5 января 2011 г

Вид материала

Обзор

Содержание Несколько замечаний для публики и о публике Немного о нашей «философии» Павел Парфентьев,Председатель МОО «За права семьи»

Подобный материал:

• 31 января 4 февраля 2011, 676.61kb.
• Участниками с соответствующими правами. Вы можете прочитать последнюю, проверенную, 528.71kb.
• Оналогообложении ндфл с 1 января 2011, 25.04kb.
• Доклады, представляемые государствами-участниками, 1291.67kb.
• Программа: 15 января, 17. 00 заезд на базу (на личном транспорте, либо автобусе), размещение, 17.6kb.
• Вопрос: о налогообложении ндфл с 1 января 2011, 22.71kb.
• Всвязи с выходом нового Закона «Об обязательном медицинском страховании в Российской, 71.04kb.
• Правительство российской федерации постановлени е от 23 ноября 2011 г. N 965, 7.96kb.
• Закон Республики Казахстан от 6 января 2011 года №377-iv "Казахстанская правда", 1076.52kb.
• «Региональные социогуманитарные исследования. История и современность» Конференция, 42.19kb.

^

Несколько замечаний для публики и о публике

ссылка скрыта

Павел Парфентьев (Kassidi)

02.01.2011


Уже в целом ряде случаев приходится сталкиваться с реакциями, меня неизменно удивляющими. Прокомментирую их, чтобы было понятно мое отношение.

1) Господа, которые считают, что я (наша организация) считаем органы опеки и их действия всегда и везде безусловным злом, попросту не правы. Вовсе не всегда и вовсе не везде. Никто не спорит с тем, что в некоторых случаях надо спасать детей от реально существующих проблем, серьезно и реально угрожающих жизни и здоровью ребенка.

2) "Наверняка опека по сути права, чего придираться к формальностям".

Скажем, когда в курском деле указываешь на то, что акты обследования жилья никто родителям не давал, протоклы об адм. правонарушениях никто не давал на подпись, постановления по делам никто не пересылал и т.п. Говорят (в духе известного "а вор должен сидеть в тюрьме"), что все и так ясно и что за мелочные придирки и занудство.

Господа, так говорящие, вообще в жизни не понимают ничего. Самое главное - они не понимают, что эти самые "бумажные мелочи", т.е. процессуальные нормы - это и есть то, что отделяет беспредел от права. Без них любой человек может быть в любой момент на ровном месте обвинен в чем угодно.

Зачем дается на подпись протокол? Для того, чтобы человек знал, что в нем и мог это оспорить, если это ложь. Есть процедуры и на случай неподписания злонамеренного. Почему нельзя рассматривать дело в отсутствие лица, в отношении которого оно ведется (не вызывав его)? Почему постановление по делу положено вручать? Неужели ответы на все эти вопросы не ясны "рассуждателям"?

Без соблюдения этих норм у нас просто нет гарантий, что что-то вообще происходило, а все эти протоколы не были написаны задним числом вчера на коленке.

Именно поэтому закон _запрещает принимать доказательства, полученные с нарушением закона_ и использовать их в суде.

Если проблема правда есть - никто и ничто не мешает соответствующим органам действовать с соблюдением закона, собрать нормальную доказательную базу и т.п. А не нарушать закон, а потом оправдывать это тем, что "необходимость-то правда была".

Если нормы закона не соблюдены, ни суд, ни мы _не знаем_, была она или нет. То, что была - это голословное утверждение чиновника, которое делать он в такой ситуации не вправе.

3) "Общественность имеет право знать".

Это, господа, благоглупость. Общественность имеет право знать то, что имеет право знать. Скажем, о действиях чиновников она имеет право знать, кроме случаев, когда это право закон ограничивает. А о жизни частного лица и его семьи общественность "имеет право" знать ровно столько, сколько ей этого права дает закон. Т.е. она вправе знать то, что человек о себе сам опубликует, или что, в соответствии с законом, будет предано гласности. То, что человек попал в беду, желание уточнить ситуацию - само по себе вовсе не дает права непременно получать ответы на свои вопросы о человеке. Потому что беда не лишает человека прав на неприкосновенность частной и семейной жизни.

Несомненно, право задать вопрос у любого человека есть. Есть и право, не получив ответа на свои вопросы, не помогать в конкретной ситуации - кто же против, не помогай. Другое дело, что люди, желающие помогать, как правило, свои вопросы задают не публично и ответы не публикуют. А публичные вопросы такого рода - как правило, сопряжены с желанием подловить, уличить и торжествующе заявить "ну я же говорил!". О естественности и этичности такого подхода говорить не хочу. Он мерзок.

А вот права требовать ответа на свои вопросы, исходя из нелепой идеи, что выставлять свою жизнь во всех ее деталях перед всеми - это "естественно" - ни у кого нет. Кстати же, и идея, "раз не хотят показывать, значит там что-то не так" - неэтична, дурна и более характеризует не тех, о ком идет речь, а тех, кто ее исповедует.

Кстати же, хочу заметить, что если человек на какие-то вопросы ответ получает приватно, а потом его предает огласке, а также если он о чем-то личном собирает и распространяет информацию без согласия того, о ком идет речь - это, вообще-то, уголовное преступление, предусмотренное ст. 137 УК РФ. Разного рода кумушкам,
любящим поперемывать кости другим, стоит об этом помнить.


^

Немного о нашей «философии»

amilia.ru/post/774#more-774

27.12.2010


«Эти люди что-то не договаривают. Наверняка они сами виноваты. С нормальными людьми такого не происходит». «Вот вы говорите, что у них беда – а откуда вы знаете, что они не врут?». «А почему Вы всегда верите семьям, а не чиновникам?». Подобные высказывания, к сожалению, в последнее время мне приходится не столь уж редко слышать от некоторых людей.
Устав удивляться подобному ходу мысли, я считаю необходимым рассказать о некоторых принципах, из которых исходит наша организация, и которые кажутся мне совершенно очевидными и, в общем-то, единственно возможными с этической точки зрения. Теперь, когда на нашем сайте размещена информация о том, что семьи, права которых нарушаются, могут обращаться за помощью к нашей организации (ссылка скрыта), будет особенно уместно изложить эти принципы.

I. Мы исходим из презумпции невиновности и добропорядочности семьи

В нашем российском праве есть очень важный принцип. Он касается гражданского судопроизводства по одной из категории дел, «возникающих из публичных отношений» – дел, в которых гражданин в суде оспаривает законность и правомерность действий должностных лиц и органов власти в своем отношении. Если гражданин обратился в суд и обжалует действия или бездействия органа власти или чиновника, то он по умолчанию считается правым. Не он должен доказывать незаконность действий чиновника. Напротив – это представитель власти должен в суде обосновать и доказать законность и правильность своих действий.
Причины того, почему существует именно этот принцип – можно назвать его «презумпцией правоты гражданина в судебном споре с властью» – совершенно понятны. Если бы ситуация была обратной, то было бы, с правовой точки зрения, очевидно: мы живем в тоталитарном государстве, не считающей ценностью права отдельной личности. Слава Богу, что это не так.
Вполне очевидно, что этот здравый принцип процессуального законодательства надо применять к ситуациям, когда люди жалуются на нарушения своих прав всегда. Если их жалоба не является очевидной бессмыслицей или явной ложью, то мы должны исходить из того, что люди говорят правду, пока не доказано обратное. Такое отношение – вообще-то является этическим императивом в отношениях между людьми, по отношению к каждому частному лицу.
Мы исходим и должны исходить из порядочности каждого отдельного человека и его семьи до тех пор, пока и если не будет доказано, что мы имеем дело с ложью. Это нормальное, естественное отношение к людям. Когда человек обращается за помощью, то следует полагать, что он говорит правду. Иное отношение может быть оправдано, да и то не всегда, лишь в случае, когда речь идет об известном лжеце.
Это, конечно, не означает, что мы не допускаем, что человек не может искажать истину в своих интересах или попросту заблуждаться. Такое вполне возможно и бывает. Разумеется, мы всегда готовы последовать старинному юридическому принципу – «audiatur et altera pars» – и выслушать и другую сторону, то есть чиновников, представителей государственных органов. Они, если пожелают того, вправе представить надежные обоснования законности своих действий общественности или суду. К сожалению, такие обоснования общественности представляются не столь уж часто. Представляемые объяснения часто сводятся к декларациям о том, что «все сделано правильно, потому что мы так говорим».
Почему мы относим принцип «презумпции правдивости» к «простому человеку», и не применяем его в тех же случаях к «человеку при исполнении»? Ответ прост. Если некто живет в своем доме, а кто-то, применяя силу, входит в его жилище – именно вошедший должен обосновывать свои действия. На нем лежит обязанность доказать, что он, по закону и справедливости мог и имел право вторгнуться в чей-то дом. Если Вы, придя домой, обнаружите там незнакомца, надо полагать, будет естественно именно от него ожидать объяснения того, на каком основании и как он там оказался, а не от Вас – доказательств того, что он не должен находиться у Вас дома.
Именно так выглядит ситуация, когда чиновники входят в жизнь отдельной семьи или частного лица. Их право войти в частную и семейную жизнь, привлечь кого-то к ответственности или наложить на кого-то обязанность – не является «само собой разумеющейся». Она требует законных оснований. И когда человек соглашается работать на государственной службе, он, тем самым, берет на себя обязанность: всегда быть готовым оправдать и обосновать свои действия, если они затрагивают чьи-то права. Чиновник всегда должен быть в состоянии показать, что он вступил в чью-то личную или семейную жизнь законным образом и ради действительно важной и необходимой для всего общества цели.
И разумеется, таким доказательством не могут служить простые заявления вида: «все это ерунда, на самом деле мы правы». Ведь и в споре просто повторение оспариваемого высказывания – не доказательство и не аргумент.
Также мы твердо уверены, что всякий раз, когда человеку предъявляют обвинения, претензии, в результате которых представителями государства нарушается или разрушается жизнь его семьи, этика и здравый смысл требуют считать его невиновным, пока обратное не доказано должным и надежным образом. К сожалению, этот подход, который все здравомыслящие люди всегда считали вполне очевидным, в последнее время имеет на практике куда меньше приверженцев, чем хотелось бы. Хочется надеяться, что эта ситуация постепенно исправится.

II. Мы не считаем очевидным право власти вторгаться в частную и семейную жизнь

Этот принцип, отчасти, является логическим следствием предыдущего. К сожалению, все чаще встречается мнение о том, что власть, в частности государственная, «имеет право на все, пока не доказано иное». Эта позиция представляется нам глубоко ошибочной и несовместимой с основными принципами права.
Право вмешательства государства в частную жизнь человека и его семьи с целью регулировать их или что-то в них изменить, вовсе не является очевидным. Напротив, очевидно, что каждый человек и каждая семья вправе жить так, как считают нужным, пока не наносят этим серьезного ущерба обществу в целом. Частная жизнь человека и его семьи должна быть свободна от внешнего регулирования во всех случаях, за исключением тех, когда это действительно необходимо ради блага общества в целом.
Иными словами, вмешиваясь в личную и семейную жизнь человека, устанавливая регулирующие их нормы, государственная власть должна всегда представлять веские основания для этого. Это верно как в масштабе отдельных случаев (вмешательство в жизнь конкретной семьи), так и в масштабе общества в целом.

III. Помогая людям, мы действуем как «адвокаты», а не как следователи или обвинители

Причем как адвокаты в старинном смысле этого слова. В классической римской древности, адвокатами назывались осведомленные люди, друзья и знакомые человека, которые помогали ему отстаивать свои права в суде. Слово «адвокат» происходит от глагола, означающего «звать на помощь».
На практике это означает, что, помогая семье в конкретной ситуации, мы всегда стоим на стороне семьи, выступая в роли ее советчика и помощника. Мы исходим из того, что наш «клиент» сообщает нам правду (пока не доказано обратное). С учетом этого мы советуем ему, что можно сделать в его ситуации. В некоторых случаях мы помогаем совершить необходимые шаги – обратиться в соответствующие органы, защитить свои права, привлечь внимание общественности и прессы к его ситуации и т.п. Иными словами, помогаем именно ему сделать то, что надо сделать для защиты его прав, но что сам он сделать не сумел бы, действуя как друзья, которых позвали на помощь в трудной ситуации. Как друзья, мы передаем другим его просьбы о помощи общественности, просим те или иные инстанции обратить внимание на представляемые им факты, изучить их и правильно решить дело и т.п.
При этом, разумеется, за правдивость и достоверность информации, которая нам сообщается, несет ответственность сам человек, и это естественно. Мы не можем гарантировать, что нас не ввели в заблуждение. Мы – не полиция и не суд, и мы не имеем возможности и, более того, не должны проводить дознание или следствие, собирая и представляя публике доказательства правоты или неправоты пострадавших. Разумеется, мы не будем защищать тех, неправота кого для нас очевидна или была, с нашей точки зрения, с достоверностью доказана. Мы, по мере возможности, стараемся проверять все факты – но это не всегда в наших силах. Разумеется, мы стараемся учесть и факты, представляемые «другой стороной», при этом четко отделяя их от необоснованных заявлений и деклараций. Более того, оказывая конкретную помощь семьям, мы довольно требовательно относимся к людям, которым помогаем, к исходящей от них информации – без этого, оказывая правовую поддержку, не обойтись. Но все это не меняет основного принципа: с самого начала мы стоим на стороне семьи – и это наша принципиальная позиция.
К сожалению, сегодня на практике часто существует «презумпция виновности семьи», в силу которой пострадавшие семьи находятся в неблагоприятных исходных условиях. Очень часто, в отличие от органов власти, они не могут озвучить свою позицию, имеющиеся у них факты, указывающие на то, что с ними поступают незаконно или несправедливо. Инстанции, контролирующие действия государственных органов (например, органов опеки и попечительства) «на местах» часто, даже проводя проверки, полагаются на информацию и документы, исходящие от самих проверяемых. Озвучиваемые чиновниками утверждения принимаются за данность, и даже суды, чаще всего, «по умолчанию» встают не на сторону семьи. Помогая семьям, привлекая к позиции и голосу семьи внимание общественности, мы, фактически, лишь стараемся несколько исправить этот печальный «перекос».
При этом, разумеется, мы не застрахованы от того, что нашим доверием не воспользуется кто-то, кто не имеет на него морального права. Такой риск существует всегда. В конкретной ситуации каждый должен сам для себя решать, чему и кому он верит, и будет ли он помогать той или иной семье. Мы, как организация, отвечаем за свои собственные мнения и позиции, за факты, которые утверждаем именно мы, и от своего собственного лица. В случае, если мы предаем огласке информацию, полученную от кого-то, это значит, что мы не видим оснований считать ее ложной. Но отвечать за ее полную и всецелую достоверность мы, разумеется, можем не больше, чем журналист, берущий интервью, отвечает за правдивость своего собеседника.
Взвешивать и оценивать факты, составлять собственные суждения каждый должен, разумеется, всегда сам. Мы не просим никого слепо доверять исходящей от нас информации. Мы лишь просим исходить из здравого отношения к действительности – а не из принципа «скорее всего, все сами виноваты».
Кстати, даже если конкретные люди в чем-то, действительно, «сами виноваты» – это еще не значит, что они виноваты во всем, в чем их обвиняют. Из этого не следует и то, что с ними можно поступать как угодно, нарушать их законные права и попирать их человеческое достоинство. Об этом тоже никому не стоит забывать.

^ Павел Парфентьев,
Председатель МОО «За права семьи»