Geum.ru

Составление и общая редакция А. Н

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   60


Некоторый отец показывает общежитие земным раем, а добродетель — святое послушание — древом жизни посреди сего рая насажденным, от которого питающийся инок не умрет смертию греховною. Искусство монашеской жизни настоятеля, способность его с терпением и кротостию носить немощи ближнего, составляют необходимые условия доверенности к нему братии; доверие есть условие послушания, которое без доверенности превращается в лицемерие, пред глазами человекоугодливое и льстивое, за глазами ослушание и самочинность. Искреннего послушания мало заметил я в Валаамской обители.


Второю из жалких причин сего недостатка есть неправильное понятие о старцах и учениках. Никто не противоречит приведенному игуменом Варлаамом примеру управления общежитием: он указывает на Моисея, управлявшего народом израильским при помощи 70 старцев. Но старцы должны быть помощниками настоятелю, а не составлять каждый отдельной партии, члены которой уже не хотят знать настоятеля и больше — судьи его нежели подчиненные. Так, на Валааме ученики пустынника схимонаха Амфилохия, в числе коих и монах Иосия, — все находятся в сильном раздражении против игумена.


Третьею равновесною по важности своей причиною полагаю самочиние, то есть многие из братии живут совершенно по произволу, берутся за высокие делания и впадают или в прелесть, или в пьянство, или прочие слабости. Таковы следствия неумеренного самочинного подвига, всегда сопряженного с высоким о себе мнением и презрением великого совета. «Крайности, — говорит преподобный Моисей святым Кассиану и Герману, — обою старцу равно вредят: и избыток поста и насыщение чрева. Ибо уведехом некиих чревобесием не побежденных, безмерным же постом низверженных, и к той же страсти чревобесия поползнувшихся за преходящую от безмерного поста немощь». Относительно прелести были на Валааме разительные случаи: при игумене Иннокентии некоторый самочинный подвижник, многими почитаемый за великого святого, видел различные явления якобы ангелов и угодников Божиих. Однажды, после такого явления, взошел он на колокольню и, егда братия выходили из трапезы, вдруг подвижник бросился с колокольни и, ударившись о помост, разбивается до смерти. Ныне не заметил и прельщенных, в сильной степени; один монах Пахомий, нарядчик, показался лишь сомнительным. Во-первых, заметны в нем самолюбие и гордость в сильной степени; во-вторых — сказывает он, что чувствует в сердце сладость; в-третьих, следующее видение, о коем он мне сообщил, вполне есть видение прельщенного; отец Пахомий говорит, якобы он стал в церкви во время молебна, видел игумена без лица и некоторый дух подошел к нему, Пахомию, приказал: когда будешь подходить ко кресту, то возьми оный из рук игуменских своими руками и приложись, а из рук игуменских не прикладывайся. Когда сие Пахомий исполнил, то явилось в нем сильное сладостное чувство, что если бы дух приказал ему тут же прибить игумена, то он «откатал» бы его немедленно. Это собственные слова Пахомия.


Относительно устава никаких важных перемен не сделано; если и сделаны, то такие, кои уставом церковным представлены воле настоятеля. Например, жалуются на воскресные утрени, кои по зимам отправляются вместо всенощных бдений: устав совершенно представляет сие воле настоятеля, говорит: «Аще настоятель изволит».


Ревнители столько увлеклись привязанностью к своему уставу, что с презрением говорят о пении Киевской Лавры, посему можно бы подумать, что валаамское пение нисколько не отступает от печатных обиходов — и напрасно!


Ропщут на то, что игумен Вениамин изменил пение, то есть приказал неотступно держаться знаменного напева по печатным церковным книгам. Их собственное пение, валаамское, есть нечто свое, есть искажение знаменного: оно слывет в южных Российских общежитиях под именем самодельщины; кто желает сподобиться слышания сей самодельщины, может пожаловать в Скит: там ревнители устава Валаамского сохраняют и сию святыню во всей нерушимости; дерут отвратительно в нос без всякого согласия и чина, столько свойственных церкви — сем земном небе. Киевская Лавра есть такая обитель, в коей церковный устав исполняется неупустительно от йоты до йоты. Устав, принятый Церковью, есть устав Лавры Саввы Освященного; Валаамский устав есть список с Саровского сочинения какого-то иеромонаха Исаакия: аллилуйю двоит заодно с раскольниками, пред всенощным бдением вычитывает полунощницу, в Светлую седмицу вычитывает каноны и акафисты. Великие Российские светильники Антоний, Феодосий Печерские, Сергий Радонежский не выдумывали своих уставов! Повинуясь сыновне Матери Церкви, с благоговением лобызали ее святой устав. Сей святой устав как подробен, как удовлетворителен! Казалось бы нечего и прибавлять, но мы, новейших времен настоятели, скудные добродетелью и богатые напыщенностью, желая выставить свое я, хотим быть славными не пред Богом послушанием, а пред человеками своим кичащимся разумом. В южных обителях: Плащанской, Оптиной, Белых берегах, Софрониевой, Глинской — церковный устав наблюдается с точностью, подобно Киево-Печерской Лавры. Сии обители, кроме Софрониевой, отставая средствами к содержанию от Валаама, чином церковного Богослужения, чином трапезы, чином послушания далеко опередили Валаам, вознесша свой устав превыше всего, и им превознесшись выше всех; валаамцы отступили от единства церковного. Мир сей, верный признак благословения свыше, отъялся от их обители: с 1817 года ездит туда синодство за следствием по доносам или о государственных преступлениях, или о пороках смраднейших. При внимательном наблюдении ясно видно, что причиною всех доносов, всего зла на Валааме есть их устав. Если устав сей и благословлено соблюдать Преосвященными митрополитами Гавриилом, Амвросием и Михаилом, то благословлено потому, что в оном избраны разные статьи из сочинений Василия Великого и других святых Отцов, соображение с коими полезно, а не с тем, чтоб уничтожить устав Святой Вселенской Православной Церкви и дозволить на Валааме раскол. Для исправления сих несовместимостей полагаю нужными следующие средства.


1. Отец игумен Вениамин, проведя 30 лет в беспрестанных трудах хозяйственных, занимался возобновлением и украшением Новоезерного монастыря по поручению почтеннейшего старца архимандрита Феофана, который, по подобию праведного Иова, предоставил занятие внешними предметами отцу Вениамину, сам занимался непрестанно молитвами и Словом Божиим. Я был в Новоезерной обители и видел работы, производимые отцом Вениамином, из коих удивился особенно ограде. Оная основана на сваях, вбитых в озеро, при глубине воды, доходящей местами до 3 сажен; таковых свай опущено до 20 тонн, по ним в два ряда идет тесаный дикий камень и на сем цоколе возвышается прекрасная каменная ограда. Все постройки Новоезерного монастыря по ценам Санкт-Петербургским стоят не менее миллиона рублей. В Валаамском монастыре устроена им от пристани к монастырю великолепная каменная лестница из цельных плит дикого камня, часть келлий покрыты железом и заготовлено вновь до 300 пудов для постепенного продолжения сих работ; устроена церковь на сумму, пожертвованную купцом Набилковым; хозяйство ведется в лучшем порядке и с большею расчетливостью, нежели прежде; в пятилетие его управления монастырский капитал увеличился на 40 тысяч рублей билетами и наличными деньгами. Соображая, с одной стороны, его хозяйственные труды и способности, с другой стороны, полагая почти невозможным, чтобы валаамская братия к нему примирилась, почитаю весьма полезным и уместным доставить ему такое настоятельское место, которое бы могло служить наградою его многих трудов и где бы способностями своими он мог быть полезен, нежели в Валаамском монастыре, устроенном и лишь требующим некоторых поправок.


2. Хотя наместник иеромонах Иринарх по следствию и оправдался, но по причине нарекания в столь гнусном пороке он не может более оставаться в своей должности и в обители; казначей иеромонах Иринарх, обвиненный в подобных пороках при игумене Варлааме, а в сем последнем доносе монаха Иосии оказавшийся первым и единственным сообщником сего последнего, должен быть лишен своей должности и выведен из монастыря. При увольнении из числа братства Валаамской обители как наместника, так и казначея, полагаю непременно нужным постановление, чтобы и впредь никогда не принимать их в монастырь сей. При том нужно повторить строгие запрещения нанимать мальчиков финнов в работники Валаамского монастыря.


3. Заштатного игумена Варлаама полагаю непременным вывезти из Валаамской обители, как потому, что он в бумагах своих был дерзок в выражениях о начальстве, а в доносах опрометчив, веря всяким слухам, так и потому, что он уже не может быть спокоен в Валаамской обители и не вмешиваться, как сам сознается, в управление, к которому совершенно не способен, что доказано опытом; в подобных обстоятельствах был игумен Назарий, возобновитель Валаамского монастыря: живя уже на покое, он не смог не входить в дела управления монастырем, и Епархиальное начальство нашлось принужденным вывезти его из Валаама. Принимая во уважение старость отца Варлаама и то, что во всем деле он только орудие для других, полагаю переместить его в Оптин скит Калужской епархии, с тем, чтобы Калужское Епархиальное начальство поручило живущему там иеромонаху Леониду обратить особенное внимание на его душевное устройство. Игумен Варлаам сознавался мне, что он чувствовал много пользы от советов упомянутого иеромонаха. Оптин скит есть прекраснейшее место, яко рай земной. Показав столько отваги на диких скалах Валаамских, старец успокоится и по душе и по телу в климате более нежном. Хотя он и збирался храбро на крест, но желательно, чтобы и сию легкую, исправительную, вполне снисходительную меру перенес, не предавшись малодушию. Мера сия необходима: его ревность доходила до буйства.


4. Иеромонах Амвросий, монахи Иосия, Пахомий и Амфилохий должны быть выведены из Валаамского монастыря, и поелику они люди трезвые, то с пользою могут быть употреблены для Белорусских монастырей. В разные должности, могущие доставить пищу деятельности и некоторую рассеянность, которая в особенности двум последним нужна для истребления признаков пустосвятства.


5. Иеромонаха Арсения, на коего падает подозрение в искании игуменства Валаамского, полагаю его прошению уволить из монастыря.


6. Для прекращения самочиния и неповиновения, для предохранения, по возможности, от прелести наилучшим средством нахожу учредить, как и в Нямецком монастыре учредил знаменитый Паисий, от 4 до 6 духовников, и им вручить всех новоначальных. Духовники сии должны быть в духовном союзе с настоятелем, и в полном у него повиновении; тогда точно они будут некоторое подобие 70 старцев, помощников Моисея в руководстве Израиля к Земле Обетованной.


Способными к сей должности полагаю: Дамаскина, скитоначальника, который один показался лишь довольно искусным монахом во всем Валааме, и доколе не сформируются способные к сему люди, по настоящей нужде: иеромонахов Дионисия и Варсонофия и монаха Афанасия-пустынника. Сим учреждением уничтожатся партии, водворится единение, и вся братия будут иметь духовное наставление, по заповеданию святых Отцов. Прочим же братиям настрого запретить самочинное наставление ближнего, в числе прочих и старцу монаху Антонию, в коем прелести я не вижу, а учение его признаю слишком возвышенным и потому вредным для новоначальных, долженствующих деянием входить в ведение. Полагаю полезным не допускать деланий резко отличительных, например: совершенного молчания, как сие на Валааме водится. «Сообращаяся твоей братии, — говорит святой Иоанн Лествичник, — вникни в самого себя и ни в чем праведнее их показывать отнюдь блюдися». Два бо зла ты сим образом соделаешь: братию соблазнишь лицемерным твоим «благочестием», а себе снищешь высокомудрие. «Буди благ и тщаслив душею, никакоже телом сие являя, ни образом, ни словом, ни гаданием». Святые Отцы советуют благовременное молчание и сами старались хранить оное; полное же и всегдашнее молчание сохраняли лишь только те угодники Божии, кои от множества благодати были в непрестанном ужасе. «Совершенство безмолвия, — говорит святой Исаак, — есть молчание о всем». Так замолчал великий Варсонофий, имевший дар пророчества и дар чудес; молчание человека страстного весьма подозрительно в шарлатанстве.


7. Нахожу необходимо нужным, чтобы все братия занимались посильными трудами и избегали всячески праздности, матери пороков. Одаренные здоровьем могут трудиться в кухне, при погребе, в столярне, в хлебне, в просфорне, в прачечной и в прочих подобных послушаниях. Слабого здоровья люди могут келейные рукоделия, как-то: шить белье, клобуки, камилавки, вязать сети для рыбной ловли, приготовлять серные спички, резать ложки, писать по уставу, писать иконы и прочее тому подобное.


По сей части заметил я упущение: многие здоровые люди перстом не хотят ни к чему прикоснуться, требуют даже, чтобы работник принес дров к печке, извиняются приверженностью своею к безмолвию и умному деланию, а к вечеру странно видеть сего умного делателя в нетрезвом состоянии.


8. Полагаю существенно полезно учредить послушание вратаря, который был в общежитиях святого Иоанна Лествичника на Горе Синайской, святого Серида близ Газа, в Киевской Лавре, при преподобном Феодосии Печерском, а ныне имеется в Белобережской пустыне. Его обязанность не пускать безвременно за ворота для прогулки и для посещения гостиницы. Инок, желающий посетить кого в гостинице или выйти прогуляться, должен получить на то позволение настоятеля или благочинного; без сего позволения вратарь из монастыря не выпустит, чем предупреждается много зла.


9. Для успокоения обители необходимо выше упомянутый устав, сей кодекс аристократии и источник смут в Валаамском монастыре, отобрать в архив Консистории, представив руководствоваться уставом великого во святых Саввы, принятым всею Церковью, в нравственном же отношении руководствоваться Отеческими книгами.


10. Наконец полагаю монаха Порфирия за его упорство и безвременное учительство, коим он многих соблазнил, переместить в Старо-Ладожский монастырь по настоящей нужде сего монастыря в братии; поведения он трезвого и скромного.


Статья пятая

Скит


В трех верстах от монастыря имеется Скит с церковью, окруженный келлиями, отстоящими одна от другой и от церкви на вержение (бросок) камня. Келлии в Скиту необыкновенно худы, нездоровы; ни в одном Российском монастыре подобных я не видел: пол на земле, до окон стены сложены из дикого камня, отчего необыкновенная убийственная сырость. Полагаю непременно должным и весьма дешевым перестроить их по образу келлий оптинского Скита, то есть на имеющемся уже каменном фундаменте надстроить деревянные и расположить так, чтобы каждый флигель имел две или три келлии для двух или трех братьев, а одному не позволять жить, разве пришедшему в значительные лета и, в особенности, духовный успех. Египетского Скита великие отцы, особенно любившие безмолвие, как-то: Арсений, Даниил, — имели при себе учеников; святой Иоанн Лествичник, живя в пустыне, имел ученика Моисея, и во второй степени книги Лествицы написал: «Тройственно разделяется жительство монашеское, то есть на отшельничество, на обитание с единым или, по большей мере, двумя подвижниками, и на общежитие, требующее терпеливого сопребывания». «Не уклонися, — глаголет Экклезиаст, — ни на десну, ни на шуее, но иди путем царским. Средний бо из предреченных многих благоприятен бысть. Горе единому, — восклицает он же, — яко егда впадает во уныние, или сон, или леность, или отчаяние, то несть воздвизаяй его в человецех. А идеже суть собрани два или три во имя Мое, ту есмь посреде их — рече Господь».


В Скиту совершается неусыпаемое чтение Псалтири, с поминовением усопших братий и благодетелей обители.


Статья шестая

Пустынники


На Валаамском острове имеются пустынники, живущий каждый отдельно в хижине, построенной в лесу. Устроение пустынных хижин, по моему мнению, должно быть также улучшено, и самое жительство пустынников приведено под правило Святой Церкви. Как в общежитии Валаама господствует дух самочиния, так и в Скиту и в пустынях; они не хотят следовать правилам святых Отцов, и уставляют везде свои. Это кажется причиной того, что во всем монастыре едва обретается один инок, имеющий несколько духовного искусства. А между пустынниками ни одного нет искусного, то есть такого, который бы имел надлежащее понятие о страстях, о брани с помыслами, о искушениях душевных и телесных, о умном и сердечном делании.


Иннокентий, ученик преподобного Нила Сорского, путешествовавший вместе со своим старцем в Палестину и святую Афонскую Гору, заставший в сей Горе учеников великого наставника монахов — святого Григория Синаита, и обучившийся там систематически монашеской жизни, что доказывается писаниями его и святого Нила, возвратившись в Россию, жалуется на тогдашних пустынников, совершенно схожими с пустынниками валаамскими. «Святые Отцы, — говорит он, — на три точию чина разделяют все монашеское жительство: 1) общежития; 2) царским путем, или средним, нарицают иже во двоих, или во троих живущи, общее стяжание нуждных, общую пищу и одеяние, общий труд и рукоделие и всякое промышление житию имети над вся же сия отсекающе свою волю, повиноваться друг другу в страсе Божиим и любви; 3) уединенное отшельничество, еже есть совершенных и святых мужей дело. Ныне же неции не внимающие силе Священному Писанию, изобретоша себе не по воле не по преданию святых Отцов четвертый чин, или житие: зиждущие бо келлии всяк идеже аще хощет, далече или по близу, живут уединенно, всяк свою волю предпочитающе, и стяжание с попечением гоняша. И по таковому их чину, их жительству уподобляются отшельником; по отречению же святых Отец и по страшному запрещению всем недугующим страстями душевными и дерзающим единоборствовати отшельнически с бесы; подобно суть самочинникам и самопретыкателям; сами бо себе изобретше житие, сами на нем и претыкаются, не могуще мирно и постоянно на нем пожити. Присмотряются же люботрудне книзе святого Григория Синаита, обрящет кто тамо не ина что нарицающе самочинием и единоборством, точию таковое уединное неприложенное житие. Наипаче же списатель жития сего святого показует, яко ни единому от ученик его попусти поблизу или подалее самому в келлии жити, но в триех Лаврах и в двух пиргах (башнях). Множество инок старых и юных совокупив, предаде им чин отсечения своея воли и послушания. И сам же сей блаженный старец многая и страшная словеса на уединенно житие хотящих, и еще страстных сущих испустив, и путь царский зело похвалив, глаголет: чин и устав сему быти во святой Горе Афонской идеже и до днесь сами древнее и новое построение келлий, аки живый образ всем показует царского пути. Аще бо келлии с церковию, или калибы, кроме церкви, всема двух, или на триех, а не на единого вмещение имуть».


Некоторые валаамские пустынники, к коим можно с сожалением приложить слова святого Григория Синаита, леты точию, и пустынею бесполезною и сладостным безмолвием нечто быти мнящеся, приводят в свое оправдание следующее: дальше от людей, дальше от греха. Сим и во времена Иннокентия оправдывались самочинники: «На что есть слово таковых, — пишет сей старец, — да не прогневаю, рече, не прогневаюся на брата, уклонюся же осуждения и празднословия, един живущи. Не веси ли друже, яко сия, ихже рекл еси, и подобная сим, смиряют паче и посрамляют человека, а не возвышают, якоже реша отцы: яко юности полезно есть падати. Тщеславие и мнение, и лукавство, и сим подобная паче имут и напыщают. Сего ради лучше есть живущи с братом познавати свою немощь и меру, и за сие себя зазирающе молитися, кающеся пред Господем и очищатися вседневною благодатию Христовою, нежели тщеславие и мнение с лукавством внутрь носяще, их прикрывати и питати уединенным житием, их же ради ни след безмолвия уединенного повелевает Лествичник со всеми великими отцы видети. И самое сие уединенное житие не мал вред обыче творити страстному; безмолвие бо, — рече великий Варсонофий, — вину приносит высокоумию, аще же и самые страсти душевнии насильствуют его на сие, то кая есть надежда на таковое единоборство дерзости и не повинутися учению святых Отец, еже в двух, или триех безмолствовати в пути царском».


Надо заметить, что старец Иннокентий жил в тот же век, в который дух самочиния и грубости созревал в России и готовился выразиться в нелепостях раскола. Вред от такового самочинного, противного учению святых Отцов жительства, обнаружен был в Валаамском монастыре многими несчастными опытами, из коих довольно упомянуть о двух, случившихся после 1825 года. Был пустынник Порфирий, живший, как и прочие валаамские пустынники, самочинно, занимался умною молитвою и пришел в высокое о себе мнение, якобы он свят. Однажды осенью, посетив скитских старцев, хотел возвратиться в свою пустыню и сказал старцам: пойду через озеро. Они не советовали ему пускаться по озеру, которое только лишь встало, но он отвечал: «А как же древние святые Отцы ходили по водам, ведь и я уже легок стал». Сколько ни уговаривали его старцы, он не хотел послушаться; спустился на озеро, сделал несколько шагов, лед под ним подломился, и он потонул, прежде нежели могли подать ему руку помощи. Другой старец, Серафим, хотел устроить себе келлию непременно в скале, в таком месте, где озеро имеет до двадцати сажень глубины, упал в пропасть и тело его едва могли отыскать для погребения.


Святой Кассиан Римлянин в Слове о осьми страстных помыслах говорит следующее: «Подобает Божественному закону последующим, всею силою подвизатися противу духа гнева и противу внутрь нас крыющагося недуга, а не напротиву человек ярость подвизающих, в пустыню и уединение отходити, яко тамо, сиречь не сущу подвижущему ны на гнев и яко удобно во уединении добродетель долготерпения исправити. От гордости бо и от еже не хотети себе укоряти и приписывати своему нерадению вины смущения от братии отыти желаем. Донележе убо нашея немощи вины инем приписуем невозможно есть нам к совершенству долготерпения достигнути. Начало убо нашего исправления и мира, не от долготерпения ближнего к нам сущаго исправляется, но от нашего к ближнему незлобие. Егда же подвига долготерпения удаляющеся в пустыню отходим и уединение, елика от наших страстей не уврачеваны туда отнесем покровенны, а не истреблены суть; ибо пустыня и отшельничество страстей не избавльшимся не точию хранит тыя весть, но и прикрывати оные знает, и не ощущати самим в себе, коею страстию побеждаются, попущает, и яко долготерпение и смирение исправиша, уверяет их, дондеже несть раздражаяй и искушаяй их. Егда же случится вина некая подвижущая абие внутрь крыемая страсти и прежде таящиеся, якоже кони необузданы от своих станей искочивше, и в долгом безмолвии и праздности питавшеся, зельнее и свирепее к погибели влекут своего всадника. Множае бо в нас свирепеют страсти не имуще от человека обучения!» Сие можно видеть на самочинных валаамских пустынниках, из коих большая часть необузданной вспыльчивости. Упомянутый уже иеромонах Амвросий, пещерник, пришел однажды в такое неистовство во время настоятельства отца Варлаама, что при всей братии в трапезе, весь дрожа от ярости, кричал игумену: «Мы думали о тебе, что ты блажен муж, а теперь видим, что в тебе вскую шаташася языцы; свиней бы тебе пасти, а не людей», и прочие подобные нелепости. С сожалением обнаруживаю событие сие, дабы обстоятельства Валаама были ясны и должен заметить, что оно есть одно из самых легких. В страшном, достойном слез зрелище: постник, пустынник, пещерник, затворник, старец — предается гневу до исступления. Но вникнув в учение святых Отцов, найдешь сие естественным. «Присмотримся, — говорит святой Иоанн Лествичник (степень 8), — и во многих яростных бдения усердное и пощение безмолвие сотворяемо увидим: намерение бо есть бесом растительные страсти сия вещество, виное аки бы покаяния и плача тем подлагати». Сей святой Иоанн советывал некоторым безмолвникам, как сам пишет, из уединения выйди в общежитие, дабы им не претвориться из людей в бесов. Причина же всех таковых несообразностей на Валааме есть отступление от пути Отцев святых в самочиние. «Аз, — говорит святой авва Дорофей, — и нападения не всем монахом, но от еже веровати своему сердцу. Нецие глаголют — сим падает человек, аз же, якоже рех, и нападение бываемое кому не вем, разве от сего. Видел ли еси кого падшего? Увеждь яко себе последовал: на чтоже тяжчаеши от еже последовати себе, ничтоже сего губительнейше».