"ЗЕЛЕНАЯ" АРХИТЕКТУРА

Осмысливая в самом начале книги взаимодействие архитектуры и стихий или обсуждая работы "архитектора клиентов", мы уже прикоснулись к той проблеме, что на ближайшие десятилетия может оказаться ключевой для всей строительной политики человечества. Дело в том, что, вопреки очевидности нехватки ресурсов, грозящей в ближайшем будущем, все технологически оснащенные общества продолжают строить так, как если бы ресурсы планеты были безграничны. За счет того, что в сложившейся системе международных отношений наиболее развитые в экономическом отношении страны фактически эксплуатируют ресурсы наиболее бедных регионов Земли и затрачивают львиную долю энергии на нужды потребления, все еще сохраняется иллюзия, будто можно бесконечно расходовать, не заботясь о последствиях.

С середины 70-х годов наиболее ответственные ученые начали с упорством разъяснять людям несомненную пагубность традиционной строительной и транспортной логики поведения, ведь личный автомобиль превратился в основной источник загрязнения среды и главного пожирателя минерального топлива. Однако архитекторы оставались в стороне от всемирной дискуссии, коль скоро корпоративные клиенты отнюдь не были заинтересованы в том, чтобы применить рассуждения "экологистов" к собственным строительным программам. Те, кто, подобно Кристоферу Дэю, собственным примером доказывали, что, работая в качественно иной логике, можно достигать вполне убедительных результатов, долгое время считались чудаками, и внутри профессионального круга на них поглядывали с иронией.

Ситуация начала меняться лишь к самому концу столетия, когда психологическое давление активистов природоохранных движений заставило политиков отнестись к их аргументам серьезно, а корпоративные заказчики,обеспокоенные своим "имиджем" в глазах миллионов потребителей, поняли, наконец, что дополнительные усилия, затрачиваемые на переориентацию строительной политики, могут в конечном счете вполне окупаться. Придется признать, что до последнего времени число примеров художественно полноценной "зеленой" архитектуры оставалось невелико. Слишком часто увлеченность технической стороной дела вытесняла заботу клиента о том, какие вторичные последствия могут быть порождены сооружением. Делу отнюдь не помогало и то обстоятельство, что крупные, давно утвердившиеся на профессиональном рынке архитектурные фирмы оказались психологически наименее подготовлены к признанию реальной необходимости осваивать совершенно новые пласты экологического знания - не поверхностно, а фундаментальным образом. Неудивительно, что пионерами "зеленой" архитектуры некоторое время оказывались молодые, часто недостаточно опытные архитекторы. И все же с середины 90-х годов обозначился перелом, позволяющий нам завершить знакомство с архитектурой на вполне оптимистической ноте.

"Зеленая" архитектура успела перерасти рамки россыпи экспериментов, казавшихся разрозненными и иллюзорными. Теперь уже можно с полным основанием говорить о своде ее принципов, исповедуемых немалым числом архитекторов и реально являющихся основой их творческой практики.

Принцип сохранения энергии.

Речь идет о новом проектировании и о строительстве сооружений таким образом, чтобы свести к разумному минимуму необходимость расхода тепловой энергии на их отопление или, напротив, охлаждение. Едва ли не первой попыткой такого рода было здание школы Св. Георгия, которое еще в 1961 г. архитектор Эмсли Морган построила в городке Уоллази, близ английского Ливерпуля. Все классные комнаты школы оказались развернуты на юг и снабжены огромными окнами с двойным остеклением, да еще и с широким промежутком между стеклами, а чтобы солнце не слепило, применили специальное рассеивающее стекло. Конечно же такое стекло много дороже обыкновенного, но расчеты показали, что экономия на отоплении перекрыла эту разницу всего через несколько осенних месяцев. Для того чтобы сократить потери тепла, здесь была использована трехслойная конструкция стены: снаружи кладка в один кирпич (25 см), за ней - 12,5 см вспененного утеплителя, и защитная обшивка изнутри.

В школе вообще нет системы обычного отопления. Солнечный свет достаточно прогревает неглубокие классные комнаты, к чему добавляется тепло, исходящее от человеческого тела и ламп освещения, а достаточно тяжелая ограждающая конструкция аккумулирует тепло настолько, что здание не успевает остыть, когда остается пустым.

Соображения максимальной экономии привели, однако, к тому, что школа выглядит скучновато, представляя собой нечто, вроде остекленного складского здания с односкатной кровлей.

Через два десятка лет в создании муниципального многоквартирного жилого дома во французском Авиньоне уже удалось вполне освободиться от схематизма ранних работ. Небольшие двухъярусные квартиры сгруппированы вокруг атриумного дворика, освещенного солнцем, каждая квартира снабжена остекленной лоджией, через которую затягивается воздух для вентиляции всего комплекса в холодное время года. На плоской кровле смонтированы панели солнечных элементов, обеспечивающих снабжение дома горячей водой. В общей сложности экономия на отоплении, сравнительно со стандартным строительством, составила 67%.

Особая правительственная программа строительства всюду энергосберегающих односемейных домов в Канаде позволила создать конструкции отлично утепленных стен, кровли и полов (утепленный фундамент и стены подвала), что позволило снизить расход топлива на 70%.

Принцип "сотрудничества" с солнцем.

Еще в римской жилой архитектуре использование низкого зимой южного солнца как основного источника света и тепла стало обычным делом, когда с I в. начали применять оконное стекло. Если школьное здание в Уоллази было не более чем техническим экспериментом, то, к примеру, комплекс начальной школы в бельгийском городе Турнэ позволяет говорить о вполне зрелом, убедительном, с художественной точки зрения, архитектурном замысле. Архитектор Жан Вильфар создал компактный план, стремясь сократить периметр стен, избавившись от коридора, потому собрав все классы вокруг зимнего сада — библиотеки и снабдив каждый класс по первому этажу собственным световым "оазисом". Если по северной стороне окна невелики, то вся южная сторона представляет собой "каскад" вертикальных и наклонных остекленных поверхностей, так что обычное отопление в здании не потребовалось. Большой зал универсального использования занял собой весь цокольный этаж. Солнечные панели передают тепло коллектору, который представляет собой помещение в 49 кубометров, заполненное камнями, и еще одному коллектору, водяному, дающему 4 кубометра горячей воды ежедневно.

Еще Антонио Гауди вводил солнечный свет в многоэтажные жилые дома, устраивая световые "шахты", выводящие на кровлю. Моисей Гинзбург таким же образом добился того, что солнечным светом оказались залиты все лестницы внутри здания Наркомфина на Новинском бульваре в Москве. С 70-х годов началось строительство гостиниц Джона Порт-мана, с их "атриумами" на всю высоту здания. В наше время этот принцип стал едва ли не общеобязательным при возведении банковских и офисных зданий.

Архитектор Нильс Торп возвел штаб-квартиру Скандинавских авиалиний в Стокгольме, ответив пожеланию заказчика, который стремился сломать холодный стереотип конторского здания, создав внутри него максимально неформальную, легкую и привлекательную обстановку. Торп выстроил крупный комплекс конторских помещений по обе стороны озелененной "улицы", варьируя их по высоте, введя в первые этажи магазинчики, кафе, ресторан, плавательный бассейн - все это залито солнцем.

Архитекторы Габетти и Изола возвели десятиэтажный жилой дом в Турине, развернув жилые "крылья" к солнцу и, облицевав центральный блок гостиных солнечными элементами, голубизна которых почти полностью сливается с небом. Несколько необычный треугольный план здания остроумно обыгран размещением всех вспомогательных помещений в его темном ядре, тогда как все комнаты по южной стороне освещаются и хорошо вентилируются через остекленные лоджии. Увы, авторам не удалось вполне избежать механичности, почти неизбежной при многоэтажном строительстве.

Колин Смит возвел чрезвычайно уютный, при всей скромности решения, центр для инвалидов в английском графстве Хэмпшир, расположив приспособленные к особым нуждам обитателей небольшие квартиры по обеим сторонам озелененного пассажа, залитого светом во всякое время года.

Принцип сокращения объемов нового строительства.

Испокон века люди использовали старые здания или только материал от их разборки для возведения новых построек. Так, строители аббатства Сейнт-Албан в Англии в свое время приспособили к делу кирпичи из руин римского города Веруланума. В практике русской и скандинавской деревянной архитектуры здоровые старые балки и стропила нередко размечали, извлекали из прежних построек и собирали наново в другом здании. Так же поступали строители кровель средневековой Европы. К середине XX в., казалось, вполне победил другой подход, - застройщики убеждали городские власти и частных инвесторов, что все сломать и строить на пустом месте дешевле и эффективнее. В действительности - не всегда дешевле, редко эффективнее, но, несомненно, проще.

Если бы такого рода установка на простоту сохранила свое монопольное положение, то к концу XX в. мир лишился бы почти всех старых зданий, которым не посчастливилось быть причисленными к важнейшим памятникам истории. Даже, казалось бы, в консервативном Лондоне происходило интенсивное замещение старинных кварталов новыми постройками -стандартными и потому бесконечно унылыми. К счастью, период безудержного увлечения прогрессом остался позади, и, под давлением общественного мнения, городские власти большинства стран пришли к пониманию бесконечной важности сохранения толщи истории не только в музейных залах, но и непосредственно в среде повседневного обитания людей.

Мы уже упоминали работу архитектора Рода Хакни, сумевшего соорганизовать работу сотен жителей улицы Блэк Роуд в британском Макклсфилде, предназначавшейся к сносу, на совместный труд, в ходе которого при перестройке всех жилых домов был извлечен, очищен и наново использован буквально каждый добротный кирпич. В результате комплекс Блэк Роуд получил множество премий за создание комфортной среды при минимальном расходовании средств.

Примерам обновленной жизни старых зданий нет числа. Заслуженное место среди них занимает Музей Орсэ в Париже. Старый Орлеанский вокзал был десятилетиями закрыт, пути давно разобраны, и многие инвесторы заглядывались на участок, занятый вокзалом в самом центре города, на набережной Сены. В 80-е годы было принято решение преобразовать здание вокзала в музей искусства первой половины XX в., и под руководством архитектора Гае Ауленти была проведена бережная реконструкция огромного сооружения, которое приобрело теперь славу одного из лучших музейных зданий мира.

То же относится к жилому району Крейцберг в Берлине, который - при существенной помощи городских властей, но, прежде всего благодаря труду множества жителей и их ассоциаций, в 80-е годы удалось превратить из полуруины в один из наиболее привлекательных уголков города. Здесь даже удалось осуществить масштабный эксперимент, в рамках которого один из кварталов был превращен в "зеленую" зону, вплоть до создания , с использованием бассейнов со специально подобранными растениями, и солнечных батарей для сокращения расходов на отопление. В Крейцберге была успешно опробована перестройка старых фабричных зданий в превосходные жилые дома, тем более удобные, что их каркасные конструкции позволяют многократно видоизменять планировку жилых квартир. Крейцберг был своего рода учебной площадкой "зеленой" архитектуры для всего мира, а уже в 90-е годы наиболее убеждающим примером подражания оказалось преобразование старого складского здания верфи Брэндрем в Лондоне в привлекательный жилой комплекс.

Здание с мощными кирпичными стенами и стальным каркасом стояло пустым и обгоревшим десятки лет. Его разборка, к счастью, оказывалась слишком дорогим делом, и городские власти объявили конкурс проектных предложений, выигранный архитектором Левитом Бернстайном. Идея заключалась в том, чтобы создать комфортабельное общежитие для молодых людей, предпочитающих жить в коммунальных квартирах - и из соображений экономии, и в поисках общества. Склад превращен в жилой кооператив из 24 двухкомнатных, 6 трех- и 4 четырехкомнатных квартир, выходящих на внутренний дворик, вырезанный из корпуса на всю его высоту.

Не пропали и уроки Кристофера Дэя. В последние годы в Англии, в США и Канаде появилось немало односемейных домов, при проектировании которых максимально учитывались пожелания будущих жителей, а при строительстве интенсивно использовался вторичный материал. Это материал от многих разобранных построек, дополненный активном освоением заново местных строительных материалов - из тех, что буквально под рукой, включая тростник для сооружения чрезвычайно теплых и надежных тростниковых кровель.

К концу века во многих городах возникла проблема с жилыми домами, возведенными наскоро в 60-е годы. В этих "функциональных" жилищах более не хотели селиться, они теряли жильцов, отчего стоимость их содержания ложилась все более тяжелым бременем на городскую казну. В наиболее острой степени это проявилось в Германии после ее объединения. С сотнями тонкостенных панельных домов, неуютных, неудобных и дорогих в эксплуатации, требовалось что-то делать.

Можно, разумеется, пойти тем же путем, что в Москве, где пятиэтажные панельные дома стали безжалостно сносить. Можно поступать и иначе, как в Дрездене, где под руководством архитектора Герберта Хана велась реконструкция таких зданий, с пристройкой к ним "стены" из небольших зимних садов (экономия на отоплении составила до 50%) и преобразованием большинства одноэтажных квартир в двухэтажные. Тем же путем Франк Штейн осуществил перестройку ряда жилых домов в Копенгагене.

Принцип уважения к обитателю.

Речь о существенном изменении подхода к функционированию здания, когда и застройщик, и архитектор, и владелец видят в постройке не машину для проживания, а корпоративное владение, в поддержании которого огромная роль принадлежит каждому обитателю. Очевидно, что эта роль не может быть существенной в случае многоквартирных, стандартных многоэтажных блоков с неизменяемой конфигурацией стен и кровли, где роль обитателей сводится исключительно к предотвращению вандализма.

При реконструкции старых построек, как в случае Блэк Роуд, роль будущих обитателей может быть чрезвычайно велика.

В Ливерпуле, где немало жилых кварталов, застроенных в 30-е годы в "функциональной" манере, эти кварталы также предназначались к сносу. Их обитателей должны были расселить в муниципальные квартиры, разбросанные по городу. Спасти дома, выстроенные скверно из плохих материалов, было невозможно, но когда их обитатели, собравшиеся вокруг местного священника, настаивали на важности сохранения сообщества, власти пошли им навстречу. В результате был построен новый комплекс малоэтажных зданий, в отношении которого будущие его обитатели выступили как участники единого товарищества.

Архитекторы-консультанты затратили 32 вечера на то, чтобы обсудить с обитателями 145-ти жилищ все детали будущего комплекса, получили их согласие участвовать в очистке старой фабричной территории, в ряде строительных операций и в работе по благоустройству придомовых палисадников. Но если в товариществе, названном "Элдониан", архитектура жилых домов тривиальна и скучна, это скорее результат недостаточного умения архитекторов. В пригороде австрийского города Грац архитектор Эйлфрид Хют достиг значительно более любопытного результата. Застройка сблокированными вместе домами обрела в этом случае высокое разнообразие деталей, начиная с планировки жилищ, размещения, размеров и формы окон и завершая цветовым решением, - все в результате достигнутого взаимопонимания между архитектором и каждой семьей в отдельности.

По мере того как информация о результатах строительного процесса, альтернативного к прежним стандартам, становится общественным достоянием, горожане начинают все активнее втягиваться в процесс формирования среды своего обитания. Так, при создании нового жилого комплекса в ином пригороде Граца сначала сформировалось сообщество будущих жителей, затем оно выработало свои представления о необходимом. Наконец, уже как кооператив - оно приняло решение, что комплекс следует расчленить на три блока, и для проектирования каждого из них нанять иного архитектора, во избежание усредненности общего решения.

Предельным выражением установки на активность будущего обитателя стали попытки создать такой "конструктор", чтобы из готовых деталей каждый мог построить дом, максимально приспособив его к потребностям семьи. Этой работой долгое время занимался калифорнийский архитектор Кристофер Алексан-дер. Он начал в 70е годы с процесса совместного со всеми преподавателями проектирования университетского кампуса в Орегоне. Позднее в Мексике, вместе с жителями, возводил поселок, в котором отдельные дома оказались сгруппированы вокруг общего, коммунального пространства. Эту же линию экспериментов продолжил английский архитектор Уолтер Сигал, разработавший каркасные конструкции для "самостроя" в Макинтлетт (Уэльс).

Принцип уважения к месту.

В действительности речь идет об особой установке сознания, в наибольшей мере представленной восточной философией, в которой слияние с природным окружением, бесконечное всматривание в него испокон века полагалось наивысшей ценностью. В целом европейское сознание издавна культивировало иное отношение к природе - ее рассматривали исключительно как ресурс, и как объект целенаправленной деятельности людей. Однако так было не всегда и не во всех случаях. Слияние с природой, в каждой былинке которой усматривалась красота Божьего творения, содержалось в проповедях Св. Франциска Ассизского. Почти тем же чувством наполнена работа английских ландшафтных архитекторов XVIII-XIX вв. Воспевание естественности было в центре философии Жан-Жака Руссо и его последователей, тогда как американский поэт Горацио Торо, не ограничиваясь словами, своими руками построил хижину в лесу, чтобы затем описать это как процесс самоосвобождения.

В книге Торо внешнему виду его лесного жилища уделено всего несколько строк: "Итак, теперь у меня маленький домик, накрытый шинглом7 и оштукатуренный, десять футов длиной и пятнадцать шириной, со столбами высотой восемь футов, с гардеробом и маленькой кладовой, с большими окнами в каждой стене, тесными сенями в одном торце и кирпичным очагом напротив". Главным для писателя был сам процесс, определение объема дерева и прочих материалов, разъяснение стоимости каждой детали и объема затраченного на нее времени. Торо описывал наслаждение, которое давал ему процесс вспарывания толщи земли, "ведь на любой широте люди врываются в землю, чтобы добиться приемлемой температуры внутри...".

Казалось бы, все эти романтические устремления остались далеко в XIX в., однако к концу XX в. почти повсеместно наблюдается вспышка интереса к традиционной архитектуре "примитивных" культур. Так, архитекторы вспомнили о подземных жилищах Китая, где в зоне лессовых почв издавна утапливали дома в толщу грунта, группируя все помещения вокруг светового дворика-колодца и ведя на плоских кровлях интенсивное овощное хозяйство. Вспомнили о подземных жилищах африканской пустыни, и началось возведение сооружений, частично или даже полностью упрятанных в землю.

Как обычно, полем для эксперимента оказались индивидуальные жилые дома и мастерские, вроде архитектурного бюро Малькольма Уэллса в штате Нью-Джерси.

В Нью-Хэмпшире Дональд Метц возвел два подземных дома, причем, если один из них вполне вписывается в традицию современной архитектуры (гостиные, кухни и вспомогательные помещения упрятаны в толще искусственного склона), то другой принципиально решен в мягкой пластике периметра, раскрывая все жилые помещения на юг и юго-восток. Каталонский архитектор Хавьер Барба построил дом площадью всего 220 кв. м на участке склона площадью 20 соток, практически полностью упрятав дом в толщу склона, так что зрительно весь участок остался зеленым. Разумеется,пришлось пойти на изрядное усиление бетонных опор, чтобы удерживать на кровле слой грунта толщиной 60 см, заросший густыми травами, но принцип нетронутости участка был для заказчика важнее. При этом дома весьма комфортны по планировке, просвечиваются прямым светом на всю глубину и чрезвычайно экономны в том что касается затрат на отопление и, что еще важнее в этом климате, охлаждение летом.Тема озелененной кровли приобрела огромную популярность и в северной Европе, начиная с работ Кристофера Дэя в Уэльсе или Ганса Платена в Германии. Оценив суммарную площадь кровель городов, архитекторы, совместно с опытными садоводами, выдвинули концепцию возвращения зелени, отнятой городом у природы. В 80-е годы конструкции озелененных кровель удалось довести до совершенства, обеспечив оптимальные условия для растений и надежную защиту перекрытий от влаги и корней. Включая слой грунта, это конструкция из семи слоев, создание которой обходится недешево и, главное, предполагает чрезвычайную тщательность работы. Однако результат вполне убедителен, и в последние годы кровли европейских городов - плоские, и террасированные, и наклонные - начали все чаще превращаться в газоны, поднятые высоко над уровнем земли. Эти "висячие" сады нового времени все заметнее в городском ландшафте.

Почтение к земле в ее натуральном состоянии вызвало новую волну интереса к временным сооружениям, обладающим при этом всеми качествами стационарных, - как мы помним, первым эту проблему с блеском решил Джозеф Пэкстон полтора столетия назад.

Сонсбеке Бентем Краувел возвел павильон скульптуры для художественного фестиваля в голландском Дельфте без фундаментов, оставив нетронутой землю (ее лишь засыпали слоем опилок), на которую уложили бетонные плиты, в гнезда которых крепились стальные стойки. И стены и кровля - из листового стекла, к которому приклеили стеклянные же ребра жесткости, а тонкие стальные фермы свинчивались на месте и крепились к стойкам. Когда фестиваль закончился, павильон разобрали, смели опилки, и участок остался точно в том же виде, каким он был раньше. Наново "изобрели" возведение построек таким образом, чтобы они в минимальной степени касались земли, оставляя жизнь на ее поверхности, -ведь таким именно способом поднимали свои добротные жилища создатели традиционных деревянных домов европейского Севера или свайных хижин в тропиках.

Принцип целостности

Именно этот принцип выражает идеал "зеленой" архитектуры, хотя, разумеется, непросто достичь решения, в котором все перечисленные ранее подходы к задаче были бы задействованы вместе. Это именно идеал, стремлением к которому все чаще окрашены действия архитекторов в странах, где достигнуто наибольшее взаимопонимание между новым авангардом и заказчиком. Как обычно, самые добрые намерения еще не гарантируют убедительного художественного результата, и, скажем, небольшое здание районного медицинского центра в английском Шеффилде порождает скорее чувство интеллектуального удовлетворения, чем эстетического удовольствия. И все же эта скромная постройка, законченная в 1989 г., заслуживает внимания.

Во-первых, здание возникло благодаря объединенному усилию врачей бедного пригорода Шеффилда улучшить условия обслуживания пациентов. Ранее врачам приходилось принимать всех больных в приспособленном первом этаже старого жилого дома и в полуразвалившейся часовне. К этим врачам присоединился местный дантист, и они обратились к властям с запросом относительно нового строительства.

Как и во всякой публичной службе, в государственной, т. е. в страховой медицине Великобритании действуют чрезвычайно жесткие строительные правила, в том числе и ограничения стоимости. При любом отступлении от утвержденной схемы у проекта не было бы шансов получить финансирование из казны графства, так что план здания был обречен на предельную простоту - ни одного поворота, ни одного лишнего угла. Элементарный одноэтажный "брусок", и если смотреть только на план Медицинского центра, то он более всего напоминает барак, разделенный глухими перегородками на три неравные части, что позволило каждому из трех врачей сохранить обособленность и привычную для постоянных пациентов обстановку.

Архитекторы сумели многое. В предельно жестких рамках они поставили перед собой сверхзадачу: сломать примитивность схемы, формально не нарушая ее ни в чем, - за счет чистоты "зеленого" решения.

Использована эффективная теплозащита, что позволило резко снизить расходы на отопление здания. Применены наиболее эффективные и дешевые системы отопления. Относительно тяжелая конструкция вполне обеспечила высокую тепловую инерцию "коробки", "фонари" максимально используют солнечную энергию, так что обошлись без применения дорогостоящих фотоэлементов.

В строительстве использовались только британские материалы, чтобы сократить доплату за транспортные расходы. Не применялась тропическая древесина, чтобы не добавлять нагрузку на экваториальные леса. Выбирались материалы, применение которых требовало минимальной затраты энергии. Использование дерева, запирая углекислый газ, вырабатывающийся при его гниении, способствовало сокращению "тепличного эффекта" в земной атмосфере. Наконец, в отделке применялись материалы и виды их обработки, гарантировавшие длительное использование без ремонтов.

Все это звучит едва ли не наивно. Одноэтажная постройка шириной 12 м и длиной 60 м - и слова о глобальном эффекте. Однако наивности в этом нет. "Зеленые" давно подсчитали гигантские масштабы потерь, которые ежегодно платит человечество за пренебрежение к малым вещам. Ежегодно только американцы выбрасывают миллиард лампочек накаливания, что, при замене их на эффективные лампы - галогеновые или люминесцентные, - означало бы экономию 75% энергии, расходуемой на освещение домов, и 90% материалов, расходуемых на производство ламп накаливания.

Воскресная газета для Америки эквивалентна полумиллиону деревьев, так что, когда американцы подняли к 1995 г. долю производства бумаги из макулатуры до 35 миллионов тонн из 80 миллионов тонн, расходуемых ежегодно, - речь о глобальном явлении. Энергии, сэкономленной при переплавке только одной старой стеклянной бутылки, достаточно, чтобы 100-ваттная лампочка горела целых четыре часа, а ведь только в США ежегодно используется (и по большей части до недавнего времени выбрасывалось) 30 миллиардов таких бутылок. К концу столетия в Скандинавии, в Германии, Швейцарии и других европейских странах стало нормой выставлять на задних дворах три контейнера - один для бумаги, другой - для металла, третий - для стекла, а несложные электрические мельницы под кухонной мойкой позволили практически избавиться от твердых пищевых отходов... В строительстве, с его консервативностью, перемены начались позже, чем в быту, но все же начались, так что и скромная шеффилдская клиника приобрела характер едва ли не манифеста.

Повторим: когда-то Ле Корбюзье, в ответ на сетования студентов-архитекторов на трудность достижения оригинальности решения при скромных средствах сказал: "Дайте мне пустую комнату и дюжину открыток, и я создам оригинальное произведение!" Как и во всяком афоризме, в этих словах есть немалая доля правды. Архитекторы шеффилдской клиники сумели во многом преодолеть вынужденный схематизм планировочного решения, пользуясь весьма скромными средствами и проявляя огромное внимание к "мелочам". Всякая постройка с продольным коридором по оси дешева, но такой коридор, как правило, чрезвычайно уныл и неприятен. В клинике архитекторы не только вмонтировали световые проемы в кровлю, у ее конька, но дополнили их наклонными лентами стекла по верху стен комнат по обе стороны коридора. За счет этого все помещения полу-чили дополнительную подсветку наиболее удаленных от окон мест, а сам коридор получил неожиданное сечение, словно распахивающее пространство поверху. Четыре продольные стены несут нагрузку простейшим из возможных способом, однако опорой для ленты остекления служат клееные деревянные балки, несущие на себе деревянное же стропильное строение кровли. Некрашеное "живое" дерево всегда привносит смягчающий эффект -особенно по контрасту с гладкой штукатуркой. Дерево - для защиты толстого слоя утеплителя в конструкции кровли - использовано и снаружи, а сочетание тонкого и обычного кирпича с фигурным кирпичом, изготовленном на заводе неподалеку, и раскладкой стены по цвету создало несомненную привлекательность внешнему виду постройки, обеспечив ее опознаваемость.

Итак, даже при минимальных ресурсах принцип целостности доказывает свою работоспособность, но, естественно, немалые возможности новой "зеленой" архитектуры многократно возрастают, когда давление обстоятельств существенно компенсировано настроением и возможностями клиента.

Наиболее любопытным из примеров использования всех инструментов нового авангарда по праву считают здание банка NMB в Амстердаме, решение о строительстве которого было принято еще в 1978 г. Если в США и Великобритании офисы обычно арендуют готовые здания или их части, то в германской и голландской традиции принята иная модель поведения. Здесь конторские учреждения берут банковскую ссуду, обращаются к известному архитектору или устраивают конкурс и создают сооружение, пригнанное к их специфическим запросам. В первом случае архитектору почти нечего делать, ведь конторское здание, отведенное под аренду множеством разных организаций, по необходимости предельно усреднено, оно "никакое". Вторая ситуация ближе всего к классической практике долгой работы на индивидуального клиента, так что всякий профессиональный архитектор считает ее максимальной удачей.

NMB - крупный банк, и ему потребовалось сооружение, рассчитанное на штат в 2000 человек, что давало архитектору Тону Альберт-су немалые возможности, однако немало от него и требовало. Дело в том, что, в отличие от большинства стран, законы Нидерландов требуют активной вовлеченности профсоюзов в процесс принятия решений относительно изменения условий работы. Даже выбор участка под строительство происходил в Амстердамском банке в результате голосования — так, чтобы облегчить проезд на работу возможно большему числу служащих.

Выбор естественных материалов был также обусловлен решением профсоюзной организации банковских клерков. Тон Альберте избрал не вполне обычный способ организации проектирования. Он отказался от роли генерального дирижера слаженной команды исполнителей и предпочел создать проектную группу, в которую с самого начала вошли представитель банка, врач-гигиенист, разработчики интерьеров, консультанты по акустике и ландшафтной архитектуре.

Критики подобного группового подхода обычно уверяют, что в результате "проекта через голосование" непременно должно получиться нечто совершенно нелепое, однако в Амстердаме возник нестандартный образ крупного конторского учреждения, сразу же опознаваемый и отнюдь не лишенный привлекательности. NMB — крупное сооружение с полезной площадью 50000 кв. м по всем этажам, да еще с паркингом на 28000 кв. м. Если бы здание банка было построено тривиальным способом, оно, как мастодонт, возвышалось бы над пригородом Амстердама, подавляя свое окружение. Разумеется, собрать все помещения в простом призматическом объеме было бы проще и дешевле, однако руководство банка сочло более разумным пойти на дополнительные расходы, но зато создать рабочую среду, лишенную атмосферы казенности, случайности и скуки. Вместо одного объема возникло десять, связанных между собой единым пассажем на весьма прихотливом плане, словно воспроизводящем фрагмент средневекового города.

Обособленные части крупного комплекса различаются высотой, ориентацией, планом, и при этом каждая из них, в свою очередь, подразделена на частично обособленные группы, на 20 человек каждая. Проектному коллективу удалось создать пространственные "единицы", с которыми каждый работник может ощутить личную связь. Аналогия со средневековым городом вполне законна, поскольку не сводится к чисто формальному разнообразию в рамках целостной структуры комплекса.

Банк действительно функционирует как маленький город, в котором есть все необходимое и вместе с тем присутствует атмосфера групповой общности. Социологи, неоднократно исследовавшие банк NMB, отмечают в один голос, что служащие признавались: они с неохотой покидают здание, и каждое утро с удовольствием едут на работу.

Если в конторском здании под найм вспомогательные площади обычно сведены к минимуму, как ненужная роскошь, то в амстердамском комплексе все иначе. Хотя все блоки комплекса связаны переходами по каждому уровню, главной соединительной связью является "улица" на первом этаже. Ее многочисленные повороты создают череду меняющихся "городских ландшафтов", образуемых индивидуально решенными зимними садами, при сложном сценарии естественного света, проникающего вниз через "башни" лестниц и лифтов каждого блока.

Уже сказанного было бы достаточно, однако здание NMB было к тому же официально признано мировым рекордсменом энергосбережения среди всех офисных построек.

Перекрытия и внутренняя оболочка стен (толщиной 18 см) выполнены из железобетона. Вся эта коробка обернута слоем минеральной ваты толщиной 10 см, а затем - кирпичной облицовкой с трехсантиметровым зазором между теплоизоляционным слоем и кирпичом. Теплоизоляция усилена вокруг оконных рам, так что сделано все, чтобы предотвратить возникновение "мостиков холода". Вся масса здания обладает изрядной теплоемкостью. Оно поглощает тепло, выделяемое самими людьми, компьютерами, приборами освещения, солнечным светом, а затем, когда все уходят, -медленно отдает его вовнутрь. Персонал банка настаивал на том, чтобы в помещениях было достаточно естественного света, чтобы они могли проветриваться естественным образом и чтобы в них не проникал уличный шум. Дизайнеры справились с этой внутренне противоречивой задачей, сократив площадь остекления до 20% поверхности стен и вместе с тем добившись, чтобы ни одно рабочее место не было удалено от окна более чем на семь метров. К тому же установка отражателей, отбрасывающих свет неба на потолок, на добрую четверть увеличила уровень освещенности участков пола, наиболее удаленных от окон. Наружные жалюзи, управляемые компьютером, не пропускают внутрь здания слепящее солнце, тогда как внутренние жалюзи, управляемые вручную, позволяют настроить освещение в каждой комнате.

Остекление пятигранных шатров над лестничными башнями устроено так, чтобы солнечная энергия подогревала воздух, засасываемый внутрь в вентиляционную систему, так что при наружной температуре 7° воздух прогревается до 21° без подключения центральной системы отопления, работающей только при более низких температурх. Более того, было просчитано, что в здании банка гораздо выгоднее установить собственный эффективный электрогенератор, чем покупать энергию извне, а тепло от генератора отводится к водосборнику на 100 куб. м, установленному в подвале. К нему же отводится избыточное тепло, выделяющееся при работе лифтов и компьютеров. В результате удалось отказаться от установки системы кондиционирования воздуха, на чем настаивал профсоюз, напуганный сообщениями о вредных эффектах "мертвого" воздуха и случаях вирусных заболеваний (т. н. болезнь легионеров).

В целом удалось достичь внушительного эффекта. По сравнению с прежним зданием банка энергетические затраты на 1 кв. м площадей сократились с 1320 киловатт-часов до 111 квт/ч, т. е. в 12 раз! Экономия на энергии составила внушительную сумму 2,6 млн. долларов в год, что уже многократно окупило дополнительные расходы на проектирование, строительство и отладку систем. Главное в том, что при этом здание, став совершенным прибором, сохранило все свойства оригинального архитектурного произведения.

Следует иметь в виду, что в отличие от грандиозных работ знаменитостей вроде Нормана Фостера, немедленно попадающих на страницы журналов, эксперименты в области "зеленой" архитектуры долго дожидаются того момента, когда какой-то особо дотошный исследователь попытается охватить весь разрозненный опыт. Затем проходит еще немало времени, прежде чем накопленный материал перерастет в книгу, эта книга будет издана - небольшим тиражом, и, наконец, дойдет до читателя. И все же крепнет уверенность в том, что за скромным началом "зеленой архитектуры" скрываются ростки долгого будущего.

Итак, две основные тенденции переплелись в новейшей архитектуре, почти не взаимодействуя. Одна - полное включение архитектуры в структурную организацию крупномасштабного "шоу", в сценарии которого ведущая роль принадлежит, конечно, продюсеру. Как в кино, техника и экономика в равной степени подчинены воплощению замысла, который в конечном счете приносит немалую прибыль. Так устроен центр Лас-Вегаса, но этой же задаче подчинены все новые экстравагантные затеи, вроде установки гигантского Колеса обозрения к новогодней ночи 2000 г." на набережной Темзы, в самом центре Лондона. Другая тенденция объединяет специалистов, не чурающихся высоких технологий, но при этом ориентированных на человечность достигаемого результата, во всех компонентах этого высокого понятия: от внимания к тончайшим потребностям души до заботы о сбережении природы.

Предугадать, какая из тенденций будет преобладать в XXI в., невозможно. Многое будет зависеть и от глобальных политических процессов, от того, будет ли, наконец, осознана пагубность ситуации, при которой 1/6 населения Земли поглощает 90% мировых ресурсов, от того, произойдет ли очередная мировоззренческая революция. Скорее всего, еще долгое время обе тенденции будут сосуществовать раздельно - на фоне примитивности строительства, все еще в основной массе осуществляемого без участия архитектора. Хочется надеяться, что "зеленая" архитектура не останется областью экспериментов, которые в крупном масштабе позволяют себе очень богатые и очень комфортабельные страны, а в малом - отдельные мастера, почитаемые чудаками. Основное содержание авторского способа изложения многослойной истории архитектуры можно бы счесть вполне изложенным. Тем не менее представляется необходимым дать еще и своего рода приложение - краткие рассказы о судьбе нескольких замечательных городов. Дело в том, что, за исключением великих египетских пирамид, Стоунхенджа и еще нескольких монументов, любое произведе-ние архитектуры немыслимо в гордом одиночестве. Как правило, все работы архитекторов задумывались в городах, строились и строятся в городах, в городской среде они существуют и воспринимаются. Город был и по сей день остается квинтэссенцией цивилизованного существования и, так как у нас нет достаточного места для систематического изложения судеб градостроительного искусства, можно ограничиться гораздо более скромной задачей.

Выбор городов мог бы быть и иным -автору показалось, что нет смысла обсуждать здесь российские города, о которых издано великое множество книг. Выбраны города, которые есть основания счесть не только выдающимися (таких много), но ключевыми.