Поэтическая система Анны Ахматовой

Вид материала

Статья

Содержание Жирмунский В.М.

Подобный материал:

• Тературе нового времени "женская"поэзия- поэзия Анны Ахматовой, 411.17kb.
• Отражение биографии Анны Ахматовой в ее произведениях курсовая по литературе, 181.62kb.
• Тема урока : Лирика Анны Ахматовой, 39.51kb.
• «А. Блок. Влияние творчества А. Блока на поэзию Анны Ахматовой», 219.85kb.
• Влияние творчества Александра Блока на поэзию Анны Ахматовой, 332.51kb.
• «Мне дали имя при крещенье Анна, 177.09kb.
• Тема «невстречи» в «Поэме без героя» Анны Ахматовой, 99.59kb.
• О цветах в поэзии А. А. Ахматовой, 11.78kb.
• Основные темы и идеи лирики А. А. Ахматовой Какие ассоциации приходят на ум при упоминании, 29.32kb.
• Советского района саратовской области «это было со мной и с моею страной» ( поэзия, 68.53kb.

Поэтическая система Анны Ахматовой

Ирина Захариева

Из книги: Ирина Захариева. Русские поэты ХХ века: феноменальные эстетические структуры. София, 2007, с. 97-102. Статья отредактирована автором для электронного издания.

Поэтика Анны Ахматовой (1889-1966) предстает в ретроспекции как развивающаяся целостность, и в ней находят отражение творческие принципы русской поэзии периода 1910-х - 1960-х годов.

Основное отличие подлинного творца в пору профессионального созревания – поиск художнической самобытности. С первых же шагов в поэзии она заговорила языком, новизну которого почувствовали и читатели, и критики.

После появления в печати первых двух ахматовских сборников „Вечер” (1912) и „Четки” (1914) литературовед Виктор Жирмунский отметил в стихах молодого поэта „черты вечные и черты индивидуальные, не укладывающиеся до конца во временны'е и исторические особенности поэзии сегодняшнего дня”. Ученый сближал поэтику ранней Ахматовой по линии „эпиграмматичности словесной формы” с поэтикой французского классицизма, но отмечал у нее непривычное для французов качество: в ахматовских стихах „даже в наиболее обобщенных сентенциях – слышен личный голос и личное настроение”.¹

Первые сборники показывали, что авторское Я выдвигается у Ахматовой на первый план, и она ищет способы создать текстовой художественный эквивалент душевной жизни своей лирической героини. Уже в 1915 году критик Николай Недоброво (1882-1919) заговорил об „ахматовской школе” в русской поэзии. В петроградском журнале „Русская мысль” он поместил статью „Анна Ахматова” (1915, № 7). Творческая новизна поэта связывалась с тем, что у нее эмоции порождали драматургичность и живописный колорит стихотворного текста, т.е. лирика вовлекала в себя и другие виды искусства. В 1922 году в „Письме о русской поэзии” Осип Мандельштам отметил, что Ахматова переносит в лирику приемы психологической прозы И.С.Тургенева, Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского.² Разнообразными средствами Анна Ахматова формировала в лирической поэзии иносказательную стилистику: душевные движения и состояния героини прозревались за пластикой ее жестов, за личностным восприятием окружающей обстановки.

Борис Эйхенбаум обращал внимание на устойчивость художественного метода ранней Ахматовой, утверждавшей иное отношение к поэтическому языку, по сравнению с предшествующим, символистским периодом русской поэзии: „Чувство нашло себе новое выражение, вступило в связь с вещами, событиями, сгустилось в сюжет”.³ В противовес экстенсивной энергии слова у символистов Ахматова утверждала интенсивную энергию слова, добиваясь лаконизма выражения. Она реформировала в нужном ей направлении стилистику, поэтический синтаксис, метрическую систему. Все было подчинено тому, чтобы заменить самоцельную музыкальность словесной стихии, присущей символистам, доверительной разговорной беседой в раскованной стихотворной форме. Философию жизни, философию чувства она выражала поэтическими афоризмами / напр., „Сколько просьб у любимой всегда! / У разлюбленной просьб не бывает”/. ⁴ Возникало то, что называют миниатюризмом ранней Ахматовой.⁵Аналитики, разбирая ее синтаксис, замечали, что у нее и междометия, и союзы нагружены смысловыми акцентами. Сокращалось число глаголов и разрастались эпитеты, раскрывающие „пластическую жизнь вещей”. ⁶

После выхода сборника „Четки” Николай Гумилев пытался обнажить механизм драматургичности ее лирики. В статье „О „Четках” Анны Ахматовой”/1914/ обращалось внимание на то, что поэт „… почти никогда не объясняет, она показывает”. Критик выделял и некоторые частности авторских приемов: „сопоставление прилагательного, определяющего цвет, с прилагательным, определяющим форму: „… И густо плющ темнозеленый / Завил высокое окно”; повторение в двух последних строках, удваивающее наше внимание к образу: „…В снежных ветках черных галок, / Черных галок приюти”. ⁷

Организационно Ахматова причисляла себя к кругу акмеистов, т.к. считала, что художнику следует осознавать свою принадлежность к определенному эстетическому течению. Акмеистами руководило сознание необходимости обновления арсенала современной поэзии. У символистов они замечали инфляцию стиля и шаблонизацию приемов. Усилия новых адептов словесного искусства были связаны с высвобождением поэтического языка из плена мистической призрачности.

Демократизируя лирику по форме, молодая Ахматова обогащала ее смысл. Сборник „Четки” /1914/ сделал ее знаменитой: за последующие десять лет книга выдержала девять изданий, в том числе трижды была переиздана в Берлине. В условиях новых требований к искусству она выводила поэзию к земной реальности, но признаки реалистического метода в ее поэзии были усложнены в философском и психологическом отношении завоеваниями не только прозаиков ХІХ века, но и /декларативно осуждаемого/ символизма.

Последующие стихотворные сборники „Белая стая”/1917/, „Подорожник”/1921/ и „Anno Domini MCMХХІ”/1922/, по оценке критиков, отводили Ахматовой первое место в современной русской поэзии /Корней Чуковский и др./. „Златоустая Анна всея Руси” – назвала ее Цветаева еще до выхода „Белой стаи”.⁸ Но после 1923 года последовала вынужденная пауза, равная десятилетию. А с середины тридцатых годов начинается новый этап творчества Анны Ахматовой. Она сама неоднократно упоминала о зашифрованности многих своих стихотворных текстов послереволюционного периода: „Но сознаюсь, что применила / Симпатические чернила… / Я зеркальным письмом пишу, / И другой мне дороги нету…”.⁹ Ее голос становится поэтическим эхом русского народа / „Я была тогда с моим народом, / Там, где мой народ, / к несчастью, был”/. Но эхо пробивалось сквозь десятилетия официальных запретов. И все же она сожалела не о себе, а о писателях-эмигрантах: „Общеизвестно, что каждый уехавший из России увез с собой свой последний день”.¹⁰

Натуре Анны Ахматовой, в плане духовно-эмоциональном, присущи такие качества, как сознание слитности с родной землей, чувство времени, стихийный историзм, дар прорицания. Эволюция ее поэзии тридцатых – шестидесятых годов заключалась в расширении эпического содержания при сохранении лиризма. Историческая память, преломляясь в личности творца, выступала главным концептуальным образом ее лирики. Она чувствовала необходимость в обновлении средств выражения. Творческая система Ахматовой 1930-х - 1960-х годов - иное явление эстетики, по сравнению с ее ранней лирикой.

Общественная тематика и проблематика входит в ахматовскую поэзию, преобразуя в первую очередь ее стиль, самый чувствительный и подвижный компонент авторского метода. С одной стороны, ее стиль продолжает демократизироваться, широко вбирая в себя разговорную речь, включительно просторечие.¹¹ Расширяется использование фольклора: мотивы, образы, метрика. С другой стороны, ахматовский стиль архаизируется в книжном духе, в тональности слышится ораторская торжественность. Количественно нарастает применение мифологем, связанных с Библией, с мировой литературой. Множатся эпиграфы, цитации, инертекстуальные переклички. Литературность, книжность сосуществует в ее поэзии с разговорностью, с одухотворенным бытовизмом, с житейской мудростью.

В жанровом отношении осуществляется тенденция укрупнения жанровых форм. Циклизируются стихотворения с эпическим содержанием /цикл „Ветер войны”/; стихотворные фрагменты тяготеют к жанру поэмы /”Реквием”/; ¹² поэма разрастается в стихотворный роман /”Поэма без героя”/.

В области метрики стиховед Михаил Гаспаров отметил у поздней Ахматовой „нарастание ямбов и падение хореев”. Ямбическую окраску ее стиха 1950-х - 1960-х годов исследователь объяснял возросшим пафосом гражданственности в ее творчестве.¹³ Добавим, однако, что до конца ей было свойственно соединять двухсложные размеры с трехсложными: анапест с ямбом, дактиль – с хореем, что придавало стиху интонационную гибкость. И она продолжала использовать „дольник”, особый вид акцентного стиха, преодолевающего размеренность силлабо-тоники /дольник связан с цезурой внутри стихотворной строки/. По наблюдениям Виктора Жирмунского в его книге „Теория стиха”, употребление „дольника” в русской поэзии начала ХХ века расширилось после опубликования сборника Александра Блока „Стихи о Прекрасной Даме”. Иного мнения придерживался Борис Томашевский. Ученый настойчиво употреблял словосочетание „ахматовский дольник”, имея в виду закрепление и расширение использования „дольника” в поэзии Анны Ахматовой.¹⁴ Пример использования „дольника” в лирике поздней Ахматовой: „Живым изменницей была / И верной – только тени” / „Из большой исповеди”, 1963/.

Более всего сил и энергии отдала Анна Ахматова „Поэме без героя” – своей неотлучной спутнице с 1940 года и до заката дней. Существует ахматовская „Проза о поэме”, из которой явствует, что произведение обладало способностью „подчинять себе” чувства и мысли автора. В период 1935 – 1940 годов /одновременно с „Поэмой”/ создавался и „Реквием”, долгие годы существовавший в устной форме – в памяти поэта и ее самых преданных друзей. В этих двух произведениях, - особенно в „Поэме без героя”, - поэтическая система Ахматовой получает свою завершенность.

В „Поэме” изображение типологизировано; развитием основной сюжетной линии движет личностно претворенный дух историзма. Лирико-эпическими средствами поэт создает художественную летопись пережитого страной и лирической героиней /”Из года сорокового, как с башни, на все гляжу” – из вступления к „Поэме”/. В автокомментарии поясняется, что поэма „незаметно приняла в себя события и чувства разных временны'х слоев…”.¹⁵ Абсолютное владение формой приводит к тому, что стирается грань между стихами и прозой.

Анна Ахматова вполне владела кларизмом: многим ее стихотворениям присуща ясность поэтического выражения. Но в сороковых годах, в процессе работы над „Поэмой без героя”, она обратилась к завоеваниям, казалось бы, преодоленной ею символистской поэтики. Многие места в произведении по-символистски зашифрованы. В основе композиции „Поэмы” заложен символистский принцип симфонического построения вещи. Принцип заключается в следующем: выделяются основные повторяющиеся мотивы, подобные музыкальным, и далее эти мотивы развиваются – в параллельном звучании, в столкновениях и переплетениях. Временами стихотворный текст напоминает либретто к музыке, что осознается самим автором /см. „Прозу о поэме”/.

В формальном отношении музыкальность усилена специально изобретенной для поэмы строфой, которую называют „ахматовской строфой”. Она шестистрочна и рифмуется по схеме: а-а-в-с-с-в:

А веселое слово – дома –

Никому теперь не знакомо.

Все чужое глядит в окно.

Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке,

И изгнания воздух горький

Как отравленное вино.

/из „Эпилога”/

При увеличении числа строк „система рифмовки варьируется, появляются двойные и тройные созвучия”.¹⁶ Работая над созданием особой строфы, Ахматова учитывала опыт Марины Цветаевой и Михаила Кузмина. Этим и объясняется загадочность отзыва автора о собственной строфе: „У шкатулки ж тройное дно…”.¹⁷

Авторские приемы метафоризации / чуждые ранней Ахматовой/ вводят в произведение подтекстовый смысл с мистическим звучанием. „Поэма опять двоится, - констатирует автор. – Все время звучит второй шаг. Что-то идущее рядом – другой текст…”.¹⁸ В авторском поэтическом мире соприкасаются сон и явь, иллюзия и действительность, силы земные и потусторонние. Мыслеобразы возникают „из мглы магических зеркал”. Магия поэтического слова поддерживается магией размытых поэтических смыслов. Авторский хронотоп погружается в вечность времени и пространства. Активно преодолеваемый в молодые годы символизм претворяется в ее масштабном произведении на склоне лет. Причем это было сделано органично, творческим путем, минуя эстетические декларации. Тут уместно припомнить, что и Николай Гумилев - с его обостренным ощущением того, что необходимо формальному строю новой поэзии, - так же начал претворять опыт символизма, как метода, в своем последнем стихотворном сборнике „Огненный столп”/1921/. То, что начал Гумилев на рубеже 1910-х - 1920-х годов, завершила Ахматова в 1940-х – 1960-х годах.

Эстетика Анны Ахматовой накрепко обручила классический реализм с модернизмом, включая опыт и акмеизма, и символизма, обогатившего в свое время искусство слова в России.¹⁹ Поливалентность форм, их искусное сочетание отныне без всяких ограничений были призваны служить поэзии.

Поэзия Ахматовой, начиная с 1920-х годов, хорошо знакома болгарским писателям и критикам. Ее переводили известные поэты Елизавета Багряна, Станка Пенчева, Блага Димитрова. Литературовед-русист Анастасия Цонева в своей работе обобщила материал на данную тему.²⁰