Юрий Сергеев «Становой хребет»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   54

29


...Наконец-то дурной ветер разорвал хламиды туч и обнажил девственную наготу весеннего неба.

А до этого времени нескончаемо хлестал обложной дождь. Река помутнела и грозно неслась сквозь обильные испарения вымокшей насквозь тайги. В устье Тимптона Егор разгрузил плот, сделал балаган на склоне сопки, откуда была видна взбаламученная гладь реки Алдан.

Решил передохнуть денёк и подождать: вдруг подвернётся попутный пароход. Харчей оставалось ещё много — всё не унести в сидоре. Через сутки опять зарядил холодный дождь.

Пароходик с деревянной баржей появился неожиданно, попыхивая чёрным дымом и с трудом преодолевая течение. Егор кинулся к реке и замахал руками. Его заметили не сразу.

Двое матросов отвязали с кормы низко сидящей баржи лодку, погребли к берегу. Быков сник, испугался встречи с людьми. Но деваться было некуда, и он решил: «Чёрт с ними, двум смертям не бывать, а одной не миновать, тем более, что Эйнэ нагадал долгую жизнь».

Когда лодка причалила, пароходик тоже поворотил ближе, капитан прокричал с мостика в рупор: «Скорее там пошевеливайтесь! Нас сносит!» Выпрыгнули гребцы, один из них, молодой парень в клеенчатом дождевике, подошёл к Егору.

— Кто такой?

— Мне в Незаметный надо... сплавился по Тимптону, робко промолвил Егор.

— Откуда сам?

— С Аргуни...

— Ладно, рассусоливать некогда. Где вещи?

— Вон два вьюка, — Егор метнулся в ерник и притащил к лодке свои припасы.

Увидав лоток, матрос разулыбался приветливо:

— Да ты, никак, бывалый приискатель. Лоток славный у тебя, впервой такой вижу, как игрушечка. Любо-дорого подержать в руках. Иные с тазиками помойными сюда гребутся.

— Ага, — только и сказал Егор, опускаясь на мокрую скамейку, — хотел уже пёхом добираться, не чаял такой помочи.

Второй гребец, с окладистой бородой, легко заработал веслом и, как бы между прочим, спросил:

— Ты чё же, паря, в одиночку, што ль, бродишь?

— В одиночку.

— Не боишься шарахаться? Тут ишо банды в тайге блудят от старого режиму. Артемьев дурит в тайге, да и много иного сброду. Пришлёпнут ни за грош.

— А чего бояться, не впервой.

— Ишь ты-ы-ы... Лешак тя дери. Такие отчаюги везде нужны. Не сгинешь понапрасну, ежель уверен в себе.

Они подгребли к барже и кинули на крюк чалку. На корме была широкая будка из досок, из неё торчала жестяная труба, из которой пластался синий дымок. Бородач передал Егору тюки и вылез последним из лодки.

— Погодь, парниша, леший тебя дери. Величать-то как тебя, приблудный, запамятовал спросить.

— Егором, по фамилии Быков.

— Фамилия у тебя настырная. Меня Алёхой кличут, леший тя дери. Тожеть вот добираюсь на прииски с Омских аж степей, ездил отсель семью проведать, санным путём попал в Якутск. Ох, хватил лиха при тамошних морозах!

— Давно уже стараешься в Незаметном?

— Да, почитай, спервоначалу. Страх рассказать, что было тогда, ежель интерес есть, обскажу.

— Послушаю с удовольствием.

Протиснувшись в низенькие дверцы будки. За маленьким столиком на нарах сидели ещё двое попутчиков. Один в полувоенном френче, аккуратно выбритый, второй — лохматый детина с оплывшим лицом.

Бритый представился инженером Артуром Калмасом, ехал он в Незаметный налаживать работу гидравлик — мощных промывочных приборов, работающих от напорной воды.

Детина назвался Костей Драным и сам не знал, куда и зачем направляется, — главное — толочься в гуще людской. Без всякого стеснения он вдруг спросил у новичка:

— А спирт у тебя е, малец?

— Нету, с эвенками остатки выпил.

Костя разом потерял к нему интерес и печально уставился в узкое оконцо на рябую от дождевых капель реку. Калмас начал расспрашивать Егора о том, как живут при советской власти казаки на Аргуни. Выручить могла только «легенда» Кацумато. Быков сокрушённо махнул рукой.

— Да я уже три года дома не был, приискательствовал в тайге. Провианту накуплю и опять ухожу. Не ведаю, как там живут.

Но Артур насторожился.

— Много намыл в прошлом сезоне?

— Фунтов десять...

Драный оглушительно расхохотался и облапил Егора за плечи.

— Ох, брехать ты здоров! Малец. Да я за всю жизнь столько золота в карты не выиграл. Ты токо послухай его. Леший омский, вот травило посадили, почище тебя. Ты нам ещё не всё рассказал про начало работ в Незаметном... побреши ещё.

Калмас отстранил Драного.

— Постой, не мешай. И где же вы так фартово старались, Егор?

— В тайге, — усмехнулся Быков, — в притоках Тимптона.

— Так-с, до песков глубоко?

— Всяко, от двух до трёх сажен, — Егор понял, что его экзаменуют, — но, в основном, брали на щетке в узком месте долины, где россыпь зажата скалами.

Инженер, видимо, удовлетворился ответом. Долго крутил лоток, в ворсинках древесины отыскал крупинку золота и повеселел.

— Скоро мы эти дедовские инструменты заменим мощной техникой. Смонтируем экскаваторы, закупим драги, грузовики «Бюссинги», и дело пойдёт куда бойчей. Размоем напором гидравлик вековую толщу мерзлоты и дадим стране сотни пудов золота.

Эти глухие края преобразятся, проведём сюда железную дорогу, электричество, и вырастут здесь светлые города социализма.

Вольдемар Бертин, своим открытием, заложил первый камень в фундамент валютного цеха республики. Нам нужно золото, много этого металла, чтобы восстановить промышленность, строить заводы и электростанции.

Егор жадно слушал инженера, прихлёбывал кирпичный чаёк из свой мятой в походах кружки, глядел через полуоткрытую дверь на незнакомые берега реки, на пыхтящий от натуги колёсный пароходик «Соболь», вестник прогресса в этих глухих краях.

На барже громоздились тяжёлые запчасти первой драги, перевозимой с Ленских приисков. Калмаса перебил Костя.

— Артур Карлович! Ты — вроде и человек солидный, а заодно с ними, — он кивнул головой на Егора и Алёху, — брехнёй занялся. Надоел ты своими сказками. Брешешь тёмным людям почем зря, а мы уши и поразвесили.

Вона Леший разинул пасть от восторга, думает, ему энта социализма туды живьём влетит с кулем золота и жратвой, — он зевнул и разморено откинулся на нары, — не дождуся этова Томмоту, глотку нечем смочить, а ты базланишь о райских временах. Пролетарьяту выпить негде! Эт што за жисть!

— Человек, думающий о своём брюхе и похотях, подобен скотине, — не сдержался инженер и презрительно оглядел верзилу, — надо учиться, работать, а не пьянствовать и паразитировать.

— Гы-ы... Я и так учёный, из дерьма кручённый. Душу мою не замай! Слышишь? А за скотину опосля с тебя спросится, — он сделал свирепое лицо и скрипнул для устрашения зубами, — меня на каторге все жандармы страшились, и ваши, политические, потрухивали. Гляди у меня, не балуй шибко... река глубокая.

— Ну, это ты брось, — не обратил даже внимания на угрозу Калмас, — уголовники нам были не помеха, а даже многие из них, под нашим влиянием, стали настоящими людьми и красными бойцами. Ты особо своими кулаками не храбрись, никто тебя не боится, — Артур отвернулся к окну и замолк.

Пароход причалил к пристани Укулан. Егор перенёс вьюки на берег и нерешительно остановился, не зная, куда податься и где прибиться на ночь.

— Что затужился, товарищ Быков, идём со мной, определимся на временный постой, — подошёл к нему Артур Калмас.

Егор вздрогнул от слова «товарищ», впервые назвали его так. Замялся, не зная, что ответить.

— Да я привычный, у костерка перебьюсь...

— Нет-нет, так дело не пойдёт. Вот в том бараке заезжка, есть печка и нары. Мне капитан показал. Там подождём подводу с Незаметного. А я сейчас сплаваю лодкой на ту сторону реки, нужно побывать в Томмотском совете.

Егор поблагодарил инженера и, взвалив вьюк на спину, пошёл к бараку. Алёха из Омска помог нести второй вьюк. У него самого была лишь тощая котомка да притороченный к ней свёрнутый мехом наружу полушубок.

Обширный барак оказался переполненным самым разным людом. Некоторые спали на нарах, шестеро приискателей дулись в карты и пили водку в сплошной завесе табачного дыма. Костя Драный уже угостился и, весело скалясь, артистически тасовал карты большими лапищами.

Егор нашёл свободный угол, сиротливо огляделся. Невесело было тут, грязно и тесно. От наглого смешка Драного плутала тоска в глазах Алёхи. За занавеской из тонкого ситца плакала навзрыд какая-то баба, и ей вторил задышливым криком младенец. Так неприютно показалось Егору в бараке, что он встал и вышел на вольный воздух.

По реке валом катилась вода. Маячила у другого берега лодка, на которой уплыл инженер. На краю посёлочка стояли чумы эвенков, бродили олени и собаки, паслись на скудном разнотравье лошади. В другом бараке пиликала гармонь, разудалый голос срывался в песне.

Егор впервые на этой земле ничего не опасался, чувствовал себя, как дома. Надо только работать не покладая рук, доказать свою нужность людям, он верил в Калмаса, в его железную убеждённость и был готов преодолеть любые тяготы, чтобы только вдыхать этот воздух, видеть тайгу и реки, слышать русскую речь. Вечером, вместе с инженером, Егор вернулся в барак.

Артур сразу разогнал пьяную компанию, спать устроился он рядом с Егором. Напоследок успокоил, что завтра ожидаются подводы на Незаметный.

Ночью Егор проснулся. Пригляделся. В неярком свете одинокой свечки увидел человека, обшаривающего спящего инженера. Тихим шёпотом предупредил:

— Эй, ты... а ну катись отсель!

— Замолчь, малец, — пьяно отозвался Костя, раскрыв бумажник Артура.

Егор, не задумываясь, взметнулся и ударил верзилу. Тот рявкнул от неожиданности и покатился по полу, сбивая лавки. Кто-то зажег лампу, вскочил инженер.

— Что такое?

— Он у вас рылся в карманах пальто: видно, денег на водку не хватило, — проговорил Егор и подошёл к лежащему. Вырвал у того из кулака бумажник.

Калмас тоже наклонился над вором, но Костя Драный поднялся не мог.

— Вот это удар! — удивился Калмас. — Такого буйвола завалить нешутейное дело. Наглецов так надо учить. Связать его, пусть завтра милиция разберётся.

Алёха и его молодой напарник, Иван, быстро исполнили приказание инженера. Драный очнулся.

— Хто-о меня вда-а-арил?! Кто посмел Костю вдарить! Убью суку! Растерзаю, как падаль! Хто-о! — Он сел, дёргая связанными руками и скрежеща зубами.

— Я тебя осадил, — поднялся Егор с нар, — лежи и не пикай, или ещё вломлю. Если есть желание, давай развяжу, пошли на берег.

— Ты? Малец! Ты посмел поднять руку на Костю Драного! Мне ноги лизали не такие ухари, развяжи, а ну? Развяжи... я счас тебя буду учить соску сосать...

— Не смей, — остановил Егора Калмас, — пусть милиционеры с ним речи говорят. Не опускайся до драки с подонком.

— Надо, Артур Карлович, он же не успокоится, надо...

— Я запрещаю!

Но кто-то из новых дружков Кости полоснул ножом по верёвкам, предвкушая потеху. Драный вскочил и кинулся на Егора. В полутьме никто ничего не заметил, только раздался звонкий щелчок.

Костя полетел головой в дрова, раскидав ноги в грязных хромочах. Егор приблизился к нему, пощупал пульс и пошёл досыпать.

— Жить будет. Свяжите только покрепче, кабы беды не наделал, — обронил растерянному Алёхе.

— Вот это парняга, леший тя задери! — загомонил омский. — видать, кулачник был видный. Не приведи Бог такому попасться. Бредите, робятки, кемарить, бредите по-доброму.

Ить он вас всех, при нужде, угомонит. Ишь, выставились! Того, кто вздумает Костю развязать, завтра в кутузку определим. Ить это же зверь! Как с таким вором золото промышлять! Живоглот проклятый. Нам такие на прииске не нужны.

Утром два милиционера увели Костю. На прощанье Драный пригрозил выпустить Егору кишки. Быков пристально поглядел в его нахальные глаза и спокойно ответил:

— Запомни! Я бью три раза... последний — насмерть. Ты мне уже до тошноты надоел. Не принуждай брать грех на душу.

Драный хмыкнул.

— Твоя взяла. Видный уркаган бы из тебя вышел под моей рукой. Пахан что надо... замнём прошлое. До встречи, от этих сопляков, — он кивнул на молоденьких милиционеров, — я слиняю быстренько. Я тебя в картишки ещё обучу шулерить вместе можно большие дела заправлять...


Три гружёные подводы продирались по несусветной грязи и колдобинам, цепляясь осями за высокие пеньки. Люди шли пешком, хлюпая раскисшей обувкой. Недавно проложенная дорога, истолчённая сотнями ног и тысячами копыт, вилась и вилась к далёкой золотой стране.

Егор шагал рядом с Калмасом и внимательно его слушал. Сзади топал Алёха, часто перегонял и переспрашивал инженера.

Омича поражал тяжёлая судьба Калмаса, его стойкость, не сломленная ни царской каторгой, ни лихолетьем гражданской войны. Инженер много говорил о будущем этого северного края.

— Мы сделаем Якутию индустриальной республикой. Вот те горные кряжи хранят бесчисленные сокровища, чтобы их добыть, надо учиться, учиться даже у буржуев, работать неистово, и дерзновенная воля человека покорит любые трудности.

Пусть мы сейчас стынем в хибарах и землянках, но придёт день, и в этих лесах возникнут промышленные центры, зажгутся огнями города и посёлки, там будут радио и театры, магазины и парки. Золото — мерило счастья в старом мире — превратится в обычный металл. Но сейчас оно нужно до зарезу.

Мы покупаем у капиталистов машины и прокатные станы, целые заводы и хлеб. За всё платим золотом. Сейчас его добывают копачи в примитивных ямах устаревшим и непроизводительным способом. Надо ломать старорежимные порядки.

С реки Олекмы сейчас сюда перевозят по Лене части от двух драг фирмы Браун, новозеландского типа. Пока я ещё не представляю, как нам удастся с Укулана перевезти эти тяжеленные части в Незаметный. Но мы перевезём их, в этом нет сомнения.

Алёха многое рассказал Егору во время пути, о начале золотодобычи в Незаметном. К нему добрались на второй день. Лысые сопки окружали заросшую лесом падь, а дальше, на востоке и юге, манили сахарной белизной гольцы в сиреневой дымке.

Егор зашагал быстрее, оглядывая вздыбленную людьми долину маленького ручья, он станет знаменитым, этот маленький ключик. Так утверждал новый шаман этих краёв — большевик Артур Калмас.