Маленький американец: портрет в переводе Ольга Бухина Американский совет научных сообществ, Нью-Йорк

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Восточный берег + флорида нью-Йорк Ниагарские Водопады Вашингтон Орландо Майами Нью-Йорк, 67.45kb.
• Нью-Йорк – Бостон Ниагарские водопады Вашингтон, 231.21kb.
• Атлантика США нью-Йорк Ниагарские Водопады (сша) – Вашингтон 8 дней Цена тура:$1280, 27.96kb.
• Нью-Йорк, Филадельфия, Атлантик Сити, Вашингтон, 32.63kb.
• Программа тура день 1 Пятница Нью-Йорк Прибытие в Нью-Йорк, в аэропорт jfk/ lga. Встреча, 52.55kb.
• Нью-йорк! нью-йорк! 8 дней/7 ночей 1 день, 72.22kb.
• Тур 12-В: vip-тур в нью-йорк и майами, 58.75kb.
• Нью-Йорк хамелеон. Широкая улыбка на его физиономии легко сменяется презрительной гримасой., 9.06kb.
• Программа тура день 1 Прилет в Нью-Йорк. Самостоятельный трансфер в гостиницу День 2, 72.17kb.
• Выполнение экскурсионной программы гарантировано программа тура день  Прибытие в Нью-Йорк., 35.76kb.

Маленький американец: портрет в переводе


Ольга Бухина


Американский совет научных сообществ, Нью-Йорк


Америка и американцы всегда волновали читателя в далекой России. Какими же представляли себе американцев русские читатели? В конце XIX века Америка виделась детям этакой «Страной Чудес»; если туда убежать, исполнятся все желания. Американские индейцы, описанные Ф. Купером и Майн Ридом, казались верхом совершенства, ни реальных американцев, ни иных литературных героев читатель практически не знал. Как отмечает А. Арустамова, в литературе XIX и начала XX веков – в чеховском рассказе «Мальчики» и в других произведениях, затрагивающих тему бегства в Америку – Америка и Россия противопоставлялись, олицетворяя дихотомию свободы и несвободы¹.


Однако, после революции Америку стали представлять себе иначе, она как бы раздвоилась на мир плохих богачей и мир хороших бедняков. Достаточно скоро появляются советские произведения, описывающие американцев, часто в комичном виде – «Месс-Менд» М. Шагинян, «Мистер Твистер» С. Маршака, забавное стихотворение В. Инбер «О мальчике с веснушками». Хотя герои советской литературы уже не мечтают о бегстве в Америку – за одну мысль об этом, очевидно, полагался расстрел – интерес к американской жизни не исчезает, и американская приключенческая литература продолжает быть весьма популярной. Представление о Западе в целом и об Америке в частности в детской литературе сталинского периода носило еще более идеологизированный характер.²


В 30-е годы советскому читателю стали широко доступны отредактированные К. Чуковским переводы «Тома Сойера»³ и «Гекльберри Финна»,⁴ произведений гораздо более реалистических, описывающих социально-значимые явления. Хотя «Том Сойер» не предназначался автором для детей⁵, и в США, и в Советском Союзе эти книги стали неотъемлемой частью школьного чтения. Благодаря им юный советский читатель увидел не фантастически-героический, а реальный, обыденный образ американского мальчика, живущего в маленьком провинциальном городке. Жизнь Тома и Гека полна приключений, но эти приключения мальчишек, они совсем иного рода, чем героические и экзотические приключения, описанные Купером и Майн Ридом. Хотя Америка явно не представлялась советскому школьнику реальной, книги Марка Твена доказывали, что ее населяют обычные дети, способные на всяческие проказы.


М. Свердлов отмечает, что, если Том Сойер привносит дух игры во все свои занятия, то Гек Финн олицетворяет собой дух созерцательности и внутренней свободы.⁶ И игра, и свобода оказались ключевыми понятиями и в эпоху оттепели, и позже, в брежневскую эпоху (вспомним, хотя бы, поголовное увлечение «Игрой в бисер» Германа Гессе). Детские книги, безусловно, помогали не утратить эти свойства. Советские мальчики и девочки не меньше Тома и Гека мечтали о приключениях, врывающихся в обыденный и скучный мир семьи и школы – и увлеченно, наравне с романами об американских индейцах и трапперах читали книжки Марка Твена.


«Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу⁷ была переведена на русский язык практически сразу же после первого американского издания. Долгое время книгу читали взрослые, однако в 1950 году она была переиздана Детгизом и стала классикой детского чтения. Образы детей в книге не главные, но чрезвычайно выразительные и жизненные – кроткая, рассудительная Ева и непоседливая, дерзкая Топси безусловно привлекают к себе внимание читателя.


В 60-х годах, вместе с хрущевской оттепелью, появляется и новая переводная литература, принося с собой куда более детальный и разработанный образ маленького американца. Книга Харпер Ли «Убить пересмешника»,⁸ вышедшая в СССР в 1964 году, представляет читателю еще одну Америку: Глазастик (удивительно точный в своей неточности перевод прозвища «Scout») и ее приятель Дилл тоже живут в маленьком провинциальном городке американского Юга, но на их долю выпадают совсем иные приключения; они сталкиваются не со злодеями и бандитами, как Том Сойер, а с дурными поступками и жестокими, расистскими представлениями о жизни вполне милых и приятных, в общем, людей – одноклассников, друзей, соседей, родных. В каком-то смысле, в Глазастике есть что-то от Гека Финна – это и созерцательный подход к жизни, и та глубокая «общечеловеческая совесть»,⁹ которая движет ее поступками. По словам отца героини, Аттикуса, совесть человека не подчиняется большинству.


Расизм – тема чрезвычайно важная для американской литературы, и в книгах, доступных советским детям, она, по понятным причинам, тоже оказалась одной из доминирующих. В повести Д. Стерлинг «Мэри Джейн»¹⁰ (у Стерлинг, борца за права американских негров, было куда больше шансов быть переведенной на русский язык, чем у многих других писателей) рассказывается о чернокожей девочке, осмелившейся после принятия закона о совместном обучении белых и черных – закона, для южных штатов бывшего законом лишь на бумаге – пойти в школу для белых.


Когда я, школьницей, прочла эту книгу, у меня сразу возникла явная параллель между американским расизмом и царившим в 70-е годы в Советском Союзе антисемитизмом (интересно, что американка еврейского происхождения, Стерлинг, вероятно, и сама попала в престижный университет по процентной норме для евреев, существовавшей в США в 1930-х и 1940-х годах). Как Гек и Глазастик, Мэри Джейн осмеливается идти наперекор общепринятому мнению и искать дружбы там, где не полагается – белая девочка Салли становится ее лучшим другом.


«Тони и волшебная дверь» Г. Фаста¹¹ (весьма интересного, но забытого писателя, члена коммунистической партии, попавшего в период маккартизма в «черный список»), тоненькая книжечка, вышедшая в 1952 году и переведенная на русский язык в 1955, объединяет в себе давно уже, увы, исчезнувший мир американских индейцев с обыденной жизнью нью-йоркского мальчишки, потомка европейских иммигрантов, обитателя бедных кварталов Нью-Йорка. Открыв совершенно обыкновенную дверь, Тони попадает во времена индейцев и первых голландских поселенцев, обосновавшихся на острове Манхеттен, и, как Гек и Глазастик, оказывается свидетелем и участником конфликта между индейцами и колонистами. Эта замечательная книга о путешествии во времени, к сожалению, ни разу не переиздавалась в США,¹² да и на русском языке существуют только несколько изданий 50-х годов.


Популярнейшими произведениями об индейцах стали истории Дж. Шульца, написанные в 1910-х и 1920-х годах и переведенные на русский язык в конце 50-х («Сын племени навахов», «Ловец орлов», «С индейцами в Скалистых горах», «Ошибка Одинокого Бизона»¹³). Детальные, удивительно точные описания места действия создают совсем иную атмосферу «романа об индейцах» нежели книги Купера и Майн Рида. Пуэбло Таос в Нью-Мехико («Сын племени навахов») предстает перед читателем в таких мельчайших и достоверных подробностях, что, оказавшись там много лет спустя, испытываешь «эффект преждевиденного».


Книги Шульца не страдают избыточным романтизмом и рассказывают о куда более обыденной, хотя и полной приключений жизни. Их герои не похожи на идеализированных краснокожих типа Ункаса, последнего из могикан, или Оцеолы, вождя семинолов. Обычные индейские мальчики, хорошо знакомые автору, сохраняют, однако, те же главные черты – верность, честность, преданность друзьям, справедливое отношение к врагам, способность превозмочь любые невзгоды. Подобные мальчики, только играющие в индейцев, появляются в «Маленьких дикарях» Э. Сетон-Томпсона¹⁴. Они, конечно, канадцы, но советского ребенка особо не интересовала разница между Канадой и США. Популярность этих произведений была настолько высока, что и в настоящее время в Интернете немало сообществ тех, кто ими зачитывался в детстве.


Образ юного американца дополнили и герои У. Сарояна («Человеческая комедия»¹⁵), Дж. Д. Сэлинджера («Над пропастью во ржи»¹⁶) и Р. Брэдбери («Вино из одуванчиков»¹⁷). Это произведения не для детей, а скорее о детях, но так получилось, что в Советском Союзе они стали подростковой литературой. Их главные герои все, как один, мальчики, и изданные в конце 50-х и в 60-е переводы внесли свою лепту в образ американского подростка, представив его вдумчивым, серьезным, добрым, мечтательным, хотя порой и не слишком счастливым.


Дети редко сами решают, что читать, особенно, когда речь идет о литературе, написанной на других языках. Им в основном доступны книги, которые покупаются родителями или стоят на книжных полках районной и школьной библиотек. А домой и в библиотеку попадает то, что переводится, публикуется и продается. Ограниченный ассортимент книг и большие тиражи привели к значительной унификации детского чтения в 60-е и 70-е годы, хотя хороших детских книг всегда не хватало; они чаще были под прилавком, чем на прилавке магазина.¹⁸


Политизация отбора литературы, разрешенной к переводу и публикации во время и сразу после хрущевской оттепели, определила особые представления детей и подростков того времени об их сверстниках в США, приведя совсем не к тому результату, который планировался советскими идеологами. Попробуем соединить вместе черты собирательного портрета маленького американца, каким он представлялся юному советскому читателю в ранне-брежневскую эпоху. В основе этого образа смелость и отвага, верность в дружбе и умение постоять за себя и за друга, соединенные с потребностью в постоянном осмыслении происходящего и совестью, не позволяющей без рассуждения следовать за большинством. Мечтательность и способность к безудержной фантазии прекрасно сочетаются с любовью к приключениям, а верность идеалам дополняется отсутствием эгоизма и капризности.


Этот чрезвычайно привлекательный образ, я полагаю, немало повлиял на выбор новой родины еврейскими эмигрантами 1970-х и 1980-х, и возможно даже оказал влияние на демократов перестроечных 90-х, для которых США стали идеальной экономической и социальной моделью.


Девяностые принесли с собой новые критерии отбора книг для перевода и публикации. Отпала необходимость отсеивать книги по «идейному» признаку. Появились переводы совершенно новых жанров – литературы для девочек, школьных приключений, серий книг, детективов, комиксов, детской и сказочной фантастики, что безусловно изменило представления юного читателя о его американском ровеснике.