Велемировић, Николаj Д. Индиjска писма. Београд: Evro, 2000

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Мы еле упросили нашего дорогого монаха Каллистрата пойти с нами. Он согласился только провести нас до границы. И он торопится, чтобы как можно скорее убежать от соблазнов мира сего в свою Святую Гору. Кроме наших просьб, отправиться с нами в этот путь его подвигла старая дружба с попом Бояном. Это два человека, я бы сказал, с одной душой. Единомышленники во всем. Боян — вдовый священник, он жаждет как можно скорее оставить все и уйти к монахам на Святую Гору. С нами пошел и господин Богданович, в то время как доктор Ефим остался, чтобы организовать наш прием в Белградском университете.

В Софии мы были сердечно приняты, особенно церковной иерархией и народными массами. Образованные люди с таким любопытством смотрели на нас, будто на диковинных зверей в зоопарке.

Перекормили нас едой и питьем. Мне думается, что если бы мы так и столько ели, то не жило бы у нас в Индии триста шестьдесят миллионов человек151 . Однако мы слышали, что болгарский крестьянин обходится очень скромной пищей.

Были мы в знаменитом монастыре святого Иоанна на горе Рилской152 . Это святыня, которой гордится болгарский народ. Красота монастыря соперничает с красотой природы. Если бы дал Бог, чтобы и мы, нищие христиане Малабара, воздвигли вот такой монастырь! Но мы утешаемся тем, что купол нашего монастыря гораздо выше и красивее куполов святого Иоанна Рыльского. Наш купол — это темно-синее небо, украшенное бриллиантами звезд, которые в Индии сверкают ярче, чем где бы то ни было. Ах, матушка Индия!

На сегодня заканчиваю. Несут почту. Било бьет к вечерне.

Верный и преданный тебе Феодосий Мангала


36


Феодосий Мангала пишет митрополиту Малабара


Мира тебе и радости от Господа.

Посетили мы и Тырново, древнюю столицу болгарских царей и патриархов. Были мы и в храме Сорока мучеников, в котором святой Савва Сербский отслужил свою последнюю литургию за неделю до смерти. Болгары так любили святителя, что едва позволили сербскому королю перенести его тело в Сербию.

Сельский народ в Болгарии произвел на нас самое сильное впечатление. Кроткий, прилежный, терпеливый, покорный власти и очень церковный.

— Вы должны знать, господа,— сказал нам кто-то из провожатых,— что у нас в Болгарии существует расовая проблема, так же как и у вас в Индии. У нас есть две Болгарии: татар-Болгария и славянская Болгария. Эта раздвоенность причиняла нам много бед и унижений на протяжении ряда веков. И сейчас стоит только почуять чуждую кровь, мы шарахаемся друг друга.

— Так это, так,— воскликнул поп Боян. — Эта расовая раздвоенность фатальна для нас, болгар. Но есть и другая раздвоенность, фатальная для всех христианских Балкан. Эта раздвоенность создана искусственно; а создал ее особый тип людей, которых в Болгарии называют «бай Ганьо»153 , в Сербии «дрипац»154 , а в Македонии «чапкун»155 . Я попросил бы вас, высоких гостей из Индии, помнить об этом и всеми силами остерегаться болгарских бай Ганьо, сербских дрипцев и македонских чапкунов.

Харамбашев начал резко протестовать. К нему присоединился и Богданович. Но поп Боян не поостерегся, он продолжал:

— Бай Ганьо, дрипац и чапкун — самые большие враги Балкан. Очень часто они оказывали решающее влияние на судьбу измученных, едва только освобожденных народов балканских. Не пытайтесь даже заводить с ними речь о Боге, о душе, о Спасителе мира, о Евангелии, о Ведах, о народе как нравственном существе, о неисследимых глубинах всего сущего, о роде людском как единой Божией семье. Это все так же неинтересно им, как тибетские тантры и мантры. Они довольствуются самой низкосортной литературой, причем такой, которая восхваляет страсти, оправдывает пороки и превозносит зло над добром. С утра они раскидывают свои сети в житейском море, чтобы что-нибудь урвать для себя, а вечером перебирают добычу. Собирая же для себя и только для себя, они при этом непрестанно кричат: «За народ! За народ!».

Харамбашев вскочил:

— Я слышу, ты обвиняешь владык, поп Боян!

— Да мой владыка думает так же, как и я,— спокойно ответил Боян.— Но закончим. Эти люди знатоки, но никогда не мудрецы. Это бездарные подмастерья Запада. Они высокопарно хвалятся западной культурой, то есть тем, в создании чего не принимали участия ни они, ни их предки. Им не до культуры и не до Европы — и то и другое они используют только как торговую марку для получения своей личной выгоды. Знайте, эти типы не представляют ни Балканы, ни Европу. Они – нездоровая опухоль на теле Балкан. Они виновны в пролитии крови между братьями, в революциях и войнах, в соблазнении народа, в ненародной политике, в нехристианской школе, в чужеземном управлении нашей экономикой. Берегитесь, господа, бай Ганьо, дрипцев и чапкунов балканских…

Случилась маленькая неприятность прямо у входа в университет. Какие-то студенты стали смеяться над нами. Кто-то начал строить на наш счет разные догадки. «Долой Азию!» — вырвался крик из отдельно стоящей группы.

Поп Боян покраснел и закричал:

— Долой вас, татары! Это благородные азиаты, а вы кровопийцы из Азии.

Когда воевода Рама понял, что кричат эти юноши, он сжал свой меч правой рукой. Знаешь, это кшатрий индийский, он всегда готов с мечом в руках защитить свою честь. Вообще говоря, мы необыкновенно провели время в Болгарии.

Да защитит святой апостол Фома тебя и весь наш Малабар.

Безмерно преданный тебе Феодосий Мангала


37


Визирь махараджи пишет из Траванкора Раме Сисодии


Ом, намо Махадеви55 .

Мое недостоинство получило приказ от светлого махараджи написать это письмо тебе, любимец наивысшего божества.

Пришел к нам нарочный из твоего места и принес весть… Хотели бы мы все, из любви к тебе, чтобы эта весть была иной. Но если такая весть и может огорчить слабые души, разве огорчит она тебя, храбрый кшатрий? Тебя, который знает наизусть Бхагавад-гиту и проникает в тайны жизни и смерти так же быстро, как бог Кришна и все наши славные аватары.

Если бы ты, скажем, услышал, что умер какой-нибудь твой сродник или друг, разве огорчилась бы твоя душа, которая берет на себя огорчения всего мира? Сам Ганг не может увеличить море ни на одну пядь. Так никакая потеря и никакое приобретение не может ни увеличить, ни уменьшить море твоего сострадания ко всем живым существам.

Итак, посыльный из твоих мест принес нам весть, что душа, джива твоей матери благородной Катьяяни вышла из досадного своего тела и, конечно, уже родилась в другом теле. Да дарует ей колесничий Кришна156 светлую жизнь в новом теле или, еще лучше,— да освободит ее совершенно от колеса повторных рождений в этом мире бескрайней печали и горечи.

Тот, кто истинно познал

Мое божественное рождение

И познал дела мои,

Тот, оставив тело,

Не хочет родиться вновь56.

Наш светлый махараджа вместе со светлой рани всей душой проникает в твою душу и разделяет с тобой чувство, имеющее охватить тебя, когда до тебя дойдет эта весть. Он изволил приказать, чтобы подавали пинду57 в течение десяти дней о душе благородной Катьяяни.

Кланяется тебе с глубоким уважением

Кешав, пратиниди58 


38


Махмуд Омар пишет Халилу Сеад-Едину в Дели


Салам, сахиб.

Следуя твоему пожеланию, я с готовностью стал адвокатом Арджуны Сисодии в связи с этой загадочной дамой Фаркхарсон и ее бунтовщическим воззванием.

Прежде всего я поговорил с судебным следователем. Все судебные следователи молчаливы и недоверчивы в период следствия, а наш в особенности. Хотя я узнал от него, что Фаркхарсон имела какую-то связь с центральным теософским обществом в Мадрасе.

Он был любезен и дал мне фотографию этой дамы. С этой фотографией я отправился в Мадрас. В теософском обществе мне сказали, что им это лицо известно. Фаркхарсон, говорят, проявила себя как убежденная приверженка теософии. Но это свое убеждение она выражала больше ненавистью к христианству, чем каким-нибудь позитивным верованием. Больше всего она интересовалась книгами о гипнозе. Предлагала каким-то знакомым загипнотизировать их. В течение нескольких месяцев перед смертью Анни Безант, являвшаяся директором всех теософских обществ в Индии, часто принимала эту Фаркхарсон. Это дало основание остальным членам правления относиться к этой иностранке с доверием. Но не до конца. Она вызывала у них подозрения: никак не хотела идти ни в европейские районы города, ни в европейские гостиницы, дружила только с местными жителями, и часто представлялась под другим именем.

Как только я вернулся из Мадраса, я посетил следователя и рассказал ему все, что узнал в Мадрасе. Он расположился ко мне после этой услуги и прочитал мне письмо Арджуны, найденное у Фаркхарсон. Он не разрешил мне переписать его, и потому передаю тебе то, что уловил на слух и запомнил. Это не обычное любовное письмо, а письмо человека, явно загипнотизированного.

Арджуна благодарит эту женщину за то, что она освободила его от всех заблуждений индийских и осияла его ярким светом истины.

Затем он в стихах воспевает красоту ее пышных красных волос и жемчужных зубов.

Соглашается с ней, что нужно как можно скорее вступить в брак. А после этого отправиться в ее большое имение в Англию, где они в тиши проведут подготовку освобождения Индии.

Вот это в основном. Но письмо длинное и переполнено любовной трескотней, из которой я запомнил вот это: «Ты моя Лакшми, ты моя Кали, ты моя Сарасвати. Все женские индийские божества не существуют для меня. Ты их всех заменила. Они легенды и тени, а ты реальная богиня». И подобные глупости.

По прочтении письма следователь сказал мне, что мы имеем дело с очень опасной женщиной. Нашел он, говорит, несколько ее писем, подписанных разными именами, женскими и мужскими, с ее фотографиями в женской одежде и в мужской. На одной фотографии она предстает в образе индийского монаха бхикшу, в оранжевой мантии, с обритой головой и кружкой для милостыни в руке. Почему у нее обрита голова, не понимаю.

Напоследок следователь строго доверительно сообщил мне, что Фаркхарсон ненавидела мать Арджуны, госпожу Катьяяни, и угрожала ей местью. Ясно из-за чего. Ведь Арджуна помолвлен с девицей Мирабай, дочерью воеводы Рамачандры. А мать не разрешала и думать о разрыве этой помолвки. Из полицейских отчетов выяснилось, что некая европейская женщина с красными волосами донесла в одно полицейское отделение, как Катьяяни уговорила Кабирову вдову Сакунталу пойти на сати, костер, и как помогла ей той ночью на Джумне войти в пламя. Войдя в доверие полиции, Фаркхарсон получила разрешение посетить госпожу Катьяяни в темнице и отнести ей якобы какой-то гостинец. После этого посещения Катьяяни сразу слегла. И вот только что стало известно, что она умерла.

Прошу тебя, храни все это в секрете, пока следствие полностью не закончится. Я дал слово следователю. И ни за что не поднимай этот вопрос в Конгрессе.

Да осыплет тебя Аллах цветами своей милости.

Твой Махмуд


39


Госпожа Индумати пишет своему мужу Пандиту Гюаури Шанкаре в Сербию


Да защитят тебя наши домашние девата от всех пакостных тварей (злых духов). Ом.

Умерла госпожа Катьяяни, мать твоего друга Рамы Сисодии. Она неожиданно заболела в темнице, и когда болезнь усилилась, ее выпустили домой до выздоровления. Перед выходом из темницы она написала несколько слов Арджуне, томящемуся в той же темнице, и закляла надзирателя передать ему. Как только добралась до дому, душа покинула ее и направилась искать себе новое обиталище.

Воевода Рамачандра, чья дочка Мирабай была помолвлена с Арджуной, счел своим долгом пойти на похороны умершей старицы. Когда он сказал нам, мы решили составить ему компанию, я и Сомадева. К нам присоединился и один весьма ученый бхикшу, Кумара Рам, который оказался здесь.

Когда мы пришли, костер был уже приготовлен к тому, чтобы сжечь мертвое тело. Покойница была обвязана веревкой с головы до ног по нашему индийскому обычаю. Лицо Катьяяни выглядело очень странно. Оно распухло, как надутый бурдюк. Все лицо было в каких-то темных полосах, словно в ремнях. Все мы удивились этому. Какой же это болезнью болела несчастная? Какая болезнь так обезобразила ее милое и благостное лицо?

Внезапно между нами оказался доктор Какусанда с Цейлона. Несколько дней тому назад мы познакомились с ним в доме Сомадевы. Будто его кто прислал и будто он спешил, чтобы вовремя успеть: он был весь запыхавшийся. Тотчас он подошел к мертвому телу, нагнулся и заглянул в лицо. Затем встал, повернулся к нам, воздел руки и выкрикнул:

— Отравлена! Отравлена! Эти проклятые европейцы травят нам и души, и тела. Они хотят нас изничтожить. О будда Шакьямуни, избавь нас!

Затем доктор вынул записную книжку и стал что-то писать. Бхикшу Кумара приблизился к доктору и будто стал его умолять о чем-то. Глянул на него доктор косо, ведь они несколько дней назад сильно поспорили о вере, и молча продолжил писать. Наконец написал еще одну бумагу и передал ее Кумаре, слегка поклонился всем нам и быстро удалился.

Тогда тело положили на зажженные дрова. Мертвое тело только обгорело, а огонь уже погас. Собрали мы горсточку-другую пепла, Раме Сисодии на память, и затем тело столкнули в реку. Ах, жалкая жизнь без надежды и страшная самсара без исхода!

Когда мы вернулись в Бомбей, воевода Рамачандра десять дней подавал пинду за умершую Катьяяни. Хотя помолвка между его дочерью и Арджуной расторгнута, он говорит, что считает себя сродником дома Сисодиев навсегда. А сродник должен подавать пинду за умершего сродника.

Нашего сына Ануширвану я не захотела взять на этот раз. Слишком страшно для него, столь юного, видеть мертвое тело. Оставила я его в доме воеводы Рамачандры с любезной госпожой Рамачандра и ее дочерью Мирабай. Я заметила, что Ануширвана любит разговаривать с Мирабай.

Ты это я, я это ты. Мы оба — одно целое в вечной пране158 .

Кланяется тебе и почитает тебя

Индумати


40


Сарала Метра пишет из Лондона редактору «Индийского зеркала»


Мне кажется, что этот Божий мир еще достаточно широк для порядочных людей и слишком тесен для непорядочных.

Тесным стал этот мир и для мадам Глэдис Фаркхарсон. Перебегать с континента на континент для нее такая же обычная вещь, как для честного лондонского труженика ездить из Сити в Уимблдон.

И поскольку она в связи со своей недавней бунтарской деятельностью в Индии пыталась перед судом примазаться к нашей Индоевропейской школе, больше известной как школа Митриновича, то все мы не пожалели сил, чтобы сбросить вуаль с этой таинственной особы. Очень мало смогли мы узнать о ней в Англии, но многое узнали от наших друзей из Америки. И просим Вас любезно опубликовать эти сведения в Вашей уважаемой газете.

Действительное имя этой женщины не Глэдис Фаркхарсон, а Ревекка Натан. Уже само ее имя говорит о том, какого она рода и племени.

Ее отец был ростовщиком и, будучи изгнанным из Польши, поселился в Чикаго, где Ревекка и родилась и где он умер.

Замужем она была столько раз, что не хватило бы пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать. Озлобленная на весь свет участью своего отца, она с ранней молодости вступала во всякие деструктивные и тайные объединения: антихристианские, антирелигиозные и антигосударственные. Многократно была арестована и наказана, но это ее не исправило. Замуж она никогда не выходила из-за каких-нибудь чувств, но только из соображений политики и расчета: чтобы скрыться от полиции или добраться до денег. В конце концов стала членом тайного анархистского объединения в Бруклине, которое представляет собой одну из ветвей главной анархистской организации, находящейся в Испании. В этом объединении Ревекка и остановилась и за последние двадцать лет стала его главной движущей силой. Несколько раз она обошла всю планету со своей сетью, чтобы уловить кого-нибудь своими анархистскими идеями, и своими искрами кое-где зажгла бунты, беспорядки, конфликты, покушения и разорение всего того, что люди и народы строили и воплощали. Ведь разрушение — сердцевина анархистской программы. В Бруклине полиция конфисковала их листовки, которые они разбрасывали, куда только хотели. На этих листовках написаны такие девизы: «Долой старый мир», «Долой богов и государства», «Каждый человек сам себе бог и сам себе государство».

Ревекка уже женщина в летах. Но благодаря косметике она умеет замаскироваться и показаться на двадцать лет моложе, чем есть. Она совершенно лысая. Потому носит искусственные волосы (парик), причем иногда черные, а иногда рыжие или красные. У нее нет ни одного своего зуба. Люди влюбляются в ее волосы и зубы из-за полного неведения. Когда она попадает в опасность от полиции, она срывает волосы с головы, вынимает зубы изо рта и как лысый и беззубый нищий встает и тянет руку за милостыней, даже полицейским. Пользуется всеми средствами, более всего отравлением своих жертв, своих мужей и всех тех, кто встает у нее на пути. Использует также гипноз. У нее большие глаза и колючий взгляд змеи. Вся она упакована разными паспортами и фотографиями, которые представляют ее и как женщину и как мужчину, и как благородную даму и как нищего, и как старуху и как старика. Это вторая Сара Бернар, только не на театральной сцене, а на арене целой планеты.

Достаточно ли Вам этого? Если нет, мы готовы заполнить всю Вашу газету описанием Ревеккиных уловок и авантюр. Подобная особа действительно не может иметь ничего общего с нашей школой, вся деятельность которой протекает под знаком общечеловеческого сближения, доброты и гуманности. А то, что она пыталась пристроиться к нашей школе, не удивительно. Это один из ее маневров: представиться членом какого-нибудь видного общества или клуба, или дочерью какого-нибудь лорда или богача, или же приятельницей какой-нибудь знаменитости. Когда наша известная певица Ратан Деви гастролировала с индийскими песнями по Америке, Ревекка была ее бессменной провожатой. Точно так же она сопровождала и свами Вивекананду159 по всем странам, где он проповедовал учение Рамакришны160 о соединении всех вер в одну.

А сейчас для Вас достаточно? Если нет, сообщите, и мы Вас насытим.

Все мы в нашей школе больше всего жалеем несчастного Арджуну Сисодию, легкомысленно попавшего в сети этой современной Кирки161 , которая каждого, кто к ней приближается, обращает в свинью.

С уважением кланяется Вам

Сарала Метра,

учитель санскритского языка в «Школе Митриновича»


41


Воевода Рамачандра пишет Пандиту Гаури Шанкаре в Сербию


Да дарует тебе Вишну мир души и свет ногам.

Ты брамин, а я кшатрий. Ты великий брамин, а я скромный воевода. Но все же я тоже не шудра.

Ты знаешь лучше, чем кто бы то ни был, Веданту, и Пурану, и Упанишады, и даже Гант, святую книгу суровых сика162 , а я мало знаю, ведь я прочел только Махабхарату и Рамаяну. Но все же и я не глупец, который кланяется каждому камню, как божеству, и каждому столбу в селе говорит: «Амма!»59 .

Если я не могу похвастать первенством своей касты, как ты, то разве не могу похвалиться своими предками? Ведь мне имя Рамачандра дано не зря, а по той причине, что во мне течет кровь славного индийского махараджи Рамачандры163 .

А сейчас, когда я сказал тебе, кто я, я взываю к тебе с известием, что у меня есть дочь Мирабай, как и у тебя есть сын Ануширвана. Если такова их карма, то пусть они станут женихом и невестой и поженятся. Я не посмел бы помянуть тебе об этом как человеку более высокому и мудрому, чем я, если бы мне первой не дала знать об этом твоя благородная супруга Индумати. Она, говорит, обнаружила, что наши дети любят друг друга. Услышала она тайком слова: «Ты это я, я это ты», которые Ануширвана пролепетал моей дочери, и слышала, как те же слова Мирабай сказала в ответ твоему сыну: «Ты это я, я это ты». А то, что это у нас, в Индии, есть выражение истинной любви детей,— это тебе известно лучше меня.

В том, что моя дочь была помолвлена с Арджуной Сисодией и Арджуна бессовестно отрекся от помолвки, Мирабай не виновата. И это не препятствует ей помолвиться с другим. Правда, по законам Ману, если девица помолвится с юношей, а он умрет, то помолвленная девица должна считаться вдовой и не может ни за кого выйти замуж. Но здесь иной случай. Арджуна не умер. И Мирабай потому не вдовица.

Вследствие этого я и моя жена даем свое согласие на их брак, и твоя супруга тоже дала согласие. Но это дело я не могу считать решенным, пока своего согласия не дашь ты, учитель всем нам.

Кланяется тебе и почитает тебя

воевода Рамачандра 164 


И я своей рукой пишу и подтверждаю, что слышала, как Ануширвана и Мирабай, укрывшись в ветвях бамбукового дерева, сказали друг другу: «Ты это я, я это ты». Нужно ли учить тебя, насколько важны эти слова в Индии испокон веков и как тяжко хоть в чем-то возражать им?

Скажи только слово, и они будут счастливы и верны друг другу до смерти, как Рама и Сита.

Индумати


42


Пандит Гаури Шанкара пишет благородному Кешаву, визирю махараджи Малабара


Ом, намо Васудевая60 165 .

Мои друзья Рама Сисодия и Феодосий Мангала отбыли в страну Болгарию, а я ввиду небольшой простуды остался здесь, в Сербии. Наш друг доктор Ефим никак не хочет оставлять меня одного. К сожалению, здесь люди так не ценят одиночество — источник духовной крепости, как у нас, в Индии. Но это у них с недавних пор. В прошлом, волей-неволей, сербы приучили себя к уединению и молчанию больше всех европейских народов.

Сказал я однажды в присутствии доктора Ефима, что хотел бы немного узнать о сербской женщине. И из-за этого его госпожа устроила чаепитие в своем доме, на которое пригласила многих своих приятельниц.

Несколько часов мы провели в приятной и для меня познавательной беседе.

Никогда сербская женщина не была властительницей страны и народа. Как это похоже на Индию и как непохоже, скажем, на Англию, Россию и Голландию или на древние империи, которыми правили семирамиды и клеопатры! Сербская женщина — царица дома, домашнего хозяйства и детей.

Девица, сестра, жена и мать166 — эти четыре сербских слова, очевидно, происходят от санскритских корней. «Дева» у нас, в Индии, и сейчас на разговорном языке означает божество и девицу. И действительно, у сербов истинная девица, девственница, считается неким высшим существом, чем-то святым и возвышенным. В южных областях Сербии, где европейская «госпожа культура» еще не испортила народ, перед девицей встают и старики, и старухи. В великом народном эпосе с почтением воспеваются девицы, сестры и матери. Жена как таковая не воспета столько и с таким почтением. А если и воспевается, то не без примеси иронии и шутки. Между тем, нигде нет иронии и шутки, когда речь идет о девице, сестре и матери.

Сербская женщина как отшельница, молитвенница и святая возвеличилась до небес. Святая Петка, Параскева167 , как дева — изначальный образец для целых поколений женщин во все века. Она жила в Х веке по Рождестве Христовом. Девица из дворянской семьи, она удалилась в Палестину в суровую Заиорданскую пустыню, чтобы жить жизнью святого Иоанна, Христова Крестителя. И прожила там всю свою жизнь до глубокой старости, питаясь, так сказать, ничем и не общаясь ни с кем. Величественный образец, который, без сомнения, импонировал бы и нашим наивеличайшим гималайским аскетам.

Святой Петке подражали и нищенки, и царицы сербские в течение тысячи лет. Почти все королевы и княгини из династии Неманичей удалились в монастыри и окончили свои дни в монашеском чине. Над всеми ними сияет подобно утренней звезде царица Милица168 , вдова последнего сербского царя Лазаря, убитого турками на Косовом поле. Мы, индийцы, ценим нечто подобное превыше всего. Аскеза — сердцевина Индии: сердцевина ее истории, ее культуры и любой ее философии любого направления.

Сербская женщина как воительница в народной борьбе за освобождение от турок — это святительница своего рода. Княгиня Любица169 сто двадцать лет тому назад воодушевила разбитую сербскую армию и повела ее на бой с турками. Турки были разбиты, и Сербия освобождена. Подобных этой княгине сербских женщин, известных и неизвестных, великое множество.

А что сказать о сербской женщине — хозяйке и воспитательнице детей? Таковы в основном сербские крестьянки и ремесленницы. Для интеллигенции и людей искусства такие женщины редкость. Всякая сербская крестьянка, хоть и неграмотная, владеет десятком ремесел. Умеет и обед сварить, и хлеб замесить, и молоко заквасить, и ткет, и вышивает, и шьет, и вяжет, и за скотиной ходит, и цветы разводит, и мыло варит, и на зиму запасы заготовляет, и Бог знает сколько еще таких дел делает, какие в Европе четко разделяются и выполняются специалистами.

В новейшее время сербка проявила себя еще и как отличная санитарка и сестра милосердия. Нужда направила ее и на эту новую работу в последние войны за освобождение сербов от турок и австрийцев170 . И все же это благородное занятие не ново для сербок. Возможно, они освоили его раньше всех остальных женщин в Европе. Как первая военная сестра милосердия, выхаживавшая раненых, упоминается Косовская девица из 1389 года171 . Засучив рукава, славная девица промывала раны витязям-крестоносцам на поле Косовом и обессилевших раненых кормила белым хлебом и поила красным вином.

Духом всех этих великих женщин из сербского прошлого в огромной степени жива и дышит и современная сербская женщина.

Для нас, индийцев, в длинной цепи реинкарнаций пол не играет никакой роли. Тот, кто сейчас мужчина, может после смерти родиться женщиной, и та, кто сейчас женщина, может в повторном рождении появиться как мужчина. Все это зависит от кармы.

Знай, что это письмо лично мое и написано лично к тебе. Не от лица комиссии, которая еще находится в Болгарии, но от меня. Ну, а если ты сочтешь, что это письмо заинтересует светлую рани, божественную супругу нашего божественного махараджи, то ты передай его ей или прочитай. Но скажи ей, что все, что я здесь успел наскоро написать,— точно капля воды в сравнении с морем тех фактов и примеров, которые я держу в памяти, чтобы, когда мы прибудем в Траванкор, не спеша их рассказывать и пересказывать ей в долгие наши дождливые индийские месяцы.

Да возьмет у меня Васудева половину моего жизненного века и да дарует его тебе.

Твой верный и преданный

Пандит Гаури Шанкара


43


Махмуд Омар пишет Халилу Сеад-Едину в Дели


Салам, сахиб.

Сегодня состоялся судебный процесс по обвинению госпожи Глэдис Фаркхарсон и Арджуны Сисодии. Присяжные заняли свои места. Судебный обвинитель зачитал обвинение. Все опубликованное «Индийским зеркалом» подтвердили лондонский Скотланд Ярд, полиция Чикаго и Нью-Йорка с добавлением множества подробностей. Все сходится.

Во время чтения обвинения Глэдис Фаркхарсон сидела неподвижно без малейшей перемены в лице. Арджуна же был нервный и возбужденный. Казалось, все, что было прочитано о его невесте, ему было совершенно неизвестно и ново. Часто он раскрывал рот, будто хватая воздух, и бил себя руками в грудь.

Арджуна обвинен за анархистскую листовку, и только. Ведь госпожа Фаркхарсон на прежнем слушании свалила вину за эту листовку на Арджуну. Когда это было произнесено, Арджуна обеими руками ударил себя по лбу.

Глэдис Фаркхарсон обвинена в двух уголовных преступлениях, а именно: в анархистской деятельности в Индии и в отравлении Катьяяни Сисодии.

Первое свое преступление Фаркхарсон признала, но назвала Арджуну инициатором воззвания. Второе преступление она решительно отрицала. Но когда было зачитано медицинское свидетельство славного цейлонского доктора Какусанды, который на месте преступления зафиксировал факт смерти Катьяяни от отравления, когда были приняты во внимание такие обстоятельства, как ненависть госпожи Фаркхарсон к матери Арджуны из-за того, что она была главным препятствием их помолвки, затем донос обвиняемой в полицию о сожжении вдовы Сакунталы и, наконец, загадочное посещение ею старой госпожи в темнице с мнимым угощением,— когда все это было подробно зачитано, госпожа Фаркхарсон, которая побледнела бы, не будь она намазана румянами, опустила голову на скамейку; Арджуна, услышав об отравлении своей матери возлюбленной им дамой, вскочил и крикнул: «Ты кобра, а не женщина! Ты убила самое дорогое для меня существо на свете».

Затем произошла новая неожиданность. Один из присяжных потребовал, чтобы госпожа Фаркхарсон сняла с головы искусственные волосы и вынула искусственные зубы, чтобы подтвердилась истинность опубликованного в «Индийском зеркале». Суд согласился с этим требованием и попросил обвиняемую саму сделать это, чтобы не прибегать к насилию. Вдруг она вскочила, сдернула с головы свои золотые волосы и вытащила зубы. Перед нами оказалось какое-то пугало, страшнее самого изувеченного факира. Наступила тишина. Арджуна, увидев свою «богиню» в столь мерзком виде, упал без чувств. Его вынесли из зала суда и стали обливать холодной водой.

Суд присяжных в итоге пришел к единогласному мнению, что так называемая госпожа Глэдис Фаркхарсон, соответственно Ревекка Натан, виновна в двух преступлениях: первое — анархистская деятельность и второе — убийство Катьяяни Сисодии. Исходя из этого суд вынес приговор: по первому преступлению — Глэдис Фаркхарсон выслать из Индии, а по второму — приговорить ее к смерти в соответствии с законами ее отечества, Америки. Добавление: поскольку в Индии не разрешена смертная казнь, обвиняемая будет конвоирована к месту своего рождения, то есть в Чикаго, чтобы там быть казненной на электрическом стуле.

И, наконец, последняя неожиданность. Глэдис Фаркхарсон выслушала приговор без малейшей реакции. Старательно надела свои волосы и зубы, а затем была препровождена в тюрьму. Наутро она была найдена мертвой в своей камере. На ее лице виднелись темные полосы наподобие ремней. Этой ночью она отравилась.

Разбирательство дела Арджуны было отложено, поскольку он не мог произнести свое последнее слово. Я упросил суд пощадить Арджуну хотя бы на десяток дней, пока он не поправится.

Вот так и этот запутанный клубок размотался до конца.

Сдается мне, мой Халил, что кисмет не приходит только от Аллаха, но человек сам кузнец своего счастья. Возможно, индусы более правы, когда говорят о карме, чем мы, мусульмане, когда говорим о кисмете.

Да осыплет тебя Аллах цветами своей милости.

Твой Махмуд


44


Пападопулос, попечитель церкви в Коломбо на Цейлоне172 , пишет своему приятелю Куманиди в Афины


До сих пор я писал тебе светлые письма из этой светлой страны. По одной из легенд, Цейлон был раем, в котором жили Адам и Ева. По красоте своей остров этот и сейчас был бы как рай, если бы люди были слугами Божиими, а не демонскими. В последние несколько месяцев этот земной рай стал для меня адом из-за некоего доктора Какусанды. Этот доктор яростный противник всего европейского и даже европейской науки. Он лечит больных травами и амулетами. Травы он сам собирает по всей Индии и Тибету, а амулеты изготавливает в буддийских храмах из всякой всячины. И, к удивлению, пользуется успехом.

Местные жители считают его божеством. Буддист он фанатичный и часто подстрекает других буддистов нападать на христиан и грабить их.

До недавнего времени это еще можно было терпеть. Но с тех пор как он вернулся на Цейлон из своего последнего путешествия в великую Индию, стало просто невыносимо. Что могло так сильно озлобить Какусанду в Индии, не знаю; главное то, что он вернулся на Цейлон, как разъяренный тигр, готовый наброситься не только на нас, христиан, но и на брахманистов, и мусульман, и евреев, и фарси, и людей любой другой веры, кроме буддийской.

Каждый день он изрекает пламенные речи о том, что великая Индия находится в сплошном великом хаосе. Вся она расшатана. Вся духовно подавлена. Вся сплошная червоточина. Вся отравлена европейским атеизмом. Никто не держится истины, кроме буддистов. Буддизм спасет мир через него, Какусанду, объявляющего себя инкарнацией Будды, причем последней173 . Называет себя Майтреей, то есть мессией мира. Ты знаешь, что у буддистов было много своих мессий174 , как и у евреев. Только почему Какусанда говорит, что он последний мессия и что других больше не будет?

Пусть он будет этим, если ему хочется. Но он, как новый будда или последний мессия, проповедует войну против всех небуддистов и на Цейлоне, и в великой Индии, и во всем мире. Он искажает учение Гаутамы Будды с точки зрения метода. Жаждет, как Мухаммед, огнем и мечом истребить всех «неверных».

Удары этого нового мессии ощутил и я на своей спине. Потому и лежу сейчас в постели.

Веришь ли ты теперь, что Цейлон, этот Адамов рай, превратился в Каинов ад? И будешь ли еще в письмах повторять, как ты завидуешь мне, что я живу на Цейлоне?

Ca‹re. ,O Qeo/j met, Vmwn. ,Am»n. [Будь здоров. Господь с нами. Аминь.– Ред.].

Преданный тебе Пападопулос


45


Феодосий Мангала пишет игумении женского монастыря в Малабаре


Христос посреди нас.

Великая милость Божия направила меня на этот путь по твоим молитвам, честная мать игумения, и по молитвам твоих сестер. Я чувствую, что вы молитесь Господу Богу обо мне и что Господь Бог слышит ваши молитвы. Молитва — действительно реальная сила. В этом я убедился и несколько дней тому назад. Когда я и воевода Рама вернулись из страны Болгарии в Сербию, я однажды ночью на молитве воскликнул: «Господи, Иисусе Христе, услышь молитву моих духовных дочерей обо мне и открой мне еще какое-нибудь богатство в этом народе, которое бы нам, индийцам, было полезно для спасения душ наших».

И представь: утром, лишь только выйдя из дома, я встретил трех бородатых людей в крестьянской одежде. Все трое мне поклонились, и один проговорил:

— Мы хотели бы увидеть того из вас троих, пришедших из Индии, кто христианин, и пригласить его на наше молитвенное собрание.

— Я тот, кого вы ищете,— сказал я.— А кто вы, прекрасные господа?

— Никакие мы не господа, а слуги Господни,— сказал самый старший, седоватый человек с благостными влажными глазами.— Мы так называемые богомольцы175 , простые и неученые люди, единственное богатство которых — вера во Христа. И вот мы посланы позвать тебя на наш невежественный собор, чтобы ты рассказал нам о христианах в Индии. Ибо мы, как необразованные, ничего не знаем об этой стране, кроме того, что читали в житии святого апостола Фомы и святых Варлаама и Иоасафа, царевича индийского176 .

Я сразу пошел с ними. Собрание происходило в маленьком монастыре, который некогда служил убежищем для сербских рабов во времена турецкого владычества. Было там несколько сотен мужчин и женщин. Говорят, что иногда бывает и по несколько тысяч. Прежде всего все причастились в церкви, а затем начали собрание во дворе перед церковью. Что тебе сказать? Я себя чувствовал словно среди наших. Собрание длилось весь день и всю ночь до зари. Длилось бы и дольше, если бы завтра не был рабочий день. Ведь сейчас в Сербии время жатвы. Вчера было воскресенье и день святого великомученика Прокопия177 . Произносили речи — каждому дозволяется прийти и высказаться. Пели духовные песни — пели все в голос. Рассказывали о случаях, ясно свидетельствующих о том, что Бог управляет всем миром и судьбой каждого человека в отдельности. Что Он милует и спасает, но также и бьет и наказывает.

Беседы и пение, и снова беседы и пение. Рассказ о каком-нибудь чудесном событии и пение, и снова рассказ и пение. Затем вопросы и ответы и моление, а затем опять вопросы и ответы и моление. День прошел как час, и ночь до зари тоже как час. Меня слушали с самым большим вниманием. По ходу моего рассказа об Индии часто крестились и кланялись. Я понял, что они с любовью молятся Богу о нас. Богомольцы не какая-нибудь секта, а ревнители правой веры в Церкви Православной. Они строго соблюдают все посты, святят воскресенье, воздерживаются от всякого злого слова и хулы. Друг друга любят и помогают друг другу. Читают только Священное Писание и духовные книги. Живут среди мира, но они не от мира. Они готовы с радостью пойти на смерть за Христа. «Это и есть настоящие сербы»,— подумал я. Я нашел у них то, что соответствует великой сербской истории и славным задушбинам, которые мы видели на сербской земле.

Далее в ходе собрания они предлагали мне много вопросов, на которые я отвечал им. Когда я сказал им, что в Индии 360 миллионов человеческих душ, из которых нас, крещеных, мало, очень мало, одна женщина воздела руки к небу и воскликнула:

— Господи, Иисусе Христе, помоги Индии креститься и познать путь спасения! Если евреи отвергли Тебя и распяли, то пусть Индия примет Тебя и прославит, дабы и Ты ее прославил!

Произнеся это, она опустилась на колени. И весь народ, как зачарованный, пал на колена.

— Аминь,— воскликнул весь собор. Многие смахнули слезы с ресниц.

Это было моление сербов о моей милой отчизне Индии. Нимало не сомневаюсь в том, что и вы в Малабаре ощутите силу и радость от этой молитвы.

Твой молитвенник пред Христом Богом

Феодосий Мангала


46


Пандава из Бенареса пишет Раме Сисодии


Да дарует тримурти мир твоей душе, силу рукам и свет ногам.

Больше хочется мне сообщить тебе из этого святого города малые новости, чем большие. Ведь большие новости, будь они черные или светлые, больше волнуют душу. А душа должна быть спокойной, как луна, и чистой, как лотос.

Первая малая новость — это несчастье, которое случилось с европейскими туристами в горах над Бенаресом. С сотню их отправилось на охоту за тигром. Послали они загонщиков, ловких наших местных жителей, чтобы они издали распугали зверей, а сами ждали в засаде. Для ночевки они соорудили себе несколько шалашей из веток и листьев. Перепуганные тигры ринулись в сторону этих шалашей, но внезапно налетели на стадо слонов. Слоны помчались от тигров и затоптали эти шалаши. И так ночью во сне все охотники были насмерть потоптаны слонами.

Вторая малая новость. Наши индийские паломники организовали митинг за городом на берегу Ганга, митинг, какого не помнится в Бенаресе. Вынужден был и я пойти на это сборище. Весь Ганг был усыпан лодками, так что походил не на реку, а на базар. Я сидел в одной из лодок и слушал выступающих. Все они говорили под оглушительное одобрение массы о том, что надо ввести закон, который запретил бы европейцам и американцам доступ в наш святой город. Бенарес должен быть открытым только для индусов и буддистов, как Мекка для мусульман. В этом духе была составлена резолюция и отправлена вице-королю и Конгрессу в Дели.

И это тоже малая новость. Но вот большие новости. Вчера вечером пришли ко мне два нежданных гостя: Сундарар Даш и, главное, твой брат Арджуна. Представь себе!

— Это ты, Арджуна? — воскликнул я.

Арджуна молчал. Он весь иссох, как факир. Одет в оранжевую мантию бхикшу.

— Он это, он,— ответил Сундарар, улыбаясь.

Я сразу предложил им искупаться. А когда они искупались, я набросился на них с вопросами. Арджуна и дальше продолжал хранить молчание, серьезный и погруженный в свои мысли. Тогда Сундарар объяснил мне суть дела.

— Сначала,— сказал Сундарар,— расскажу тебе повесть о святом Албане. Албан был английским военачальником и тайным христианином. Это было в старые времена, когда христианские миссионеры только начинали сеять семена Христова учения в Англии. Язычники подвергали их страшным мукам, резали, как ягнят, и давили, как мух. Темницы были полны христиан. Среди них однажды оказался в темнице и гуру Албана, некий христианский священник. Албан очень страдал из-за этого и придумал план, как освободить своего наставника и духовного отца, пусть даже ценой собственной жизни. Однажды вечером он пришел к темнице в воинском одеянии и приказал тюремщику открыть ворота и впустить его в темницу. Нимало не колеблясь, тюремщик впустил военачальника внутрь. Албан бросился к своему учителю, стал лобызать его и затем скинул с себя воинское одеяние. Затем он облачился в мантию наставника, а его одел в свою одежду. Потом выпустил его из темницы, а сам остался вместо него среди узников. Когда это обнаружилось, Албан был приговорен к смерти.

— Прекрасная повесть,— сказал я,— и благородный рыцарь этот Албан. Но я не могу понять, какую связь это имеет с Арджуной и его освобождением из тюрьмы?

— Сейчас поймешь, — продолжил Сундарар. – Мой друг и единомышленник Кумара Рам — ты его помнишь?

— Как же мне не помнить знаменитого гималайского монаха?

— Так вот, Кумара Рам повторил отважный поступок святого Албана. Он вошел в темницу к Арджуне, одел его в свою мантию, а сам надел одежду Арджуны. Арджуна вышел из тюрьмы в обличье монаха, а Кумара Рам остался в тюрьме.

Я онемел от удивления.

— Но что сейчас будет? Разве обман не раскроется? Разве за Арджуной не помчится погоня? Разве Кумара не понесет наказание вместо Арджуны?

— Ничего, ничего. Мы не дети. Вот копия письма, которое Арджуна направил в суд через своего адвоката Махмуда Омара. Прочти его и верни, потому что Арджуна хочет отправить его и своему брату Раме. Арджуна надел монашескую одежду и не снимет ее. Он бхикшу, как и я.

Я взял письмо, прочел и вернул Арджуне.

— Карма! — воскликнул я.

«Карма!» — воскликнешь и ты, мой Рама.

Затем я спросил их:

— Значит, вы сейчас направляетесь в Гималаи, в пещеры отшельников?

— Не сразу. Мы дожидаемся третьего.

— Кумару?

— Кумару.

Вот тебе большие новости, и для тебя, и для меня, и для всей Индии.

Твой Пандава

47


Арджуна пишет своему брату Раме


Не стану утомлять тебя длинным письмом. Когда бы я захотел описать тебе все муки, которые перенес после нашего расставания в Индии,— муки внутренние и внешние, больше внутренние, чем внешние,— потребовалось бы мне бамбуковое дерево вместо пера и Ганг вместо чернильницы. Письмо, которое я направил в суд через моего адвоката Махмуда Омара, объясняет все вкратце. Посылаю тебе копию этого письма.

«Махмуду Омару, адвокату.

Салам, сахиб.

Когда ты будешь читать это письмо, я буду освобожден из тюрьмы. Не только из здания тюрьмы, в которую заперли меня люди, но и из тюрьмы, в которую я по безумию своему вверг свою душу.

Да не судит меня суд и да не осуждает. Я сам себя осудил намного строже, чем осудил бы меня суд земной. Я осудил себя на смерть, вернее на умирание, что тяжелее смерти. Я иду в Гималаи, чтобы умереть как саниязи. Я виновен в том, что связался с этой страшной женщиной-обманщицей. Виновен в том, что нарушил помолвку с Мирабай, дочерью честного воеводы Рамачандры. Виновен в том, что легкомысленно издал это воззвание к индийскому народу. Виновен, хоть и помимо воли, в смерти моей матери. Виновен перед всеми моими предками, славными Сисодиями. Виновен перед моим братом Рамой. Виновен перед всей Индией. Индия дала мне все, а я опозорил Индию. За такие преступления смерть — недостаточное наказание. Я должен не умереть, а умирать.

С сегодняшнего дня я бхикшу, а через несколько дней буду одинокий монах в гималайских лесных дебрях.

Прошу суд не наказывать Кумару Рама. Он мой избавитель, не только высвободивший меня из тюремных застенков, но и обративший к истине и пути. Всей Индии нужны такие люди, как Кумара Рам, сегодня даже больше, чем когда бы то ни было. Если бы суд приговорил его к темнице, Кумара только рассмеялся бы и сказал: “Да я же весь свой век провел во мраке гималайских пещер!”».

Вот такова моя карма, брат Рама.

Твой брат Арджуна


48


Пандит Гаури Шанкара пишет визирю махараджи Малабара


Ом, намо тримурти61 .

Я надоел своими многочисленными письмами из Европы нашему светлому махарадже — да сохранят его от злых духов всеиндийские аватары. Потому пишу тебе. А когда он будет в добром расположении и спросит о нас, тогда прочти ему это письмо.

Мы ни на день не собирались задерживаться в Сербии, а пробыли дольше, чем во Франции и Германии. Наш лондонский любитель Индии Митринович просил нас в Лондоне побывать на его родине в Сербии, и мы его послушали. И вот мы задержались в этой стране на шесть месяцев. Сейчас сентябрь, для сербов самая благоприятная пора, а для нас, индийцев, страшный холод. Просто невыносимо, особенно ночью. Но мы готовимся тронуться завтра в путь, на юг, а далее в Индию. Здесь люди не купаются каждый день, не говоря уже о том, чтобы мыться по несколько раз в день, как мы в Индии, и для нас это непривычно. Но это неудивительно, ведь они не потеют от жары так, как мы, а потому и не купаются.

О сербах могу еще сказать тебе, что это народ глубокий психологически, а по судьбе своей трагичный. Наступит время, когда будет всеми признано, что этот народ самый глубокий и самый трагичный во всей Европе. Если бы сербы остались верны своему патриархальному укладу, своим обычаям, своим законам и своим понятиям о человеке, семье и обществе, они стали бы самым счастливым и самым примерным народом из всех народов даже при своей трагичности. Мне кажется, что трагичная судьба сопутствовала им и постигала их именно из-за расстройства во всем этом. Расстройство пришло через европейскую школу, в которой обучались государственные служащие. Сербия не имеет своей школы, своего воспитания молодежи. Здесь — корень всех зол. Если когда-нибудь Сербия сможет освободиться от европейской школы и установить свой способ воспитания в духе вековых народных понятий, она снова исполнится духа святости и героизма, подобно сосуду, наполняющемуся и переполняющемуся медом или молоком и переливающемуся через край. Такая Сербия будет безмерно полезна и Европе, и нам в Индии.

А какова чужеземная, ненародная школа в Сербии, это ощутили и мы сегодня вечером. В зале университета был устроен «индийский вечер». Хотя Каллистрат настойчиво отговаривал нас идти на этот «вечер», мы все же пошли по желанию наших друзей доктора Ефима и Богдановича. Каллистрат ударял себя в грудь и восклицал: «Сейчас вы увидите сербский позор!».

С чего начать описывать тебе то, что не поддается описанию? Профессора и студенты из Софии, столицы Болгарии, написали своим друзьям в Сербию, чтобы те не принимали нас и не слушали, ведь мы якобы «английские агенты»! Представь себе! Мы даже не успели начать выступление. Сразу поднялся гам, крик, шум. Погас свет, и ад заклокотал. К нашему великому счастью, Каллистрат в темноте добежал до нас, схватил за руки и вывел на улицу. Пока мы удалялись, за нашими спинами слышалось клокотание ада несербской школы.

Это был настоящий танец Шивы! Ты знаешь, когда бог Шива разгневается, он поднимает вихрь среди людей.

. . .

А сейчас, когда я пишу это письмо, мои друзья укладывают вещи, чтобы завтра отправиться в путь. Каллистрат особенно настаивает на том, чтобы мы долее не задерживались. «Эти бесноватые могут завтра прийти и устроить перед этим домом демонстрацию». Мы вняли его совету.

Итак, через несколько часов мы покинем эту землю, но в сердце нашем никогда не угаснет любовь к сербскому народу. Пять столетий страдал этот народ от турецкой тирании178 , а сейчас страдает от тирании своих отчуждившихся сыновей. Народ необыкновенно глубокий, но крайне трагичный. Скажи мне, визирь, бывает ли глубина без трагедии? И есть ли слава без трагичной судьбы?

Да отнимет Васудева половину моего века и да дарует тебе.

Твой верный и преданный

Пандит Гаури Шанкара


49


Монах Каллистрат пишет со Святой Горы Митриновичу в Лондон


Дорогой мой Душан, мир тебе и радость от Господа Иисуса Христа.

Ни тебя, ни меня не послушал комитет по встрече высоких гостей из Индии. И устроили в университете «индийский вечер», на котором наши гости пережили разочарование большее, чем некогда доктор Джон Мот и Рабиндранат Тагор. Я едва спас им жизнь. Они не могли прийти в себя несколько часов. Дрожали и молчали. Однако на следующий день к ним вернулось хорошее настроение. Они получили удовольствие от вида огромных толп народа, пришедшего провожать их на вокзал. Грозные проклятия бросали люди в адрес университета как «логова всех зол», «оплота иностранщины», «отравителя сербского народа». Воздух сотрясался от криков и восклицаний. Люди подходили, жали руки нашим гостям и извинялись со словами: «Простите, это были не мы и это не сербский народ. Это иностранщина, без Бога и без души». Дети подходили и целовали им руки. Наши гости были тронуты до слез. Когда поезд тронулся, грянуло громогласное восклицание: «Да здравствует Индия! Да здравствуют индийцы! Счастливого вам пути! Приветствуйте Индию! Приезжайте к нам еще!».

. . .

Доктор Ефим и Богданович провели гостей до границ Сербии и вернулись, а я продолжил с ними путь к Святой Горе. Когда мы причалили к святогорской пристани Дафни, греческая полиция сказала, что некрещеные люди не могут быть пропущены на Святую Гору. Только Феодосий Мангала как христианин может сойти на берег, а двое других не могут. Тогда Мангала объявил, что он тоже не желает сходить на берег, оставляя своих друзей. Напрасно просили его Пандит Шанкара и воевода Сисодия, чтобы хотя бы он сошел и посетил монастыри Святой Горы. И поскольку наш корабль должен был плыть дальше, любезный игумен монастыря святого Пантелеимона179 предложил гостям свою лодку, чтобы они могли поплавать в ней вдоль святогорского полуострова, пока вопрос не решится в протате, в Карее180 . А я взял на себя труд пойти в протат и испросить благословение на их высадку на берег.

Когда я вошел в протат и стал просить, старцы объяснили мне, что такое решение было принято в прежние времена из-за злоупотреблений каких-то еврейских журналистов.

— Сделайте исключение в настоящем случае. Эти люди приехали издалека.

— Исключение может сделать только Царьградский181 Патриарх.

Постановили послать телеграмму Патриарху.

Тогда я отправился по твоему совету к отцу Христодулу. Но и тут тоже возникло препятствие. Отец Христодул несколько раз в год затворяется в своей келии и по сорок дней не общается ни с кем. Оказалось, он и сейчас в затворе. Написал я ему письмо о наших гостях, а он мне отвечает, что сожалеет о том, что не может их принять и побеседовать с ними. Но согласен в письмах ответить на их вопросы.

Вернулся я в Дафни и сообщил нашим гостям, что нужно ждать ответа от Царьградского Патриарха, но даже в случае если придет положительный ответ, они не смогут лично поговорить с отцом Христодулом, а смогут только общаться с ним через письма.

Они удовольствовались этим и сразу начали писать письма отцу Христодулу. Эти письма я отношу нашему великому духовнику, а его ответы приносит на лодку поп Боян. Знаешь, кто поп Боян? Это великая душа, осмелившаяся защитить наших индийцев перед университетом в Софии. Это тот герой, который открыто сказал нашим гостям, чтобы они остерегались трех типов людей на Балканах, а именно: дрипцев в Сербии, бай Ганьо в Болгарии и чапкунов в Македонии. Из-за этого он был изгнан из Болгарии и пришел на Святую Гору, к которой как вдовый священник издавна стремился. Мы с ним заодно, я и он. Я буду относить вопросы отцу Христодулу, а он будет приносить ответы нашим гостям. В это время наши гости не спеша плавают на лодке святого Пантелеимона вдоль Святой Горы и с восхищением осматривают старые монастыри этого единственного в мире монашеского государства.

Да осияет тебя Господь Духом Своим и да благословит.

Твой Каллистрат


50


Первое письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Честный отче, мы слышали о тебе и нам рекомендовали обратиться к тебе как к человеку, знающему и Индию и Европу, и индийские Веды и Христово Евангелие. И мы кланяемся тебе и просим ответить нам на наши вопросы.

Первый вопрос: От чего страдает Европа и от чего страдает Индия?

Второй вопрос: Может ли Индия ожидать спасения из Европы и Европа из Индии?

Третий вопрос: Содержится ли истина исключительно в одном «Верую» или в комбинации всех «Верую»?


Ответы монаха Христодула


На первый вопрос. Европа и Индия страдают одинаково от незнания. А незнание произошло от человеческой гордости. Индия никогда не знала верного пути, а Европа сбилась с верного на окольный путь.

На второй вопрос. Ни Индия из Европы, ни Европа из Индии. Ибо ни Индия не носитель истины, ни Европа. А спасение в истине, и оно может прийти и к Европе, и к Индии с той стороны, где истина, а это – Восточная Православная Церковь.

На третий вопрос. Истина не терпит комбинаций, не знает мешанины, не терпит уступок. Истина это истина, так же как арифметические формулы: 2 + 2 = 4; 5 + 5 = 10. Если бы дикари на каком-нибудь острове сказали: «2 + 2 = 6», а на другом: «2 + 2 = 8», в то время как просвещенные люди утверждали бы: «2 + 2 = 4», неужели мы стали бы созывать соборы во всех трех случаях, чтобы прийти к истинному знанию? Если бы мы так поступили, тогда мы сложили бы 6 + 8 + 4 и в результате получили бы 18. И сказали бы: «2 + 2 = 18». А это не отвечало бы действительности. Действительностью остается только одна-единственная формула: «2 + 2 = 4». Точно так же не может быть принята за истину сумма разных и противоречивых «Верую». Истина чувствительнее арифметических формул. Она не выносит ни чуточки неистины. Как наш человеческий глаз. Если хоть крохотный волосок попадет в него, глаз мутится и вид внешнего мира искажается. Попытки Рамакришны и его ученика Вивекананды соединить все веры в одну и таким образом «пополнить» истину были обречены в самом своем, хоть и весьма бурном, начале.


51


Второе письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Четвертый вопрос: Как может незнание произойти от гордости?

Пятый вопрос: Что ты думаешь об индийских богах?

Шестой вопрос: Кем ты считаешь индийских аватар, воплощением ли богов?

Седьмой вопрос: Как ты оцениваешь индийские священные книги: Веданту, Пурану, Упанишады и остальные?


Ответы монаха Христодула

На четвертый вопрос. Незнание происходит от гордости, когда человек полагает, что может своим умом и его усилиями охватить, или найти, или понять истину Божественного Откровения. Плата за такую попытку — незнание. Только один Бог может открыть и показать истину, ведь Бог — это истина182 . Это Тот, Кто подает свет и дождь, здоровье и жизнь, то есть то, что никто другой дать не может,— Он содержит истину в Самом Себе и дает ее людям, когда найдет это нужным. Он не дает ее гордым, самовлюбленным и дерзким, но смиренным, несебялюбивым и кротким. Этого Индия никогда не знала, а Европа забыла об этом.

На пятый вопрос. Бог один — святой, вечный, бессмертный, пречистый, всесильный, премудрый, всемилостивый. Кроме Него нет другого Бога ни на небе, ни на земле, ни под землей183 . Индийские боги — это демонские призраки, адские привидения, не имеющие милости и любви к людям. Индийских богов не существует. Они существуют не как боги, а как демоны под именем богов.

На шестой вопрос. В Индии аватарами называются люди, в которых являлись воплощенные боги, иногда это Вишну, иногда Брахма, иногда Шива, Васудева, Кришна и так без конца. Эти люди искали истину путем огромных усилий, физических и умственных, огромного самоистязания, постом, голодом, без жалости к себе. Они верили, что они, ограниченные, могут достичь Безграничного и смертные — Бессмертного. Здесь корень их гордости, из которой произросло незнание. Были ли они инкарнациями индийских богов, которые не суть боги,— не знаю. Но что ни один аватара не был инкарнацией Единого и Святого Бога, это мне нетрудно понять.

На седьмой вопрос. Веданту, Упанишады и прочую индийскую философию я оцениваю выше, чем философию греческую, и не из-за чего иного, как из-за страшного аскетизма ее создателей. И если бы люди должны были искать истину и спасение в человеческих философиях, а не в Божественном Откровении, тогда они должны были бы искать этого прежде всего в индийской философии. Но, к счастью, Бог открыл человечеству истину, помимо всяких человеческих усилий и предчувствий, и тем любую человеческую философию — и греческую, и китайскую, и индийскую — отверг как вымышленную и вредную184 .


52


Третье письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Восьмой вопрос: Что ты думаешь о реинкарнации?

Девятый вопрос: В чем причина индийского пессимизма?

Десятый вопрос: Что может спасти Индию от пессимизма?


Ответы монаха Христодула


На восьмой вопрос. С самых древних времен индийские мыслители считали этот мир бесконечным в пространстве и времени, то есть существующим без начала и без конца. Согласно этому, они не могли допустить существования другого мира, более светлого и лучшего, чем этот. Не могли они и представить себе какой-нибудь другой мир наряду с этим «бескрайним и вечным» миром. По этой причине, когда душа выходит из тела, ей некуда пойти, кроме как в какое-нибудь другое тело в этом мире как единственно существующем. В этом бесконечном и вечном мире пребывают и «боги», и люди. Ведь этот мир без окон и без дверей. Мир, следовательно,— это самсара, круговорот богов, и полубогов, и людей, и всей живности.

На девятый вопрос. Причина индийского пессимизма — это то, о чем мы уже сказали: понимание мира как бесконечного в пространстве и времени. Из него некуда выйти. В нем равны рабы, и боги, и люди — в самсаре без выхода, в круговороте без начала и конца, в существовании без надежды. В подобном ужасном видении мира кто не стал бы пессимистом? И в самом деле, Индия — родина пессимизма. Носитель и учитель пессимизма в Индии не один человек, философ, как в других странах, но целый народ, причем народ, состоящий из сотен миллионов душ, на протяжении тысяч лет. Действительно жутко! Между тем, исходные основания, из которых произрос мрачный пессимизм,— это человеческие вымыслы и демонские обманы.

На десятый вопрос. Индию спасет от пессимизма истина. Не «истина» от людей, а истина от Бога. Когда Индия познает истину, которая от Бога, она поймет и свои вековые заблуждения и отринет их. Когда Индия осознает, что этот мир имеет своего Творца, имеет свое начало и свой конец, что существует иной мир, в котором нет болезни, ни печали, ни воздыхания185 , тогда всеобщая радость развеет отчаянный пессимизм в ней, как свет уничтожает тьму.

Тогда индийцы отвергнут и ложное учение о реинкарнации. Ибо им станет понятно, что душа, когда выходит из своего тела, уходит из этого ограниченного мира в иной мир, в свое царство, откуда она и возникла, а не будет бесконечно переселяться из тела в тело.


53


Четвертое письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Одиннадцатый вопрос: Разве индийская божественная троица, тримурти, не подобна христианской Святой Троице?

Двенадцатый вопрос: И разве индийские боги не подобны христианским Ангелам?

Тринадцатый вопрос: И разве индийские аватары не подобны христианскому Мессии или христианским святым?


Ответы монаха Христодула


На одиннадцатый вопрос. Только числом три похожа индийская троица, или тримурти, на христианскую Святую Троицу, и ничем больше. Брахма, Вишну и Шива никакие не сродники, они скорее, компаньоны. Каждый из них имеет жену, а кто-то, как Шива, даже много жен. Они очень часто противодействуют друг другу, так что один созидает, а другой разрушает. Совершенно иное — христианская Святая Троица. Это и сущностное, и духовное, и нравственное единство Отца, и Сына, и Святаго Духа. Самое тесное и нераздельное сродство; единство в троичестве и троичество в единстве. В историческом плане не случалось и не могло случиться так, чтобы Отец желал чего-нибудь, чего не желал бы Сын, или чтобы Дух Святый совершил что-либо помимо воли Отца и Сына. Тримурти — это три бога с тремя именами, какими были некогда в Египте Осирис, Изис и Хорус186 , действовавшие в смертельной ненависти. Святая же Троица — это один Бог с одним именем. Имя Ему — Бог, а Отец, Сын и Святый Дух — это выражение Его внутренних отношений.

На двенадцатый вопрос. Индийские многочисленные боги нимало не похожи на небесных Ангелов. Ведь они силы тьмы, а Ангелы — силы света. У них разные воли, а Ангелы исполняют лишь одну волю – волю единого Бога.

На тринадцатый вопрос. Аватары не подобны Мессии. Почему? Потому, во-первых, что аватар много, а Мессия один. Затем, аватары люди, а Мессия — Бог, Сын Всевышнего Бога. Аватары думали спасти людей своей логикой и ничего не смогли; Мессия спас человечество истиной, любовию и самопожертвованием. Если бы о мессиях должно было говорить во множественном числе, как об индийских аватарах, тогда род человеческий никогда бы не увидел своего истинного Спасителя. Я весьма сожалею, что индийцы ожидают прихода все новых и новых аватар, как евреи ждут и провожают одного за другим своих ложных мессий. Множеством аватар или мессий индийцы стали подобны евреям, которых они, вообще говоря, не выносят.

Не подобны аватары и христианским святым. Каждый индийский аватара прибавлял учение к учениям и слова к словам, порой и в противоречие прежним аватарам, в то время как христианские святые все, от первого до последнего, придерживались одного учения и следовали одним путем. А это учение и путь Иисуса Мессии. Каждый аватара представлял себя как воплощение того или иного индийского бога, а между тем наши святые признавали только одного воплощенного Бога, Господа Иисуса, от начала и до конца человеческой истории.


54


Пятое письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Четырнадцатый вопрос: Разве индийские монахи, аскеты не похожи на христианских монахов, скажем, на вас на Святой Горе?

Пятнадцатый вопрос: И разве индийские факиры не то же самое, что и христианские чудотворцы?

Шестнадцатый вопрос: И разве индийский народ вообще не аскетический народ, как, например, православные народы?


Ответы монаха Христодула


На четырнадцатый вопрос. В самом деле, аскетизм индийских монахов поражает. Такого самоистязания и самоотречения история не знала ни у одного нехристианского народа. Но для чего это? Чтобы достичь безразличия к боли и радости, к сладкому и горькому, к жизни и смерти и перейти в вечную нирвану, то есть небытие. А аскетизм христианский — ради Царства Небесного. Христианские монахи изнуряют тело, чтобы душа стала чистой и свободной от ветхости и чтобы, став таковой, исполнилась Святым Духом Божиим и удостоилась бессмертной жизни в Царстве Небесном. Следовательно аскеза в Индии, — ради уничтожения жизни вообще, в то время как аскеза у христиан — ради стяжания лучшей жизни, жизни вечной в Царстве Отца нашего Небесного.

На пятнадцатый вопрос. Индийские факиры проделывают разные фокусы с тем, чтобы люди их прославляли, а не для того, чтобы людям как своим братьям помочь. Христианские святые творили и творят чудеса не ради своего имени, а во имя Христа, и не ради своей славы, а во славу Христову, и не для того, чтобы показаться перед людьми чудотворцами, а чтобы помочь людям как своим братьям в их бедах. Известно, что христианские святые убегали человеческой славы и прятались от тех, кто их прославлял.

На шестнадцатый вопрос. В самом деле, индийский народ более постнический, чем многие другие народы. Но не так, как православные народы, ведь цели поста здесь, как мы прежде сказали, совсем различные. И именно из-за своего постничества Индия предопределена Господом Богом к тому, чтобы легче принять Христово учение и полнее и искренне изменить свою жизнь.

55


Шестое письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Из твоего ответа на наш шестнадцатый вопрос мы поняли, что ты предвидишь некую великую миссию Индии в будущем. Потому задаем тебе следующие вопросы.

Семнадцатый вопрос: Как Божий человек, действительно ли ты провидишь для Индии некую великую роль в грядущем?

Восемнадцатый вопрос: Как следовало бы Индии подготовиться к такой роли?

Девятнадцатый вопрос: Кто бы мог помочь ей сейчас в этом приготовлении?


Ответы монаха Христодула


На семнадцатый вопрос. Великая и славная роль ожидает Индию в будущности, причем недалекой. Не забыл Бог свою Индию, но у Него есть определенные сроки, когда Он выводит отдельные народы, будто скрытые за кулисами, на великую сцену мировой драмы, и все это идет по Его Божественному порядку.

На восемнадцатый вопрос. Не может Индия сама, своими слабыми силами подготовить себя к великой будущности. Но Небесный Бог даст ей мудрости и сил через Своих святых слуг, чтобы они приготовили ее… Подготовка заключается в познании единого истинного Мессии, Спасителя людей, Богочеловека Иисуса Христа и в крещении во имя Его ради очищения от всего греховного прошлого и проклятой кармы.

На девятнадцатый вопрос. Индии сейчас может помочь только один маленький православный народ; маленький, говорю, потому что у Индии нет доверия к большим народам с их империалистическими устремлениями и экономическими и политическими аппетитами; православный, говорю, потому что только в православных народах сохранено чистое и святое христианство.


56


Седьмое письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Двадцатый вопрос: Почему Восточная Православная Церковь не посылала до сих пор своих миссионеров в Индию?

Двадцать первый вопрос: Что принес бы Христос Индии?


Ответы монаха Христодула


На двадцатый вопрос. Первая православная миссия была в Индии в первом столетии христианской эры. Ее представляли святой апостол Фома и его последователи. Эта апостольская миссия имела значительный успех, но была задушена многобожниками и мусульманами. Осталась лишь одна ее маленькая группа в Малабаре, которая существует и поныне. Следующие восемь столетий Восточная Православная Церковь провела в страшной борьбе с еретиками, из которых последними стали римокатолики. Затем Бог попустил порабощение православных народов турками в Малой Азии и на Балканах и монголами в России. За время этого порабощения западные народы окрепли, создали империи и завладели всеми континентами, и Индией тоже. И только их христианские миссии имели доступ к покоренным народам. Но без успеха. Ибо где кресту предшествует меч, там крест ненавидят. Только теперь народы Восточной Православной Церкви в состоянии подняться для служения своим братьям в Индии.

На двадцать первый вопрос. Один только Христос может сбросить покров мрака с индийского человечества, разрешить его от демонских оков, искупить карму, развеять пессимизм, внести радость жизни, открыть видение Небесного Царства как цели земного существования, препоясать силой и напоить Своей любовию всю Индию.

На двадцать второй вопрос. Будущая Христова Индия представляется моему духовному взору голубицей, крылья которой залиты смолой, и не может она полететь ни вверх, ни вперед. Когда Христос ее омоет и очистит, и Своею Кровию напоит, и на руки Свои возьмет, тогда она полетит, к радости своей и к радости святых небес и всех Божиих народов.


57


Восьмое письмо индийской миссии монаху Христодулу и ответ на него


Двадцать третий вопрос: Кто стал бы в Индии наибольшим противником Восточной Православной Церкви?

Двадцать четвертый вопрос: Кто со стороны Европы мог бы мешать работе истинно православной миссии в Индии?

Двадцать пятый вопрос: Могли бы святогорские монахи прийти в Индию как христианские миссионеры?


Ответы монаха Христодула


На двадцать третий вопрос. Наибольшими противниками миссии нашей Церкви в Индии были бы теософы и оккультисты, которые полагают, что нашли ключ к мудрости в смешении и сложении всех религий и всех философий; которые считают, что истина во множестве, а не в чистоте. А вы знаете, что мешок пыли не умножает ценности крупицы золота, зарытой в этой пыли.

На двадцать четвертый вопрос. Со стороны Европы мешали бы работе православных миссионеров все те, кто добился только одного: чтобы индийцы возненавидели христианство.

На двадцать пятый вопрос. Святогорские монахи по собственной воле никогда ни шагу не ступят со Святой Горы. Но Бог, Который по Своей воле движет и звездами небесными, может подвигнуть и кого-нибудь из нас, бедных монахов, на дело, которое Ему благоугодно.

Простите, господа, меня, грешного и недостойного

Христодула


58


Феодосий Мангала пишет Церкви в Малабаре


Христос посреди нас!

Есть и будет вовеки!

Святая Гора! К сожалению, мы, бедные христиане в Малабаре, никогда не слышали о Святой Горе. А я, к моей великой радости, на Святой Горе уже целый месяц. Первые пятнадцать дней нам не разрешали сойти на берег в это райское монашеское государство, и это из-за моих некрещеных друзей, но потом пришло исключительное дозволение Царьградского Патриарха. Пятнадцать дней мы жили в лодочке, тихо плывшей у берегов Святой Горы. Это время мои друзья Пандит и Рама использовали, посылая различные вопросы знаменитому монаху Христодулу, от которого получили весьма интересные ответы.

Царство без короны, государство без армии, страна без женщин, богатство без денег, мудрость без школы, кухня без мяса, молитва без конца, связь с небесами без перерыва, славословие Христу без устали, смерть без сожалений — вот вам Святая Гора Афонская. О, какое счастье было бы для Индии, крещеной и некрещеной, если бы ей можно было совершить обмен и отдать Гималаи за Святую Гору! Ведь на Святой Горе тысячи и тысячи христианских монахов держатся одной веры, исполняют одно правило, питают одну надежду — надежду на Небесное Царство, и признают одну Защитницу своей земли — Пресвятую Богородицу.

Нам удалось посетить десять из двадцати главных монастырей и множество малых монастырей и келий, а также несколько пещер. В нашу честь звонили колокола и возносились церковные песнопения. Мои спутники были просто очарованы. Пандит Шанкара сказал:

— Если бы вся Европа имела в себе дух Святой Горы, она была бы мирной и счастливой; и Индия тогда могла бы любить Европу.

В монастырских трапезных на стенах мы читали следующие четыре монашеских правила: «Целомудрие. Воздержание. Послушание. Безмолвие».

В каждом монастыре есть свой особенный духовник — искусный старец, который для других монахов то же, что родитель для детей.

Любовь — конечная цель всех монашеских подвигов на Святой Горе, любовь к Богу и любовь к ближним.

Я чувствовал себя счастливее и радостнее всех. Только огорчил меня один монах: он сказал мне, что мы, малабарские христиане, придерживаемся какого-то еретического учения. «Вы должны исправить это,— добавил он со всей любовью и лаской,— ведь Божия истина не терпит ни одной соринки неистины». Может быть, и вас это огорчит. Но я от своего и от вашего имени дал слово, что мы отвергнем всякое учение, которое Святая Гора считает еретическим. Мы хотим чистой и святой истины. И именно из-за этого мы вошли в конфликт с римокатоликами, ибо не хотели признать их измышлений как в отношении вероучения, так и в отношении церковного управления и устава.

Каждый монастырь здесь имеет свою ризницу и костницу. В ризницах хранятся драгоценности, святыни и рукописи святогорских мудрецов. В костницах — кости умершей братии. Завтра день поминовения усопших. Каждую субботу в костницах совершаются Божественные службы. Хотя это лишь мертвые кости, но хранятся они с почетом, ведь наступит день, когда вострубит труба Архангела и все кости оживут, как было возвещено и предречено187 .

Последний день нашего пребывания в этой пречудной земле стал для нас и самым радостным. Это был день, когда монах Христодул вышел из своей келии после сорока дней добровольного заточения. Он в тот день принимал монахов, которые, как пчелы, слетелись со всей Святой Горы, чтобы его увидеть и услышать. Каллистрат упросил его, и он принял и нас.

Мы не говорили долго. Этого нам не нужно было. Слаще было глядеть на лик этого человека-агнца. Я в жизни своей не встречал человека столь кроткого и благостного и в то же время преисполненного достоинства. «Вот человек!» — подумал я в себе. Мои друзья перешептывались:

— Аватара!

Его грустные глаза смотрели вдаль. Он и есть человек из дали, человек с небес, а не от мира сего.

При расставании он пал ниц и трижды поклонился нам.

Мы втроем воскликнули, будто сговорясь:

— Приходи к нам в Индию. Нам нужен такой человек.

На его грустные глаза навернулись слезы, и он ответил:

— Я покойник. Один лишь Христос живет во мне. Что Христос благоизволит, то и будет…

До скорого свидания.

Преданный вам Феодосий Мангала


59


Пандава из Бенареса пишет Раме Сисодии


Желаю мира, блаженный мокша, душе твоей и света ногам твоим.

Вот новость, которая поразит тебя, как поразила и меня.

Пришел в Бенарес Кумара Рам, бхикшу. Этот многолюдный город встречал его, как царя. Ведь вся Индия узнала об его подвиге: как он вошел в тюрьму и дал возможность твоему Арджуне выйти, а сам остался в ней. Мы все с величайшим нетерпением ждали, что сделает суд: что с Арджуной и что с Кумаром. Боялись мы вынесения сурового приговора и одному и другому. Между тем, после того как Махмуд Омар прочитал суду исповедное письмо Арджуны, суд Арджуну освободил, а от подвига Кумары судьи пришли в умиление, посмеялись и распорядились выпустить славного бхикшу из тюрьмы.

— Такое мог выдать только Кумара Рам,— говорили в суде.— Это как раз в его духе.

Это финал одного действия драмы, но начало другого, как мне кажется, еще более драматичного. Пришли они ко мне все трое: старый Сундарар Даш, Кумара и Арджуна Сисодия. Сундарар и Кумара были радостны, а Арджуна оставался серьезным и задумчивым. А если бы ты знал, что они у меня рассказали! Нечто такое, что скоро раскатится по всей Индии, как гром Индры.

Когда Кумара был выпущен из темницы, он пошел в Малабар. Написал Сундарару и Арджуне, чтобы поспешили к нему. Когда они сошлись, то пошли втроем к христианскому митрополиту и заявили о своем желании стать христианами. Митрополит Фома, который питает великое почтение к светлому махарадже, оставил гостей в своем доме и направился в Траванкор. Явился он к махарадже и сообщил ему о намерении своих гостей.

— Светлый махараджа, эти трое — известные и авторитетные люди во всей Индии, и я не хочу ничего предпринимать, не известив тебя. Ведь ты высоко ценишь всех людей веры и судишь одинаково и брахманистов, и буддистов, и нас, христиан.

Махараджа ответил:

— Делай что хочешь с двумя бхикшу, а Арджуну пошли ко мне для беседы. Он кшатрий, как кшатрии и все мы, махараджи Индии.

Когда Арджуна явился к махарадже, тот посоветовал ему отказаться от своих намерений.

— Истина в наших Ведах, истина не во Христе,— сказал ему махараджа.

— Не может быть двух истин, светлый махараджа, истина только одна,— решительно ответил Арджуна.

Митрополит окрестил Кумару, а остальных двоих принял как оглашенных. Ведь Кумара издавна знаком с верой Христовой, а Сундарар и Арджуна должны еще учиться ей и подготовиться ко крещению.

— А сейчас? — спросил я.

— Сейчас мы идем в Гималаи, все втроем,— ответил Кумара.— Я назначен Церковью наставить этих двух братьев спасоносной науке Христовой. Вот из этих книг. После этого я отведу их в Малабар, чтобы они крестились и таким образом очистились от всякого греха.

Тут Кумара вынул из котомки маленькую книгу, окованную серебром, перекрестился и поцеловал ее.

— Это Евангелие, или Радостная Весть, Господа Иисуса, единого истинного Мессии. А другие книги — это жития святых мужей и жен, мучеников Христовых.

И тогда Кумара стал читать Евангелие и объяснять, красноречиво и убедительно, как только он умеет. Я воскликнул:

— Ты, Кумара, будто хочешь и меня обратить ко Христу?

— О, если бы тебе посчастливилось, Пандава. И о если бы все миллионы индийцев обратились к единственной Истине, единственному Пути и единственному Спасению!

Ануширвана… Чуть не забыл. Они сказали мне, что и сын Пандита Гаури Шанкары, твоего спутника, последовал их примеру. Они обрадовались, но уговорили его подождать возвращения отца. За тем дело и стало.

Я словно в каком-то бреду и лихорадке. Да и вся Индия в бреду и лихорадке. Кто нас освятит? Кто нас исцелит?

Твой верный Пандава


60


Монах Каллистрат пишет со Святой Горы доктору Ефиму в Белград


Мир тебе и радость от Господа Иисуса Христа.

Вернулся я на Святую Гору из мира со множеством ран на душе. Я должен буду долго лечить свою душу, пока не верну себе ту ясность, цельность и силу, какую имел ранее. Вот и я пережил то, что переживают все наши монахи, когда выходят со Святой Горы в мир. Они не могут после этого годами вернуться в себя. Словно я наелся полыни, настолько я преисполнен горечи.

И ты влил достаточно горечи в мою душу. Послушал других, а не меня и устроил нашим милым гостям из Индии этот стыд и срам в университете. Но да простится тебе все. Да простится и всем остальным, кто добавил свою каплю горечи в мою душу. Сейчас я немощен и не способен к подлинной молитве. Но если Господь вернет мне то, что я раньше имел и чем был, я буду за всех вас, друзей, точно так же, как и за недругов, деннонощно молиться Богу и Святой Пречистой Богородице.

Извещаю тебя, что сегодня утром мы проводили наших индийских гостей. Переночевали они в монастыре Ксиропотам188 и утром спустились в Дафни. Никто их не провожал, кроме меня и попа Бояна. Ты знаешь, что святогорцы не любопытны. С трудом может кто-нибудь и что-нибудь нарушить их глубокий душевный мир. Хотя все они в своих монастырях были к этим редким гостям любезны и предупредительны. Наши гости переполнили свою поклажу подарками со Святой Горы. Поп Боян, принятый сейчас в послушники старца Христодула, принес им от него кое-какие святогорские поделки на память о Святой Горе.

Они стояли на палубе, а мы на берегу, и махали друг другу руками.

Пандит Гаури Шанкара сказал:

— Мы никогда вас не забудем!

Воевода Рама Сисодия воскликнул:

— Приезжайте к нам в Индию. И пусть к нам приезжает великий духовник Христодул!

Феодосий Мангала, глотая слезы и запинаясь, проговорил:

— Молите Христа Бога о нас… Приезжайте… Индия ждет вас. Индия требует вас.

Тогда мотор затарахтел, а я, не зная, что еще сказать им, продекламировал эти стихи господина Богдановича:

Индия древняя, земля, дорогая для нас,

Земля, дорогая для нас, земля всех сокровищ,

От стебля твоего и мы ветвь,

И мы дети Индостана…

Да благословит тебя Господь Иисус Христос.

Монах Каллистрат


P.S. Если хочешь, напиши обо всем Митриновичу и поприветствуй его от моего имени. Ибо я с сегодняшнего дня перестаю писать кому бы то ни было. Я должен лечить свою душу от мирской горечи. С Богом.