Комната

На первый взгляд, комната - столь незамысловатый и такой привычный элемент выстроенного человеком мира, что и говорить о ней нецелесообразно. Однако это не так. Вроде бы комнаты совершенно не изменились со времен фараонов: есть маленькие - от шести до двенадцати квадратных метров; есть средних размеров - от пятнадцати до двадцати, есть большие в тридцать и более квадратных метров. В давние времена большие комнаты называли покоями или палатами. Большие или маленькие относительно чего? Ясно, что размеры комнат мы определяем всегда в сравнении с другими комнатами и, в первую очередь, с собственными размерами человеческого тела. Увы, в этом отношении давно отброшенные людьми старые, натуральные меры гораздо вернее выражают природную суть соизмеримого с человеком пространственного счета. Мерить комнату в саженях, аршинах или ступнях - футах гораздо нагляднее, чем в метрах, однако техника заставила переучиться на счет в абстрактных метрических единицах.

На самом же деле такие нам привычные комнаты стандартных квартир имеют габариты, лишь приблизительно пересчитанные на метры с очень давно установленных опытным путем натуральных величин. Если наложить чертеж плана любого современного жилого дома на геометрическую сетку с ячейкой, скажем, в десять сантиметров, то легко заметить, что оси всех стен и всех колонн будут разделены промежутками, кратными 30 см - чуть огрубленным подобием все того же старого доброго фута.

Поскольку комната исходно устраивалась для того, чтобы в ней спать или есть, то и минимальные габариты ее в незапамятные времена определились как 6x9 футов, или 2 х 3 м. Все, что меньше, никогда не называли комнатами: это уже были скорее чуланы. Японцы догадались стандартизовать размеры своих комнат, используя в качестве единицы измерения одно спальное место - "татами" -толстый и очень плотный мат из рисовой соломы, так что там и сегодня, и даже в современных бетонных домах принято указывать, что комната на 6, 8 или 12 татами. Минимальная комната годилась лишь для монашеской кельи или тюремной камеры. Однако долгое историческое время любое жилище сводилось к одной общей комнате, обычно размером 18 - 24 кв. м. В такой комнате можно было шить, вязать и заниматься прочей мелкой работой, тем более что дополнительно использовались и дополнительная маленькая кладовая, а на севере - сени, отсекающие комнату от морозного воздуха снаружи.

Там, где строили из камня или круглых в сечении плотных пучков тростника, поначалу совершенно не было необходимости придавать плану жилой комнаты строгие геометрические очертания. Напротив, человек исходно ощущал округлость окружающего мира и скорее тяготел к тому, чтобы подражать этой округлости при возведении собственного маленького мира -дома. В этом отношении круглые, сводчатые дома на Кипре, или грубо овальные в плане дома поселка Скара-Брэй, или подобный круглому в плане лабиринту дом шумерского вождя наиболее полно выражали стремление к идеалу. Столь привычный прямоугольник плана комнат в наших жилищах, скорее всего, обязан своим происхождением строительству из дерева, из бревен. Когда и как совершился повсеместный переход к прямоугольному плану комнат, до сих пор неясно. По-видимому, каким-то образом это было связано с общим развитием геометрии на илистых заливных полях Месопотамии, Египта, Китая, Индии, на мексиканском плато, где каждый год следовало вновь межевать участки и заносить их точные границы на межевые планы. Важно лишь то, что только с этого момента мы можем говорить о рождении собственно архитектуры как осознанного планирования расстановки стен вокруг будущей комнаты. С тех самых пор архитектор мыслит в первую очередь планом.

На юге не только можно, но и необходимо готовить еду на открытом воздухе, так как все пышет зноем и без жара от очага. На севере это было невозможно, так что кухня стала первой выделенной по обособленности своей функции комнатой. А так как на полу северных жилищ было холодно, люди приучились есть за столом довольно давно - во всяком случае, в однокомнатных "квартирах" Скара-Брэй каменные столы уже были. При первой же возможности озаботиться комфортом, кухню начали делать еще и столовой, отделяя их вместе от единственной общей комнаты. Когда же соображения комфорта и общее усложнение жизни сделали невозможным сохранить одну общей комнату для всех нужд семейства, к ней стали присоединять еще одну, впоследствии названную гостиной.

На Востоке, особенно в Японии, у жилой комнаты была своя судьба. Мы уже говорили, что здесь, поминутно опасаясь землетрясений, старались обойтись как можно более легкими конструкциями наружных стен. Естественно при этом было вообще отказаться от стены как конструкции, несущей на себе тяжесть кровли,оставить за ней роль одного только ограждения. Всю тяжесть стала брать на себя стоечно-балочная схема каркаса, так что рамы наружных стен оказалось возможным легко сделать раздвижными, а заодно - и рамы тонких внутренних перегородок. С европейской точки зрения, у этого есть огромный недостаток, ведь в традиционном японском доме слышен всякий шорох, но в этой схеме скрывается и огромное достоинство. Передвигая стены-ширмы, можно за несколько минут поменять внутреннюю планировку дома, то соединяя, то разъединяя комнаты. До начала XX в. это качество подвижности оставалось особенностью японского образа жизни, но затем достоинства мобильности в жилище были признаны и освоены - впрочем, скорее все же в офисных, торговых и выставочных пространствах, так как психологически устойчивость стен каждой комнаты оказалась глубоко укоренена в европейском сознании.

Во все времена богатство воспринималось как сила, а силу всегда связывали с размером, так что при выделении группы более богатых (сильных, властных, знатных) людей первым делом увеличивались размеры занимаемых ими комнат и умножалось их число. Однако здесь возникло принципиальное препятствие. Из чего бы ни строили, длину комнаты можно делать произвольной, руководствуясь только соображениями удобства, а вот ширина ее почти полностью зависит от материала и конструкции кровли. Если использовать добротное дерево, то без особого труда можно перекрыть простыми балками пролет в пять-шесть метров. Можно и в десять, но для этого нужны уже слишком мощные, тяжелые стволы, и повсеместно находилось более разумное решение - поставить посредине одну или несколько стоек. А если стойку усложнить, опереть короткие стойки-раскосы в ее зарубки расходящиеся, словно воздетые кверху руки, то можно собрать единую балку из двух половин.

Таким образом, комнату удавалось расширить вдвое, и это уже был зал. Такие залы появляются впервые в горных и лесистых странах Ближнего Востока. В раннюю эпоху Египта, где, кроме хрупких пальмовых стволов, дерева не было, догадались воспроизвести деревянную конструкцию в камне, но при этом, естественно, очень больших пролетов быть не могло. Чтобы соорудить очень большой зал, приходилось часто расставлять каменные столбы и делать их толстыми, при этом зал превращался в своеобразный каменный лес, и настоящего простора в нем было добиться невозможно. Еще сложнее дело обстояло в Месопотамии, где пролет между стенами можно было перекрыть только сводом из необожженного кирпича. Для жилых комнат это не было большим препятствием - как мы знаем жить в помещениях шириной около трех метров не слишком-то удобно, но вполне возможно. Создать зал при сырцовой кровле очень трудно. И все же, устраивая тяжелые временные кружала из дерева и выкладывая по ним тяжелые своды, ассирийские зодчие сумели сооружать для своих царственных господ тронные залы шириной 12 и даже 15м. В библейской книге Царств весьма подробно, хотя и с очень досадными для нас пропусками, изложена история строительства Соломонова храма в Иерусалиме. Тогда, в X в до н. э., окрепший Израиль установил мирные отношения с финикийским городом Тиром.

"И послал Хирам к Соломону сказать: я выслушал то, зачем ты посылал ко мне, и исполню все желание твое о деревах кедровых и деревах кипарисовых. Рабы мои свезут их с Ливана к морю, и я плотами доставлю их морем к месту, которое ты назначишь мне, и там сложу их, и ты возьмешь. Но и ты исполни мое желание, чтобы доставлять хлеб для моего дома".

Библия дополнялась и переписывалась множество раз, так что не стоит удивляться тому, что всего несколькими строками ниже говорится о сменных экспедициях израильтян в ливанские горы для рубки и сплава кедровых стволов. Числа несомненно преувеличены во много раз, но нет сомнения в том, что большие ровные бревна были тогда драгоценностью. За многие сотни километров их доставляли в столицу Персидского царства, Сузы, где теперь уже египетскую схему многоколонного зала из камня словно "перевели" в дерево, за счет чего Стоколонный зал, позднее глупо сожженный солдатами Александра Македонского, был необычайно просторен и наполнен светом.

Залы с плоскими потолками, уложенными по мощным поперечным балкам, строили и греки, и римляне, и такой тип зала утвердился в ранней христианской церкви. Однако именно сводчатые перекрытия стали главной схемой для организации крупного зала, если тот занимал всю высоту сооружения, до самого конца XVIII в., когда, наконец, догадались объединить стропильную конструкцию кровли с балочной конструкцией перекрытия. За счет такого объединения возникла совершенно новая схема — ферма, ставшая возможной после того, как теорией устойчивости сооружений начали заниматься не только архитекторы-практики, но и ученые.

Практики давно установили, что чем выше балка, тем меньше она прогибается, и что если положить один брус поверх другого и надежно соединить их железными скрепами, то пролет, а значит и ширину зала можно увеличить. Ученые же доказали, что главным условием перекрытия широкого пролета становится подъем высоты, а потому нижняя балка, работающая только на растяжение, может быть тонкой - важна лишь высота вертикальных стержней и надежность косых связей- раскосов. Если же так, то ферму значительно выгоднее делать из металла. Поначалу, в силу традиции, фермы делали только треугольными, что идеально отвечало необходимости устраивать двускатную кровлю - именно такую схему применили при строительстве огромного Конногвардейского манежа в Москве, бывшего потом гаражом и уже много лет Центральным выставочным залом. Затем уже инженеры надежно освоили задачу расчета конструкций и для быстрого возведения железнодорожных мостов начали применять прямоугольную ферму. Использовав такую нетривиальную конструкцию, Константин Мельников собрал решетку из поставленных ребро досок для устройства перекрытия своего необычного московского дома, собранного в 1928 г. из двух пересекающихся цилиндров, а Мис ван дер РОЭ, но только уже в металле, возвел главный зал Массачусетского технологического института в 50-е годы XX в. Архитектор взял конструкцию у инженера в готовом виде, однако применил ее парадоксальным образом - прямоугольные фермы установили на стойках, а затем уже к ним подвесили плоское перекрытие, оставив фермы поверху открытыми.

Широкое применение металла вызвало специфическое, неожиданное возрождение арочной конструкции, но теперь, как правило, арку собирали из двух половин - полуарок, соединяя их по центру не жестко, а посредством шарнира, чтобы обеспечить полуаркам легкую подвижность. Дело в том, что металлическая конструкция чрезвычайно чувствительна к изменению температуры: она удлиняется от тепла и сжимается от мороза. При скромных размерах конструкций этим все же можно и пренебречь, но когда речь идет о многих десятках метров, такие колебания длины нельзя игнорировать. Если, проезжая под мостом или эстакадой, посмотреть, наверх, то можно увидеть, что концы могучих балок или ферм лежат не прямо на вершине столба, а на круглом цилиндре - катке.

Шарнирные арки сразу дали возможность сооружать одноэтажные залы шириной от 80 до 100 м, купола, собираемые из сборных железобетонных элементов, - до 300 м, а конструкции-сетки, вроде той, что немецкий инженер Отто Фрей подвесил над трибунами олимпийского стадиона в Мюнхене, или тонкостенные оболочки - еще больше. Размеры впечатляют, в некоторых случаях они диктуются необходимостью, но в целом увлеченность габаритами залов принадлежит прошлому, так как экономисты доказали их невыгодность: и конструкции, и, тем более, технология их возведения оказываются неоправданно дорогими.

А между тем комнаты менялись на протяжении тысячелетий в незначительной степени, поскольку быт в основе своей глубоко консервативен. Дом мог наполняться все более совершенной бытовой техникой, однако комнаты привычных размеров были те же, что и всегда. Менялось их расположение, но это уже тема для дальнейшего рассказа.