Было заметно, что служба расширила их кругозор и подняла интеллектуальный уровень [4]. Власти сознательно старались привить казакам ответственность, трудолюбие, аккуратность, любовь к оружию. Особенно это характерно для линейных полков периода Кавказской войны. Например, командир Лабинского полка внимательно следил за тем, чтобы служащие казаки были рачительными хозяевами. В случае обнищания одного из них станичные старики должны были выяснить причину и по возможности устранить её. Если меры не принимались, они несли ответственность перед командиром полка [5]. В одном из приказов говорилось о необходимости бережного отношения к винтовке. Чтобы сохранить прямизну ствола, предписывалось чистить её, положив на твёрдую ровную поверхность. Запрещалось во время похода класть винтовку на воз. Любое пятнышко ржавчины полагалось сразу же счищать [6]. «Строго взыскивать за всякую неисправность», – говорилось в «Правилах по несению кордонной службы» середины XIX в. [7]. Отношение к предметам вооружения в разных группах кубанцев первоначально не было одинаковым. Особенно глубоким было их почитание у линейцев. Это можно объяснить влиянием представлений русской армейской среды и горской воинской субкультуры. Щегольское ношение кавказскими казаками оружия и искусное владение им в бою были широко известны [8]. В меньшей степени это было характерно для черноморцев в силу изолированности и консерватизма их культуры. Вооружение черноморцев, как слабое, отметил в воспоминаниях своего отца, участника Кавказской войны, казачий мемуарист М.И. Недбаевский [9]. Однако к концу XIX в. под влиянием русских военных традиций положение во многом выравнивается. Казаки порой были готовы рисковать жизнью ради сохранности казённой винтовки [10]. В 1919 г. власти Кубанской области проводили изъятие оружия у населения, в том числе и казачьего. Казаки Майкопского отдела саботировали это мероприятие [11]. Жители станицы Самурской активно протестовали против него, настаивая на том, что оружие им крайне необходимо для самообороны и защиты существующего строя [12]. Только оно могло дать казакам чувство защищённости. Таким образом, государство активно поддерживало, развивало и вырабатывало те элементы казачьей системы ценностей, которые были необходимы для служения ему. Литература: 1. Фролов Б.Е. Институт наёмничества в Черноморском казачьем войске - Режим доступа: URL http: // www.cossackdom.com 2. Циркуляр Кубанского областного правления уездным начальникам Кубанской Области от 27-го июля 1884 года №7956 // Сборник циркуляров начальника Кубанской Области и Наказного Атамана Кубанского казачьего войска с приложением циркуляров бывшего Войскового хозяйственного правления с 1876 по 1900 год. Екатеринодар, 1901. С. 5. 3. Бондарь Н.И. Воины и хлеборобы // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2002. С. 49–50. 4. Государственный архив Краснодарского края (далее – ГАКК). Ф. 670. Оп. 1. Д. 4. Л. 14об–15. 5. Там же. Ф. 347. Оп. 1. Д. 10. Л. 8. 6. Там же. Д. 37. Л. 7. 7. Там же. Д. 36. Л. 6. 8. Колесников В.А. Черноморские и линейные казаки глазами столичного офицера (по данным записок Ф.Г.) // Мир казачества. Краснодар, 2006. С.48 –49. 9. ГАКК. Ф. 670. Оп. 1 Д. 67. Л. 6. 10. Матвеев О.В. «Далеко от родной стороны…». Из истории одной казачьей песни // Фёдор Андреевич Щербина и народы Юга России: история и современность. Краснодар, 2006. С. 367. 11. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 618. Л. 17. 12. Там же. Л. 11; Д. 616. Л. 2. Ю. Еськова Военный аспект в системе народного образования казачества «Cфера образования – один из базовых элементов культуры. По состоянию, развитости, структуре, вовлеченности населения в сферу образования можно с достоверностью судить о достигнутом культурном уровне того или иного общества, с одной стороны, с другой – об имеющей место быть заинтересованности (или отсутствии таковой) общества в создании и развитии той или иной модели образования. Все это подтверждает тесную связь образования и культуры, настолько тесную, что некоторые культурологи ставят между ними знак равенства» [1]. «Деятельность казачества в сфере образования велась по следующим направлениям: – создание новых учебных заведений, укрепление материальной базы уже существующих; – оказание финансовой помощи не только станичным училищам, но и другим учебным заведениям области; – участие в учебно-воспитательном процессе, подготовке учительских кадров и в управлении учебными заведениями»; [2] – физическая подготовка учеников-казачат к военной службе. Как система, образование у казаков сложилось не сразу и не вдруг, оно прошло долгий путь становления, прежде чем стало таким, как сейчас. У каждого народа это был свой путь, связанный с укладом его жизни, традициями, культурой. Важной частью подготовки казаков к будущей военной службе была общефизическая и военная подготовка, опиравшаяся на военные традиции и обычаи кубанского казачества, в основе которых лежали корни русской и украинской культур. После создания Кубанского казачьего войска военная подготовка казаков стала одним из важнейших звеньев в образовании и обучении казачества. Военно-физическое воспитание казаков проводилось в разных социальных институтах: семье, станичной казачьей общине, а затем, в период прохождения военной службы – в Кубанском казачьем войске. Воспитание казака-воина начиналось с момента его рождения, когда отец надевал малышу саблю, сажал на коня и подстригал в кружок [3]. Уже до поступления в школу каждый мальчик-казачонок был хорошим наездником. Далее процесс обучения и воспитания казака-воина продолжался в школе. Согласно преданиям, первые станичные школы на Кубани появились почти сразу же после переселения черноморцев. В 1803 г. в Екатеринодаре была открыта первая постоянная казачья школа. Войсковое начальство выделяло ей деньги, а российское правительство утверждало перечень предметов, которые подлежали обязательному изучению. Затем стали открываться приходские училища (церковно-приходские школы, дававшие начальное образование). Выпускники таких школ должны были научиться читать, писать, производить четыре арифметических действия и знать закон Божий. Но в целом, в тот период школ на Кубани было мало. Занятия в них проводились от случая к случаю. Не хватало учителей и специальных помещений. Нередко местные писари и священники обучали только чтению, а азы письма постигались уже в станичной или полковой канцеляриях. Но попасть туда было делом весьма сложным. В отличие от современных школ, чёткого расписания занятий не существовало. Ученики являлись в школу, когда им было удобно. Пришедшим учитель сразу же давал задание. Очень многое зависело от подготовленности и настроения самого учителя. Поэтому в одних школах предпочтение отдавали письму, а в других – чтению. Для занятий выделялась отдельная хата. В одной её комнате обучались дети, в другой – готовили обед для учителя, стирали его бельё. Школы содержались за счёт родителей учеников и добровольных пожертвований общины. Из-за нехватки средств школы часто закрывали. Таким образом, уровень образования был очень низким из-за нехватки школьных зданий, программ, педагогов, средств на школьные нужды. Понятно, что вопрос о военно-физическом воспитании в подобных школах не стоял, что не устраивало казачество и не соответствовало потребностям государства. Необходимы были радикальные меры. И они были приняты. В 1863 г. на заключительном этапе покорения Западного Кавказа, наказной атаман Кубанского казачьего войска граф Ф.Н. Сумароков-Эльстон издал циркулярное письмо, в котором рекомендовал позаботиться об открытии станичных школ. Из приведённой ниже таблицы виден их рост:
Кроме этого, в этот период были открыты: – 1 классическая гимназия; – 2 реальных училища; – 1 учительская семинария; – 2 женских гимназии; – 1 женская прогимназия (неполная гимназия с четырёх или шестиклассным курсом); – 11 низших учебных заведений; – 278 начальных народных училищ. К 1888 г. в Кубанской области не осталось ни одной станицы или казачьего посёлка, в котором не было бы школы, в некоторых станицах существовало по два, а то и по три училища. Кроме того, повсеместно в Кубанской области встречались частные или домашние казачьи школы, а также обычным явлением было то, что грамоте обучал один из членов семьи. Призванные служить казаки обучались грамоте в строю, для них проводились занятия по спортивной и физической подготовке. Таким образом, как считают специалисты, казачество представляло редкий пример не только широкого развития грамотности в России, но и хорошей военной подготовки. Наиболее полно военно-физическое воспитание казачьей молодёжи проявлялось и раскрывалось в ходе коллективного общения. Особое место занимали молодёжные подвижные игры. Для каждой возрастной группы они были различными и зависели от физической подготовки, что позволяло оптимизировать двигательную активность играющих. В зимнее время года существовали следующие забавы: катание на санках, игры в снежки и т.д. В играх принимали активное участие, как юноши, так и девушки. Групповые игры, танцы, хороводы, массовые гуляния не только тренировали молодежь, но и сплачивали их в единый коллектив, способный к совместным действиям. Ежегодно в станицах устраивались военные игры для взрослых казаков: джигитовка, кулачные бои. Неизменными участниками всех военных состязаний взрослых казаков были подростки. Участники соперничали, демонстрируя резвость лошадей, рубку, джигитовку, осваивая, по сути, навыки кавалерийского искусства. Всё это происходило в сопровождении духового оркестра, который был, практически, в каждой казачьей станице. Физическому воспитанию и боевой подготовке будущих воинов большое внимание уделялось со стороны войсковой администрации. Штаб Кубанского казачьего войска, атаманы отделов и станиц разрабатывали специальные программы по военной подготовке молодежи. Особое внимание уделялось изучению традиций казачества и его героического прошлого, основам владения оружием, правилам обращения к начальству. Одним из любимых видов состязаний казаков были кулачные бои, в которых принимали участие и дети с семилетнего возраста. Начинали состязания дети и подростки, затем казаки-юноши, а в заключение – взрослые казаки. Состязание проводилось по единым правилам. Причём, от участников требовались не только физическая сила, но и выносливость, ловкость, смекалка, а также высокие моральные качества. После освоения Закубанья значительная часть его вошла в состав Майкопского отдела Кубанского войска. Вся военная и гражданская власть на территории отдела находилась в руках командира отдела, и от того, как командир лично относился к тому или иному вопросу повседневной жизни, решались те или иные проблемы новых поселенцев. Майкопскому отделу «повезло». Командир 26-го казачьего полка подполковник Пистолькорс, придавал большое значение повышению грамотности казаков. Большинство станиц по рекам Белой, Курджипс, Пшеха были заселены в 1861–1864 гг., но уже в приказе от 7 ноября 1863 г. за №1370 командир полка серьёзно поставил вопрос об открытии станичных школ и даже полковой школы в станице Апшеронской. В приказе говорилось: «Плох тот казак, который не надеется стать атаманом, но для того, чтобы быть им, надо знать грамоту и учиться, а для того, чтобы учиться, надо завести станичные и устроить полковую школы…» [4]. Командир сам пожертвовал 100 рублей серебром на школы и призвал всех казачьих офицеров, а также станичные общества последовать его примеру. Во всех последующих полковых приказах он уделял внимание вопросам образования, принимал строгие меры к тем, кто не обращал внимания на состояние образования. Разумеется, далеко не все относились к проблемам образования так же, как он. В статье П. Зажаева «Прошлое и настоящее Кубанской начальной школы» было отмечено, что в отдельных станицах (справедливости ради необходимо отметить, что в большинстве) школы находятся в обывательских домах, помещениях станичных правлений и караулках при часовых [5]. Станица Абадзехская, основанная в 1861 г., входила в состав Майкопского отдела. Уже в 1864 г. в ней была открыта первая школа, её первым учителем стал урядник Иван Емельянович Орехов, прибывший из станицы Тифлисской [6]. К 1867 г. в школе обучались 20 мальчиков-казачат. Число жителей в это время составляло 1133 чел., что свидетельствует о том, что, несмотря на постановления и циркуляры, далеко не все казаки отдавали детей в школу. Главная причина – платное обучение. Первоначальная плата составляла три рубля в год (для сравнения: годовое жалование атамана в 60-е гг. ХХ в. – 23 рубля, станичного писаря – 10 рублей). Такие расходы могли себе позволить лишь немногие жители станицы. Казаки смотрели на обучение как на способ преуспеть по службе. Как только школьник обучался грамоте и письму, он немедленно стремился на войсковую службу. Грамотность и хороший почерк очень ценились. Грамотный казак получал лучшее место на службе и скорее производился в чин. Начало занятий в школе было незабываемым событием для казачат. Ученик являлся в праздничном наряде, с подарком для учителя (это был или кусок материи, или медные деньги). Большинство обучающихся были мальчики. В школе «для пользы обучения» широко применялись телесные наказания. Нерадивых учеников дёргали за уши, таскали за волосы, ставили в угол на колени. Наиболее провинившихся – в карцер – небольшое тёмное помещение. Способности и успехи каждого ученика отмечались в ежегодных ведомостях [7]. Высокой похвалой считалась запись «с дарованием» или «понятлив», а лучшей наградой за поведение – отметка «благонравен». Казачата кроме письменной грамоты изучали и военное дело. В школах под воздействием исторических традиций активно велось военное, патриотическое и нравственное воспитание казачьей молодёжи. Для обучения военному делу отводились отдельные дни. В эти дни казачата являлись в черкесках и бешметах. В школе детям присваивались военные звания, с ношением знаков различия. Атаман контролировал обучение и регулярно принимал «парады казачат», на которые они приходили не только в форме и со знаками отличия, но и при оружии, которыми служили деревянные ружья и сабли [8]. Под руководством атамана проводились военизированные игры – бои между школами соседних станиц. Большое внимание уделялось физическому развитию. Мальчиков обучали верховой езде, строю, стрельбе, плаванию, правилам хорошего тона. «Для этих целей станичные правления выделяли инструкторов из числа казаков, которым вменялась в обязанности военно-спортивная подготовка казачат. Труд инструктора оплачивался станичным правлением. Всё это подтверждает, что казачество имело довольно большую самостоятельность в деле организации народного образования, с одной стороны, с другой – довольно активно эту возможность использовало» [9]. К сожалению, в школах не хватало как учебных пособий, так и приспособлений для занятий военной подготовкой: гимнастических снарядов, залов для занятий. Для воспитания силы воли, неустрашимости, сознания чувства долга, повышения нравственного уровня был разработан «Устав казака», который включал в себя следующие требования:
«Но не только казачество служило школе, но и она ему. При станичных школах действовали приготовительные разряды по обучению грамоте взрослого населения. В Абадзехском начальном станичном училище с 1 ноября 1901 г. по 1 марта 1902 г. обучалось 11 казаков. К концу занятий оказалось: а) хорошо грамотных – 2; б) удовлетворительно – 7; в) малограмотных–2; г) неграмотных – нет» [10]. Детей в станице было много, желающих учиться тоже, но им удел был уготовлен один – тяжёлый труд в хозяйстве и на ниве. С шести лет ребёнок пас гусей, потом телят, коров. В 14 – 15 лет дети трудились наравне с родителями: рубили шпалы, дрова, гнули ободья, сушили сухофрукты и т.д., везли всё это на рынок. Кроме этого, работали в поле: косили, пололи, пахали, сеяли. В 1906 г. грамотными в станице были не более десяти человек: священник, два писаря, атаман, лавочник, фельдшер. В первые годы XX вв. в станице функционировали уже две школы: прежняя начальная (около 20 учеников) и благотворительная одноклассная (около 15 учеников). О состоянии народного образования в станице Абадзехской до революции можно судить по материалам Национального архива Республики Адыгея. В рапорте за 1910 г. благочинного Терновского говорится: «В настоящее время в станице Абадзехской школьное дело находится в таком положении: школа тесна, а детей, желающих определиться в школу, много. За недостаточностью места детям иногородних родителей отказывают в приёме, несмотря на то, что они предлагают по 10 – 15 рублей за учение. Не помещаются в школу и казачьи дети, и принимаются они по выбору, а вследствие этого в народе растёт недовольство настоящим положением школьного дела…» [11]. Архивные данные рассказывают также о тяжёлом положении сельского учителя. Примером может служить прошение учителя Абадзехской церковно-приходской школы Сергея Попеля (1910 г.): «Находясь на месте учителя одноклассной школы и имея на это соответствующее звание, я получаю только 180 рублей в год, на которые жить, да ещё человеку семейному, слишком трудно. И вот зима на носу, а я с семьёй босой и раздетый, да и есть нечего. Так что мне приходится вести образ жизни почти, можно сказать, нищенский…» [12]. Примеров таких прошений, жалоб на невыдачу жалованья по 5 – 6 месяцев в архиве отложилось достаточно много, причём по всем станицам Майкопского отдела. В 1910 г. было построено новое здание школы для казачат, открыта школа для иногородних (старое здание почты), церковно-приходская, содержавшаяся за счёт церковного прихода и платы за обучение. К этому времени число жителей, желавших дать образование своим детям, возросло, и новое здание школы не могло вместить всех желающих, хотя плата за обучение доходила до 15 рублей в год. Жалование учителя в 1910 г., как видно из архивного документа, составляла 180 рублей в год (15 рублей в месяц). Перед революцией в двух школах станицы одновременно обучалось до 79 казачат. Обучение вели три учителя и священник. В некоторых казачьих семьях дети получали домашнее образование. Но войсковое правительство боролось против самообразования казаков и категорически запрещало давать частные уроки. Лицам, не окончившим полного курса начальной школы, чинились всевозможные препятствия в продвижении по службе. На начало ХХ в. в Майкопском отделе было 167 училищ, из них 92 – казачьих. В 1911 г. на Кубани было введено всеобщее начальное образование. К этому времени кубанские казаки по уровню грамотности превосходили многие народы России. Стремясь дать образование своим детям, казачьи общества, как видно из рапорта благочинного, ограничивали возможность получить образование неказачьему (иногороднему) населению. В списке народных заседателей Абадзехского станичного исполкома за февраль 1922 г. числится 24 заседателя. Имеют образование, грамотные – 14 человек (казаков – 9, иногородних крестьян – 5). Неграмотных – 10 (казаков – 5, иногородних крестьян – 5) [13]. Как уже отмечалось выше, девочки получали образование намного реже, чем мальчики, так как они помогали дома по хозяйству, в уходе за младшими детьми. Считалось, что учёба для них – пустая трата времени. Судя по фотографиям из школьного историко-краеведческого музея, относящихся к 1905 – 1916 гг., это можно подвергнуть сомнению: на фотографиях присутствуют и девочки. Возможно, это случайность, а, может быть, в Абадзехской осознавали важность образования для повышения статуса женщины в обществе. Из вышесказанного можно сделать следующие выводы. Казаки всегда стремились к грамоте, знаниям, физическому совершенству. Они осознавали, что получить всё это можно через систему образования. В её становлении были заинтересованы как сами казаки, так и войсковое правительство: казаки – из-за стремления улучшить своё материальное положение, продвинуться по службе, а властям, в новых исторических условиях, исходя из особого социального положения казачества, требовались грамотные, думающие, преданные государству воины. Образование было построено таким образом, что отражало потребности государства в выполнении главных функций казачества, а именно: служение Богу, Царю и Отечеству. Образование в станице Абадзехской строилось на тех же принципах, что и вся система образования в Кубанской области. Тяга к образованию была большой, но возможности, которыми располагала казачья община, были ограниченными. Образование в казачьих станицах носило сословный характер, поскольку не обеспечивало возможности получения его иногородними. Из-за высокой платы за обучение оно было доступно и не всем казакам. Практически недоступным оно было для женщин. Степень развития образования и открытия школ во многом зависела от личных качеств того, кто занимался вопросами образования. Большую роль играло финансирование школ, а, как указывалось выше, оно было мизерным. Положение учителей также оставляло желать лучшего: оно было нищенским. Образование держалось на энтузиазме властей (граф Эльстон-Сумароков, подполковник Пистолькорс и др.), а также на альтруизме и подвижничестве учителей. |