Алексей Максимович Горький «Дело Артамоновых» (1924 1925). Глава Альберт Анатольевич Лиханов «Сломанная кукла» (публикация 2002 г.). Заключение. Использованная литература

Вид материала

Содержание

Д.С. Лихачев
Русь знала две семьи: кровную и духовную.
Плакать от собственной боли
Это была Мася».
Используемая литература.

Подобный материал:

МОУ "Гимназия №6"

Оскудение души как результат стремления к материальному обогащению

Исследовательская работа

ученицы МОУ "Гимназия № 6"

г. Новочебоксарска

Александровой Анны.

Руководитель:

Ефимова Евгения Васильевна,

учитель высшей категории

г. Новочебоксарск

январь-февраль 2003

План.

1.Вступление.

2.Глава 1. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин «Господа Головлевы» (1875 - 1880).

3.Глава 2. Алексей Максимович Горький «Дело Артамоновых» (1924 - 1925).

4.Глава 3. Альберт Анатольевич Лиханов «Сломанная кукла» (публикация 2002 г.).

5. Заключение.

6. Использованная литература.

Введение.

Жизнь не может быть

сведена к бытовым впечатлениям.
^

Д.С. Лихачев

Все нравственные начала, по мнению известного ученого Дмитрия Сергеевича Лихачева, стоят меж собой впритык, все друг о дружку опираются - тем они и крепки, что действуют вместе, сообща. Если подорвать хоть один нравственный устой, разрушить необходимую ноге человека ступеньку лестницы, по которой он ежедневно, ежечасно, ежесекундно поднимается к вершинам духовного самосознания, то страшное, безумное в своей нелепости падение личности кощунственно ломает прибитые, как гвоздями, устои. Как говорится, назад - пути нет, а впереди - снежный ком нарастающей гонки за рублем и от себя.

Вступая во взрослую жизнь, человек открывает некую дверь, становясь тем самым в вершине некого треугольника, в точке пересечения двух лучей. Отныне и навсегда он должен сделать выбор: перед ним две лестницы - к материальному благосостоянию и нравственному совершенству. Между прочим, достижение благосостояния может быть одним из внутренних стимулов человеческой подвижности- роста, развития, учения. Тут нет ничего греховного. Но только именно так - одним из, а не единственным - и целью, и смыслом. К сожалению, в современном нам мире стремление к материальному благополучию для многих стало основным инстинктом, определяющим «человека разумного». Цивилизация привнесла хаос в созданную - Богом ли, природой ли - гармонию сердца и разума. И человек, боясь потеряться в житейском море, не видя пути к спасению своего «я», то есть личности, хватается за любую соломинку: в драматических ситуациях человек не всегда может определить, что является важным, а что - второстепенным.

Что же заставило нас обратиться к теме выбора способов самоутверждения в жизни? «Покрытая пеплом», но горячая история, ожог от прочтения которой так и не проходит, и даже непроизвольно льющийся бальзам слов не может утолить боль. Мы имеем в виду роман «Сломанная кукла», опубликованный в 2002 году. Автором потрясшего нас произведения является Альберт Лиханов, которого, образно говоря, можно назвать душой и совестью русской культуры. Именно этот роман об испытании человеческого духа комфортом и побудил нас бросить взгляд назад в литературу XIX века в поисках корней затронувшей нас проблемы духовного недуга.

Цель нашей работы– исследовать истоки нравственного оскудения в современной литературе на примере романов М. Е. Салтыкова-Щедрина, М. Горького и А. Лиханова. Тема исследования, являющаяся одной из основных в русской литературе XIX-XX, как никогда актуальна сейчас, когда политико-экономические потрясения вызывают в душах людей страсть к наживе, деньгам, а нравственные ценности становятся чем-то ненужным.

Кстати отметим, что мы рассматриваем явление нравственного падения под новым углом, когда оно обретает «родовой характер», то есть семья сама выращивает внутри себя бездуховность.

II.

1. М.Е. Салтыков-Щедрин «Господа Головлевы»

^ Русь знала две семьи: кровную и духовную. И. И. Ющенко

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин не смешивал понятия «отечество» и «государство». Родину, отечество он любил трепетно, остро, беззаветно. Может быть, именно поэтому к государству Российскому, его истории, его настоящему и будущему,

прорастающему из дня нынешнего, отношение у Щедрина было непростое. Один из главных вопросов, который постоянно его мучил, - это обезличивание, нивелирование человека в государственном механизме (и. л. – 2).

Писатель исследовал процесс духовного оскудения личности и пришел к выводу, что к этой трагедии приводит человека страсть к неограниченному накопительству.

Пагубные цели и побуждения разрушают и нравственные основы человеческого бытия. Подробное и внимательное исследование процесса разрушения человеческой души, атмосферы зла, накопительства, превращение нравственных начал в их полную противоположность, доказательство невозможности жизни человека, ненужности ее в случае нравственного опустошения мы находим в романе «Господа Головлевы».

Все главы романа представляют собой очерк жизни семейства Головлевых и, любопытно, что каждая из них снабжена емким, «говорящим» названием: «Семейный суд», «По-родственному», «Семейные итоги», «Племяннушка», «Недозволенные семейные радости», то есть названия как будто намекают на существование семейных уз, но на самом деле содержат скрытый иронический намек на необратимый их распад: остаются одни только слова, привычные, постоянно повторяемые, но не наполненные уже сколько-нибудь реальным смыслом.

«Семейный суд» оборачивается лицемерной (с общего семейного согласия) расправой над Степаном Владимировичем. «По-родственному» ускоряет Иудушка смерть брата Павла. Истошным материнским проклятием сыну – кровопийце завершается глава «Семейные итоги». Освобождением из плена считает свой отъезд из Головлёва «племяннушка» Аннинька. На верную смерть обрекает своего незаконного сына Иудушка, отправляя его в воспитательный дом («Недозволенные семейные радости»), не менее впечатляюща глава «Выморочный», в которой происходит окончательное «одичание» Порфирия Петровича. А на последней странице читаем: ночь, темно, в доме ни малейшего шороха, на дворе мартовская мокрая метель, у дороги – закоченевший труп головлёвского владыки, «последнего представителя выморочного рода» (и. л. –3).

Возникает вопрос: какая же злая сила погубила семью?

Ведь дело тут не столько в самом тираническом Порфирии, прибравшем все состояние: он просто ускорил процесс распада душ. Ответ один: виновато все семейство, оно является истоком той злой силы, что разрушила головлевские узы.

Уже в самом начале романа мы слышим «поистине трагический вопль» Арины Петровны: «И для кого я эту прорву коплю! для кого я припасаю! Ночей недосыпаю, куска не доедаю… для кого?!» Она видит, что ее окружают слабосильные и никчемные людишки – пьяницы, мелкие развратники! А иногда попросту бессмысленные празднолюбцы и вообще неудачники. Все-таки это была ее семья, но она забывала ее предназначение: дети «не затрагивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнеустроительства». Чувство собственности поработило чувство родительской привязанности. Дети для нее – лишняя обуза. Выбросив кусок, который «изображал» собой родительское благословение, уже считала законченными обязанности матери относительно своих детей, в которых видела даже личных врагов. Семья Головлевых лишена представлений о чистоте чувства, искренность исключена из нравственных понятий. Почему у Арины Петровны потенциальное недоверие к самым близким людям? Потому что они имеют право на имущество. Слово «семья» не сходит с ее уст, и ее действиями руководят непрестанные заботы об устройстве семейных дел. Но это все, как мы понимаем, лишь показное.

Таким образом, отчуждение от семьи и лицемерие уже в самом начале заявлены писателем как основа семейных уз Головлевых, далее они обнаружат себя в поступках повседневной жизни.

Взаимоотношения в семье основаны на презрении друг к другу, и, самое страшное, никому не приходит в голову, что это противоестественно. Атмосфера лицемерия, травля, постоянное унижение, побои воспитали в Степане рабский характер, в Павле - безволие, равнодушие ко всему на свете, в том числе и к состраданию, в Порфирии- черты предателя. И вопль «Для кого?!» также (как и жизнь) лицемерие (что, кстати, подчеркивается риторическим вопросом, сопровождающимся восклицательным знаком), ибо госпожа Головлева никому не собирается отдавать накопленное. Она копила только ради самого накопления! И поэтому все внимание, энергия, устремленные на округление владений (а она успела удесятерить состояние), все, что предпринималось помещицей, нельзя назвать деятельностью в положительном смысле слова. Действия Арины Петровны не одухотворены стремлением творить добро. Они основаны на стяжательстве, бесконтрольной власти и присвоении труда крепостных, а также на личных амбициях. А после 1861 года героиня быстро превращается в приживалку, слабовольное, лицемерное существо. Тут уже у детей не может быть вопроса: а что-то маменька скажет? Так как, по первой причине, многих уже нет в живых, а, по второй, она для оставшихся – никто. Почему? Потому что сама воспитала их так, что собственное «хочу» (так же, как и у нее) привело к оскудению души.

И поэтому «Головлево – это сама смерть, злобная, пустоутробная; это смерть, вечно подстерегающая новую жертву». Здесь все говорило об угнетении, по мнению исследователя творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина А. С. Бушмина, напоминало глухо запертую тюрьму. Члены семьи жестоко враждовали между собой, вели постоянные распри из-за наследства, поедали друг друга, как пауки в банке. Слова балбес, постылый, мерзавец, изверг, подлец, негодяй были обычными в этой среде. Жаждущему жизни и света здесь давали «вместо хлеба – камень, вместо поучения – колотушку». Молодые рвались прочь из этой обители духовной смерти. Но, вырвавшись, они, не подготовленные ни к какой разумной человеческой деятельности, спешили насладиться «отравами» жизни и преждевременно гибли. Независимо от того, умерли сыновья Иудушки Владимир и Петр и его племянница Любинька где-то за пределами имения или же возвращались умирать в Головлево, как Степка и Аннинька, во всех случаях Головлево было источником смерти. Именно здесь проникает в молодые жизни разрушительный яд, и смерть духовная всегда предшествует реальной (и. л. – 4).

Степку- балбеса природа одарила способностями, но не дала ему главного – позыва к труду. Беззаботное существование, даровое довольство сделали из него раба и праздного мечтателя. Мир мечты его полон цинизма. Степана воспитывала и иная среда, но головлевское начало в нем было прочно и неистребимо. От воспитательного слова науки остались только слова, его монологи – это пьяное и ограниченное бормотание, лишенное логики и человеческой мысли. Вся его жизнь – это беспросветная мгла. Какая уж душа?!(и. л. – 5).

К горьким жизненным итогам приходит, наконец, этот герой, слишком поздно осознавший, что трагедия его несостоявшейся жизни в том, что он «один ничего не может».

Не менее трагична судьба Павла – по натуре мягкого, честного, незлого и неглупого человека, наделенного воображением. Почему же такой никчемной, ненужной, бестолковой оказалась его жизнь? Так ли опасно безволие, неумение распорядиться собственной судьбой, апатия и равнодушие к судьбам других? Позиция человека без поступков, лишенного способности действовать по законам человеческого общежития, опасна не только для общества, она умерщвляет саму личность – вот мысль, которую, как мы чувствуем, хотел выделить Салтыков-Щедрин. Равнодушие и безволие – страшнее явного зла. Они порождают крах основ жизни.

В судьбе детей, в их жизни мы наблюдаем движение по спирали вниз: все повторяется, но все чувства, поступки имеют более низкий нравственный уровень. Пожалуй, последний виток в этой спирали – Порфирий Головлев, который более всего совпадал с Головлевым как символом смерти: «Запершись в деревне, он сразу почувствовал себя на свободе, ибо нигде, ни в какой иной сфере, его наклонности не могли бы найти себе такого простора, как здесь … Давным-давно влекла его к себе эта полная свобода от каких-либо нравственных ограничений».

Притворная почтительность как способ получения лакомого куска стала постоянной маской Иудушки, за которой он скрывал свое хищническое нутро. Если в детстве Порфишка за сыновнюю преданность получал лучшие куски за столом, то впоследствии он получил за это лучшую часть при разделе имения. Затем он овладел поместьем брата Павла, прибрал к своим рукам все капиталы матери, обрекая эту некогда грозную и властную хозяйку головлевской семьи на одинокое умирание, и сделался властелином всех головлевских богатств (говоря сегодняшним языком, наконец-то материально обогатился!).

Свойственные Арине Петровне и всему головлевскому роду черты бессердечного стяжательства развились в Иудушке до предельного выражения. Если чувство жалости к сыновьям и сиротам – внучкам временами все–таки посещало черствую душу Арины Петровны, то Иудушка был «не способен не только на привязанность, но и на простое жаленье» (и. л. –6). Его нравственное одервенение было так велико, что он без малейшего содрогания обрекал на гибель поочередно каждого из троих своих сыновей – Владимира, Петра и внебрачного младенца Володьку.

Он любил «пососать кровь», находя в страданиях других наслаждение. Неоднократно повторенное сатириком сравнение Порфирия Петровича с пауком, ловко расставляющим сети и сосущим кровь попадаемых в них жертв, чрезвычайно метко характеризует оскудевшую Иудушкину душу.

Попрание Иудушкой всех норм человечности неизбежно вело его к постепенному разрушению личности. Используемый М. Е. Салтыковым-Щедриным прием градации позволяет проследить этапы оскудения души главного героя. Сначала он предавался безграничному пустословию, отравляя окружающих ядом своих сладеньких речей. Затем, когда вокруг него никого не осталось, пустословие сменилось пустомыслием. Закрывшись в кабинете, Иудушка погружался в злобные мечтания. В них он преследовал те же цели, что и в непосредственной жизни: искал полного и беспрепятственного удовлетворения жажды стяжания и жажды мщения. Его фантастические расчеты выражали «целый запутанный мир праздных помещичьих идеалов». Высчитывая воображаемые доходы, Иудушка изобретал все более дикие способы ограбления, не понимал, не чувствовал, что этим разрушает, обедняет душу свою. В мире призраков кровопивец уже не встречал никаких препятствий для осуществления своих желаний. В бредовых мечтаниях он довел свои хищные и садистские вожделения до их предельного завершения. Он достиг последней стадии того нравственного маразма, который был следствием социального паразитизма. Далее следовали алкоголизм и смерть (и. л. – 4).

И все-таки в романе есть слова о нравственном проблеске. Где они и каков их смысл? Почему появилась возможность этой слабой искры?

Потеряв имущество, мать Иудушки, Арина Петровна, стала свободной, ум и душа освободились для понимания чего-то лучшего, более справедливого. Последние удары судьбы осветили в ее умственном кругозоре некоторые уголки, в которые мысль ее, по - видимому, никогда дотоле не заглядывала. Она поняла, что в человеческом существе кроются известные стремления, которые могут долго дремать, но, раз проснувшись, уже неотразимо влекут человека туда, где прорезывается луч жизни, появление которого так долго подстерегали глаза среди безнадежной мглы настоящего. Приведенная метафора помогает нам увидеть, как Арина Петровна впервые ощутила душевную боль расставания и потери близкого, впервые была, хотя бы номинально, обеспокоена судьбой внучек. Однако беспомощное одиночество и унылая праздность погасили эти вспыхнувшие искры, нравственное разрушение шло к финалу. Праздная жизнь не могла дать отпора безнадежной тишине, пустому пространству. Все более существо ее стремилось к тому месту, которое было создано по ее образу и подобию, - в Головлево. И этот последний этап жизни героини целиком и полностью совпадает с итогом жизни Иудушки. Как согласно они лицемерят, какой ложью веет от каждого их поступка, разговора, сцены. Как совпадают их цинизм, черствость, жадность и, наконец, их речь. Трудно определить вне контекста, кто говорит – сын или мать:

-Ах - ахах! горе какое! А, молодцы, смиренько посидите, да ладком между собой поговорите.

-А ты бы к папеньке обратился, да с лаской, да с почтением…Со смешком, да с улыбочкой…

Каков же итог? Социальные условия неограниченного самовластия, торжества имущества и денег формировали данную семью. Семья же такого типа доводила человека до нравственного окостенения. Роман Салтыкова–Щедрина предупреждает нас: где неограниченная власть, - там жестокое отношение к человеку; где нет позыва к труду, - там растление личности; где труд во имя накопительства, - там духовное опустошение; где умерла духовность, - там нет близких, нет радости человеческого бытия. Для обретения подлинного смысла жизни, подлинного счастья необходима активная человеческая деятельность, озаренная светом добра и человеколюбия. Из кровного родства должна произрасти семья духовная, иначе утраченная основа общества повлечёт за собой разрушение и государства.

2. М. А. Горький «Дело Артамоновых» 1924-1925гг.

Проблема оскудения души, берущая истоки в родовом начале, волновала многих писателей XIX-XX веков, и в первой половине XX века наиболее ярко она прозвучала в творчестве Горького, в частности в романе «Дело Артамоновых». Произведение обычно рассматривается как история зарождения, процветания и гибели русского капитализма на примере возвышения и деградации купеческой семьи – хозяев крупного ткацкого производства. Горький не только вскрыл социальные корни вырождения рода Артамоновых, но и обозначил проблему нравственной деградации.

Основой сюжета романа служит эволюция «дела» Артамоновых. Оно становится как бы самостоятельным персонажем, связывая судьбы трех поколений капиталистов и рабочих («Дело, как плесень в погребе, -своей силой растет»).По мере развития «дело» все более поглощало, обезличивало, лишало человечности владельцев фабрики.

Так, Илье Артамонову-старшему (первое поколение), который и построил «через два года после воли» в уездном городе Дремове полотняную фабрику, свойственен широкий размах. Он хозяин дела. Он энергичен, деловит, удачлив, знает радость труда. Однако собственническое начало, как замечает исследователь биографии и творчества М. Горького И.М. Нефедова, властно проявлявшееся в характере могучего и по-своему привлекательного Ильи, все рельефнее стало раскрывать антигуманистическую суть создаваемого им дела: он оказался совершенно равнодушен к морали, принципам. (и. л. – 7)Интересно, что Салтыков-Щедрин описывал накопительницу-хищницу как главу рода, Горький – строителя новой жизни», «нового русского» человека, который создал себя и свое дело сам. Но у Горького семья задавлена материальным богатством. Дети подчинены силе «дела», и все хорошее, благородное, что, может быть, и было в их душах, задавлено могуществом «расширения дела», что делает их безвольными, равнодушными, пустыми. Головлевская история повторяется, но на новом витке жизни. Продолжатели буржуазного «дела» не обладали творческой энергией старшего Артамонова. Сын Ильи Петр и племянник Алексей оказываются рабами воли хозяина, обреченного на служение прибыли («дело человеку барин…»).У Петра рождается страх перед фабрикой, болезненное ощущение одиночества; Алексей, напротив, наслаждается властью, ее приумножением. Именно на образе Петра Горький показывает, раскрывает острую грань, за которой абсолютная глухота и слепота сердца, - Петр раздваивается: «Как будто родился еще другой Петр Артамонов, он жил рядом с первым, шел за спиной его. Он чувствовал, что этот двойник растет, становится ощутимей и мешает ему во всем, что он, Петр Артамонов настоящий, призван и должен делать. Этот, другой, ловко пользуясь минутами внезапно, как ветер из-за угла, налетавшей задумчивости, нашептывал ему досадные, едкие мысли:

“Работаешь, как лошадь, а - зачем? Сыт на всю оставшуюся жизнь. Пора сыну работать. От любви к сыну – мальчишку убил. Барыня понравилась - распутничать начал.”

Всегда, после того как скользнет такая мысль, жизнь становилась темней и скучней.»

Крик ускользающей души (вспомните вопрос Ольги Орловой: «Разве душа живет отдельно от тебя?») открывает балансирующему Петру дверь в непонятую им еще возможность спасения своей личности, и только от степени высоты его человеческого духа зависит сохранение равновесия и шаг в сторону развития самосознания и утверждения нравственной мысли, но «дело» бесповоротно увлекает Петра Артамонова за собой, его одолевает безразличие к собственной жизни, рутина дней опустошает его, что приводит к утрате им личностной сущности («Дело делать надо, больше ничего! Все люди делом живы»).

По-иному повлияло «дело» на Алексея: «Этот - жаден, ненасытно жаден, и у него все ловко, просто. Он был острее, умнее, но вместе с тем опаснее – бес, как думал, глядя на брата, Петр.» Даже во внешнем обличье не осталось ничего светлого, духовного, божеского. Сердце Алексея, поросшее, словно мхом, опережающими друг друга мыслями о непрестанной добыче, вырисовывало в его внешности «нечто рысистое, нахлестанное и лисью изворотливость».Гонка за нужными контактами сделала его «похожим на жуликоватого ходатая по чужим делам».Не просто жажда накопления и расширения, но уже стремление стать единственным преемником перевешивает на весах жизненных целей, Алексей теряет всяческие нравственные ориентиры, и смерть духовная по неким загадочным законам бытия влечет за собой смерть физическую. Нельзя обойти вниманием и Наталью, жену Петра (вот где подлинное раскрытие мысли о бездуховности внутри отдельной семьи!). На протяжении романа мы видим, как из мечтательной и совестливой девушки Наталья превращается в образцовую бережливую жену, но, «когда она брала в руки деньги, красивое лицо ее становилось строгим, малиновые губы крепко сжимались, а в глазах являлось что-то масленое и едкое». А когда сын Алексея Мирон, заговорив о необходимости строить бумажную фабрику, сказал: «У нас, дядя, деньги зря лежат», Наталья, «покраснев так, что у нее даже уши вспухли, крикливо возразила: «Где это они лежат, у кого лежат?».

«Деньги к деньгам» - эта мысль главная в семье Петра. Деньги ради денег – постулат не только детей, но и внука Ильи, Мирона. В романе новые Арины Петровны и Иудушки – но итоги те же, что у Салтыкова-Щедрина.

Горький показывает, что есть выход: вырваться, освободиться от пут стяжательства, отринуть богатство, как это сделал один из внуков Артамоновых. Но исключение лишь подтверждает правило: человек, живущий ради денег, теряет себя.

Дело Артамоновых символически можно рассматривать в параллельных контекстах: дело как производство и как судебное дело. За убийство собственной души закон не карает, но семья Артамоновых платит куда более высокую цену – своими детьми.

Психологически глубокое раскрытие Горьким сложных душевных метаморфоз рода Артамоновых дает нам повод рассматривать роман с иной точки зрения, нежели во многих литературно-критических трудах.

Животрепещущая история о вопиющей бездуховности, разрастающейся изнутри семьи, «как плесень», и поглотившей ее, не может оставить равнодушным ни одного читателя, тем более современного.

III. А. Лиханов «Сломанная кукла».

^ Плакать от собственной боли

нетрудно. Трудней плакать от

боли чужой.

А.Лиханов

В наше время с особой силой звучат вопросы, являющиеся одними из главных в русской литературе: что такое долг, совесть и доброта, что такое истинные ценности на всей земле. И происходит это потому, что современному человеку, особенно молодому и не утвердившемуся, порой приходится сталкиваться и с такой моралью, которая преследует цель добиться успеха в жизни любой ценой, любыми средствами, даже самыми негодными, даже преступными.

И часто этот успех понимается лишь как материальное благополучие: большая квартира,

дорогая мебель, машина, престижные связи. Но вот появляется все это, и перед человеком

неминуемо встает вопрос: а что же дальше? Но здесь не бывает альтернативы. Ему, человеку, нужно только одно - подавай теперь не только квартиру- дворец, но и дорогие ковры и хрустальные наборы, японские телевизоры и музыкальные автоматы (и. л. – 10). То есть ещё большее материальное обогащение. И в романе «Сломанная кукла» писатель Альберт Лиханов обращается к этой теме, этим животрепещущим вопросам нашей жизни.

«Итак, Москва, конец ХХ века, три женщины, связанные кровными узами, точнее - две женщины и девочка двенадцати лет. Шестидесятилетняя бабушка, отличный хирург- стоматолог, ее тридцатилетняя дочь, инженер-электронщик по образованию, внучка, которая окажется главным действующим лицом, обычная московская школьница, впрочем, это не так - девочка, оказавшаяся мужественной». Всех троих зовут Мариями: «старшая - Мария Павловна…Среди своих - Мапа», «среднюю зовут Мария Николаевна…,с детства прозванной Маней», «младшенькую же в домашнем кругу звали просто Масей» (и. л. – 8).

Проследим историю семьи, начиная с Марьи Павловны.

Почти всю жизнь, прошедшую при Советской власти, она прожила скучно, без особых потрясений. Что касается мужа Мапы: он - человек с порцией хины за щекой - весьма типический персонаж для поздней советской эпохи: «Колбаса плохая в магазине – правда, дешевая,- рожу кривит, космонавтов запустят – опять кривит, лучше бы колбасы побольше. Плохой наш фильм поглядят по телеку – в косую физиономию ведет, хорошее американское кино увидят на фестивале - опять неладно: наши так не умеют». «Был он в душе…западник, законсервировавший сам себя для неизвестно чего и до каких пор» (и. л. –8).

В общем – да, они оба - и Мапа и Николай Михайлович - были фрондой, молчаливой оппозицией....

Отличница-дочь росла сама по себе, имела блестящие перспективы и не доставляла никаких хлопот родителям, которые даже не заметили, как она выросла, так как отец постоянно страдал от несовершенства окружающего мира, его общественного устройства, а мать просто «тянула телегу жизни». В общем, жили как все.

А потом рухнула держава …

Вокруг « посеяли нищету, вовлекли в преступления едва ли не каждого второго… внушили оставшимся, что главная ценность на земле – «бакс», « капуста», « зелень».

В считанные дни Маня лишилась партии, депутатства, ее гордость- красный диплом - стыдливо и не нужно спрятался в ящике под зеркалом, а страстная речь на выдвижение в депутаты покойного Генсека стала черной строчкой биографии.

Потом ударил октябрь девяносто третьего.

И все оборвалось… На митинге у Белого дома Алексей (муж Мани) попал под одну из многочисленных огненных стрел. «Маня не думала про маленькую , не думала, как станет жить, не жалела себя- вся ее жалость обратилась к Лехе, уже не существующему…»

И вот «сценой поспешных похорон, неторжественного прощания с прошлым Мани» и заканчивается этой истории первая часть, которую можно назвать лишь прологом. « Ведь главное действующее лицо, самая маленькая из трех Маш, только родилась в старое время… Взрослые Маши знали прошлое, жили в нем и по-разному чувствовали себя тогда.

«Маленькая не знала прошлого. Она и рождена - то была для настоящего, не ведая, что великий разлом между прошлым и будущим придется и на нее».

Почти сразу, как погиб ее отец, и с бабушкой, и с дедом стали происходить перемены, как будто кто-то решил восстановить равновесие, но странным образом. «Переворачивание устоявшейся Мапиной судьбы выглядело так легкомысленно, будто она просто-напросто соскочила с подножки трамвая на медленном повороте. Однажды после смены … ее окружили четверо молодых врачей из их же поликлиники и пригласили почтеннейшую Марию Павловну возглавить частную клинику… Из мягкой, уютной и готовой тащить на себе какие угодно тяготы, она незримо оку превращалась в существо деловое, озабоченное достижением все новых целей, говоря высокоумно – прагматичное». Немолодая женщина упивалась собой, своими новыми возможностями.

«…Мася точно ощущала, как между Мапой и Маней, матерью и дочерью, что-то тогда если не порвалось, то натянулось. Мася явно чувствовала… превосходство бабушки над мамой и мамино какое-то упрямое, назло кому-то – кому? - желание жить как жила, ничего не меняя …» « Они были самые близкие друг другу, эти три Марии», но Мася, небольшая, невзрослая девочка, не понимающая очень многого, но много чувствующая, как бы вершина треугольника («треугольник просто подразумевается, пока что эти две прямые, пересекающиеся в ней, в Масе»).

В то же время Николай Михайлович, муж Мапы, ввязался в не менее достойную времен авантюру. Будучи заместителем директора исторического архива, он поддался на уговоры московского корреспондента испанской газеты («Не настала ли, мол, пора их <закрытые фонды> уже потихоньку открывать: на дворе политическая весна!») и на заманчивые исправные «зеленые» гонорары.

В общем, «цель у них была единой - упрочить общее благосостояние. Способы одни. Ходы разные».

Человек обязан следить за собой – во имя самого себя и суда человеческой чести (и. л. –9). Следить за собой, по мнению Альберта Лиханова, означает лишь одно - не разменивать себя, свою жизнь на мелочь бытовых достижений. Разве же не преступно перед самим собой, перед высшим даром жизни гоняться за модными шмотками? А не стоит ли, впадая в копеечное отчаяние, хоть раз задуматься: может, я что-то крупно перепутал в этой жизни? За цель принимаю антураж, пену?

А может, подумать, что новомодная мебель - всего-то лишь стулья да диваны? И легковой автомобиль – только средство передвижения?

И если так подумать – то что же останется?

Тем, кто гонится, гонится, гонится за всем этим – копит, манипулирует порядочностью и рублишками, тем, кто живет этим,кто барахло избрал целью существования на белом свете - так вот, если подумать подобным образом, что останется? Пустота?

Часто так и оставшиеся в советском прошлом родители не замечают, как их сын или дочь становится юным «бизнесменом», вступая в рыночные отношения и с людьми, и со своей душой. У Лиханова ситуация путаней, проблема острей, боль горяча до крика. Мария Павловна , постоянно кидая дочери упреки: «Не умеешь жить!», решила «помочь» ей найти себя в условиях новой действительности. Но через острия копий заграждения не полезешь с багажом говорящей – кричащей!- совести, и Мария Николаевна поверила матери, «поверила, что надо жить по-новому», решилась и впопыхах согласилась на сделку со своей собственной душой, своей собственной жизнью. Появился бизнесмен Вячик, Вячеслав Кимович, и кто бы подумал, что Маня, отличница и депутатка, удостоенная беседы с самим Генсеком, милейшая женщина, испившая беды и бедности, с таким вдохновением кинется в пучину благополучия?

“Что вы! Опрометью! С головой!” – горько воскликает автор…

«…Ей надоело учитывать и то, и се. Сейчас же – живи как хочешь, вот в чем правда!» Но жить ради шмоток, ради машины, ради дачи, жить ради, во имя какого бы то ни было имущества - постыдно, ибо у человека есть куда более высокие предназначения: дело, любовь, дети, умение, совесть, верность, - разве мыслимо перечислить великое множество составных человеческого счастья? Но прежние догмы для Мани отодвинулись и вовсе перестали существовать. И ее новые знакомые иллюзорного (обманчивого) мира денег и вещей (именитые и богатые), которые, определяя толщину кошелька, решали, имеет ли смысл продолжение отношений с тем или иным человеком. Этот самообман предполагает, что вещь создает впечатление о человеке и повышает его значимость. Хотя бы самозначимость. Тем самым Альберт Лиханов предоставляет возможность нам, читателям, еще раз убедиться в том, что в мире Мап и Вячиков вещь – первична, человек же – вторичен.

Парадокс. Не правда ли?!

Мы считаем, никакая вещь, даже самая ценная, еще не повод для особого уважения ее хозяина. Людей, слава Богу, на Руси всегда уважали не за материальный достаток, а за ум, совестливость и честность.

За любое преступление перед самим собой, своей совестью, совестью других, говорит Альберт Лиханов (и мы с ним, конечно же согласимся!) - «извольте платить счета!- и не собой, не своими лишениями и шкурками, а…собственным любимым и самым беззащитным достоянием- дочерью и внучкой, …ее достоинством и судьбой».

Случилось так, что Маня забеременела, и Вячик направил свою жестокую, «волчью» любовь на маленькую беззащитную Масю. А что же Маня? «А Маня все спала, спала, спала…Интерес к дочке, вспыхнувший поначалу, погасила сонливость, тупоумие, обуявшее ее, и бесконечная, восхитительная лень». Мася поняла, что у нее ничего своего нет - ни силы, чтобы защититься, ни матери, чтобы спрятаться за нее.

Она одна.

И лишь Вячик, уверовавший в свою силу и непогрешимость, кричит, сметая перед собой всякую мораль, всякие ограничения, сжавшейся от боли в комочек, разодранной Масиной душе: «Ведь что человеку надо? Благополучие! Достаток! Покой! Все это у тебя есть, а будет еще больше!» (этот риторический вопрос и три восклицательных односоставных предложения усиливают динамику и вовлекают в жаркий спор с существующим миром вещей). Его кощунственная, покушающаяся на власть над другими сердцами бездуховность, его глухое сердце - все это результат поглотившей его идеи вложения, мании денег, к которой «присоединилась мания дома - вот этой квартиры, ванной комнаты с позолоченными кранами и сортира с золотым же узором по стульчаку. Перед сном он думал о деньгах и всем этом добре, но не мог, как ни силился, подумать о друзьях, которых, впрочем, не было, не мог подумать о жене - он ее не любил, а просто нанял, чтобы тратить вместе деньги…»(и. л. – 8). А очень хочется поставить вопрос: а способен ли этот человек (если можно его так назвать) любить?

Ответ на него мы находим в эпилоге, решенном Лихановым в необычном ключе: предлагаются два варианта, то есть, используя терминологию автора, два конца, каждый из которых имеет свое название.

Обратимся к первому концу «Финита ля комедия», в котором оскудение души приводит к самому страшному результату. В ключевой фразе, состоящей только из грамматической основы, автор ставит жесткую точку: «Мася сдалась». И как доказательство, как следствие оскудения Масиной души звучит следующее распространенное всего одним дополнением предложение: «Мася забывала родину». То есть, в итоге происходит разрыв не только духовных, но и кровных связей, а вместе с тем потеря корней. Объяснением этому служат следующие слова писателя: «Она жила в хорошем доме, у нее были достаточные счета, не вызывавшие нареканий банкиров. Она знала три или четыре восточных языка, включая русский (родной язык стал для Маши иностранным!), работала в престижном издательстве..., про смерть своей бабушки в 2009 и матери в 2006 она откуда-то знала » (и. л. – 8). Если обратить внимание на синтаксис данных предложений, то можно отметить, что нарастание количества грамматических основ усиливает картину духовного мрака, в который вошла Мася.

Эпилог «Финита ля комедия» пронизан авторской иронией, помогающей понять его позицию и согласиться (или не согласиться) со следующим утверждением писателя: «Увы, это не по-русски. Наша правда звучит совсем по-другому». А как? Как это «по-русски?». Беспощадно. «Без отрады и без слез».

Подлинному концу А. Лиханов дает название «Финита ля трагедия», хотя история не кончается, она так и остается незаживающей раной в сердце каждого читателя.

Когда в очередной раз Вячик приехал в лондонскую школу, куда мать отправила Масю на учебу, с предложением поехать осмотреть купленный им дом, Мася, зная, что делает, согласилась. Аргументом стали рождение ее сводного брата и звонок радостной мамы, отношения с которой становились все тоньше, напряженней, что видно из их короткого, жесткого телефонного диалога:

Только быстро!…
Нет проблем. Говори!
Вышли мне иконку пресвятой Богородицы. Маленькую, но освященную.
Жди!

Столь благоговейной просьбе дочери противоречат легкомысленные слова невнимающей матери…

Итак, Мася поехала с Вячиком в новый дом. Как только они вошли, он схватил ее, смял и содрал одежду. «Мася сопротивлялась молча, без слез, до последнего, пока могла. Потом потребовала немедленно отвезти в школу». На звонок переполошенной директрисы в Россию, к матери девочки, та ответила, что «это какое-то недоразумение».

А вскоре класс девочек повезли на экскурсию в Лондон. «Когда, спешившись, девочки в одинаковой форме вышли на мост через реку и достигли его середины, где высота опасна, одна из них, слегка задержавшись, перекинулась через заграждение и, падая, ударилась о каменные блоки моста. Погибла сразу.

^ Это была Мася».

Недели через три после похорон в ее бывшую школу в России пришла бандероль из Англии для подруги Маси – Ани Бочкаревой. В коробке лежала кукла с закрывающимися глазами. «Когда Анечка... повернула ее, чтобы глаза закрылись, они смотрели по-прежнему вперед». Кукла была сломана, как была сломана жизнь Маси. Глаза куклы были навсегда открыты, глаза человека - навсегда закрылись. Это и стало подлинным итогом пагубного стремления взрослых к «покою, деньгам, свободе».

Но это еще не вся правда. Перед этой посылкой произошло еще одно ужасное событие: Мария Николаевна убила своего мужа, и эта семья по отдельности безвозвратно ушла в небытие как духовного, так и физического мира людей.

Игры взрослых, которые ставили своей целью наживу, сделали Масю куклой, своими действиями и поступками сломали ее судьбу, а затем и вовсе погубили. Больше остальных виноваты в этом Маня и Вячик. Люди, души которых прошли весь путь нравственного оскудения, потеряли не только духовность, но и всякую человечность вообще.

Автор предоставляет нам возможность прийти к собственному выбору между двумя эпилогами. Но, видя состояние современного общества, смеем предположить, что первый конец для человека современности предпочтительнее. Однако Альберт Лиханов выражает надежду на воскресение людских душ и обращается к Богородице с просьбой, мольбой, молитвой (это обращение к Святейшей является венцом всего языкового строя произведения.):

«О, владычица небесная, пресвятая Богородица, сохрани России её детей!»

А мы хотим добавить: то есть нас.

А. Лиханов отнюдь не предлагает готовых и годных на все случаи жизни истин, а вовлекает в собственные искания и сомнения, в непрерывный спор с героями, обстоятельствами и самими собой, делает активными и неравнодушными его участниками.

IV. Заключение.

Сегодня мы размышляли над проблемой, каковы взаимоотношения человека и окружающего мира, что такое духовная жизнь, что «довелось ( и довелось ли) в этом мире чувствовать и думать».Наш урок не просто анализ, не назидание, а живая тревога за будущее человечества.

Поставив перед собой следующие задачи:

исследовать три произведения известных писателей ХIХ-ХХ веков в новом ключе,

отыскать литературные корни проблемы испытания души комфортом

и выяснить, почему оскудение души принимает семейный характер, - мы стремились привлечь внимание к нашей теме в первую очередь тех, за кем будущее.

Проведя сравнительно-сопоставительный анализ произведений, мы пришли к следующим выводам:

Семья- это та сфера человеческого бытия, в которой потеря нравственных основ равнозначна абсолютной гибели личности и ведет к разрыву не только духовных, но и кровных связей, ведь основой истинных родственных уз не могут быть отчуждение от семьи и лицемерие.

2. За убийство собственной души закон не наказывает. Карает сама Жизнь, заставляя «расплачиваться» собственными детьми.

Животрепещущая история о вопиющей бездуховности, разрастающейся изнутри семьи, «как плесень», и поглотившей её, воплощенная в романах М. Е. Салтыкова-Щедрина и А. М. Горького, не может оставить равнодушными ни одного читателя, тем более современного. Из кровного родства, полагали писатели, должна произрасти семья духовная, иначе утраченная основа общества повлечет за собой разрушение и государства.
В выборе темы и ее разработке А. Лиханов автор романа «Сломанная кукла», продолжает лучшие традиции М. Е. Салтыкова-Щедрина и А. М. Горького. Исследование произведения, которое является основой нашей работы, приводит нас к мысли, что автор изображает характеры, которые можно назвать «мертвыми душами» жестоких реалий России ХХI века. Мы полагаем, что в создании подобных типов, а также двупланового эпилога, располагающего читателя к раздумьям, размышлениям над состоянием современного общества и его основы - семьи, проявилось подлинное мастерство и новаторство писателя. Следует отметить и такую особенность, как подбор символичных названий вариантов эпилога: в первом конце – «Финита ля комедия» - чувствуется ирония автора, а во втором – «Финита ля трагедия» - его боль и его плач.
Своеобразием романа мы считаем и отсутствие фамилий у респектабельных Марии Павловны и Николая Михайловича, а также Вячика. А нет фамилии – нет и рода.

Нельзя не отметить, что непреходящая актуальность, злободневность данной темы, осмысленная писателями XIX-XX веков, заставляло и заставляет общественность задуматься о судьбах поколения и о будущем нации, «дабы не рассеяться, не прийти в упадок как народ».

^ ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА.

Д. С. Лихачев «Письма о добром» / Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, Санкт- Петербург 1999 г.

«Русская литература XX века: 10 класс: практикум»

Г.И. Беленький и др./ «Просвещение», Москва 1997г.

М.Е. Салтыков- Щедрин «Я люблю Россию до боли сердечной»

Молодая Гвардия, Москва 1975г.

А.С. Бушмин «Великий русский сатирик Салтыков- Щедрин»,

«Знание», Ленинград,1976г.

Е.И. Покусаев, В.В. Прозоров «Михаил Евграфович Салтыков- Щедрин», / «Просвещение», Ленинград, 1977г.

М.С. Горячкина «Сатира Салтыкова- Щедрина» / «Просвещение»,

Москва, 1976г.

«М. Горький. Биография писателя» И. М. Нефёдова / «Педагогика»,

Москва, 1986г.

Альберт Лиханов «Сломанная кукла» (Журнал «Мы», №2 и 3 , 2002г).

Альберт Лиханов «Драматическая педагогика» / «Педагогика»,

Москва, 1986г.

Альберт Лиханов «Смысл сущего» / «Советская Россия»,

Москва, 1985г.

Blog

Содержание

Д.С. Лихачев