|
|
|
Изображение рукопашных схваток
на византийском ларце для реликвий
|
|
|
|
Византийские воины (IX—XI вв.)
| |
Избежать войны или воевать с наименьшими потерями
После того как византийцы примирились с потерей обширных владений, империя на протяжении своего существования не имела побудительных мотивов для завоеваний или агрессии. Государство являлось самым процветающим в мире, и жизненный уровень населения был высоким. За присоединение территорий приходилось слишком дорого платить — и золотом, и человеческими жизнями, а результатом такого присоединения являлось только увеличение расходов на оборону и содержание администрации. В то же время византийцы прекрасно понимали, что их богатство служило постоянной приманкой для алчных соседей-варваров.
Нетрудно понять, что в такой ситуации византийская военная политика не могла не быть оборонительной по самой сути. Ее основной целью являлось исключительно сохранение территории и ресурсов. Византийская стратегия была основана на желании по возможности избежать войны, а если уж войны избежать нельзя, то вести ее с минимальными потерями, отражая нападение, изматывая агрессора и либо уничтожая его, либо вынуждая покинуть пределы империи. Как правило, в ходе такой войны византийцы стремились сперва отбросить противника к обороняемым горным перевалам или речным переправам, а затем истребить в результате скоординированной наступательной операции соединенными силами двух или более фем.
ВЫШЕ ЦЕНИЛИСЬ КОННЫЕ ЛУЧНИКИ
В составе фем были войска, которые состояли из свободных крестьян (стратиотов). Они за несение военной службы зачислялись в разряд наследственных держателей воинских земельных участков и жили за счет доходов с них. Размер наделов зависел от рода войск. Наибольшие были у конных лучников.
Провокация, хитрость, обман
Для избежания войны с возможными противниками византийцы мастерски провоцировали разногласия между ними. Также время от времени, чтобы сдвинуть баланс сил в свою сторону, они заключали с кем-либо из варваров союз. Субсидии, выплачиваемые союзникам, а также полунезависимым варварским вождям на спорных границах, тоже помогали стране уменьшить тяжесть содержания непомерных вооруженных сил. Все эти действия облегчались наличием эффективной, широко раскинутой разведывательной сети, состоявшей главным образом из торговцев и доверенных, хорошо оплачиваемых агентов, занимавших ключевые позиции при враждебных и дружественных дворах.
Хитрость и умение обмануть были в почете у жителей Восточной Римской империи, и византийцы охотно прибегали к ним при первой же возможности. Искренне презирая и в самом деле лицемерное порой западное понятие рыцарской чести, они пребывали в убеждении, что главное — это выиграть войну с минимумом потерь и возможно меньшими затратами ресурсов, а в идеале — вовсе обойтись без сражений. Византийцы показали себя искусными мастерами различных форм ведения психологической войны, умело сеяли разногласия во вражеских рядах, а при необходимости без малейших угрызений совести прибегали к лживой пропаганде, чтобы поднять дух собственных солдат.
У византийцев существовал достаточно четкий моральный кодекс поведения на войне: подписанные договоры были нерушимы; послы и посредники бдительно охранялись; пленные нонкомбатанты (лица, не входившие в состав вооруженных сил противника, а также хотя и входившие, но не принимавшие непосредственного участия в военных действиях) никогда не подвергались дурному обращению, а к заслужившему своей храбростью уважение побежденному врагу относились с истинным великодушием.
Императоры охотно пользовались религией в качестве инструмента для решения чисто светских задач. Искренне стремясь распространить христианство среди языческих народов, они в то же время прекрасно понимали, что миссионеры могут ненавязчиво оказывать благотворное влияние при дворах обращенных правителей и что общая приверженность христианской вере автоматически ведет к союзу против язычников и мусульман.
Организация войск совершенствовалась. В VII веке основным боевым подразделением как пехоты, так и кавалерии являлась в византийской армии нумерия численностью 300—400 человек — приблизительный аналог современного батальона. Нумерией командовал трибун (или граф, а позже — друнгарий), примерно соответствующий современному полковнику. От пяти до восьми нумерий, соединяясь, образовывали турму (аналог современной дивизии) во главе с турмархом, или герцогом. Две или три турмы составляли фему (аналог современного корпуса) под командованием стратига. При этом отдельные соединения отличались друг от друга по численности, тем самым сознательно затрудняя противнику точную количественную оценку личного состава любой из византийских армий.
Все офицеры — от друнгария и выше — назначались императором и присягали на верность лично ему, а не вышестоящему армейскому командиру, как это было принято в практике Западной Римской империи.
Набеги персов и арабов полностью уничтожили старую структуру деления империи на провинции. Например, когда в ходе последней Персидской войны были вновь заняты анатолийские провинции, функции местной гражданской администрации по необходимости пришлось взять на себя военным командирам, ответственным за защиту того или иного региона. Столкнувшись с угрозой сарацинских набегов, императоры превратили эту временную гражданско-военную административную систему в постоянную. Регионы страны стали отныне именоваться фемами, каждой из которых в качестве императорского наместника управлял стратиг; его фема (воинское соединение) являлась гарнизоном фемы (административно-территориальной единицы). Соответственно власть в районах, на которые подразделялась фема, осуществляли турмархи и друнгарии. В отдельных особо важных в стратегическом отношении приграничных регионах (например, вокруг ключевых перевалов Тавра — гор на юге Турции), где гарнизоны необходимо было поддерживать в высокой боевой готовности, были образованы меньшие военно-территориальные единицы — так называемые клиссуры под управлением клиссурархов.
К концу VII века в Византии насчитывалось 13 фем: 7 в Анатолии, 3 на Балканах и 3 на островах и прибрежных территориях Средиземного и Эгейского морей. К X веку количество фем выросло до 30. Армия за эти 300 лет не увеличилась — просто в каждой феме было расквартировано меньше войск. На протяжении большей части этого периода регулярная армия империи насчитывала в среднем около 120—150 тысяч человек, приблизительно поровну пехоты и кавалерии.
Очевидно, в расположенных близ границ фемах было расквартировано больше постоянных гарнизонов, чем во внутренних областях страны. В среднем каждый стратиг мог в кратчайший срок вывести в поле от двух до четырех турм тяжелой кавалерии и примерно столько же пехоты. В зависимости от ситуации (особенностей противника, физико-географических характеристик района ожидаемых операций и т. д.) он мог оставить часть или даже всю свою пехоту на месте.
Регулярные силы каждой фемы пополнялись за счет выборочного рекрутского набора из местных жителей, наиболее соответствовавших требованиям военной службы. Хотя отдельные варварские соединения в армии, как правило, еще существовали, империя больше не оказывалась в зависимости от них, а набирала солдат из собственных подданных: лучшие из них набирались из Армении, Каппадокии, Исаврии и Фракии. Греки считались наименее подходящими для вербовки.
Система фем включала и силы ополчения, созываемого для целей местной обороны. Она была удовлетворительной там, где местные обитатели были тверды и воинственны, но оказывалась неэффективной в регионах, подобных Греции. Там, где она срабатывала, партизанские действия населения оказывали регулярным войскам империи существенную помощь при отражении нападений или уничтожении вторгшегося противника.
|
