Geum.ru

Век криминалистики

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   39

2. 21 марта 1915 г.— убийство двух человек на ферме Фелпса в штате Нью-Йорк. Револьвер Чарлза Стилоу. «Д-р» Гамильтон, или от продавца медицинских патентов до эксперта по стрельбе. «Пули были выпущены из револьвера Стилоу, и не из какого другого». Смертный приговор и борьба за жизнь невиновного. На сцену выходит Чарлз Уэйт. Авантюристы и баллистики по влечению. Помилование Ч. Стилоу и провал Гамильтона.


В ночь с воскресенья 21 марта на понедельник 22 марта 1915 г. в поселке Уэст-Шелби, штат Нью-Йорк, были убиты два человека. Уэст-Шелби — маленькое скопление далеко разбросанных друг от друга фермерских усадеб — относилось к графству Орлеан, расположенному в западной части штата. В ту ночь вся местность лежала под толстым покровом снега, выпавшего накануне вечером.

Часов в шесть утра Чарлз Э. Стилоу, батрак с фермы семидесятилетнего Чарлза Фелнса, выскользнул из-под одеяла. Наскоро умывшись, еще полусонный, он открыл дверь своей хижины на краю дороги, но споткнулся об окровавленное тело женщины в ночной сорочке, неподвижно лежавшее у порога, и страшно испугался... Стилоу узнал в ней Маргарет Уолкот, экономку своего хозяина. Кровавый след привел Стилоу к дому Фелпса. На полу в луже крови, тоже в ночной рубашке, лежал сам хозяин. Его конторка было взломана, а все деньги (как выяснилось позже) украдены.

Стилоу в то время было уже тридцать семь лет. Немец по рождению, он обладал силой быка и умом ребенка. Он никогда не учился читать и писать, по-английски понимал лишь самые простые фразы и всю жизнь был батраком, кочуя с одной фермы на другую, пока примерно год назад не осел с беременной женой, ребенком, тещей и шурином у Фелпса. Живя в батрацкой хижине, получая от хозяина дрова, корм для коровы и 400 долларов платы в год, он считал, что достиг вершины своей земной карьеры. Понадобилось некоторое время, чтобы Стилоу сообразил, что к чему. В замешательстве он вернулся домой, разбудил своего шурина Нельсона Грина и послал его сообщить обо всем в Альбион шерифу графства Орлеан Честеру Бартлету. Грин, еще менее сообразительный, чем Стилоу, отправился в путь.

Через полчаса на ферме Фелпса собралась возбужденная толпа жителей, преисполненных любопытства, страха и жажды мщения, ибо на их памяти в графстве Орлеан никогда не было никаких преступлений, не говоря уже об убийстве. Возбужденные люди бродили вокруг фермы и затоптали все следы, которые, вероятно, оставил после себя убийца или убийцы. Шериф Бартлет (как и большинство его коллег в то время, он был избран на эту должность не из-за своей осведомленности в вопросах криминалистики, а из соображений принадлежности к одной из политических партий) тоже впервые в своей жизни имел дело с убийством. С важным видом, но, по существу, совершенно беспомощно осмотрел он место преступления. И все же он установил, что Фелпс еще жив, и велел фермерам доставить его в госпиталь в Альбионе, где Фелпс и скончался около часу дня, не проронив ни слова. Единственным вкладом Бартлета в расследование этого убийства был вызов собаки-ищейки, которой, однако, не удалось взять след. Какую-то ниточку для следствия дала только больница: дежурный врач извлек из тела Фелпса три пули от огнестрельного оружия 22-го калибра.

Когда 26 марта к дознанию приступил коронер графства Орлеан, он взял под подозрение каждого, кто имел огнестрельное оружие 22-го калибра. Стилоу и его шурин Грин показали под присягой, что никакого огнестрельного оружия у них нет и никогда не было. В конце концов Бартлет нашел выход, к которому тогда особенно охотно прибегали: с согласия публичного обвинителя графства, где произошло убийство, он нанял частного детектива за поденную оплату и обещание премии в случае успеха.

Детектив прибыл из Буффало, звали его Ньютон, и он был полон решимости как можно скорее заработать премию. Его метод, вполне соответствовавший царившему тогда в полиции и суде хаосу, состоял в том, чтобы из числа подозреваемых арестовать людей малоразвитых и неимущих, противозаконно удерживать их под стражей и изматывать длительными допросами до тех пор, пока признание не покажется им единственным избавлением. Как только он выяснил, что шурин Стилоу — Грин — еще более туп, чем сам Стилоу, он велел арестовать Грина. Грин же от страха и беспомощности тотчас признался, что у Стилоу есть оружие, а именно: дешевый револьвер, винтовка и дробовик. Это было правдой. Грин по поручению зятя в свое время спрятал его оружие и теперь ука-зал место, где оно спрятано. Все три вида оружия были 22-го калибра. Длительный ночной «допрос» заставил Грина сделать еще один существенный шаг: он признался, что Фелпса убили Стилоу и он. Ньютон и Бартлет торжествовали. Они арестовали Стилоу, доставили в альбионскую тюрьму, где и «обрабатывали» его в течение двух дней: не давали ему ни есть, ни спать и допрашивали его днем и ночью, сменяя друг друга. Стилоу, едва способный изъясняться по-английски и привыкший к жизни на свободе, производил впечатление пойманного зверя. Он сознался, что Оружие принадлежит ему, а спрятал он его, когда всюду стали искать оружие 22-го калибра. Однако Фелпса он не убивал, вообще никог-да никого не убивал. Ну да, в ночь убийства он слышал, как вблизи его дома какая-то женщина звала на помощь. Но теща уговорила его не открывать дверь, потому что его жена ждет ребенка и ей нельзя волноваться. Все это действительно было — но он не убивал! Однако Ньютон использовал все средства — от уговора до обмана. Он, например, доброжелательно говорил, что уход за коровами — слишком скромное занятие для Стилоу, который с его данными вполне мог бы стать шерифом и носить звезду. Если он признается, то ему дадут эту шерифскую звезду. А кроме того, он тотчас же сможет вернуться домой к жене.

На второй день Стилоу, страшно тосковавший без жены, сдался и признался, что убил Фелпса. По его словам, они с Грином в ту ночь направились в дом хозяина, чтобы похитить деньги из письменного стола Фелпса. Как явствовало из признания, далее произошло следующее. Они постучали в дверь кухни. Фелпс встал с кровати и пошел со свечой на кухню, чтобы отворить дверь. Как только он открыл дверь, они его застрелили, а затем направились в спальню, чтобы вскрыть письменный стол. Тем временем из своей комнаты выскочила экономка Уолкот и побежала через кухню на улицу, громко призывая на помощь. Они выстрелили ей в спину через стекло кухонной двери, которая закрылась за беглянкой. После этого они украли 200 долларов и пошли назад в свою хижину. По пути они слышали, как лежавшая в снегу экономка умоляла о помощи, но не обратили на это внимание, а вошли к себе в дом через заднюю дверь и улеглись спать.

Стилоу, однако, так и не подписал это признание. С трудом подбирая слова, он отказался от него и в суде. Уже тогда должно было броситься в глаза, что события, описанные им в своем признании, просто не могли произойти указанным образом. Однако публичный обвинитель довольствовался признанием обвиняемого, ибо держал в руках еще один козырь. Козырем этим были пули, сразившие Фелпса, и старый, дешевый револьвер Стилоу.

К тому моменту на сцене появился человек, с которым нам еще не раз придется встретиться,— один из самых знаменитых экспертов «собственной выпечки», которые в то время, и еще долго потом, именно в Соединенных Штатах использовали тягу людей к научной криминалистике. Это был «доктор» Альберт Гамильтон.

Гамильтон был опытным человеком, во всяком случае более опытным, чем многие другие самозванные «эксперты по стрельбе». Американские судьи не требовали от них никаких удостоверений, довольствуясь заявлением самого «эксперта» о том, что он является таковым. Причем многие из них сами себя выдавали с головой, признаваясь на перекрестном допросе, что «микроскопию» они проводили с помощью дешевого увеличительного стекла. Другие же на предложение объяснить присяжным процесс изготовления пистолета отвечали обезоруживающе наивно: «Пистолеты отливают в формах». Но «д-р» Гамильтон был из другого теста.

Человек небольшого роста, но с большими познаниями и еще большим умением убеждать, он начал свою карьеру уже как изготовитель патентованных лекарств в Оберне, штат Нью-Йорк. Степень доктора он присвоил себе сам. Поприще профессионального эксперта (50 долларов плюс суточные) манило его к себе с неодолимой силой. Долгое время он называл себя «микрохимик-исследователь», а с 1908 г. занялся саморекламированием, выпустив пропагандистский трактат под названием «Человек из Оберна». В нем он выдавал себя за эксперта в области химии, микроскопии, почерковедения, сравнения шрифтов пишущих машинок, фотографии, дактилоскопии, токсикологии, кровяных пятен, причин смерти, бальзамирования и анатомии. Неудовлетворенный столь впечатляющим перечнем своих специальностей, он добавляет в заключение следующие области, в которых он может провести экспертизу: огнестрельные раны, огнестрельное оружие и боеприпасы, идентификация по пулям, порох и взрывчатые вещества. Как отмечали впоследствии некоторые наблюдатели, он ловко проштудировал некоторые европейские публикации о ранних опытах в области идентификации боеприпасов и купил себе микроскоп и фотоаппарат. Он знал, что на присяжных особенное впечатление производят увеличенные, таинственно выглядящие фотоснимки.

И вот он появился в Альбионе, осмотрел револьвер Стилоу и поместил пули, извлеченные из тела Фелпса, под свой дешевенький микроскоп. Затем с удивительной проворностью он подготовил свое заключение. По его словам, в стволе орудия у самого дула он обнаружил «аномальную зазубрину». Царапины от этой зазубрины были видны на пулях. Гамильтон пришел к выводу: «Пули, принесшие смерть, выстрелены из револьвера Чарлза Э. Стилоу!» В дополнение к своему заключению он сфотографировал пули, чтобы произвести большее впечатление на судей и жюри присяжных.

12 июля процесс по делу Стилоу начался. Признания Стилоу и Грина показались очень странными даже судье, и его сомнения отразились в напутствии присяжным. Сомнения вызывало также то, что ни у Стилоу, ни у членов его семьи не было обнаружено украденных денег. Теща Стилоу тем временем вынуждена была даже продать корову, чтобы расплатиться с врачом, принимавшим ро-ды второго ребенка. Вот почему глаза всех присутствующих В суде были направлены на «д-ра» Гамильтона. Последний насладился всеобщим вниманием, продемонстрировав фотоснимки пуль, и повторил свои выводы: «Пули убийцы не могли быть выстрелены им из какого другого оружия, кроме револьвера подсудимого»..

Защитник Стилоу — назначенный судом молодой адвокат из Медины по имени Дэвид Уайт — был неопытен и вел первый свой процесс по делу об убийстве. У него не было и средств на оплату экспертов защиты, которых он мог бы привлечь к делу. Тем не менее ему удалось доказать, что на фотоснимках пуль, представленных Гамильтоном, не видно никаких следов от «зазубрины», которая должна якобы находиться в передней части ствола. Но Гамильтон остался хозяином положения. «О,— заявил он,— фотографии по недоразумению перепутаны. На снимках видна та сторона пули, которая не соприкасается с зазубриной». Сила убеждения Гамильтона была так велика, что никому и в голову не пришло задуматься над значением этого эпизода. Гамильтону удалось также парировать утверждение защиты, что дефекты дула оружия лишь в редчайших случаях отражаются на пулях. Не колеблясь он заявил: «Затвор в этом случае так плотно и жестко охватил патрон, что пороховые газы не проникали назад. Со всей силой эти газы толкали пулю вперед. Свинец пули расширился у самого дула и обволок, упомянутую зазубрину в конце канала ствола».

Граждане графства Орлеан, попавшие в число присяжных, были полны решимости как можно скорее представить общественности виновного и сэкономить налогоплательщикам дальнейшие судебные издержки. Заключение Гамильтона отвечало их пожеланиям, и 23 июля 1915 г. они признали Стилоу виновным в «тяжком убийстве первой степени». Он был приговорен к смертной казни на электрическом стуле, исполнение которой было назначено на начало декабря. В ожидании казни Стилоу поместили в тюрьму Синг-Синг.

По всей вероятности, судьба его была бы решена, если бы заместитель начальника тюрьмы Спенсер Миллер не проявил интереса к этому беспомощному, как теленок, кандидату в покойники. Спенсер Миллер был идеалистом, мечтавшим о реформе уголовного права. Вот почему он сообщил об этом случае в так называемый «Культ человеколюбия» — нью-йоркскую организацию, которой руководили по преимуществу женщины и которая посвятила себя борьбе за отмену смертной казни. Трое из этих женщин — Ирен Лоэб, миссис Хьюмистон и Инее Милхоллэнд Буасвэн — с чисто женским состраданием бросились в бой за отмену приговора Стилоу. Хотя несколько их ходатайств о проведении нового судебного разбирательства по данному делу было отклонено, казнь Стилоу все же неоднократно откладывалась. Один раз, в июле 1916 г., Стилоу уже сидел пристегнутым к электрическому стулу, когда сообщили о дальнейшей отсрочке казни. Предпринятое организацией «Культ человеколюбия» исследование обстоятельств дела

привело к важному открытию: было установлено, что двое бродяг по имени Кинг и 0'Конел, приговоренные на данный момент за кражу и лжесвидетельство к суровым наказаниям, в ночь, когда произошло убийство Фелпса, околачивались в Уэст-Шелби, а на следующее утро вели речь об этом убийстве — задолго до того, как первые сведения о нем были преданы гласности.

Миссис Хьюмистон удалось поговорить в тюрьме с Кингом. Больше того, она убедила его, чтобы хоть раз в своей жизни он сделал доброе дело. И Кинг признался, причем добровольно, судье Джорджу Ларкину, что вместе со своим собутыльником 0'Конелом они убили и ограбили фермера Фелпса. В своих показаниях он описал ход событий настолько точно, что исчезли все недоумения, неизбежно возникшие после показаний Стилоу.

Признание Кинга вызвало страшное беспокойство в графстве Орлеан. Ведь если то, что сказал Кинг, правда, то предстоит новое судебное разбирательство, а значит, новые расходы за счет налоговых поступлений в местный бюджет. Обвинитель, шериф Бартлет и детектив Ньютон поспешили в тюрьму в Литл-Вэли, где находился Кинг, с тем чтобы забрать его в главный город своего графства и самим допросить еще раз. Уезжая с ними, Кинг заверял, что все сказанное им является правдой. Но возвратившись через несколько дней, он от всего отказался. Не требовалось большой фантазии, чтобы догадаться, как именно втолковали ему в Альбионе, что его чистосердечное признание никому не нужно. Однако губернатор штата Нью-Йорк Уайтмен, узнав о случившемся, назначил в 1917 г. независимую комиссию, которой было поручено проверить дело в полном объеме. Во главе комиссии он поставил Джорджа Бонда, адвоката из Сиракуз, а Бонд выбрал себе в помощники чиновника службы генерального атторнея Нью-Йорка Чарлза Уэйта.

Уэйт был уже немолод. Он прожил бурную и, в сущности, бесплодную жизнь. Но раскрытие преступлений всегда увлекало его, и в конце концов он осел в аппарате службы генерального атторнея. Когда Уэйт впервые столкнулся с Бондом, он и не подозревал, что вступает в этот самый миг на путь, который приведет его в ряды обессмертивших себя пионеров судебной баллистики, и его жизнь наполнится истинным содержанием.

Бонд и Уэйт допросили Стилоу, Кинга и 0'Конела. Уже после этих допросов они склонялись к убеждению, что Стилоу невиновен, а убийство совершено двумя другими из допрашиваемых. Против Стилоу свидетельствовало только экспертное заключение, данное в 1915 г. «доктором» Альбертом Гамильтоном по поводу револьвера Стилоу и пуль, сразивших потерпевшего. Эти пули и револьвер, тщательно упакованные, были приобщены к материалам дела. Прежде Уэйт никогда специально не занимался огнестрельным оружием. Но он знал, что в сыскном отделении города Нью-Йорка работает некий капитан Джонс, который много лет занимался пистолетами, револьверами и боеприпасами к ним. И он обратился за помощью к капитану Джонсу и инспектору Форо, принёсшему в Америку методы работы с отпечатками пальцев.

В первую очередь Джонса попросили установить, когда последний раз стреляли из револьвера Стилоу. Джонс тоже вряд ли владел тогда точными методами исследования оружия. Он исходил в основном из своего личного опыта, но, во всяком случае, не был очковтирателем и дельцом наподобие Гамильтона. Осмотрев револьвер, он заявил, что этим оружием, бесспорно, не пользовались уже в течение трех или четырех лет, то есть не пользовались уже задолго до того, когда был убит Фелпс. Сильно поржавевшие части ствола револьвера подтверждали мнение Джонса. И все же сказан-ное им было лишь его личным мнением, но еще не доказатель-ством. Был проделан и следующий опыт: на казенную часть револьвера Стилоу положили листок бумаги и выстрелили. Одним этим выстрелом тут же было посрамлено утверждение Гамильтона о том, будто затвор так плотно удерживает патрон, что пороховые газы не могут пробиться назад,— огненная струя испепелила бумагу! Затем из этого же револьвера сделали два пробных выстрела - по коробке с хлопком и по сосуду с водой. Обе выстреленные пули сравнили с пулей убийцы. Даже невооруженным глазом было вид-но, что пробные пули вряд ли могли быть выстрелены из того же самого револьвера, что и пуля, посланная убийцей. Последняя была чистой и лишь слегка помеченной царапинками, пробные же пули, наоборот, были совершенно грязными и изменившими свой прежний цвет.

Так как у Джонса не было микроскопа, то пуля, сразившая Фелпса, и обе пробные пули были направлены в Рочестер. Там на заводах знаменитой оптической компании «Боуш энд Ломб» рабо-тал видный специалист по прикладной оптике и микроскопии Макс Позер. Ему и поручили попытаться обнаружить ту самую царапину, которую якобы нашел Гамильтон на пулях, сразивших Фелпса. Если эта царапина, как утверждал Гамильтон, получилась от зазубрины у дула револьвера Стилоу, то она должна была оставить след и на пробных пулях. Позер приложил все усилия, но даже с помощью самых сильных линз ему не удалось обнаружить никакой царапины. Он не нашел ее ни на пуле, посланной убийцей, ни на пробных пулях. По всей вероятности, она была плодом фантазии Гамильтона.

Вслед за этим Позер сделал открытие, изобличавшее Гамильтона прямо-таки в преступном недомыслии. На пуле убийцы отпечатался след пяти нарезов и промежутков между ними в стволе револьвера убийцы. Револьвер Стилоу тоже имел пять нарезов, но они располагались равномерно и между ними были промежутки обычной ширины. На пуле же убийцы эти промежутки были необычайно широки — так широки, что на них умещались вместе два нареза и один промежуток нормальной ширины. К тому же револьвер убийцы имел фабричный дефект, а револьвер Стилоу — нет.

Здесь, конечно, налицо был необыкновенно счастливый случай, доказавший, что пули, сразившие Фелпса, никоим образом не могли быть выстрелены из револьвера Стилоу. Этот вывод уже никак нельзя было считать просто чьим-то мнением. Это был уже факт, который послужил Бонду и Уэйту фундаментом для принятия окончательного экспертного заключения. Оба они объявили Стилоу невиновным.

После трех лет заключения, отбытого безвинным Стилоу, губернатор Уайтмен помиловал его, и он был выпущен на свободу. Снова взялись за подозреваемого Кинга. Он повторил свое прежнее признание, и никто всерьез не сомневался, что он виновен, хотя большое жюри графства Орлеан и отказалось предъявить ему обвинение в убийстве Фелпса. Оно оберегало свое графство от грозивших ему новых судебных издержек и ради этого пренебрегло требованиям закона. Но это ничего не меняло ни в самом факте — вынесении порочного приговора на основе ошибочной экспертизы, проведенной «лицом, сведущим в баллистике»,— ни в его последствиях для истории.

Для Чарлза Уэйта дело Стилоу стало поворотным пунктом в жизни. То обстоятельство, что из-за ошибочной баллистической экспертизы был приговорен к смертной казни невиновный, не давало ему покоя: он был убежден, что средство, позволяющее в принципе избегать таких ошибок, может быть найдено. Его все время преследовал вопрос: как с научной точностью, полностью исключающей возможность ошибки, найти оружие убийства по пуле убийцы? Как?...

На год Уэйт попал в вихрь первой мировой войны. Но после возвращения в 1919 г. на родину он, будучи уже немолодым человеком, взялся за поиски ответа на этот вопрос.