Geum.ru

Внушение и его роль в общественной жизни

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   21

У краллевских лошадей дело идет о поднятии ноги, но самое движение по характеру то же самое. Это-то движение в наших опытах с собакой связывается с тем или другим внешним раздражением, а в опытах над краллевскими лошадьми-с азбукой, с цифрами и определенными формами цифровых соотношений. При достаточном упражнении и вырабатывается, точнее - воспитывается сочетательный рефлекс на буквы, цифры и цифровые соотношения, будь эти последние выражены в форме арифметического сложения в форме корней или возвышения в степень. Дело не в действии, а в той или иной форме знака, с которым связывается определенное действие после достаточного упражнения.

С точки зрения рефлексологической, дело идет о развитии сочетательного двигательного рефлекса на данные знаки, и только. С точки зрения субъективистов, здесь может быть речь только о хорошем развитии двигательной памяти у лошадей, у которых она действительно является прекрасной и по другим повседневным наблюдениям. Между прочим, в статье Claparede'a приводится указание de Maday, состоящее в том, что лошади, совершавшие в одной угольной шахте 30 туров, после 30-го тура (но ни-когда не раньше) сами оставляли работу и направлялись в конюшню. По Мadау, здесь не было счета в буквальном смысле, а происходил бессознательный счет, или, скажем, словами рефлексологии, у лошадей воспитался определенный сочетательный двигательный рефлекс, произошла, если угодно, определенная двигательная установка. Если мы примем во внимание, что ноги в жизни лошади, можно сказать, все, ибо они обеспечивают ей в диком состоянии спасение путем бегства от врагов и в то же время являются главным органом нападения при посредстве удара копытом, то можно не удивляться тому, что воспитание сочетательных рефлексов, или двигательная установка, у лошади должно быть развито в совершенстве и, вероятно, даже лучше, чем у человека.

Дело в том, что человек превосходит лошадь свои интеллектом, а не точностью двигательных рефлексов, ибо интеллект предполагает способность самостоятельного оперирования числами для получения определенных математических выводов, а не самим даже счетом, который достигается в конце концов или по крайней мере может быть достигнут механической выучкой. Став на эту точку зрения, мы не будем становиться в тупик перед наблюдениями над краллевскими лошадьми, но не будем переоценивать самые факты. Скажем просто: в опытах Кралля над лошадьми, так поражавших сторонних наблюдателей, нет ни разума, ни телепатии, и в этом вся суть. Не следует забывать, что и само счисление, то есть усвоение и совершенное пользование методом счисления, само по себе еще не говорит о способностях или разуме, ибо известны замечательные счетчики, например Иноди, Флери и др., которые, однако, ничем себя не проявили в качестве математиков, тогда как Пуанкаре, знаменитый математик, как он сам заявляет, не способен провести простое сложение без ошибки.

Но мы далеко уклонились от главной темы нашего доклада. Если мы заговорили о краллевских лошадях, то с исключительной целью осветить этот вопрос с точки зрения отношения его к мысленному внушению, а так как весь ход рассуждений нас приводит к выводу, что в этом случае мы не имеем ничего, относящегося к мысленному внушению, то этим самым мы исчерпали нашу экскурсию с краллевские конюшни.

Как бы то ни было, вопрос о непосредственном, бессловесном, или так называемом мысленном, воздействии на животных заслуживает особого внимания, и я долгое время искал случая подвергнуть этот вопрос выяснению с помощью соответствующих экспериментов. Случай к этому мне представился несколько лет тому назад, незадолго до великой войны, и вот по какому поводу.

Совершенно случайно после долгих лет совершенного индифферентизма к цирковым представлениям я посетил цирк "Модерн" на Петроградской стороне. Оказалось, что наряду с другими представлениями в этот вечер показывал публике силы своих нервов, сосредоточиваюсь до полного забвения окружающего меня внешнего мира на одной мысли. А мысль эта состоит в том, что я должен запечатлеть в своей голове очертание интересующего меня предмета (в данном случае стола и книги) до такой степени, что, когда я оторвусь взглядом от данного предмета, он все-таки должен стоять передо мной как живой. Я это и делаю. В течение приблизительно полминуты я буквально "пожираю" предмет глазами, запоминаю малейшие его подробности, складки на скатерти, трещины в переплете книги, узор скатерти и т. п. Довольно, запомнил!

Я властно поворачиваю к себе Лорда и смотрю ему в глаза, вернее, дальше глаз, куда-то внутрь, вглубь. Я фиксирую в мозгу Лорда то, что сейчас зафиксировано в моем мозгу. Я мысленно спокойно рисую ему часть пола, следующую к столу, затем ножку стола, затем скатерть и, наконец, книгу. Собака уже начинает нервничать, беспокоиться, старается высвободиться. Тогда я ей мысленно даю приказание, мысленный толчок: "Иди!" Лорд вырывается, как автомат, подходит к столу и берет зубами книгу. Задание исполнено. Лорд чувствует себя облегченным, как будто с него свалилась давившая его огромная тяжесть, и постепенно успокаивается".

Ряд такого именно рода опытов был произведен в моей квартире над небольшой собачкой Пикки мужского пола из породы фокстерьеров, очень бойкой и шустрой по натуре. Опыты были произведены в послеобеденное время в присутствии нескольких членов моей семьи, в том числе двух врачей - О. Бехтеревой-Никоновой и Е. Воробьевой. Всего было произведено шесть опытов, из которых четыре первых опыта были осуществлены Дуровым и два опыта произведены лично мною. Задание первого опыта состояло в том, чтобы Пикки подбежала к обеденному столу, который еще не был убран, и схватила зубами лежащую близ его края одну определенную салфетку, ничем в остальном не выделявшуюся из ряда других лежащих на том же столе салфеток. После установления этого задания собака приглашается вскочить на стул, стоящий около стены. Пикки немедленно выполняет приказание и усаживается на сиденье обыкновенного венского стула. Тогда

Дуров, стоя спиной к обеденному столу, придерживает голову собаки обеими руками и сосредоточенно смотрит ей в глаза, думая о том, что она должна сделать. Так дело продолжается с 1/2 минуты, не более, после чего морда собаки, уже начинающей беспокоиться, освобождается от рук, и маленькая шустрая собака стремглав бросается к обеденному столу, схватывает условленную салфетку зубами и торжествующе несет к экспериментатору.

Второй опыт, по общему соглашению, должен был состоять в следующем: собака должна была снять зубами книгу с этажерки, стоявшей у стены комнаты. Снова Пикки на стуле. Опять Дуров придерживает своими руками ее мор-дочку, сосредоточивается на задуманном предмете не более 1/2 минуты. После этого Пикки срывается с места, бежит прямо к этажерке, зубами берет задуманную книгу и тащит по назначению.

Третий опыт по моему предложению должен был быть выполненным следующим образом. Собака должна вскочить на предрояльный стул и ударить лапой в правую сторону клавиатуры рояля. Снова прежняя процедура. Пикки на стуле. Дуров сосредоточенно смотрит в ее глаза, некоторое время обхвативши ее мордочку ладонями с обеих сторон. Проходил несколько секунд, в течение которых Пикки остается неподвижным, но, будучи освобожден, стремглав бросается к роялю, вскакивает на круглый стул, и от удара лапы по правой стороне клавиатуры раздается громкий трезвон нескольких дискантовых нот.

Четвертый опыт по моему предложению должен был состоять в следующем. Собака должна была после известной процедуры внушения вскочить на один из стульев, стоявших у стены комнаты позади собаки, и затем, поднявшись на стоящий рядом с ним круглый столик, должна была, вытянувшись вверх, поцарапать своей лапой большой портрет, висевший на стене над столиком. Казалось бы, это еще более сложное действие по сравнению с предыдущим нелегко выполнимо для собаки. А между тем после обычной процедуры сосредоточения и смотрения в глаза в течение нескольких секунд Пикки спрыгивает со своего стула, быстро подбегает к стулу, стоявшему у стены, затем с такой же быстротой вскакивает на круглый столик и, поднявшись на задние лапы, достает правой передней конечностью портрет, поцарапав его немножко своими когтями. Если принять во внимание, что оба последних опыта осуществлены по заданию, известному только мне и Дурову и никому больше, что я был все время рядом с Дуровым и неотступно следил как за самим Дуровым, так и за собакой и не мог при этом заметить ничего, объясняющего выполнение собакой задуманного задания, так нельзя было более сомневаться, что собака способна при вышеуказанных условиях опыта проделывать какие угодно сложные действия, доступные ее выполнению.

Чтобы иметь полную уверенность в этом, я решил сам проделать аналогичный опыт, не говоря никому о том, что я задумаю. Задание же мое состояло в том, чтобы собака вскочила на стоявший сзади меня в расстоянии около 2 сажен неподалеку от рояля круглый стул и осталась на нем сидеть. Как и в предыдущих опытах, приглашается собака подняться на стул, я же, сосредоточившись на форме круглого стула, некоторое время смотрю собаке в глаза, после чего она стремглав бросается от меня и много раз кружится вокруг обеденного стола. Опыт я признал неудачным, но я вспомнил, что я сосредоточился исключительно на форме круглого стула, упустив из виду, что мое сосредоточение должно начинаться движением собаки к круглому столу и затем вскакиванием собаки на самый стул. Ввиду этого я решил повторить тот же опыт, не говоря никому о своей ошибке и поправив лишь себя в вышеуказанном смысле. Я снова приглашаю собаку сесть на стул, обхватываю ее мордочку обеими ладонями, начинаю думать о том, что собака должна подбежать к круглому стулу, находившемуся позади меня в расстоянии около 11/4 сажени, и, вскочив на него, сесть. Сосредоточившись так около 1/2 - 3/4 минуты, я отпускаю собаку, и не успел я оглянуться, как собака уже сидела на круглом стуле. Задание, которое выполнила в этом случае Пикки, как упомянуто, не было известно никому, кроме меня самого, ибо я ни с кем по этому поводу не советовался, и, тем не менее, Пикки разгадала мой секрет без малейшего затруднения.

Этой серией опытов день был закончен. К сожалению, это был последний день, когда мы смогли осуществить совместные с Дуровым опыты, ибо на другой день он уезжал из Петербурга, а предполагаемое нами продолжение опытов по возвращении Дурова в Петербург не осуществилось ввиду того, что вскоре разразилась великая европейская война и встреча наша не могла состояться. Уже по окончании войны я посетил Дурова в Москве, где я вновь проделал несколько опытов над Пикки. Лорда я уже не застал. Он погиб от случайной травмы, нанесенной им самим себе случайно, после чего он долго болел и затем умер. Что же касается Пикки, то он пользовался прежним здоровьем и был, как прежде, очень бойкой и шустрой собачкой. Меня интересовало, конечно, самому проделать над последней несколько опытов с "мысленными" внушениями. Это и удалось осуществить в две различные мои поездки в Москву. Во время первой поездки я мог лично осуществить пять опытов, произведенных тем же самым методом и состоявших в подобных же заданиях, какие брались для первых опытов с Пикки. При этом каждый раз задание менялось в том или ином отношении и было известно только мне самому. Все пять опытов, из которых два произведены в присутствии Дурова, а другие три в его отсутствие, с заданием исполнения собакой задуманных действий должны быть признаны удачными, ибо собака неуклонно исполняла данное ей задание. Лишь в одном опыте собака была близка к цели, но ее не достигла, что, однако, могло зависеть от недостаточности моего предварительного сосредоточения на определенных действиях собаки. Все опыты, проделанные самим Дуровым в моем присутствии, были также удачными. Убедившись снова в действительности такого рода опытов, я решил при первой возможности во время следующей поездки в Москву снова проделать такого же рода опыты, но с тем, чтобы вводить в них те или другие контрольные условия для возможного выяснения механизма, с помощью которого достигается успешность в осуществлении задания при такого рода опытах.

На этот раз опыты производились мною с Дуровым в присутствии одного из моих сотрудников по Институту по изучению мозга и психической деятельности Н. М. Шеловано-ва. Первый опыт я предоставил над Пикки сделать Дурову, дав ему от себя задание для опыта. Задание состояло в том, чтобы собака вскочила на диван и достала лежавшую на мягкой спинке дивана кружевную салфетку. Дуров берет собаку на стул, охватывается ее морду своими руками, пристально смотрит ей в глаза, все время думая сосредоточено, что она должна сделать. Все это продолжается, как всегда, около 1/2 минуты или несколько более, после чего собака, будучи отпущена, быстро бросается к дивану, вскакивает на него в направлении к салфетке, схватывает салфетку зубами, после чего ее оставляет. Исполнение опыта надо было признать удачным, но лишь не вполне завершенным. Другой опыт, произведенный Дуровым, имел следующее мое задание: собака должна была наброситься на стоявшее в правом углу комнаты чучело небольшого волка. Опыт проделан обыкновенным порядком. Собака была взята на стул, мордочка взята в обхват руками, затем пристальный взор, направленный в ее глаза, продолжавшихся с 1/2 минуты, после чего собака, предоставленная самой себе, тотчас же набрасывается на чучело с лаем и так яростно, что, казалось, она разорвет его, вследствие чего пришлось даже собаку отнимать от чучела. 3-й опыт принадлежал мне. Задание, лично мой придуманное и никому не переданное, состояло в том, что собака должна была подняться на стул и взять лежавший на его спинке платок. Те же условия опыта в отношении методики внушения путем сосредоточения над действием, долженствовавшим последовать, и на самом предмете при смотрении животному в глаза. После того как я выпустил голову собаки из своих рук, она тотчас же стремительно бросилась к задуманному стулу, но, поднявшись на него, повернулась к чучелу и, подбежав к нему, стала лаять и набрасывается на него с прежнею яростью. Было ясно, что прежнее внушение относительно чучела как внушение эмоционального характера, оставило после себя столь глубокий след, что он еще недостаточно ослабел ко времени следующего за ним внушения, И действительно, оказалось, что и следующие два опыта с "мысленным" внушением привели к тому же результату, то есть собака вместо того, чтобы выполнять внушенное, направлялась к чучелу и начинала на него лаять с остервенением.

Следующий опыт должен был делать Дуров. Задание состояло в том, чтобы собака взяла лежавшую на окне сзади экспериментатора мокрую тряпку и принесла ему. После сделанного обычным путем внушения собака в точности исполнила задуманное. Следующий опыт был произведен мною. Задание для внушения состояло в том, чтобы собака вырвала из правой руки Ш., стоявшего поодаль сзади, носовой платок. Само задание было известно только мне одному. Внушение по обычному способу не более как в течение 1/2 минуты. После сделанного внушения собака мгновенно бросается к правой руке Ш. и вырывает удерживаемый им платок.

Предположено было, что собака в первом опыте с внушением броситься на чучело руководится выражением лица самого Дурова в период внушения. Поэтому решено было, чтобы этот опыт был повторен таким образом, что при внушении Дуров будет смеяться или, по крайней мере, будет сделана гримаса смеха. Это и было осуществлено Дуровым. Находясь под беспрерывным нашим наблюдением, Дуров, несомненно, во время внушения сделал гримасу смеха, и в то же время никакого шевеления губ, как и ранее, не производилось. Несмотря на это, собака тотчас же после сделанного внушения, с прежнею яростью набросилась на чучело с громким лаем. Было сделано предположение, что собака при делаемых внушениях руководится движениями глаз внушающего лица. Ввиду этого предложено было Дурову повторить опыт с вырыванием платка из правой руки Ш., но с тем, чтобы внушение было произведено при завязанных глазах. С этим мы перешли в другую комнату. Опыт был сделан таким образом, что предварительно глаза Дурова были завязаны наглухо платком. Собака Пикки была им приглашена сесть на стул, и затем началось обычным путем сосредоточение на процессе действия, долженствующего состоять в том, чтобы животное подбежало к Ш. и взяло платок из его рук. Никакого шевеления губ при этом не производилось, и тем не менее внушение при завязанных глазах осуществилось, как и в первый раз. Собака тотчас же вскочила со стула, подбежала с быстротою молнии к Ш. и выхватила зубами платок из его рук.

К приведенным опытам я не делаю особых пояснений. Сами по себе эти опыты настолько поразительны, что они заслуживают внимания безотносительно к тем или иным комментариям.

Одно могу сказать, что после приведенных опытов мне не кажется более удивительным зачаровывание взглядом диких зверей, отступающих перед человеком, который легко мог сделаться их жертвой, как это бывало с христианскими мучениками в римском Колизее, и роковое стоическое подчинение своей участи мелких плиц, являющихся жертвами алчности змеи, в то время когда они спокойно могли от нее улететь.

Прежде всего, необходимо указать на некоторую аналогию опытов, произведенных с собакой Лордом, с теми опытами, которые производились над лошадьми. Аналогия заключается в том, что у Кралля лошади отбивали результат определенного арифметического действия соответствующим количеством постукиваний копытами, тогда как в опытах с Лордом дело шло о подсчете арифметического же действия с помощью лая. Разница, кроме этого способа обозначения, заключалась, однако, в том, что у Кралля дело шло не только о простых арифметических действиях, но и об извлечении корней, но нельзя не принять во внимание, что, при недоступности для собаки извлечения корней, она оказалась бы в одинаковом положении, как и при недоступности для нее счета, и потому, хотя опыты извлечения корней с Лордом не ставились, но более, чем очевидно, что, если бы эти опыты были поставлены таким же точно образом, они несомненно удавались бы, как они удавались и в опытах с лошадьми Кралля, ибо самый результат задачи экспериментатору все равно был бы известен, количество же отбиваний копытами лошадьми в конце концов было сравнительно невелико, как невелико было и количество "отлаиваний" Лордом. Пока мы ограничимся этими сопоставлениями и не пойдем дальше в наших рассуждениях.

Что касается опытов, проделанных с собакой Пикки, то они представляют совершенно иную постановку. Дело идет здесь о выполнении животным определенных заданий в форме более или менее сложных действий, причем ему делалось соответственное "мысленное" внушение, которое и выполнялось животным согласно заданию.

Разница ясна. Если в первом случае дело идет об опытах, в которых может идти речь о математических способностях животного (по отношению к краллевским лошадям это объяснение и применялось как самим Краллем, так и известным психологом Claparede'ом), то во втором случае опыты могут относиться только к "мысленному" внушению, если исключить гипотезу пользования теми или иными знаками, которое опять-таки исключалось соответствующими контрольными опытами, как, например, завязывание глаз экспериментатору и др. Вот почему эти опыты показалась мне с самого начала и более интересными как осуществляемые в новой обстановке, и более ценными в научном отношении. Сколько мне известно, других таких опытов над животными не производилось. И так как опыты "мысленного" внушения над лошадьми в общем были малоплодотворны и до сих пор дали, вообще говоря, не вполне решительные результаты, то естественно, что осуществление этих опытов на животных открывает новые возможности в исследовании вопроса о мысленном внушении чисто лабораторным путем.

Спрашивается, что следует сказать по поводу этих опытов, как следует их понимать? Прежде всего, я хотел бы установить, что разговорами о заданиях собака не могла руководиться, ибо, не говоря о том, что все разговоры на эту тему происходили с особыми предосторожностями и вообще мы избегали всего того, что дало бы возможность собаке руководиться в в этом отношении какими-либо знаками или словесными указаниями, все опыты, произведенные лично мной, осуществлялись без всякого предварительного разговора о том или другом задании опыта и без посвящения в сущность задания ни Дурова, ни кого-либо другого. Таковы, например, два опыта, произведенные первоначально на моей квартире, и все опыты, осуществленные мною же в Москве и даже в отсутствие самого Дурова за время двух моих поездок. Таким образом, это объяснение отпадает само собой.

После первой серии опытов мне представлялось возможным допустить лишь одно объяснение - это то, что собака Пикки отличается поразительной способностью примечать. Так, возможно было предположить, что собака приучена к опытам исполнения задуманного действия после того, как в ее глаза всматривался в течение известного времени экспериментатор; думая о подходе собаки к предмету, о форме самого предмета и т. д., он невольно соответственным образом смещал свои глазные оси, что и улавливалось собакой. Последняя, будучи приучена ранее дрессировкой к исполнению и послушанию, еще оставаясь под взором экспериментатора, начинает проявлять некоторые признаки беспокойства, а освободившись, тотчас же приступает к выполнению задания. Интересно при этом отметить, что собака Пикки по исполнении внушения бросается стремглав со стула и проявляет все признаки волнения в своих действиях, пока не выполнит задания, после чего тотчас же успокаивается.

На самом деле, вышеуказанные автоматические движения глаз вполне допустимы, ибо, например, при опытах со сосредоточиванием на определенном действии, связанном с известным интересом, как доказано у нас опытами, могло быть констатировано автоматическое смещение пальца руки в приборе Sommer'a в сторону представляемого движения, хотя для самого лица это смещение остается незамеченным. Отсюда казалось бы естественным признать такое объяснение вполне удовлетворительным для вышеуказанных опытов. Под это объяснение можно было бы, пожалуй, подвести и проделанные у меня опыты с собакой Лордом. Что эта собака простого счета в смысле сложения показываемых цифровых знаков не знала, это факт, который вытекал из сделанных мною проб в этом отношении, не давших никаких положительных результатов. Но стоило только сосредоточиться экспериментатору на умственном счете, хотя бы об-ратясь к ней спиной, как собака начинает считать верно. Можно предположить, что сосредоточение на умственном счете приводит к не замечаемым самим считающим лицом движениями головы, которые без особого обращения внимания на этот предмет не замечаются посторонними, тогда как дрессированная собака, готовая к выполнению определенного ей знакомого задания, их легко могла бы приметить.