Предисловие

Вид материалаДокументы

Содержание


Основные типы капиталистических предпринимателей
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   29
Глава седьмая

^ ОСНОВНЫЕ ТИПЫ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ


Здесь должно быть показано, в какие своеобразные соединения вступают страсть к деньгам и предпринимательский дух, как из этих соединений рождается капиталистический предпринимательский дух. Мы увидим, что формы, в которых осуществляется это соединение, первоначально чрезвычайно различны, так что и типы капиталистических предпринимателей, "дух" которых мы исследуем в его развитии, вначале коренным образом отличаются друг от друга. Во всех изображениях генезиса капитализма, имевших место до сих пор, слишком мало, мне кажется, обращено внимания на различный по глубочайшему своему существу образ возникновения капиталистических предприятий, который наложил далекий друг от друга, как небо от земли, отпечаток и на "дух", управляющий хозяйствующими субъектами.

[54]


Если хотеть, как в настоящем случае, прежде всего познать, из какого духа возникли капиталистические хозяйства, в каком духе они первоначально велись, то нужно исключить из рассмотрения чисто внешние обстоятельства их возникновения, чисто, механическую сторону их строения. Внешне, механически капиталистические предприятия как еще и ныне, так и в начальный их период возникают таким образом, что предоставляется крупная денежная сумма (тем самым обращающаяся в капитал) для приобретения на рынке нужных средств производства. Кто-нибудь выкладывает эти суммы: он их "закладывает", как говорили раньше, в общем виде, безразлично, давал ли он их на то, чтобы оплатить издержки на отвод воды в руднике, на которые не смогли больше набрать денег горнопромышленники, или на то, чтобы дать ткачу возможность приобрести сырой материал, или на выполнение еще какой-нибудь иной промышленной функции. Деньги, на которые работало банковское учреждение, уже в ранние эпохи собирались путем приема вкладов в депозит; капиталы, вложенные в торговлю или в судоходство, составлялись в форме коммандитных вкладов или путем долевого судовладения, позднее - путем росписи по акции. Или же предприниматель сам имел достаточно свободных средств, чтобы вести с ними капиталистическое хозяйство. Различный способ составления капитала не имеет, однако, решающего значения для духа, в котором ведется предприятие. Ибо он определяется не кредиторами как таковыми, а предпринимателем, использующим денежные суммы. Кредиторы являются часто обществом совсем пестрого состава.

Об этом свидетельствуют следующие без разбора выхваченные примеры.

У Перуцци и Барди в момент их банкротства (в XIV столетии) одно только духовенство имело на 550 000 фл. вкладов. При банкротстве Скали и Амиери в 1328 г. погибло более 400 000 фл. вкладов. "Кто имел деньги во Флоренции, понес, потерю", - пишет Вилпани, - и Ластиг, с известными ограничениями, пожалуй, прав, когда он говорит (52): "Меняльные и банкирские конторы составляли центры всего оборота ценностей и всей торговли ценностями того времени. В эти конторы вкладывал свои деньги частный человек, чтобы извлечь доход. . . Вложение денег в торговый промысел было обычным и вполне легальным путем извлечения плодов из капитала" (читай, из денежного имущества). "Конечно, в итальянских городах и были основаны таким образом многие капиталистические предприятия, совершенно так же, как позднее в северных городах посредством депонированных денег у Гехштеттера, - читаем мы, -вкладывали (с конца XV столетия) князья, графы, дворяне, горожане, крестьяне, слуги и служанки, сколько у них было денег, и он платил им за это по пяти со ста. Многие крестьяне-батраки, у которых было не больше 15 фл., давали ему их в его общество. . . Так он в течение известного времени платил будто бы проценты за миллион гульденов... Таким путем он будто бы накупил запасы товаров и добился повышения цен" (53). Горное дело с XV и XVI столетий поддерживалось деньгами, которые

[55]


стекались из стран всяких государей, из самых различных социальных слоев. В госларской горной промышленности в 1478-1487 гг. заключались договоры, относившиеся к закладкам штолен, с Иоганном Гурцо, гражданином и членом магистрата г. Кракова, с нюрнбергскими, хемницкими и лейпцигскими горожанами (54). Тот же Гурцо, однако, вложил свои деньги и в венгерскую рудничную горную промышленность; рядом с ним мы встречаем там в качестве участников других краковских горожан, Фуггеров и др. (55). Голландские кредиторы автрийского государства являются в XVII и XVIII столетиях "закладчиками" нейзольских и шмельнитцких медных рудников (56). В ртутном руднике Идриа участвуют иностранные купцы и дворяне (57); точно так же в соляном руднике Величка в XVI столетии (57а), в руднике Шлакентале (58), в цинковом горном промысле в Корнуэльсе (59). Или же архиепископ дает в ссуду известную сумму, чтобы дать возможность продолжать разработку золотого рудника у Радгаусберга в Зальцбургской области (60). Или железо-торговцы предоставляют необходимые ссуды, чтобы снова пустить в ход штуковые молоты в Каринтии (61). Или король Богемии учреждает "закладную кассу", чтобы поднять иоахимстальскую горную промышленность (62).

В текстильной промышленности, в торговле галантерейным товаром, в мелкой железной промышленности "заклад" оплачивают то разбогатевшие ремесленники, то богатые купцы, "оптовики": "оптовик вряд ли может жить, не вложив денег в мануфактуру" (63).

Когда число "бумаг с твердым доходом" было еще незначительно, люди более высокого общественного положения также в гораздо большем количестве, чем ныне, вкладывали свои деньги в торговлю (64). Когда в 1664 г. была основана Compagnie des Indes orientales, капитал в основной своей части был собран вне коммерческих кругов (65); в Compagnie de l'Orient главным участником был Due de la Melleraye (66) и т.д.

Если хотеть, говорю я, познать дух, господствующий в ранних капиталистических предприятиях, то нельзя исходить от этих по существу различных у одного и того же предприятия кредиторов, совершенно так же, как нельзя, например, брать исходной точкой общественное происхождение акционеров в наше время, чтобы узнать что-нибудь об особенном характере современного капиталистического предприятия.

Напротив, нужно проникнуть в самую душу этих предприятий, в те элементы, которые образовывают их изнутри. (При этом может, конечно, случиться, что наткнешься как раз на кредиторов, которые, однако, тогда нас будут интересовать не в своем качестве кредиторов, а как предприниматели-творцы; как с таковыми мы еще с ними познакомимся.)

Чтобы лучше и быстрее ориентироваться в этом исследовании, предпринятом для открытий, мы хорошо сделаем, отправившись от того, что мы узнали в обеих предыдущих главах. Именно тогда мы, скорее всего, отличим друг от друга различные типы капиталистических предпринимателей, если мы уясним себе, что, смотря по выбору средств, нужных для добывания денег (четвертая глава), так же как и смотря по (до- или нека-

[56]


диталистическому) предприятию (пятая глава), в котором применяются эти средства, развиваются впоследствии и различные типы капиталистических предпринимателей. Самое лучшее - мы отправимся непосредственно от трех первичных форм предприятия и проследим их постепенное наполнение капиталистическим духом. Следовательно, прежде всего мы проследим, как они постепенно становятся на службу денежной наживе (к которой они как таковые и по своей первоначальной цели относятся по меньшей мере, равнодушно). Три типа предпринимателей, получающиеся из этого процесса превращения, суть (если мы по соображениям существа дела будем придерживаться того же порядка, что и в шестой главе):

1. Разбойники.

2. Феодалы.

3. Бюрократы.


1. Разбойники

Сам по себе военный поход не есть предприятие для наживы, в какой бы большой степени золото весьма часто ни служило его сильнейшей движущей силой. Можно, конечно, уже в древности войны финикийцев, карфагенян и римлян из-за Испании, можно в средние века войны за Богемию и в Новое время войны против Испании рассматривать как борьбу за золотые прииски. Но мы все же чувствуем, что было бы ошибочно видеть в этих военных походах самые ранние формы капиталистического предприятия.

В совершенно ином свете, напротив, нам являются известные военные походы, которые с самого начала только и направлены на добычу золота и денег и которые теряют всякий смысл, если мы у них отнимем стремление к наживе. Это и есть настоящие разбойничьи, в особенности морские разбойничьи, предприятия. В них воинские способности и воинская организация непосредственно ставились на службу идее наживы.

Морской разбой как общественное установление мы встречаем уже в итальянских приморских городах в течение средневековья. Амальфи, Генуя, Пиза, Венеция - все были очагами организованного морского разбоя (к которому весьма часто присоединялся сухопутный разбой); добрую долю своего богатства они добыли посредством морского разбоя; и первыми формами капиталистического предприятия являются эти разбойничьи походы. О Генуе нам, например, сообщают (68): "Настоящих корсаров так же трудно отличить от граждан, которые под контролем государства принимают участие в собственном интересе в междоусобицах и войнах (и то и другое, конечно, только два проявления одного и того же типа), как с трудом удается строго разграничить между собою выражения "cursales", "praedones" и "pyratae". Ибо и публичное состояние войны, и насильственные деяния во время мира не выделяются никакими отличительными признаками. "Corsar", в то же время употреблявшееся с генуэзской стороны в актах выражение, не означало ничего порица-

[57]


ющего или обидного. . . И в самом промысле также (("pyraticam artem exercens" 54, 55)) не видели до известной степени ничего бесчестящего. Генуэзцу снаряжение каперских судов или способствование таковому дозволялось в области генуэзской юрисдикцич с разрешения правительства . . . Кто давал деньги на незаконную каперскую поездку, не мог для получения их обратно. . . подавать жалобу (Stat. di Pera, CCVI); иначе было, однако, когда вложенный в долю корабля капитал помимо ведома и воли владельца употреблялся для снаряжения (!) недозволенной каперской поездки; в этом случае владелец мог в жалобе требовать возмещения и даже присуждения ему доли наживы" (I. с. ССVII).

"Многие итальянские купцы, которые имели требования к грекам и не смогли получить своих денег, отдавались корсарской жизни, чтобы таким образом оправиться от своих убытков. Кажется, что именно среди генуэзцев и пизанцев многие обращались к морскому разбою в греческих водах. Плохое состояние, в котором находился византийский флот, позволяло им вести это дело в грандиозном масштабе" (69).

Большей частью разбойничьи суда появлялись эскадрами, как, например, флотилия из пяти пизанских кораблей, которая в 1194 г. разбойничала около Дбидоса.

В первые столетия Нового времени все западноевропейские нации также придерживались организованного в виде профессии морского разбоя. Этому способствовали вечные войны, наполнявшие XVI и XVII столетия, в которых каперство по действовавшему тогда морскому праву играло выдающуюся роль.

Каперство же и морской разбой теперь непрерывно переходят одно в другое: Privateer становится Pirate31, равно как и этот последний, в свою очередь, находит применение на службе государства, как капитан капера. Из Франции мы слышим, что в XVI столетии "мелкое провинциальное дворянство, главным образом протестантское, не переставало из своих рядов рекрутировать ту армию бесстрашных корсаров, которые от времени до времени мстили испанской и португальской торговле за резню Форта Колиньи и Ла Каролин" (б9а). Французский морской разбой достиг в XVII столетии высокой степени развития. Мы особенно хорошо осведомлены о его состоянии и распространении, потому что мы обладаем двумя различными докладами (70), которые приказал себе представить Кольбер об известнейших морских разбойниках, "Capitaines corsaires", так как он составил план объединить морских разбойников Дюнкерка в эскадру и (под командованием Жана Барта) поставить ее на службу королю. Доклады относятся к 33 капитанам, которые управляют 15 фрегатами и 12 длинными барками.

Точно так же первоначально французского происхождения были известные бюканьеры и флибустьеры, которые занимались своим делом в водах испанских колоний, около Ямайки, Гаити и т.д. (71).

Нациями морского разбоя par ехсеlеnсе"32 в XVI и XVII столетиях являются, однако, Англия и новоанглийские государства в Америке.

Около середины XVI столетия берега Англии и Шотландии кишели английскими морскими разбойниками. По одному сообщению сэра

[58]


Томаса Чалснера, летом 1653 г. было в Канаде более 400 морских разбойников, которые в течение нескольких месяцев захватили 600- 700 французских судов (72). Надо вспомнить ужасные изображения опасностей морского разбоя в Канале, даваемые Эразмом в его "Naufragium"33. Английские историографы сводят причины этого внезапного распространения пиратства к преследованиям, чинившимся Марией. В то время масса людей из лучших семей занимались морским разбоем, их отряды, увеличенные безработными рыбаками, остались вместе и по вступлении на престол Елизаветы. "Почти каждый джентльмен по западному берегу был участником в этом деле", - полагает осторожно судящий Кэмпбелп. "В этом деле" (in the business) - это правильное выражение, ибо введение морского разбоя было деловым образом упорядочено. Корабли пиратов снаряжались зажиточными людьми, которых называли "gentlemen adventurers"34 и за которыми потом часто стояли еще другие, которые давали им в ссуду средства за высокие проценты. Частью даже высшее дворянство участвовало в подобных предприятиях. Во времена Мэри Шотландской мы видим графа Ботсуэля (73), во время Стюартов - графа Дарби и других роялистов (74) снаряжающими многочисленные разбойничьи суда.

Понятливыми ученицами метрополии сделались затем американские колонии. Сообщения о распространении, которое здесь нашел морской разбой, именно в штате Нью-Йорк, показались бы невероятными, если бы они не были подтверждены множеством несомненных свидетельств.

По свидетельству секретаря Пенсильвании Джемса Логана, например, в 1717 г. крейсировали у одного только берега Каролины тысяча пятьсот морских разбойников, из которых 800 имели свое постоянное местопребывание в Нью-Провиденсе (75). В XVII столетии почти каждая колония оказывала морскому разбою в той или иной форме содействие (76).

Разновидностью морского разбоя были путешествия с целью открытий, которые участились особенно с XVI столетия. Какие бы разные идеальные мотивы ни содействовали им: научный или религиозный интерес, честолюбие, любовь к приключениям и др., самой сильной (и сколь часто единственной!) движущей силой оставалась, однако, всегда страсть к наживе. Это, по существу, всегда хорошо организованные походы за добычей, имевшие целью грабеж в заморских странах. И тем более после того, как Колумб сделал свои открытия, когда он из своих путешествий привез домой всамделишный золотой песок и чудесную весть о позолоченном принце, золотая страна Эль-Дорадо35 стала открыто выраженной или молчаливой целью этих экспедиций (77). Тут суеверное кладоискательст-во и суеверное золотоискательство соединились с суеверной надеждой на землю, где можно загребать золото лопатами, - в непреодолимое стремление к завоеваниям (78).

Что нас прежде всего интересует в этом пункте - это те необыкновенные люди, которые стояли во главе этих предприятий. Это пышущие силой, охочие до приключений, привыкшие к победам, грубые, жадные завоеватели весьма крупного калибра, с тех пор все более и более исчезающие. Эти гениальные и беспощадные морские разбойники, как их в особенности в богатейшем изобилии дает Англия в течение XVI столетия,

[59]


сделаны из того же теста, что и предводители банд в Италии, что Сан-Гранде, Франческо Сфорца, Чезаре Борджиа, с тою только разницей, что их помыслы сильнее направлены на наживу всякого добра и денег и что они уже ближе стоят к капиталистическому предпринимателю, чем те.

Люди, в которых фантазия авантюриста соединялась с величайшей энергией; люди, полные романтики и все же с ясным взглядом на действительность; люди, которые сегодня командуют разбойничьим флотом, а завтра занимают высокую должность в государстве, которые сегодня жадной рукой копают землю в поисках кладов, а завтра начинают писать всемирную историю; люди со страстной радостью жизни, с сильным стремлением к великолепию и роскоши и все-таки способные принимать на себя в течение месяцев лишения морского путешествия с полной неизвестностью впереди; люди со способностями к организации, в то же время полные детского суеверия. Одним словом, люди Ренессанса. Это - отцы наших капиталистических предпринимателей по одной линии. Почти не нужно называть их по имени. Они известны из истории. Во главе назовем сильнейшего, быть может, из всех: сэра Уолтера Рэли, the great Raleigh (79)36, девиз которого может иметь силу для всей это группы людей:

"Tarn Marti quam Mercurio"37, одинаково преданного богу войны и Маммоне; сэра Фрэнсиса Дрейка, благородного пирата (the noble Pirate), как его назвал Гетцнер, обозревавший его корабль в 1598 г.; сэра Мартина Фробишера, "который соединял дух морского разбойника с духом ученого; сэра Ричарда Гренвилля, доблестного (the valiant), как его называет Джон Смит в своей истории Виргинии; Кавендиша, который вернулся с богатейшей добычей, когда-либо кем-нибудь захваченной, и который поднимался вверх по Темзе со своими моряками, разодетыми в шелк и бархат, с парусами, из камчатой ткани, с позолоченной мачтой (80), и всех остальных. Кто хочет иметь о них более точные сведения, тот пусть перелистает хотя бы третий том описаний путешествий Гаклюйта.

Спросят, как я пришел к тому, чтобы этих завоевателей и разбойников отнести в капиталистическую категорию. Ответ прост: не столько вследствие того, что они сами были разновидностью капиталистических предпринимателей, сколько, напротив, и прежде всего потому, что дух, наполнявший их, был тот самый дух, который одушевлял всю крупную торговлю, все колониальное хозяйство вплоть до XVIII столетия и в глубь его.

Это по внутреннему своему существу такие же походы за приключениями и завоеваниями, как и морские разбои и путешествия за открытиями, о которых мы только что говорили. Авантюрист, морской разбойник, купец крупного масштаба (а таким он является, только если он ездит за море) незаметно переходят друг в друга.

Когда Вениамин из Гуделы сообщает о "гражданах" Генуи (81): "Каждый (!) имеет башню в своем доме; если между ними вспыхивает война, то зубцы башен служат им полем битвы. Они господствуют над морем; строят себе суда, называемые галерами, и выезжают на разбой в самые отдаленные области. Добычу они привозят в Геную; с Пизой они живут в вечных раздорах", - то кто здесь разумеется - морские разбойники и

королевские купцы? Конечно, и те и другие. В чем же заключается "торговля в Леванте"? Что же и наполняет собою оба толстых тома гейдовского изложения? Описания битв большей частью. Кто хочет что-нибудь значить в чужой стране, должен быть воином или должен иметь в своем распоряжении воинов, а за собой организованное имущество государства (81 а).

Ту же картину мы встречаем, если мы посмотрим хотя бы на shipping merhcants38 XVI и XVII столетий в Англии (82).

Кто же такие Гоукинсы? В особенности Джон и Уильям? Попеременно мы находим их действующими в качестве открывателей, государственных чиновников, морских разбойников, судовых капитанов и купцов. Джон Гоукинс одинаково знаменит как боец в войне с Испанией, так и в качестве купца: великолепным ненавистником испанцев (a wonderful hater of the Spaniards) называли его современники. Не иначе выглядят Миддлтоны, другой большой торговый дом того времени. Их "торговые занятия" также состоят в битвах, пленениях, посольствах и т.п., в "сношениях" с племенами по африканскому восточному берегу.

Даже в Германии нам встречается тот же тип: является ли экспедиция Вельзерров в Венесуэлу (83) путешествием с целью открытий, или колониальным предприятием, или походом за добычей, или предприятием для торговли? Кто бы мог это определить? А Ульрих Краффт, который на службе у Манлихов едет в путешествия "с легкомысленным духом" и потом переживает столько приключений, как принц в сказке, а между тем иногда еще бранится с судовыми капитанами, слишком поздно подвозящими ему его изюм (84): кто это - купец или искатель приключений? И то и другое.

Во Франции слово "armateur" означает как судохозяина и владельца корабельного груза, так и каперского капитана и морского разбойника. Почему так? Потому что те люди, которые в XVI столетии отправляли свои суда из Диеппа, Гавра, Руана, Ла-Рошели в Африку или Америку, были и тем и другим в одном лице (84а).

Вся разбойничья сущность крупной торговли прежнего времени в особенности, однако, проявляется в больших торговых и колониальных обществах, которые ведь, в сущности, и являются носителями той ранней торговли.

Это действительно уже в отношении итальянских торговых обществ средневековья, среди которых выделяются негуэзские Маопе. Самая знаменитая Маопа, хиосская, которая была основана в 1347 г. и потом в продолжении двухсот лет обладала dominium utile39 не только Хиоса и Фокеи, но также островов Самоса, Никеи, Энуссы и Св. Панагии, была, в сущности, не чем иньм, как санкционированной и, так сказать, консолидированной разбойничьей шайкой. Она возникла следующим образом: снаряженный частными судовладельцами флот завоевал Хиос. При его возвращении они потребовали от правительства, как было выговорено, 203 000 лир возмещения. Так как правительство не смогло заплатить, то 26 февраля 1347 г. этот долг был превращен вСотрега илиМаопа Chii. В обеспечение долга и в уплату процентов по нему кредиторам были пожалованы Хиос и Фокея (85).

[61]


А еще в XVI и XVII столетиях торговые компании, в особенности крупные, были не чем иным, как полувоенными, наделенными верховными правами и средствами государственного имущества завоевательными обществами; снова можно было бы сказать: превращенными в длительные организации разбойничьими походами. Морской разбой старого стиля составлял еще в середине XVII столетия одну из важнейших обычных деловых отраслей этих обществ. Так, голландская вест-индийская компания снаряжает с 1623 по 1635 г., затратив на это 4500000 лир, 800 кораблей; она захватывает, однако, 540 кораблей, груз которых составляет около б млн лир; к ним она присоединяет 3 млн, которые она отняла путем разбоя и грабежа у португальцев (86). В счетах прибылей и убытков крупных компаний правильно встречается поэтому статья: прибыль или убыток от каперства или морского разбоя.