Артур Таболов. Водяра
| Вид материала | Документы |
- Екатерина Ткачева, 265.04kb.
- Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей, 2272.32kb.
- Прощай, Артур – гроза Востока! Драма Предисловие, 529.53kb.
- Авалон Артур – Змеиная сила Перевод А. Ригина, 3086.89kb.
- Джером Клапка Джером. Трое на четырех колесах Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей, 1265.76kb.
- Вконце XIX века Артур Уэйт писал, что все, что касается происхождения "Магии Арбателя",, 423.89kb.
- Артур Шопенгауэр. Размышления о государстве, политике и праве (фрагменты Сочинений), 509.28kb.
- Оганесян Артур Мартунович Новочерк 904-508-7668 18. 01. 61 Пушилов Алексей Юрьевич, 70.13kb.
- Де Гобино, Жозеф Артур, 4751.19kb.
- Артур Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости, 2893.06kb.
II
Ранним утром 16 сентября 1994 года житель небольшой подмосковной
деревни Парашино, что на границе с Тульской областью, пенсионер Гудков, 1930
года рождения, ветеран труда, накинул телогрейку, сунул в плетеную корзину
старый рюкзак и бодрым шагом направился по обочине Симферопольского шоссе к
автостоянке, на которой всегда ночевали дальнобойщики, гнавшие в Москву
слоноподобные фуры. По вечерам они, как водится, выпивали, пустые бутылки
оставляли возле мусорных контейнеров. Для них Гудков и припас рюкзак. А
корзина была для грибов из лесопосадки, тянувшейся вдоль шоссе. Местные и
наезжавшие на лето дачники грибов там не брали, считалось - вредные из-за
отработанных газов, которые гриб будто бы в себя всасывает. Гудков брал, но
сам не ел и своим не давал. Подберезовики и боровики жена мариновала,
сыроежки и опята солила и продавала с вареной картошкой, выставив у дороги
столик. Готовая закуска, разбирали хорошо, особенно к вечеру. Тут же, на
стоянке, и потребляли. И ничего. Водилы, что им сделается, они этими газами
всю жизнь дышат.
В деревне про бутылки знали, были на них охотники, но Гудков почти
всегда успевал первым. И нынче тоже успел. Над стоянкой стелился сизый дым
от дизелей фур и тяжелых грузовиков. Водилы прогревали моторы и выруливали
на трассу. Бутылок набралось двадцать две штуки, бывало и больше, но и
меньше тоже бывало. Чтобы не таскать лишнюю тяжесть, Гудков припрятал рюкзак
в кустах неподалеку от стоянки и налегке, с одной корзиной, углубился в
лесопосадку. Рюкзак потом заберет, на обратном пути, он всегда так делал.
Низкое солнце золотило березы и осины, подъедало ночной туман. Алели
гроздья рябин. Шум трассы словно бы отдалился, затих. Под резиновыми
сапогами шелестели листья, пружинили, как ковер, в них чернели старые пни,
усыпанные крепенькими опятами. Уже через час корзина заметно потяжелела.
Гудков прикинул: еще немного и можно домой. Хороший получался денек. Но он
даже представить себе не мог, что запомнит этот денек на всю оставшуюся
жизнь.
Километрах в двух от стоянки через лесополосу шла узкая глинистая
грунтовка с глубокими колеями от тракторных колес и прицепных тележек, на
которых вывозили сено с дальних лугов. В несезон глина подсыхала, вода в
колеях подергивалась ряской. Был давно уже несезон, и Гудков удивился при
виде грунтовки, выглядевшей так, будто по ней только что проехали. Не
"Беларусь", трактор прошел бы по колее. Не "жигуль", он бы засел, едва
съехав с асфальта. "Нива", пожалуй, или даже, судя по отпечаткам широких
протекторов, какая-то из этих новых больших машин, что все чаще проносились
по Симферопольскому шоссе. Джип, вот как они называются. Да, джип.
Кому это и зачем приспичило сюда лезть? Никуда эта грунтовка не вела -
в пустые поля, и все.
Гудков перебрался через дорогу и еще больше удивился. От колеи в
перелесок тянулся черный след из продавленной через листья грязи. Будто
какие-то люди в грубой, тяжелой обуви только что прошли гуськом в
лесопосадку. Гудков встревожился. Почему-то всегда неприятно встретить людей
в безлюдном месте. Особенно в нынешние неспокойные времена. Кто их знает,
что это за люди.
Сквозящий по-осеннему перелесок просматривался далеко вперед, никого не
было. А след свежий, не присыпанный листьями. Гудков пошел по нему, держась
сбоку, как гончая, и зачем-то стараясь не шоркать ногами. Метров через сто
след оборвался, закончился чем-то широким, черным. Как будто эти, в тяжелых
ботинках, потоптались на месте, намесили грязи и испарились. Вернулись к
дороге, к джипу, понял Гудков.
Черное оказалось длинным черным пальто человека, лежащего ничком.
Словно споткнулся и рухнул во весь рост по ходу движения. Даже руку выставил
перед собой, чтобы смягчить падение. Незастегнутое пальто распахнулось,
полами закрыло траву. Белый шелковый шарф, тоже разлетевшийся при падении,
как бы отрезал голову от туловища. И прежде, чем Гудков разглядел черную
кровь на развороченном затылке с роем мошки над ним, по каменной
неподвижности тела он понял, что перед ним мертвый человек. Труп.
Ё-мое, труп!
Подавив паническое желание немедленно убежать, оказаться подальше от
этого страшного места, Гудков осторожно приблизился. Метра на три, ближе не
смог. Человек был высокий, худой. Вроде бы молодой. Дорого, модно одет. В
таких длинных кашемировых пальто с белыми шарфами ходили успешные
бизнесмены. Изредка бывая в Москве, Гудков видел их возле банков и офисов
крупных фирм и всегда разглядывал с гораздо большим интересом, чем их
холеных женщин и дорогие машины. Что за люди, откуда столько высыпало их,
как грибов после теплых летних дождей?
Модные черные туфли с тупыми, будто обрубленными носами. Белоснежная
манжета с золотой запонкой на неестественно вывернутой руке. Массивный
золотой перстень с печаткой. Красивые часы с металлическим браслетом
золотистого цвета. Эти часы не выходили из головы Гудкова, пока он спешил по
обочине шоссе в деревню позвонить в милицию о жуткой находке. Издали он не
очень хорошо их рассмотрел, а ближе подойти не решился. Но и так ясно было,
что часы дорогие, стоят, небось, не меньше тысячи долларов. Это сколько же
бутылок надо сдать, чтобы хватило на такие часы? Менты их, конечно, приберут
к рукам, не упустят случая. И это почему-то казалось несправедливым,
обидным.
Дозвонившись с почты до райотдела, Гудков назвался и начал объяснять,
на каком километре Симферопольского шоссе нужно свернуть на грунтовку и как
потом найти мертвое тело. Дежурный прервал:
- Ждите на месте. Опер приедет - покажете.
- Когда приедет?
- Когда приедет, тогда и приедет.
Часа два промаялся Гудков на обочине шоссе, пока не подкатил
потрепанный милицейский "жигуль". Из машины вылез высокий молодой
оперативник в штатском с добродушным сонным лицом, от души потянулся. Потом
остро, очень внимательно взглянул на Гудкова - убедился, что тот не пьяный.
Полюбопытствовал:
- А чего такой дерганый, отец?
- "Чего, чего!" - обиделся Гудков. - Поди не каждый день трупы
находишь!
- Это кто как. Кто не каждый, а кто каждый. Где твой жмур?
- Там, - показал Гудков на грунтовку.
- Не поеду, сядем, - заявил водитель, тоже в штатском, постарше. -
Глина, шутки? Потом трактором тащить!
- Здесь недалеко, - подсказал Гудков.
Опер включил рацию в машине, доложил кому-то, что он на месте. Кивнул
Гудкову:
- Веди.
Не подходя к трупу, чернеющему на яркой листве, жестом остановил
Гудкова и увязавшегося за ними водителя.
- Стойте на месте. Ничего не трогал?
- Как можно! - испугался Гудков. - Даже близко не подходил!
- Твоя? - показал опер на корзину с опятами.
- Так точно.
- Не его же, в таком прикиде по грибы не ходят, - с хмурой усмешкой
подтвердил водитель.
- Два выстрела, в затылок, в упор, - прокомментировал опер, склонившись
над трупом. - Затрахаемся гильзы искать... Совсем холодный, окоченение
полное, с ночи лежит, - заключил он, тронув руку убитого.
- Часы! - сказал Гудков. - У него были часы!
- Какие часы? - удивился опер.
- Не знаю. Не разглядел.
- Где же они?
- Откуда мне знать? Может, кто набрел и снял. Меня часа два тут не
было.
- Путаешь ты что-то, отец, - с сомнением проговорил опер. - Рука-то
правая. Кто же на правой руке носит часы? Может, привиделось тебе со страху?
- Может, и привиделось, - не стал спорить Гудков.
- Ну, посмотрим, с кем мы имеем дело...
Опер с усилием перевернул тело на спину. Худое лицо с низким лбом и
трехдневной модной щетиной, неестественно черной на мертвенно бледной коже.
По лицу ползали мелкие муравьи. Пол лица и один глаз были залиты загустевшей
кровью, натекшей с затылка, другой, круглый, смотрел мертво, жутко. В крови
был и воротник белой рубашки с черным галстуком-бабочкой.
Опер извлек из внутреннего кармана пиджака кожаный бумажник и удивленно
присвистнул:
- Ого!.. Петрович, сколько у тебя при себе бабок?
- Ну, стольник, а что? - отозвался водитель.
- Не умеешь жить.
- А ты умеешь?
- И я не умею. Вот как надо. - Опер продемонстрировал содержимое
бумажника - стопку стодолларовых купюр. - На мелкие расходы. Нормально, да?
- Круто. Сколько там? Не меньше штуки?
- Больше. Полторы. Во люди живут!
- Живут, - согласился водитель. - Только недолго.
- Это верно, - усмехнулся опер. - Что же это за гусь?
Он раскрыл красную книжицу с золотым гербом и выругался. Молча показал
удостоверение водителю, приказал:
- Жми к тачке, доложи. Нет, я сам.
И напрямую, через кусты, ломанулся к дороге.
- Ну, удружил, отец! - с досадой бросил водитель. - Не мог
какого-нибудь бомжа найти? Теперь жди - пока из прокуратуры приедут,
начальства налетит, как мух. На полдня мороки. А мы, между прочим, всю ночь
дежурили.
- А этот кто? - осторожно поинтересовался Гудков. - Если не секрет?
- Какой на хер секрет! Завтра об этом будет во всех газетах. Может, и
по телику покажут.
- Да кто он?
- Депутат Госдумы.