Так, друзья мои, я рад приветствовать вас на шестом мероприятии третьей серии ежегодных игр деловой сети «Школы культурной политики»

Вид материалаДоклад

Содержание


Данилова В.Л.
Щедровицкий Павел
Щедровицкий Павел
Флямер. Насколько я понимаю, это был рассказ про прошлую игру.Градировский
Михаил. В связи с этим еще один вопрос: может быть, ввести еще преступную онтологию?Градировский С
Михаил. Куда их?Градировский С
Михаил. Но их же много!Градировский С
Муж4. Ах вот так!Градировский С
Муж4. До конца не познав никогда ее.Данилова В.
Подобный материал:
  1   2   3   4


школа культурной политики

Установочный доклад

Семейная игра 2011. Онтология: Социум.




Сергей Николаевич Градировский

14.01.2011




Г.МОСКВА



Щедровицкий П.Г.

Так, друзья мои, я рад приветствовать вас на шестом мероприятии третьей серии ежегодных игр деловой сети «Школы культурной политики». Эта игра, в соответствие с заранее объявленной тематической программой игр, посвящена теме «Социальный мир». Эта игра подготавливает почву для финальной игры серии, которая будет проходить в следующем году и будет посвящена представлениям о мыследеятельности. Самым важным для меня моментом при ее подготовке была акция, связанная с номинированием ведущего этой игры, им будет Сергей Градировский. Я считаю, что за эти несколько лет у нас определились два потенциальных лидера, имеющих опыт и продолжающих специализироваться в проведении подобных сложных оргдеятельностных мероприятий: Сергей и Николай Верховский, который, собственно, так же в прошлом году был номинирован ведущим седьмой игры серии, то есть той, которая будет через год. Это и есть основной результат серий. Потому что как вы, наверное, хорошо понимаете, единственным строительным материалом, которым мы можем пользоваться, являются люди, способные что-то делать. Делать, с одной стороны, вменяемо, с другой стороны, в каком-то достаточно длительном горизонте, обладая этим фактором длинной воли, о котором писал Гумилев, и в силу этого могут становиться гарантами процессов развития мышления и деятельности. Поэтому для меня, может быть, впервые за последние несколько лет эти игровые мероприятия приобрели более осмысленный характер.

Я, собственно, буду занимать здесь позицию супервизора и держателя рамки самой серии игр, о чем завтра, если все пойдет по плану, или послезавтра, если будут более сложные процессы вхождения в игру, я поговорю более подробно в своей «установочной лекции». Точнее, это будет такой развернутый комментарий к программе, оргпроекту игры и месту этой игры, этой программы, этого оргпроекта в более длительном и широком контексте проведения самой серии.

Собственно, на этом мое вступительное слово закончено. Я передаю знак властных полномочий в виде этого микрофона Сергею Градировскому. И, собственно, мы будем сейчас слушать установку на игру.


Градировский С.

У меня две части. Вторую часть я потренировал уже на своих коллегах, и здесь даже есть в зале ряд людей, которые видели и присутствовали на этой тренировке. Мы где-то полгода как уже переписывались – вяло, можно сказать, но переписывались – в ссылка скрыта, специально созданной для подготовки этой игры. Поэтому вторая часть у меня уже как-то отскакивает от меня. Вот первая, она трудная, поэтому ночью сел и написал себе некоторые подсказки для того, чтобы не запутаться. Но о них важно сказать.

Так как у меня с этим залом связаны переживания, просто в июне ушедшего года мы здесь провели с коллегами первый евангельский собор в России – в этом зале, - который проходил во многом в форме организационно-деятельностной игры. И материалы этого собора сейчас уже опубликованы. Как мы надеемся, восстановился такой дискурс, с которого начинали отцы церкви: «О некоторых основаниях онтологии Бога».

Сегодня мы начинаем, действительно, предпоследнюю игру. Для меня, от ее качества зависит последняя игра, которую вести Николаю Верховскому. А от качества этого цикла зависит то, как мы начнем следующий, связанный с мышлением. И я вынужден пытаться отвечать на вопрос: «Зачем онтология?», - так как я сам этот вопрос какое-то время назад задавал Щедровицкому: «Зачем Петр Георгиевич, замысливая в целом эту большую конструкцию, состоящую из нескольких циклов игр, засунул онтологию перед мышлением?» 7 лет, все-таки, большой кусок жизни. Не потеряем ли мы его? И как я реконструирую ответ Петра Георгиевича, и заодно, наверное, я с чем-то солидаризуюсь здесь, и в этом смысле могу об этом говорить вслух, все начиналось с вопроса, вопроса достаточно обидного: «Почему нынешние методологи столь слабы?» Слабы и в экзистенциальном смысле, и в социальном смысле так же слабы. Почему столь разобщены? Почему так много коммунальщины? Почему так, в конце концов, мало мышления? Действительно ли, важнейшая причина тому – это отсутствие онтологии? Причем, смотрите, не заимствованной онтологии, взятой у кого-то на прокат, но при этом я еще и методолог, но своей собственной, цеховой онтологии, приобретая которую, человек в критический момент может повторить вслед за Лютером: «На том стою и иначе не могу». Таких людей в сообществе мало, это надо признать. Но кто таков, конечно же, со стороны никогда сказать нельзя. Просто в целом по такому социальному резонансу сообщества в России, в мире в целом, можно сказать, что слабое. Следующий ответ. Онтология для меня – это еще такая высшая форма институционализации учения, если хотите. И в этом смысле, наблюдая за Петром Георгиевичем, как он последовательно институционализирует наследие отца, мне кажется, что собственная онтология системы мыследеятельностного подхода, это такая важная веха, в некотором смысле аккорд в задаче прорастания этого наследия в социальной реальности XXI века.

Еще одно замечание я хочу вам напомнить – или одну реплику, которой мы были свидетелями на одной из игр, - когда наш ведущий держатель цикла игр воскликнул в какой-то момент, что вовне онтологических проблем, собственно, и нет мышления. Оно возникает тогда, когда человек или коллектив, которым этим занимается, подходит вплотную к онтологическим вопросам и относится к ним как к своим вопросам. Все-таки, понимаете, мышление в целом ряде задач - очень важных, очень престижных, очень высокооплачиваемых – не возникает, потому что оно слишком чрезмерно для них. Если я в это размышление втяну еще представление о мышлении, которое Хайдеггер нам предлагал, так вообще, конечно же… но я, наверное, скажу об этом позже, потому что есть такая еще сложность в понимании метода и в соотнесении метода и мышления.

И еще последний момент: зачем онтология для каждого? Это еще и личная задача. Я для себя лично так поставил вопрос: смогу ли я разобраться и оживить это понятие онтологии, чтобы оно заиграло со мной, чтобы самому руководствоваться этим понятием, чтобы самому сказать: «Я пользуюсь такой-то картиной мира, и я понимаю, вот такой-то онтической картиной мира или такой-то онтологической картиной мира». А может быть, я пользуюсь ошметками разных онтик, разных онтологий? Мне кажется, что за моей спиной стоит онтология, а на самом деле, за моей спиной пустота, и я вишу в воздухе или даже над бездной, то есть там, где нет дна, бездна. И в этом смысле землей и не пахнет. Почвой не пахнет. Я не заземлен. И в этом смысле мне кажется, что позиция, которую я автоматически предъявляю, я ведь научен, я ведь из определенной школы, которая утверждает, что если у тебя нет позиции, то ты не имеешь право на высказывание. Но это не позиция, это симулякр, потому что подлинная позиция возникает тогда, когда у тебя за спиной онтология, и когда ты заземлен в конкретную онтологию. Считайте так, что это как пролегомен ответу на вопрос «Почему онтология? Зачем онтология? К чему онтология, что она делает с нами, в первую очередь?». Я надеюсь, что эта линия будет развернута в игре и мы добавим каких-то оттенков или внесем существенные коррективы в это высказывание.

Дальше, на меня произвело впечатление две позиции. Одна - это Георгия Петровича, а вторая – это Николая Гартмана. Все-таки, напомню, что Гартман и Хайдеггер считаются последними онтологами или величайшими онтологами XX века, поэтому к мнению Николая Гартмана нельзя не прислушаться.

Итак, сначала было мнение Георгия Петровича, утверждавшего, что единство было куплено достаточно высокой ценой. И в этом смысле всякая деятельность, разрушающее это единство, или всякое мышление, ставящее под сомнение ценность единства, право на единство или стремление к единству, является - я переведу в такую категорию – аморальным действием.

Но рядом лежит высказывание Николая Гартмана из его работы 1949 года «Старая новая онтология». Он пишет, что все сконструированные картины единства мира не верны. Нельзя все в мире свести к одному знаменателю. Отсюда крах всей монистической метафизики. Это пишет Гартман. И в этом смысле его известная конструкция слоистой онтологии. И он приписывает каждому слою свои принципы, свои основания. Там достаточно сложная картина, но не важно… Но особенно для меня как человека, получившего теологическое образование, все-таки, что-то на этом поприще что-то делающего, это такой серьезный вызов (позиция Гартмана). Поэтому я оставил ситуацию открытой и стал размышлять, что у нас получилось на последней игре. И вот с этого момента я сейчас начну это восстанавливать и вводить, соответственно, схему, которая претендует – и я буду настаивать, чтобы она претендовала – на организацию рабочего процесса на этой игре.

Итак, на последней игре 2010 года в январе проявилось существенное различие между онтологией бога и онтологией природы или материального мира. Оно проявилось, в первую очередь, в том, как конструируется онтологическое ядро.

Вы помните, я тогда работал в теологической группе, наша группа настаивала на том, что онтология – пока без различения онтологии и онтологизации – рисуется на «трехслойке», и мы рисовали такую лемнискату, и была другая группа, я помню доклад Веры Даниловой, которая утверждала или предполагала, что она рисуется на схеме «шага развития». И как я понимал реплики Петра Георгиевича на тот момент, он был склонен согласиться с Верой Даниловой. Но на мой взгляд, смотрите, это различие проявилось в том, как конструируется онтологическое ядро. В онтологии Бога в результате откровения, относительно одномоментно. В онтологии природы в результате перманентной пытки матери природы, в рамках искусного эксперимента, причем, шаг за шагом постоянно и безостановочно.

Во-вторых, стало очевидно, что в онтологии Бога борьба ведется за восстановление или очищение ядра, такого первоначального откровения. В онтологии Бога реформация необходима всегда, потому что реформация, это, собственно, возвращение к первоначальной форме, к очищенной форме, процесс возвращения к первоначальной истине, незамутненной историческими наслоениями, не занесенной культурными слоями, не искаженной социальными компромиссами - в этом смысл работы с онтологическим ядром в онтологии Бога.

В онтологии природы, напротив, борьба идет за уточнение ядерных утверждений. Они могут полностью поменяться, они могут поменяться в результате накопившихся новых данных, фактов и новых теоретических гипотез. Новая интерпретация или новая научная парадигма позволяет снять или уточнить основополагающие принципы предыдущей. И эта новая парадигма позволяет упаковать большее количество фактов. Смотрите о том, как об этом писал Кун.

На последней игре, правда, мало что было сказано про третью онтологию, которую мы всегда называли на других играх, о ней говорили, но вот всеми она никак не была представлена, не родилась – онтология мышления.

И кроме указанных трех онтологий у нас появилось небольшое смещение. Теперь я начну рисовать. Итак, онтология бога, онтология природы и онтология мышления. У нас была дискуссия по поводу: мышление это или что-то другое, - но пока я оставляю этот термин.





Почему я это рисую как вещи, положенные ортогонально друг другу? Понятно, что это фактически образует трехмерное пространство. Потому что на примере современного человека можете убедиться, что все три онтологии живут одновременно в одном человеке. Грубо говоря, когда ему нужно лететь на самолете, он спокойно полагается на современное самолетостроение и инженерию, и он многие вопросы решает, основываясь на этой онтологии. Когда он сталкивается с экзистенциальным кризисом или решает вопросы о своей смерти после смерти, он движется туда. Если на него вдруг невзначай садится мышление, с ним случается, он начинает работать достаточно сложно различными категориями и понятиями, и может спокойно сместиться на эту орту. То есть современный человек спокойно прорисовывается как такое пятно Роршаха и ложится на все три эти орты, соединяя каким-то странным образом в себе. Людей, абсолютно очищенных, которые стоят твердо на одной орте и подчинены одной онтологии, очень редко можно встретить. Мне кажется, что они большая редкость, эти люди. Потому что к ним как к чудакам относятся, на самом деле, к таким людям. И они, скорее всего, весьма неприятны в личном общении. Их считают догматиками, жуткими догматиками. Поэтому современный человек вот так очень сложно распределен.

Но что произошло, что мы наблюдаем и в современной культуре, постоянно с этим сталкиваемся? Произошло какое-то странное смещение, когда каждая из этих орт, пока неизвестно, благодаря какому процессу и как его оценивать, была смещена. Вместо онтологии Бога возникла онтология человека. Есть возражение, что такого быть не может даже, но, на мой взгляд, то, как устроен современный мир, то, каким богам он поклоняется, какие ценности он предъявляет, что защищает его большая юридическая система, - конечно же, это онтология человека. Это права человека лежат в основе, весь современный гуманизм и т.д.

Здесь начала строиться так называемая «вторая природа» или мы ее условно называем онтологией техники.

А здесь тоже стало что-то происходить. Я пока пишу просто букву «Z», потому что у меня нет названия этого смещения. Оно по-разному в истории определялось. Почему? Потому что, например, мы знаем критику Хайдеггером Декарта, который утверждает, что вообще метод – это греческое слово, которое состоит из двух слов «разметка» и «дорога», odos; метод – это «размеченная дорога», это та разметка, следуя по которой, идя по которой вы получаете некий ожидаемый результат. И Хайдеггер утверждает, что это никакого отношения к мышлению не имеет, что мышление – это всегда внезапный поворот, что мышление – это всегда то, что случается с вами. Не то, что вам гарантировано, не то, что вы уже купили, приобрели и это всегда удерживаете. Не то, что вы контролируете. Мышление случается с вами. Вообще, многие мыслители, которые думают о мышлении, это очень похоже, как многие теологи думают о Боге. Тем не менее, здесь это смещение так же происходит. В результате мы имеем такую очень сложную конструкцию, которую мы сегодня представляем… все-таки, мы знаем, что в современной культуре мы можем найти людей с позициями, которые представлены этими шестью онтологиями. Одна первичная триада и ее двойник.





Из этого возникает несколько гипотез, которые я хотел бы с вами проговорить. Первое, все три первоначальные онтологии, которые предельные онтологии – онтология Бога, онтология природы и онтология мышления – находятся между собой в отношении ортогональном. Это, конечно же, гипотеза, это пока предчувствие того, что они находятся в таких отношениях. Второе, три первичные орты – онтология Бога, онтология мышления и онтология природы – сосуществуют вместе как цельный конструкт. Это три одновременно существующих способа схватывания всего, что существует. Дальше, когда возникает их пара, становится не очень понятно, что это. Вот что это, редукция? Может быть, это шаг развития? Потому что во многом мы понимаем, вы можете находиться на позиции, стоя на которой вы скажите, что смена, например, онтологии Бога на онтологию человека или уход от природы и переход к миру техники, и современная инженерия – это шаг развития. Может быть, это всего лишь пока еще необходимое условие, предпосылка к предстоящему шагу развития? Этот вопрос остается для меня открытым.

Например, Хайдеггер утверждал, что через «тэхнэ» человек подходит к последней черте, за которой открывается горизонт прыжка за пределы человеческого (это он писал на своем поэтическом языке так, что: «Сумерки сгущаются, но за самой темной точкой следует рассвет»). Но он оценивал это как сумерки, но не как шаг развития. Понятно одно, если человек ставится на место Бога, он неизбежно создает свою природу, он обязан создать свою природу, свое собственное сущее. Ведь он теперь вместо творца. Для этого ему нужен свой метод и своя инженерия. Собственно, поэтому возникают эти две дополнительные орты. И тогда человек берет на себя ответственность за устойчивость новой сущности и тотальную предсказуемость своего мира. Хайдеггер тоже описывает эту ситуацию, что человек требует большего контроля, он хочет контролировать как можно больше. В этом смысле он начинает работать с существующем в инженерном, техническом подходе. Потому что то, что он создает, он лучше контролирует. Стихию контролировать сложно. Мир, порождаемый человеком, те города, которые он создает, те машины, которые он создает, те группы знаний, которые он создает. Он контролирует в гораздо большей степени. Это такая потребность человека. Но еще раз говорю, тут оценка нравственная или оценка другого рода разная у разных мыслителей.

Следующий момент, который для меня остается пока открытым. В Школе, к которой принадлежат люди, которые создали этот цикл игр, и я надеюсь, вы приехали сюда потому что имеете отношение или хотели бы иметь отношение к этой школе мысли – произошла подмена? (как вопрос). Смотрите, если метод – это «разметки на дороге», и мы серьезно будем относиться к критике Хайдеггера о том, что метод есть закрытие мышления, то что произошло на самом деле? Было ли так, что, например, Георгий Петрович еще существовал в мышлении и осуществлял мышление, а схематизацией лишь пояснял и архивировал результаты мышления, а современные методологи, наоборот, думают схемами, то есть пытаются через схему оживить, запустить свое мышление. У Хайдеггера такой ход маркируется как подмена мышления методом. Последний, то есть метод, имеет отношение к «тэхнэ», но не к мышлению.

А значит, вот следующая гипотеза, вернуться в мышление, значит одновременно вернуться к онтологии Бога и онтологии природы. Потому что можно вернуть всю конструкцию только сразу. Еще раз подчеркиваю, что это пока только гипотеза, которая вытекает, если серьезно отнестись к этой рабочей схеме.

Был и такой вопрос: вполне возможно, что современный человек в своем развитии должен удерживать все 6 орт. По-сути, существовать в шестимерном пространстве, но вместо этого он сместился из трех орт класса «А», будем называть, в три орты класса «В». Из онтологии Бога, онтологии природы и онтологии мышления в онтологию человека, онтологию техники и пока онтологию Z, мы не знаем, как ее назвать.

Здесь есть еще одна вещь, которая характеризуется, наверное, термином, который ввел Ницше в свое время. Он писал: «Пустыня растет». Вот пустыня растет, выражается в том, что когда вы смотрите современных мыслителей XX века, они же описывают ситуацию еще более странную. Они показывают, вот смотрите, переход от онтологии Бога к онтологии человека – это есть процесс секуляризации, которая со стороны человека, конечно, называется по-другому - гуманизация. Потому что дается совсем другая оценка этому переходу. А с этой орты это секуляризация. Сейчас все больше говорят о, соответственно, дегуманизации. И Френсис Фукуяма, я читал его книгу, мне она понравилась, она вышла не так давно, где он описывает проблемы, связанные… Название у меня немного выскочило, «Постчеловек» или «Постчеловеческое». Но фактически я понял по нескольким книгам и по нескольким мыслителям, которых посмотрел, они описывают все то же смещение все дальше и дальше. Как будто бы этот процесс усугубляется. И уже даже высокие ценности гуманизма, возрождения, которые положили, собственно, эту орту, они тоже утрачиваются.

На этой шкале тоже есть философия, которая показывает, что если на этой орте лежат еще вещи, то, смотрите, ремесленничество или искусство? Мы говорим: «произведение искусства», - это не относится к вещам «тэхнэ». Потому что вы создаете всегда уникальную вещь, вещь, которая вещает. То есть сама по себе представляет некоторую ценность и обращается к вам. А вот– вещью мы их называем, но, скорее, это даже продукты, которые создаются индустриальной экономикой, это уже вещи, которые ни о чем не говорят. Они к вам не обращаются. Более того, странно, чтобы к вам эта вещь обращалась. Вы ее покупаете, вы от нее вовремя избавляетесь, вы одну вещь меняете на другую вещь – и это норма. Протяженность вашей жизни несопоставима с протяженностью жизни современной вещи, а в те времена было все по-другому. Отношение к вещи было другое. И в этом смысле оно было вещью. А сейчас уже тут уже термин, который ввел Бодрийяр, что называется симулякры, копии без оригинала. Вот это смещение от подлинной вещи к продукту и к симулякру, оно показано на этой орте.

Я должен сказать про эту ситуацию. У нас была дискуссия содержательная еще вчера с Петром Георгиевичем и Николаем. Гипотеза Петра Георгиевича, заключается в том, что если мы говорим, что здесь у нас философия, то для философов и для этой традиции философской, скорее, е"о не относится к вещам ", которая показывает, что если на этой орте лежат еще вещи, то, смотрите, ремеслиничество или искуони обсуждают не мышление, они обсуждают сознание. И пока я хочу ввести следующее различение.

Мне кажется, что мышление в разных традициях используется или понимается по-разному. Я по крайней мере, вижу три конструкции. Первое, когда говорят: «Мышление», - но на самом деле речь идет о сознании, когда говорят: «Мышление», - выводя его из деятельности в мыследеятельностном подходе. И когда говорят: «Мышление», - выводя его из онтологии, понятой как онтологии, взятой от лица бытия, мышление, берущееся из бытия. Когда бытие обращается к вам. Эта ветка тоже есть, она присутствует, она достаточно сильная. Поэтому - что происходит на этом фланге, мне меньше всего понятно. Это означает, что, конечно, группы, которые будут работать на этом фланге, очень будет большая надежда, что мы разберем эту ситуацию. Потому что, мне кажется, от разбора этой ситуации зависит тема следующей игры и, соответственно, выход на следующий цикл.

Вот это последнее смещение, я хотел это сказать, потому что не мог не отреагировать на ситуацию в культуре и в текстах, с которыми я сталкиваюсь, но мне кажется, что для игры для того, чтобы мы сыграли, нам достаточно 6 принципиальных позиций. Нам нужно отыграть 6 онтологий: онтологию Бога, онтологию человека. Онтологию природы, онтологию техники, онтологию пока еще мышления и онтологию, здесь мы предполагаем, что… я давайте это пропишу просто это в терминах, и станет понятно.

Итак, у нас здесь теология, и в и этом смысле теологическая группа, которая у нас есть, продолжает работу на этой игре. Здесь у нас, соответственно, гуманизм. Здесь у нас естественнонаучная ветка, наука. Здесь у нас инженерия - Бахтурин меня упрекал полгода назад, что я опять ее забыл. Здесь у нас пока методология.

Еще раз, у меня есть ощущение, знаете, я пока ощущением поделюсь даже. Потому что я не могу этого даже сформулировать в мысль. Что то, что делалось в школе, это принципиально другое, чем то, как это названо. Потому что методология – это, действительно, игра на понижение по отношению к мышлению. Но если школа действительно занималась мышлением, это понятие просто не точно трактует суть этой школы. Это не методологическая школа, а какая-то другая. Но это как гипотеза возникает еще раз из того, что я последнее время вчитываясь в Хайдеггера, стал понимать, как он разделил мышление и метод, как он их развел, и как он показал, что метод, связанный с инженерией и с процессом очеловечивания всего этого, оставленность мышления, упадок, отход от мышления был зафиксирован именно через процесс методологии.

Кстати, вспомнил, Николай Гартман, он ведь тоже был из неокантианской школы, и он был недоволен в том числе методологизмом этой школы, и отошел от нее, чтобы создать свое новое учение об онтологии. Потому что он считал, что методологизация убивает онтологическое. Поэтому, понимаете, тут позиций или слов двух достаточно великих людей, как Хайдеггер и Гартман, мне кажется, достаточно, чтобы влезть в эту ситуацию и разобраться. Так все-таки, либо мы принципиально по-разному слово «методология» понимаем, чем они в Европе и мы здесь в России, либо действительно то, что делалось, не совсем методология. Хотелось бы с этим разобраться. Это не столько про метод, как что-то про другое. А метод – это такая техническая часть этой школы.

Дальше есть предложение, чтобы эта схема была позиционной, и мы работали в этот раз по этим шести ортам. Что мы получим благодаря этому, на мой взгляд? Мы получим то, что мы разведем этот конфликт, который сложился на прошлой игре. Да, действительно, скорее всего, схематизация самой онтологии и процесса онтологизации, если вы стоите на разных ортах, может быть различным. А где-то она будет общей. Мы это хотим увидеть. Потому что мы тогда к концу игры можем поиграть в инварианты, то есть то, что является общим для всех этих оснований.

И наконец, вполне возможно, что освободится где-то место, будет выгорожено, действительно, для мышления и для тех задач, за которые может браться школа. Потому что… но здесь уже будет такой ценностный, мне кажется, вопрос и принципиальный: мы играем в единство, или мы играем в то, что пусть каждый так и живет в своей отдельной стране, в своем отдельном способе мышления и понимания? Если мы играем в единство, то, будьте добры…

Кстати, тут тоже надо одно различение ввести, Хайдеггер на нем тоже настаивал. Он различал онтику, онтологию и фундаментальную онтологию. Все очень просто: онтика – это про сущее. Потому что «он» - это сущее, существующее. Онтология – это про сущее сущего, про основание сущего, про подлинное единство сущего, про то, что стоит за сущим и что делает сущее сущим. Это онтология. Но он тут же и критиковал эту ситуацию, он показывал о том, как еще у досократиков то, что мы сейчас называем онтологией, оно еще мерцало, еще различалось внутри себя. То есть там была вероятность, что онтология – это сущее сущего, а была вероятность, что… Итак, онтика, онтология и это хайдеггеровский термин - фундаментальная онтология. Итак, здесь сущее существующего, здесь сущее сущего, а здесь как бы сущее из ничто. Потому что, собственно говоря, слово «бытие» у нас лежит примерно на этой границе. Мы его понимаем по-разному. Когда вот так, а когда можем брать вот так. И мне кажется, что та схема, если к ней возвращаться, именно потому, что мы работаем на этом уровне онтологическом, когда мы онтологию понимаем как верхний этаж сущего, то такая конструкция принципиально несклеиваемая существует. И в этом смысле прав Гартман. А если бы мы смогли сделать проход – у Хайдеггера был свой проход, здесь нужен проход из пространства самой школы – в фундаментальную онтологию, к сущему, которое берется из бытия, которое обращается к нам самим, тогда, возможно, об этом единстве можно было бы что-то сказать.

И у нас еще есть, как вы помните, тема «Социальный мир». Это про онтологию. Социальное мы понимаем двояко. С одной стороны, оно нам предъявляет качественный материал для суждений об онтологиях, о том, что и как устроено. Я даже напомню, специально, в одной из базовых схем, которые ввела теологическая группа на предыдущей игре, она была таким образом построена: у нас есть три слоя – историческое, имманентное и трансцендентное.




И мы показывали тогда, разбирая случай с Лютером, о том, что человек, находясь в экзистенциальном кризисе и преодолевая его, всегда движется вот какой лемнискатой. Он на всех этапах сталкивается с фигурой другого, смотрите, соответственно, одну из игр нашего цикла. Движение всегда подразумевает, что он обращается к Богу и не имеет никакого ответа (это я сейчас по Лютеру объясняю). Он возвращается опять к себе и опять сталкивается с этой же болью, он заходит в исторический материал, смотрит то, что он видит своими глазами, как устроена церковь, как устроено спасение – у социальных институтов. И он сталкивается с тем же. И потом он начинает преодолевать. И в своем погружении в экзистенциальный кризис, и в своем преодолении из него, выныривания из него, он делает каждый раз такое сплошное движение. В этом смысле историческое, имманентное, трансцендентное, оно одновременно задействовано. Это историческое мы должны понимать как социально-историческое.

В этом смысле первичный шаг по онтологизации самого себя невозможен без зачерпывания этого социального исторического. Поэтому это первый способ нашего отношения к социальному миру, с которым мы 9 дней будем работать, мы зачерпываем оттуда материал. С другой стороны, понятно, что социальное всегда проблематизирует любую онтологию, оно ей сопротивляется. Онтология – это, конечно же, высочайшая форма догматизации. Но я вот начинал с того, что часто, когда встречаешься и видишь онтологичных людей, они неприятны в социальном смысле. Они выпадают, они угловаты – о них биться больно. Поэтому для меня как бы социальное берется дважды. И, соответственно, было предложение – программа есть у всех, вы ее получили…