|
|
|
Боевые порядки византийского войска
| |
Учитывать особенности противника
Военные теоретики Восточной Римской империи тщательно анализировали особенности своих врагов и вырабатывали способы применения собственных сил. Подобный комплексный подход явился одной из основных причин многовекового византийского военного превосходства.
Известный византийский военный теоретик Маврикий, например, полагал, что при малейшей возможности кампании должны предприниматься в то время, когда противник менее всего готов воевать. Например, для гуннов и скифов таким периодом являлись февраль и март, когда лошади более всего страдали от бескормицы. Немного раньше — в середине зимы — наступало наилучшее время для войны со славянскими болотными жителями, поскольку византийским войскам ничто не мешало по льду достигать их убежищ, тогда как защитники не могли укрываться в воде и камышах. Осень, зима и весна были хороши для действий против горных племен, поскольку снег будет обнаруживать их следы, а отсутствие листвы — уменьшать для них возможность укрытия. Любая холодная или дождливая погода годилась для кампаний против персов или арабов, поскольку в такое время они испытывали дискомфорт и сражались с меньшим напором. Позднее византийский император Лев VI Мудрый тоже давал похожие советы своим офицерам; тогда главными противниками Византии являлись грозные франки и коварные арабы-мусульмане.
О франках Лев Мудрый писал: «Франки (и ломбарды) смелы и отважны до крайности: в малейшем отступлении они усматривают несмываемый позор и готовы ринуться в сражение, когда бы вы им ни предложили. Атака франкской кавалерии с их палашами, копьями и щитами столь грозна, что от прямого столкновения с нею лучше уклоняться до тех пор, пока вы не обретете уверенность, что шансы на вашей стороне,— вам надлежит воспользоваться их беспечностью и отсутствием дисциплины. Сражаясь пешим порядком или верхом, они одинаково атакуют плотной неповоротливой массой, которая не способна маневрировать, потому что не знает ни организации, ни дисциплины... По этой причине они легко приходят в смятение, будучи атакованными неожиданно с флангов или с тыла,— маневр, который легко осуществить, потому что франки, по беспечности своей, пренебрегают аванпостами и дозорами. Их лагерь хаотичен и не укреплен и потому без особого труда может быть захвачен неожиданной ночной атакой. Никакой маневр не удается против них лучше, чем ложное отступление, наводящее на засаду, потому что они бросаются в преследование без раздумий и всякий раз попадают в ловушку. Но, возможно, самой лучшей тактикой против франков является затяжка кампании и выманивание их в горные или пустынные регионы, поскольку они нимало не заботятся о снабжении, а когда запасы оказываются на исходе, энергия их тает, и после немногих дней голода и жажды они дезертируют, бросая знамена, и каждый как может пробирается к себе домой. Проистекает это из полного отсутствия уважения к власти; каждый знатный человек считает себя не хуже прочих и потому при малейшем недовольстве незамедлительно выходит из повиновения командиров. Вожди франков охотно поддаются искушению взяткой — скромная сумма наличных может иногда предотвратить их набег. Поэтому гораздо проще и дешевле изводить франкскую армию стычками, затяжными действиями в пустынной местности и нарушением линий снабжения, чем пытаться покончить с ними одним ударом».
К арабам-мусульманам Лев VI испытывал куда больше уважения. Вот его высказывание о сарацинах: «Изо всех варварских народов они наиболее рассудительно и осторожно осуществляют свои военные предприятия... во многом они охотно перенимают опыт (византийцев) как в применении различного оружия, так и в области стратегии». Однако Лев Мудрый замечает, что, даже заимствуя чужой опыт, арабы так и не сумели усвоить организационных и дисциплинарных принципов, лежащих в основе византийских побед. Несмотря на численный перевес мусульман, их фанатичное бесстрашие и охотное обращение к чужому опыту, Лев VI Мудрый полагал, что византийские боевые навыки, дисциплина и организованность должны побеждать, и, надо сказать, как правило, так все и происходило.
Хотя чисто кавалерийские армии были Византии не в диковину, но чаще оба рода войск находились во время кампании почти в равной пропорции — так же, как пехотный контингент состоял обычно поровну из лучников и скутатов.
Византийская тактика была основана на наступательных или оборонительно-наступательных действиях и предусматривала большое количество последовательных координированных ударов по врагу. Боевые порядки (в зависимости от обстоятельств значительно менявшиеся) состояли из пяти основных элементов: 1) первая линия центра; 2) вторая линия центра; 3) резерв (охрана тыла), который обычно состоял из двух групп, размещенных позади каждого фланга; 4) фланговые отряды охранения, в боевую задачу которых входили охват и окружение противника; 5) отряды дальнего охранения и прикрытия, в боевую задачу которых входило также окружение неприятеля. В армии, состоявшей из приблизительно равных частей пехоты и кавалерии, первые два элемента боевых порядков всегда составляла пехота — скутаты в центре и лучники на флангах; три остальных всегда были кавалерийскими. Если пехоты было мало, она могла образовывать только вторую линию центра или в качестве дополнительного резерва размещаться позади двух кавалерийских линий.
Когда противостоящая армия являлась преимущественно кавалерийской, а византийская — пехотной, передовая линия ожидала атаки врага. Уверенные, что их фланги и тыл надежно защищены кавалерией, скутаты выдерживали натиск кавалерии не хуже римских легионеров, а на фланги атакующего противника незамедлительно обрушивались византийские фланговые отряды охранения. Вслед за тем второй, еще более сокрушительный удар по вражеским флангам и тылу наносили отряды дальнего охранения и прикрытия. Если тактика подобных контрударов не достигала цели и византийская передовая линия вынуждена была отступить, она могла осуществить такой маневр через просветы, в соответствии с традиционной римской схемой оставленные для этой цели во второй линии. Отряды охранения и окружения оттягивались, перегруппировывались и атаковали вновь. Наконец, если вторая византийская линия терпела неудачу, а прежняя передовая еще не успевала перестроиться, положение все еще могло быть спасено контратакой свежих резервных отрядов, почти всегда применявшихся скорее для двойного окружения, чем для фронтальной атаки.
Хотя роль пехоты была и вспомогательная по отношению к кавалерии, однако из этого не следовало, что она должна была быть пассивной. При любом противостоянии с вражеской пехотой — во взаимодействии со своей кавалерией или в чисто пехотных действиях на пересеченной местности — скутаты при поддержке лучников и метателей дротиков должны были захватывать инициативу и наступать. Нормальный строй ску-татов достигал 16 человек в глубину, а отдельные нумерии могли перестраиваться, растягивать и смыкать ряды подобно старым римским когортам. Атакуя, они кидались на врага и перед самым столкновением с его боевыми порядками метали копья — опять-таки подобно римской когорте. Таким образом, нумерии скутатов сочетали свойства легиона и фаланги, хотя им и не хватало высокого боевого духа, так много способствовавшего успехам пехоты Александра Великого и Цезаря.
Кавалерийские нумерии обычно строились в линии по 8—10 всадников в глубину. Византийцы признавали, что этот строй, возможно, не совсем оптимален, но были готовы отчасти пожертвовать гибкостью, получая взамен большее чувство безопасности, которое испытывают люди в глубоком строю.
|
