Без названия А. Александрова

Вид материала

Обзор

Подобный материал:

• Берсенева Тамара Александровна. Курск, 2008. 42 с. Волгунова, Г. А. Педагогические, 133.66kb.
• О. С. Ганова // Здоровье Алт семьи. 2008., 26.11kb.
• Александрова В. А., Бандурина Т. Ю. Синдром упорных рвот и срыгиваний у детей, 587.4kb.
• Список використаної літератури, 10.87kb.
• В. А. Александрова и др. Клинические лекции, 18.82kb.
• Япросмотрел множество книг и фильмов о будущем человечества, 4740.62kb.
• Информационный бюллетень декабрь 2008 год, 787.29kb.
• Календарно-тематический план по музыке. 1 класс, 58.28kb.
• Урок по разделу IV " Сказка мудростью богата", 129.18kb.
• Музыкальные формы, 1234.73kb.

Без названия

А. Александрова

ВШ-2001

Обзор социальной политики государства и отдельных предприятий, а также экономических и социальных последствий поддержания занятости в период экономических реформ 1990-х годов.

Данная лекция не является по сути дела таковой, а представляет собой бессвязный набор наблюдений, сделанных в 2000 г. в трех регионах центральной России (Ивановской, Калужской и Тульской областях) на базе небольшого обследования, а также индивидуальных интервью, проведенных на ряде промышленных предприятий этих регионов. Более половины предприятий были убыточными как в середине 90-х, так и после девальвации рубля, поэтому мне как человеку, который занимается социальными вопросами, представилась возможность взглянуть на то, что происходит на предприятиях и с их работниками сквозь призму социальной политики и социальных проблем.

В результате я хочу предложить вам несколько нетрадиционную точку зрения на жизнь. В частности, можно попробовать интерпретировать сегодняшние проблемы экономического развития, промышленного роста и т. п. как результат неправильно проводимой государством социальной политики. Для того, чтобы эту интерпретацию как-то формализовать, я проведу сравнение между тем, что почти за 10 лет экономических реформ стало принято называть «подходом Центральной Европы» и «русским путем» постсоветской экономической адаптации.

Чтобы упрощенно обрисовать ситуацию, можно сказать, что как мы, так и страны Восточной Европы в начале 90-х стартовали в основном из одного и того же пункта. У нас была сходная ситуация в смысле наличия гарантированной занятости, сходное устройство рынка труда и трудового законодательства, которое предоставляло работникам государственных предприятий целый ряд привилегий, финансируемых и предоставляемых в основном теми же предприятиями. Социальная политика была тоже сходная: социальная помощь предоставлялась группам либо так называемым «заслуженным» (например, ветераны), либо тем, кто считался социально уязвимым (например, инвалиды), кто не имел возможности зарабатывать наравне с другими людьми и не мог обеспечить сопоставимый уровень жизни.

Когда в начале 90-х и у нас, и в странах Центральной и Восточной Европы произошла либерализация и падение ВНП, и начались экономические реформы, возникли существенные различия в социальной политике, проводимой в России (и СНГ) и Центральной Европе. Центрально- и восточноевропейские страны в основном использовали подход, который в первую очередь предполагает быструю структурную перестройку с более масштабной и явной адаптацией рынка труда, а также внедрение на ранних этапах механизмов социальной защиты, призванных сгладить последствия открытой безработицы. Иными словами, там проводилась политика, ориентированная на то, чтобы скорее закончить перестройку, которая привела к массовому высвобождению работников. При этом реализовывалась социальная политика, которая как бы «подстелила соломку» людям, высвобождаемым с закрывающихся предприятий.

Если смотреть только на динамические показатели, то падение объема выпуска промышленной продукции сопровождалось ростом высвобождений, количество занятых уменьшалось, количество безработных росло пропорционально, что было достаточно логично. При этом на поддержку, скажем, безработных были выделены довольно значительные ресурсы и пособия предоставлялись в таком размере, что они реально обеспечивали социальную защиту на период поиска работы.

Кроме того, реализовывался целый ряд программ занятости, по которым проводилось обучение безработных, общественные работы и т. д. Даже учитывая, что эффективность этих программ далеко не всегда значительна, они оказывают психологическую помощь участвующим в них людям, которые не теряют работоспособность и основные навыки.

Наконец, в центрально-европейских странах экономическая и социальная политика государства активно стимулировала развитие малого и среднего бизнеса. Возникали новые небольшие предприятия, нанимавшие высвобожденных ранее работников, а также происходила разбивка крупных предприятий, которые были слишком громоздкими для выживания в новых условиях, и выходящие из их состава прибыльные производственные участки также формировали самостоятельные небольшие предприятия.

К моменту, когда активное создание рабочих мест на предприятиях нового типа привело к уменьшению безработицы, и начался рост промышленной продукции (примерно в 1995 г.), власти «закрутили гайки» в сфере социальной защиты: условия выдачи пособия по безработице стали более жесткими и государственные ресурсы начали расходоваться более экономно. В результате страны Центральной и Восточной Европы избежали ряда проблем, свойственных нашей экономике. Например, у них нет такого явления, как невыплата заработной платы.

Что касается России, то к началу 1992 г. правительство подошло с парализующим чувством страха перед возможностью возникновения открытой массовой безработицы. Само происхождение этого страха осталось до сих пор не вполне понятным, но я думаю, что оно объяснялось большим удельным весом в нашей экономике таких отраслей, как, скажем, ВПК, которые трудно перестроить на рыночные принципы. Так или иначе, безработица воспринималась как самое большое зло – ее надо было избежать любыми способами. Соответственно, формировалась политика, которую можно охарактеризовать как политику поддержания занятости любым путем, даже если это замедляет экономическую трансформацию и ограничивает рост доходов населения. Такая политика реализовывалась, грубо говоря, с помощью трех основных инструментов.

Первый – это очень мягкие бюджетные ограничения, то есть никакой финансовой дисциплины на предприятиях. Речь идет о том, что предприятия могли позволить себе не платить налоги, не оплачивать потребленную электроэнергию, воду, другие ресурсы, не платить поставщикам или зарплату работникам. Это никак не наказывалось, то есть неявно поощрялось.

Второй инструмент – это субсидирование предприятий, прямое или косвенное. Прямое субсидирование, похоже, не так уж часто применяется, но косвенное распространено достаточно широко. Самый простой пример его – заниженные цены на электричество. Если государство не позволяет энергетическим компаниям устанавливать тарифы на оплату с учетом коммерческих потребностей (необходимости инвестиций в новое оборудование, например), то оно фактически дает часть энергии ее потребителям бесплатно. Это тем более важно, что в промышленности велика доля энергоемких производств, технологии которых разработаны и внедрены в советское время, когда энергия предприятиям фактически ничего не стоила.

Третий инструмент политики поддержания занятости – это устройство системы социальной защиты. Я хочу повторить, что, наверное, можно рассматривать экономическую ситуацию как результат политики, ориентированной на поддержание занятости, а не дохода. Государство продолжало накапливать социальные обязательства, выпуская новые законы, предоставляющие новые и новые виды поддержки всем группам населения, уровень жизни которых явно снижался. Однако в силу того, что российская социальная систем абсолютно децентрализована, а функции финансирования отделены от функций предоставления помощи и разбросаны между внебюджетными социальными фондами и регионами, все взятые государством обязательства по поддержке населения оставались в основном невыполненными.

Мне представляется, что численность официально уволенных была бы в России значительно выше, если бы не действия местной администрации, в особенности в некрупных городах районного масштаба. Местная администрация таких городов вступала в «переговоры» с администрацией предприятий с целью снижения числа увольнений в обмен на определенные блага, а именно:

• льготы по налогам и выплатам в социальные внебюджетные фонды;
  
• разработка «мягких» поэтапных программ сокращения численности работников, осуществляемая совместно с основными предприятиями-работодателями;
  
• поощрение или принуждение предприятий, у которых существовала задолженность по выплатам в фонд занятости (ФЗ), к участию в так называемых программах сохранения рабочих мест или программах обучения молодежи, которые использовались в качестве средства реструктуризации задолженности таких предприятий перед ФЗ.
  

Мэр одного города сказал мне: «Наш город заинтересован в сохранении рабочих мест, и поэтому мы поддерживаем наши предприятия всеми возможными средствами: мы разрешаем зачеты и закрываем глаза, когда они с задержкой платят местные налоги... Мы горды тем, что безработица в нашем городе никогда не превышала 5%». В ответ на это администрация предприятий старается сохранить налаженные отношения с местными органами власти.

Представитель текстильной фабрики из Ивановской области недвусмысленно высказался по этому поводу, отметив, что в случае повышения тарифов на электроэнергию он будет продолжать выплачивать заработную плату, но начнет накапливать новую задолженность перед региональным и местным бюджетами. Его, по всей видимости, не беспокоило наложение каких-либо санкций местными органами власти в описываемой ситуации – эти органы власти, по его мнению, с пониманием относились к проблемам предприятия, поскольку официальная безработица сохранялась почти на нулевом уровне в значительной мере благодаря тому, что официально работников не увольняли.

Руководители предприятий из Калужской и Ивановской областей говорили о том, что даже в отсутствие серьезного явного давления со стороны местных органов власти, их предприятия были предметом по меньшей мере мониторинга, и руководителям предприятий звонили, чтобы «обсудить» с ними их политику в сфере занятости. Но и без этого представление о том, что «все мы живем в одном городе», играло важную роль для многих руководителей и делало их более восприимчивыми к просьбам местных органов власти.

Реакцией руководителей предприятий на мягкие бюджетные ограничения и другие элементы политики, позволявшей даже убыточным заводам в течение ряда лет оставаться на плаву, была выплата низкой заработной платы или полная невыплата и накопление задолженности, а также выталкивание рабочих в вынужденные административные отпуска, сокращение числа рабочих часов или работа по сокращенной рабочей неделе.

Руководителям оказалось несложно выплачивать заработную плату с задержками, поскольку в целом это не вызывало явного недовольства работников. Согласно опросу, проведенному во второй половине 1999 г. журналом «Российский экономический барометр», руководители предприятий полагали, что задержки в выплате заработной платы, не превышающие 5–6 месяцев, не приведут к какой-либо социальной напряженности.

Надо иметь в виду, что функцию социальной защиты населения в нашей экономике в значительной степени все еще выполняют предприятия старого типа. Не платя налоги, они содержат жилищный фонд, системы отопления (котельные), детские сады и другие социальные объекты. Услуги, предоставляемые предприятиями работникам, также используются руководителями как замена повышения заработной платы. К таким услугам относятся дотируемое питание, те же бесплатные детские сады, пансионаты и дома отдыха, не говоря уже о жилье. Вместо того, чтобы финансировать местный бюджет, предприятия фактически содержат поселки и микрорайоны, превращаясь тем самым в хозяев положения и сохраняя паритет власти с местными администрациями.

Адаптация работников к ситуации, в которой они не получают оплату своего труда на основном месте работы, осуществлялась тремя различными способами:

1. уход с предприятия и поиск новой работы, которая обеспечивает стабильный доход;
   
2. продолжение работы на предприятии, предполагающее согласие на получение низкой и нерегулярно выплачиваемой заработной платы;
   
3. уход с предприятия, за которым не следует поступления на новую постоянную работу.
   

Понятно, что тем, кто выбрал пути (2) и (3), пришлось столкнуться с серьезными денежными проблемами, и поэтому им пришлось искать способы выживания. Эти способы называют также стратегиями приспособления и подразделяют на следующие виды:

• использование домашнего имущества для извлечения дополнительного дохода;
  
• социальные связи – опора на помощь родственников, переезд к ним;
  
• обращение за помощью к государственным органам.
  
• маргинализация (снижение уровня потребления).
  

Поскольку преобладающее большинство работников крупных предприятий было нанято еще в советскую эпоху, им полагались значительные блага, связанные с их работой, в том числе выходное пособие и выплата задолженности по заработной плате в соответствии с Кодексом законов о труде.

Это имело двоякий эффект. С одной стороны, некоторые руководители предприятий, особенно в Ивановской области, говорили о том, что работники в массе своей требуют формального увольнения. Согласно опросу, в Иванове отмечается самая высокая доля увольнений среди всех трех регионов. Каждый четвертый респондент был уволен официально, что почти в два раза превышает аналогичный показатель в Калуге и Туле.

С другой стороны, на предприятиях других двух регионов, где власти были в меньшей мере склонны или способны оказывать давление на предприятия, численность работающих сокращалась либо путем так называемого «добровольно-принудительного» ухода по собственному желанию, чему способствовало нарастание задолженности по заработной плате, либо путем действительно добровольного ухода по собственному желанию. Разграничить эти две категории непросто.

Во всех трех регионах добровольный уход по собственному желанию был формально наиболее распространенной формой увольнений. Самую высокую долю увольнений уход по собственному желаний составлял в Туле – почти 80%. Однако здесь нельзя исключить скрытой договоренности между работодателями и работниками. Вне зависимости от технологий ухода с предприятия, обе категории работников в первое время столкнулись с серьезными денежными трудностями.

Самым распространенным методом поиска работы был поиск «по знакомству». Интересно отметить, что в тех городах, где возможность найти работу практически отсутствует, значительная часть работников, которые были уволены или ушли по собственному желанию, работают в так называемых «центрах притяжения» – крупных городах и других центрах экономической активности (например, на предприятиях с иностранным капиталом или на строительстве федеральных объектов). Это особенно характерно для монопрофильных городов.

Интересным косвенным подтверждением такой повысившейся неформальной мобильности рабочей силы является пример одного небольшого населенного пункта, который официально отнесен к категории монопрофильных. В городке есть лишь очень небольшое число рабочих мест. Однако число зарегистрированных здесь автомашин за последние два года увеличилось более чем вдвое. Это говорит не только о способности некоторых домохозяйств получать достаточно высокие доходы, но также и о необходимости иметь транспортное средство (которое в действительности не нужно для того, чтобы ездить на дачу или подсобное хозяйство, поскольку до них можно добраться пешком)¹.

В результате такой неформальной маятниковой миграции мобильность рабочей силы, как представляется, намного выше, чем это отражается статистическими данными. Кроме того, такая мобильность рабочей силы наряду с введением более жестких бюджетных ограничений в значительной мере способствует вытеснению предприятий, которые менее эффективно используют свои активы.

Например, представители ивановских текстильных фабрик жаловались, что лучшие работники уходят от них на московскую фабрику «Трехгорная мануфактура», из-за чего этим предприятиям затруднительно использовать возможности, обусловленные девальвацией рубля. Это неудивительно, поскольку экономическое возрождение в период после девальвации рубля привело к увеличению спроса на отечественные товары, что, в свою очередь, стимулировало спрос на квалифицированных работников².

В силу низкой эффективности использования активов, предприятия старого типа зачастую не могут позволить себе выплачивать конкурентную заработную плату новым или бывшим работникам, обладающим требуемой квалификацией. Следовательно, в дополнение к «подталкивающему» эффекту более жестких бюджетных ограничений, перспектива лишиться квалифицированных работников будет, по всей вероятности, содействовать структурной перестройке предприятий в качестве важного «подтягивающего» фактора.

Маятниковая миграция не становится постоянной. Пока основной кормилец работает за пределами места постоянного проживания, его семья остается на прежнем месте. Это позволяет домохозяйству оптимизировать свой бюджет за счет следующих факторов:

• существует риск того, что не удастся найти работу для всех членов семьи в том месте, в котором может получить работу основной кормилец;
  

• члены семьи, остающиеся на прежнем месте жительства, могут извлекать дополнительный доход за счет принадлежащего им земельного участка или экономить на расходах на питание путем самостоятельного производства сельскохозяйственной продукции;
  

• расходы домохозяйств сокращаются в силу более низкой стоимости жизни в малых городах;
  
• деля арендную плату за жилье в «центре притяжения» между тремя-пятью работниками, основные кормильцы могут значительно снизить соответствующие расходы (что было бы трудно сделать в случае, если бы переехала вся семья);
  
• таким путем удается избежать затрат на переезд.
  

Структура рабочей силы на крупных предприятиях старого типа в значительной степени отражает стимулы, созданные политикой поддержания занятости. Обычное предприятие выиграло в результате девальвации рубля в 1998 г., поскольку спрос на часть его продукции возрос. Предприятие получило возможность повысить коэффициент использования производственных мощностей, однако выяснилось, что руководители предприятия не могут найти достаточного количества квалифицированных работников. Доля вспомогательного персонала остается высокой и достигает одной трети общей численности работников; нередко такие вспомогательные работники образуют несколько подразделений, которые уже не приносят никакой выручки, не говоря уже о прибыли.

Нынешние работники, как представляется, осознают, что их навыки устарели; работники убыточных предприятий были бы готовы пройти программу переобучения, являющуюся наиболее предпочитаемой ими формой государственной помощи в случае увольнений, используемой в дополнение к выплате пособий по безработице и финансовой помощи (такие выплаты в большей степени популярны на прибыльных предприятиях). Примечательно, что даже спустя 10 лет после того, как государство прекратило гарантировать полную занятость, 10–12% респондентов все равно рассчитывают получить работу от государства.

Почему же работники остаются на убыточных предприятиях старого типа? Как уже говорилось, важную роль в этом играют социальные объекты, остающиеся на балансе предприятий. Кроме того, существующая пенсионная система и ряд других социальных институтов предполагают наличие документально подтвержденного трудового стажа, поэтому ряд работников просто хранят трудовые книжки на предприятиях, оставаясь занятыми номинально, но не фактически. Реально они чаще всего оказываются заняты в неформальном секторе, в том числе через самозанятость. Кроме того, представляется, что использование имущества (в основном садовых участков) обеспечивает минимально необходимый уровень потребления, позволяя малооплачиваемым работникам не опускаться до уровня крайней бедности.

Наличие земельных участков, машин и других активов дает людям возможность использовать более разнообразные стратегии выживания. Владельцы машин, например, могут зарабатывать деньги частным извозом, что является очень распространенной практикой в крупных и средних городах. Кроме того, поставка товаров в многочисленные киоски по всей стране в преобладающей степени осуществляется частными владельцами машин.

Еще одним способом извлечения побочного дохода является использование занимаемой жилой площади. Хотя рынок жилья в России, без всякого сомнения, является недостаточно развитым, неофициальная сдача квартир в аренду представляет собой все более распространенное явление (в особенности в связи с маятниковой миграцией). В «центрах притяжения» это стало важным дополнительным источником дохода для домохозяйств, которые владеют второй квартирой, летним домиком или имеют лишние комнаты, которые могут быть сданы в аренду.

Использование подсобного сельскохозяйственного участка, без сомнения, является наиболее распространенным способом использования домашнего имущества. Роль подсобного хозяйства с точки зрения потребления продуктов питания в семье является важной по всей стране. Если взять данные Госкомстата, получается, что почти 80% потребляемого картофеля, более 60% овощей и 40% фруктов были выращены самими людьми для себя.

Продажа излишков продукции на местных сельскохозяйственных рынках стала важным дополнительным источником дохода для многих семей, у которых нет возможности зарабатывать достаточное количество денег другим способом. Одним из крайних случаев является пример монопрофильного города, где самообеспечение большинства домохозяйств продуктами питания и конкуренция с колхозными рынками привела к закрытию всех местных овощных магазинов.

В небольшом городке главный инженер нового предприятия по выпуску строительных материалов, созданного на производственной площади намного более крупного производственного предприятия, которое некоторое время тому назад разорилось, рассказал следующую историю, являющуюся примером успешной стратегии приспособления. До 1990-х гг. старое крупное предприятие было его единственным местом работы. Однако на протяжении наиболее трудного периода с 1993 по 1998 гг. ему приходилось работать сразу на четырех предприятиях в его родном городе (в каждом случае на полставки). Ему приходилось браться за любую имеющуюся работу и одновременно оказывать мелкие услуги жителям данного города – в частности, услуги слесаря-водопроводчика.

Это помогло ему более или менее постоянно получать деньги, поскольку вероятность того, что в любой данный момент времени заработную плату заплатят по крайней мере на одном из четырех предприятий, была достаточно высока. Кроме того, он и его семья стали более интенсивно использовать свое подсобное хозяйство, купив уток и кроликов и выращивая овощи («Каждый вечер после работы и все выходные мы проводили, трудясь на нашем участке»).

Когда экономическая активность в его городе стала повышаться в результате девальвации рубля в 1998 г., что обусловило более стабильную возможность зарабатывать деньги на одном рабочем месте, он стал постепенно посвящать все больше времени своему основному месту работы (на новом предприятии, созданном за счет инвестиционных ресурсов компании, расположенной вне его родного города). В то же время он продолжал использовать случайные заработки, в том числе продолжал оказывать услуги соседям и друзьям. Все это помогло предотвратить снижение уровня жизни семьи в течение переходного периода.

В конечном счете, он стал работать на полную ставку на новом предприятии в своей прежней должности главного инженера. Все утки и кролики были проданы, однако огородом семья по-прежнему пользуется, полностью обеспечивая себя овощами. Очевидным преимуществом такой активной стратегии приспособления является то, что работнику удалось сохранить свою квалификацию, рабочие навыки и дисциплину. Это, в свою очередь, позволило ему относительно легко вернуться на рабочее место.

Наиболее распространенные и серьезные опасения связаны с потенциальными трудовыми и социальными проблемами в монопрофильных городах. Потенциальное влияние жестких бюджетных ограничений на гигантское по численности население таких городов, как ни странно, не представляется катастрофическим. Адаптация рабочей силы происходила здесь так же, как и во всех малых городах, в которых крупные промышленные предприятия обеспечивали основную часть рабочих мест в допереходный период.

В частности, значительная часть работников ушла с предприятий, которые ранее были градообразующими, и в настоящее время работает вахтовым способом в других городах, в том числе в областных «центрах притяжения» или даже в более удаленных динамично развивающихся промышленных городах – таких, как Москва.

Монопрофильные города (по крайней мере, в Ивановской, Тульской и Калужской областях) вряд ли могут быть в настоящее время охарактеризованы как таковые в полном смысле. Предприятия, которые в прошлом были градообразующими, ныне обеспечивают рабочими местами небольшую часть местных трудовых ресурсов, и если бы таким предприятиям пришлось закрыться, то влияние этого на рынок труда было бы мало заметным³. Однако следует подчеркнуть, что существуют два подвида малых городов, которые в действительности переживают глубокий кризис, и в этом случае участие правительства будет необходимым для предотвращения социальной напряженности.

В первую подгруппу входят находящиеся в кризисной ситуации населенные пункты, расположенные в глубинке (из таких населенных пунктов поездки в «центры притяжения» – даже на вахтовой основе – либо вообще невозможны, либо не оправданы экономически). Предприятия старого типа в таких городах утратили свою долю рынка и не могут предложить работы, приносящей доход. В большинстве случаев из-за расположения рассматриваемых населенных пунктов никакие попытки по диверсификации местного производства не представляются возможными. Типичным примером являются шахтерские поселки на Крайнем Севере. Государственная поддержка переезда из таких населенных пунктов представляется основным способом решения данной проблемы.

Вторая подгруппа включает населенные пункты, в которых в основном проживают пенсионеры. Даже в рамках ограниченной выборки в данном исследовании были выявлены два населенных пункта, в которых пенсионеры составляют две трети всех жителей, что произошло в результате перемещения работников и оттока людей трудоспособного возраста в «центры притяжения». Доходы бюджетов таких городов недостаточны, чтобы покрыть необходимые расходы местных органов власти. Следовательно, обеспечить жизнь в таких населенных пунктах можно только с помощью трансфертов со стороны органов управления более высокого уровня. Такой способ может показаться дорогостоящим, но его следует оценивать в сопоставлении с альтернативным вариантом, при котором необходимо постоянно перемещать людей на новое место жительства. В регионах, находящихся вне зоны вечной мерзлоты (то есть всюду, где возможно хотя бы простейшее сельское хозяйство), труд на собственном земельном участке должен поддерживать необходимый уровень потребления домохозяйств в этих городах.

Повышение среднего размера пенсий до прожиточного минимума также поможет улучшить социальную ситуацию в таких населенных пунктах, однако в целом наиболее важной целью трансфертов со стороны правительства является финансирование эффективной и относительно недорогой системы социальной защиты – в том числе, программ помощи неимущим, призванных предотвратить лишения и маргинализацию остающегося в этих городах населения.

Применительно к обычному «городу в кризисной ситуации» диверсификация сферы услуг может явиться потенциальным решением проблемы. Посещение таких городов свидетельствует о притоке средств даже в города, в которых произведенные здесь товары и услуги не находят достаточного внешнего спроса. «Репатриация» дохода работников путем передачи денег семьям, проживающих в таких городах, представляется достаточной для того, чтобы поддерживать диверсификацию местной сферы услуг. В этом смысле показательно удивление главы администрации одного монопрофильного города, вызванное недавним появлением в городе магазинов, продающих весьма дорогие товары в ситуации, когда большая часть предприятий старого типа находилась в это время на грани краха.

Наиболее важной проблемой для обычных монопрофильных городов, в которых основное предприятие старого типа будет вынуждено закрыться в случае дальнейшего ужесточения бюджетных ограничений, будет передача объектов социальной инфраструктуры на баланс городских органов власти.

Описываемый здесь вывод о незначительном, по всей вероятности, дополнительном социальном воздействии жестких бюджетных ограничений не означает, что экономический переход не оказал негативного воздействия на благосостояние работников и их семей. Напротив, основное бремя задержек с выплатой заработной платы легло на плечи наименее конкурентоспособных работников с самой низкой заработной платой; для таких работников возник непропорциональный риск бедности. Следовательно – и это очень важно – увольнения, являющиеся результатом ужесточения бюджетных ограничений для предприятий, могут не быть связаны с самыми значительными дополнительными рисками с точки зрения скатывания работников в бедность.

Проще говоря, если люди числились на предприятии, но вынуждены была адаптироваться, не получая зарплаты, они не потеряют так много, если перестанут числиться.

Показатели благосостояния и состав «новых бедных» подкрепляют эти выводы: в дополнение к стандартным демографическим факторам, которые обусловливали риск бедности в советское время (такие, как семьи со многими иждивенцами, одинокие пенсионеры и т. д.), ряды «новых бедных» пополнились за счет работающих бедных, к категории которых относятся служащие бюджетных организаций и работники частного сектора, которым не выплачивают заработную плату.

Важно также, что нет данных о том, что семьям, в состав которых входят уволенные работники, угрожает более высокий риск нищеты по сравнению с работающими бедными, особенно с работниками бюджетных организаций. Более того, работающие бедные составляют самую многочисленную группу людей, проживающих в нищете. Возникновение этой группы в значительной степени является последствием низкой производительности труда на многих предприятиях старого типа, которые не в состоянии выплачивать адекватную заработную плату. Кроме того, политика государства, направленная на сохранение убыточных предприятий, не предотвратила попадания людей в категорию бедных и даже могла способствовать возникновению феномена «работающих бедных».

Органы власти федерального, регионального и местного уровней должны уделять значительное внимание повышению качества социального обслуживания. Большинство социо-демографических групп среди опрошенных (за исключением неработающих пенсионеров и инвалидов) отметили, что они не получают государственную поддержку по причине жестких требований ее предоставления и низкого уровня доверия государству. Более высокая эффективность помощи безработным могла бы не только смягчить последствия увольнений, но и стимулировать большее число людей к уходу с предприятий по собственному желанию.

В этой связи важны два момента. Во-первых, среди работников, остающихся на предприятиях старого типа, высока доля вспомогательного персонала и преобладают низкоквалифицированные работники; для остающихся работников характерны утрата рабочих навыков и дисциплины, сохраняющиеся патерналистские ожидания социальной поддержки и обеспечения занятости, более низкая мотивация и способность приспосабливаться, обусловленная возрастом (в среднем он превышает 40 лет) и социальной усталостью. Большинство таких работников не имеют опыта поиска работы.

Во-вторых, ниши, которые первоначально были привлекательными для многих работников, уходящих с предприятий старого типа (самой большой такой нишей являлась челночная торговля), близки к порогу насыщения, и поэтому в будущем поиск работы может требовать больших усилий. В отсутствие дополнительных рабочих мест, создаваемых на динамично развивающихся новых предприятиях в период, когда убыточным предприятиям придется уйти с рынка, более пассивные стратегии приспособления могут стать все более частым явлением. Следовательно, нагрузка на формальную систему социальной защиты (в частности, на службу занятости) может возрасти.

С социальной точки зрения, похоже, таким образом, что если политика ужесточения бюджетных ограничений и повышения производительности сменит политику поддержания занятости и при этом усилия будут направлены на более эффективную систему соцподдержки, то экономика может достаточно быстро выйти на уровень роста, который повысит благосостояние людей в относительно короткие сроки.