Анна Гавальда: «Просто вместе»
| Вид материала | Книга |
- "Просто вместе": FreeFly; Москва, 4866.62kb.
- "Просто вместе": FreeFly; Москва, 4496.18kb.
- Анна Гавальда — Глоток свободы, 3784.39kb.
- Анна Гавальда: «Мне бы хотелось, чтоб меня кто нибудь где нибудь ждал», 1240.6kb.
- Анна Гавальда, 375.06kb.
- Когда Ленину было восемь лет, с ним случилась одна маленькая история, о которой впоследствии,, 253.04kb.
- Содержание: Вместе с Битлз, 4326.04kb.
- План мероприятия: Вступительное слово учителя и детей. Значение имен именинников, 137.44kb.
- В России, 1895.59kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 2264.04kb.
8
Она безуспешно караулила его всю неделю. Никаких признаков его присутствия. Охранник, с которым она теперь регулярно болтала (у Матрицы не опустилось правое яичко, какое несчастье!), тоже ничем ее не утешил. А ведь Камилла точно знала, что он обретается где-то поблизости. Еда, которую она регулярно прятала за бидонами с чистящими средствами – хлеб, сыр, салаты Saupiquet, бананы и корм Fido, – сразу исчезала, но там не оставалось ни собачьего волоска, ни крошки хлеба, ни даже запаха… Для наркомана он был поразительно организованным, так что у Камиллы даже появились сомнения, того ли человека она подкармливает… Может псих охранник кормит ее припасами своего убогого добермана? Камилла прощупала почву и выяснила, что Матрица питается исключительно крокетами, обогащенными витамином В12, с ложечкой рицинового масла для шерсти. Жестянки с собачьим кормом – дерьмо. Как можно кормить пса тем, что не захочешь есть сам?
Действительно, как можно?
– А крокеты? Их ты тоже вряд ли станешь употреблять. ..
– Да ты что! Ем за милую душу!
– Да ладно тебе…
– Клянусь!
Хуже всего было то, что она ему верила. Доберман Одинокое Яйцо и человек Одинокий Мозжечок вполне могли хрустеть крокетами со вкусом цыпленка, сидя в жарко натопленной халупе перед экраном телевизора и глядя порнушку… Еще как могли.
Так прошло много дней. Иногда он не приходил. Батон зачерствел, сигареты лежали на месте. Случалось, он забирал только собачий корм… Слишком много дури и еда не нужна? Ломка и нет сил на пирушку? Камилла перестала брать в голову… Проверила на всякий случай подсобку – стоит разгружать сумку или нет? – и привет горячий.
У нее были другие заботы…
В квартире все шло гладко, и дело было не в хартии, не в Мириам и не в CHC51 – просто каждый из них жил своей жизнью, стараясь не досаждать соседям. Каждое утро они обменивались приветствиями, вечером расслаблялись, как умели. Гашиш, травка, красное вино, инкунабулы, Мария-Антуанетта или Heineken – каждый «оттягивался» по-своему, и все «тащились» от Марвина.
Днем она рисовала, а Филибер – если он случайно оказывался дома – читал ей вслух или комментировал семейные альбомы.
– Это мой прадедушка… Молодой человек рядом с ним – его брат, дядя Элай, а на переднем плане – их фокстерьеры… Они устраивали собачьи бега, а господин кюре – вот он сидит – определял на финише победителя.
– Да уж, твои родственнички не скучали…
– И были правы… Через два года они отправились на Арденнский фронт, а полгода спустя оба погибли…
А вот на работе все разладилось… Во-первых, грязнуля с шестого этажа как-то вечером подстерег ее и, глупо хихикая, поинтересовался, куда она дела свою метлу. Он ржал взахлеб над своей шуткой и, не отставая, тащился за ней по коридору, повторяя: «Я уверен, это вы! Я уверен, это вы!» Да отвали ты, хрен моржовый, надоел. Кончилось все тем, что она обернулась и ткнула пальцем в СуперЖози, разглядывавшую вены на ногах: мол, это не я – она…
Game over.
Во-вторых, она больше не могла выносить Бредаршу…
Та была глупа, как пробка, имела на сантим власти и безбожно ею злоупотребляла (Touclean все-таки не Пентагон!), потела, брызгала слюной и все время ковыряла в зубах колпачком ручки, Но самой отвратительной была ее привычка отпускать расистские шуточки: она на каждом этаже зажимала Камиллу в углу и говорила какую-нибудь гадость – все остальные девушки в их команде были цветными.
Камилла долго сдерживалась, чтобы не заехать начальнице половой тряпкой по роже, но терпение у нее в конце концов кончилось, и она велела ей заткнуться и не утомлять окружающих.
– Нет, да вы только послушайте… Как она со мной разговаривает! Ты вообще что здесь делаешь? Что делаешь тут с нами? Шпионишь? Я вот вчера подумала: может, тебя хозяева прислали вынюхивать и стучать… Знаю я, где ты живешь, и все такое прочее… Ты не из наших, так ведь? От тебя воняет богатством, воняет деньгами. Убирайся, надзирательница!
Остальные не вмешивались. Камилла пошла прочь, толкая перед собой тележку.
Она обернулась.
– На то, что говорит эта, мне плевать – я ее презираю… А вот вы… Дуры несчастные, я ведь ради вас разоряюсь, чтобы она перестала вас унижать… И благодарности не жду – засуньте ее сами знаете куда! Но сортиры помыть могли бы и помочь: если кто не заметил, я у вас главный и единственный чистильщик унитазов…
Мамаду издала странный звук и сплюнула: к ногам Жози шлепнулся чудовищный сгусток слюны и мокроты. Потом она подхватила ведро, раскачала его и шлепнула Камиллу по заднице.
– Откуда это у девки с такой маленькой попкой взялся такой большой рот? Удивляюсь я на тебя…
Выпустив пар, все наконец разошлись. На Самию Камилле было плевать. А вот с Кариной дело обстояло сложнее… Ей нравилась девушка, ненавидящая свое настоящее имя Рашида, и лизавшая задницу фашизоидной сучке. Эта малышка далеко пойдет…
С этого дня расклад изменился. Дебильная работа и тошнотворная атмосфера – это уж слишком…
Разойдясь с коллегами, Камилла, как это ни странно, обрела друга… Мамаду теперь поджидала ее у метро и работала с ней в паре. Впрочем, работала за двоих Камилла, а негритянка при сем присутствовала. Нет, она не отлынивала, боже упаси, но проку от нее не было никакого. Она была такой огромной и толстой, что тратила четверть часа на работу, которую Камилла легко делала за две минуты. Многострадальные кости Мамаду с трудом носили ее чудовищные ляжки, гигантские груди и гипертрофированное сердце. Скелет артачился, и в этом не было ничего удивительного.
– Ты должна похудеть, Мамаду…
– Что да, то да… А ты-то сама когда придешь к нам на цыпленка? – всякий раз отбрехивалась та.
Камилла предложила ей сделку: я буду работать, а ты в это время со мной разговаривать.
Она не думала, что тем самым выпустит джина из бутылки… Детство в Сенегале, море, пыль, маленькие козочки, птицы, нищета, девять братьев и сестер, старый белый отец, который вынимал свой стеклянный глаз, чтобы повеселить их, приезд во Францию в 72-м вместе с братом Леопольдом, помойки, неудачный брак, муж, впрочем, вполне милый, дети, невестка, которая весь день торчит в «Тати», пока она корячится на работе, сосед, который снова наложил кучу, на этот раз – на лестнице, веселье, неприятности, ее кузина Жермена – она повесилась в прошлом году, и две ее чудные дочки-близняшки остались сиротками, голландский батик, кулинарные рецепты и миллион других историй, которые Камилла готова была слушать до бесконечности. Ей больше не нужно было читать «Courrier International», «Senghor» или местный выпуск «Parisien», достаточно было поусерднее драить пол и слушать во все уши. А если мимо проходила Жози – бывало это нечасто, – Мамаду делала вид, что орудует тряпкой, а когда потное облако плыло дальше, распрямлялась.
Одно признание следовало за другим, и Камилла решилась задать более откровенные вопросы. Коллега рассказывала ей ужасные вещи – во всяком случае, они казались таковыми Камилле – с обезоруживающей беспечностью.
– Но как же ты управляешься? Как держишься? С этим адским распорядком дня…
– Та-та-та… Не рассуждай о том, чего не понимаешь. Ад куда страшнее… Ад – это когда ты больше не можешь видеть тех, кого любишь… Все остальное не считается… Мне сходить за чистыми тряпками?
– Ты запросто найдешь работу поближе к дому… Твои дети не должны оставаться одни по вечерам, никогда не знаешь, что может случиться…
– За ними присматривает невестка.
– Но ведь ты говоришь, что на нее нельзя положиться…
– Иногда можно.
– Touclean– большая фирма, я уверена, у нее есть другие объекты… Хочешь, я тебе помогу? Напишу в отдел кадров? – спросила Камилла, разгибаясь.
– Нет. Ничего не делай, несчастная! Жози есть Жози, но она на многое закрывает глаза… Я толстая и болтливая, и эта работа для меня – жуткое везение… Помнишь, осенью нас осматривал глупый молодой докторишка? Так вот, он грозился, что не подпишет мне разрешение, говорил «Ваше сердце утонуло под жиром»… А Жози все уладила, и ты не лезь, ладно?
– Постой… Мы об одной и той же Жози говорили? О тупой хамке, которая всегда обращается с тобой как с куском дерьма?
– О той самой! – расхохоталась Мамаду. – Я с другой не знакома. Хвала всем богам!
– Да ты же сама ее только что обложила по полной программе!
– Когда это я ее обкладывала? – взвилась Мамаду. – Я бы себе такого ни за что не позволила.
Камилла молча освобождала бумагорезку. Жизнь – тот еще фокусник, любит доставать кроликов из шляпы…
– Но ты все равно очень милая… Приходи как-нибудь вечером к нам домой – брат наколдует тебе сладкую жизнь, любовь и кучу детишек.
– Пфф…
– Что это за «пфф»? Разве ты не хочешь малышей?
– Нет.
– Не говори так, Камилла. Накличешь беду…
– Чего ее кликать – она уже здесь… Негритянка бросила на нее негодующий взгляд.
– Тебе должно быть стыдно говорить такие вещи… У тебя есть работа, дом, две руки, две ноги, родная страна, возлюбленный…
– Чего?
– Ах! Ах! Ах! Она не понимает! Думаешь, я не видела тебя с Нурдином? – злорадно поинтересовалась Мамаду. – Не слышала, как ты нахваливаешь его жирного пса? Может, тебе кажется, что у меня и глаза заплыли жиром, а?
Камилла покраснела.
Чтобы доставить Мамаду удовольствие.
А Нурдин этим вечером был взвинчен до предела и туже, чем обычно, затянут в комбинезон поборника справедливости. Нурдин науськивал собаку и воображал себя инспектором Гарри…
– Что еще случилось? – поинтересовалась Мамаду. – Чем это твой теленок так недоволен?
– Не знаю, но что-то не так… Идите, девочки… Здесь может быть опасно…
Для полноты счастья Нурдину не хватало только автомата – рейбана или калаша …
– Идите отсюда, кому сказал!
– Эй, успокойся, – ответила она, – не возбуждайся так…
– Дай мне делать мою работу, жирдяйка! Я ведь тебя не учу метлу держать!
Н-да… Гони природу в дверь…52
Камилла спустилась вместе с Мамаду в метро, дождалась, когда негритянка сядет в поезд, снова вышла на улицу, несколько раз обошла квартал и наконец отыскала его. Он сидел, прислонившись спиной к стеклу витрины, собака спала у него на коленях. Он поднял глаза, но узнал ее не сразу.
– Это ты ?
– Да.
– И еду ты приносила?
– Да.
– Ну спасибо…
–…
– Тот псих вооружен?
– Понятия не имею…
– Что ж, ладно… Пока…
– Если хочешь, покажу место, где можно переночевать…
– Пустующая квартира?
– Что-то в этом роде…
– Там кто-нибудь есть?
– Никого…
– Далеко?
– У Эйфелевой башни…
– Нет.
– Как хочешь…
Она не сделала и трех шагов, когда перед сгорающим от нетерпения Нурдином остановилась полицейская машина. Он догнал ее в самом начале бульвара.
– Что ты хочешь взамен?
– Ничего.
Метро исключается. Они дошли пешком до остановки вечернего автобуса.
– Иди первый, а собаку оставь мне… Тебя он с ней не пустит… Как зовут твоего пса?
– Барбес53…
– Там я его нашел…
Она взяла собаку на руки и лучезарно улыбнулась шоферу. Деваться тому было некуда.
Они устроились на заднем сиденье.
– Какой он породы?
– А разговаривать обязательно?
– Нет.
–
– Я повесила замок, но это для видимости… Вот, держи ключ. И не теряй, другого у меня нет…
Она толкнула дверь и спокойно добавила:
– В коробках остались кое-какие продукты… Рис, томатный соус, галеты… Там одеяла. Здесь батарея… Не включай на полную мощность, пробки вылетят… На лестничной клетке сортир – «очко». Как правило, он в твоем единоличном пользовании… Я говорю «как правило», потому что слышала шум напротив, но ни разу никого не видела… Так… Что еще? Ах да! Я когда-то жила с наркоманом и знаю, как все будет. Знаю, что однажды – может, даже завтра – ты исчезнешь и вынесешь все, что здесь имеется. Знаю, что попытаешься толкнуть украденное, чтобы заплатить за «улет». Радиатор, плитку, матрас, сахар, салфетки – все… Ладно… Я это знаю. Единственное, о чем я прошу, – веди себя тихо. Это не моя квартира… Не создавай мне трудностей… Если завтра я найду тебя здесь, то скажу консьержке, что сама тебя привела, чтобы избежать заморочек. Вот так.
– Кто это нарисовал? – спросил он, кивнув на изображение-обманку – огромное распахнутое окно с видом на Сену и сидящей на перилах балкона чайкой.
– Я…
– Ты здесь жила?
– Да.
Барбес, недоверчиво обнюхивавший углы, успокоился и свернулся калачиком на матрасе.
– Я пошла…
– Эй…
– Да?
– Почему?
– Потому что со мной произошло в точности то же самое… Я была на улице, и один человек привел меня сюда…
– Я надолго не останусь…
– Мне наплевать. Ничего не говори. В любом случае вы никогда не говорите правду…
– Я наблюдаюсь в Мармоттане…
– Конечно… Пока… Хороших снов…