И с неспокойной совестью. Создавая лучший мир, невозможно не держать в голове, что перед лицом подлинной реальности утопия
| Вид материала | Утопия |
- Утопия О. Хаксли и Дж. Оруэлла («О дивный новый мир», «1984») История зарубежной литературы, 174.83kb.
- Истоки и судьба идеи соборности в россии, 2153.47kb.
- Аннотация Диалог «Утопия», 1615.51kb.
- Развитие и спад социалистических тенденций, постановка вопроса, 416.59kb.
- Не было в Столбовом человека, будь то взрослый или дитё малое, да хоть и собака,, 816.12kb.
- «как распознать, что ребенок начал принимать наркотики» Нашествие наркотиков на Россию, 126.92kb.
- Неоспоримые свидетельства, 2230.74kb.
- Лазарчук все способные держать оружие…, 5093.39kb.
- Дор-Баглир ап Аменго. Звучное имя но что в нем толку для изгнанника? Тем более для, 5243.47kb.
- Понятия «утопия» и«антиутопия» в литературе, 439.16kb.
ХОД 16
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
02 часа 70 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Это была настоящая жизнь.
Пиявец соглашался с тем, что после каждого рейда «Подруге» необходимо заходить в Хайцайскую базу на осмотр и ремонт, а команде и «змеям» приходится проводить время на берегу. Он жил, конечно, по правилам Белого Пояса, подчинялся требованиям Устава. Он никак не возражал против увольнительных, когда в Хайцае с приятностью тратится честно заслуженное жалование. Но все же настоящим своим местом в мире считал не тот берег, на который вразвалку выходит после похода, а тот, на который приходится выпрыгивать с карабином наперевес. Он признавал, что кровать в четырехместной комнате казармы удобнее жесткой полки в тесном отсеке субмарины, но полка была милее.
Как обычно перед рейдом парни бросили жребий. Пиявцу на этот раз выпала третья полка под самым потолком. Выше – только пучки разноцветных кабелей и ряды труб. Что ж, не судьба, в прошлый раз попалось хорошее место. Тут тебе нет того простора, каким отличаются современные атомные субмарины. Полки в спальных отсеках «Подруги», как впрочем, и на остальных старых «дизелках» - узкие, на них ни тебе поворочаться, ни свернуться калачиком. Не-ет, голубчик-морпех, дрыхни исключительно в уставном положении «Смирно!» - на спине, руки по швам, пятки вместе, носки врозь. На полках «Подруги» спят в три смены, перестилая серое постельное белье. Когда приходил черед Пиявца, он тормошил за плечо густо похрапывающего веснушчатого рядового морпеха, а его самого будил угрюмый старший матрос с багровым шрамом на затылке. Невзирая на все жесткость и узость лежака, Пиявец моментально забывался в привычно-тягостном, клейком сне, который прозрачными клешнями сжимал бока, давил на солнечное сплетение, хватал за горло.
И кошмарами приходили виденья доармейских лет. Детство всплывало в сновиденьях чёрно-белыми старыми кинолентами с мелькающими на экране царапинами и шипящей озвучкой.
Трое детей в родительской семье: он, старший брат и младшая сестра. Отец и мать работали на бумажной фабрике в городе Буг (Южный округ острова Цагудак, Желтый Пояс). Батька помер, когда Пиявцу было двенадцать. Сейчас даже не припомнить, как тот выглядел. Большие руки, невысокий, седой. Глаза вроде темными были… Или нет? Семейных фотографий Пиявец, как и другие «змеи» сроду не держал. Чего на них пялиться попусту? Мать подняла всех троих, работая за себя и за мужа. Старший брат после окончания гимназии получил желтый паспорт, пошел учеником на ту же фабрику. Друзья отца помогли освоить профессию. Мать, помнится, заплакала, когда он отдал ей первую зарплату, поцеловала и сказала: «Спасибо, сынок!» Сейчас старший женат, ребенок у него, девочка, кажется… Год племяннице… Или полтора все-таки? А, неважно … Технологом братан стал, зарабатывает неплохо, уважают его. Мать живет при нём, так что вроде все благополучно. Сеструха с черным паспортом уехала куда-то там поступать и, должно быть, сейчас учится в институте. Может, уже и замужем.
А он стал Пиявцем еще в пятом классе в компании таких же, как сам. Тогда стало совершенно очевидно, что белые квадратики в его личном деле заполнят все оставшиеся ячейки на листах определения биосоциальной принадлежности. Мать, правда, надеялась, что он будет хорошо учиться и поступит в офицерское училище Белого Пояса. Но Пиявец наотрез отказывался сдавать гимназические экзамены и, с трудом набрав 26 баллов из 135 возможных, попросил направить его рядовым в морскую пехоту.
Сны… Хотелось вынырнуть из них, обрушиться в проход направо, сесть там на резиновый коврик и шумно вдохнуть полной грудью. Но не получалось. Забытьё не давало свободы, мерзостно всасывая и медленно заглатывая Пиявца.
Казармы из красного кирпича. Пирамидальные тополя, плющ на стенах, казенные клумбы с густым папоротником. Неровные ряды стриженых наголо юных оболтусов гражданского вида. Они неумело стоят навытяжку, носками ботинок на красной линии, идеально ровно проведенной на бетонном плацу. Это Белый Пояс, остров Ходзё, Цуки-ко - лагерь первичной трёхмесячной подготовки будущих рядовых морской пехоты Островной империи. Выглядит он стерильно чистым, безукоризненно симметричным и… безжиэненным, несмотря на многолюдство.
Когда отряд стриженой наголо молодежи привели в казарму и построили, улыбающийся боцман раздал каждому по порции мороженого: «Ешьте, сынки!» Обалдевшие новички проглотили пломбир и глаза боцмана мгновенно изменились, зрачки превратились в пулеметные дула в прищуренных амбразурах. Широкая открытая улыбка исчезла, он уперся в бока пудовыми кулачищами, обвел пристальным взглядом строй и негромко, внятно сказал:
-Это было последнее угощение в вашей дерьмовой соплячьей жизни, с которой вы сейчас простились. Вы сами захотели стать настоящими десантниками и я вам открою двери в морскую пехоту! Добро пожаловать во владения боцмана Акулы. Можете меня так называть за глаза, но обращаться только по уставу: «Брат боцман». А еще я – «океанский змей» и у меня ранг старшего вожака стаи. Но так говорить мне вы сможете только если сами станете «змеями». Всё ли ясно, сосунки?
-Да… Ага… Ясно…
-Что, девочки?
-Так точно, брат боцман…
-Не слышно, девицы. Это не ответ морпехов!
-Так точно, брат боцман!!
-Гм... Ну, уже на что-то похоже, хотя… Запомните, с первого раза, гниды, потому что дважды не повторяю: в моем учебном экипаже нарушителей не бывает. Просто-напросто никто не успевает нарушить Устав или мой приказ. Никто из моего учебного экипажа ни разу не попадал на Остров Правосудия. Кладбище ближе, подонки! Но дезертировать туда я вам не дам, клянусь потрохами адмиралиссимуса Зохака! Я мужик железный, и вам это очень не понравится.
Боцман ухмылльнулся и впрямь стал похожим на акулу: -Если вы, доченьки, выдержите курс начальной подготовки до конца, то распределитесь с моего острова по экипажам как будущие морские пехотинцы великого Белого Флота, как грозные «океанские змеи». Но пока до этого далеко. Что с того, что у вас белые паспорта? Можете засунуть их друг другу в задницы. Вам, щенкам, будет не до хиханек и хаханек. От упражнений житья не будет, да и гаркать Акуле «Так точно, брат боцман!» - тоже радости мало.
Пиявец оказался способным учеником, хотя физически слабоватым. Боцман щедро награждал его затрещинами во время кроссов, пинками при подтягивании на турнике. Сыпал нарядами на работы за неуспеваемость на уроках политподготовки. Зато не сделал ни одного замечания на стрельбах или отработке на рабах приемов рукопашного боя. А однажды Пиявец даже заслужил одобрение.
Однажды, прохаживаясь вдоль строя, боцман говорил:
-Я знаю, что вы меня ненавидите. И это правильно. Но чем сильнее будете меня ненавидеть, тем большему научитесь. Вы мечтаете меня прикончить. И это тоже правильно. Вот ты, например, мечтаешь?
И он ткнул кулаком в живот Пиявца. Тот мгновенно напряг мышцы, выдержал тычок и громко, по-уставному, выкрикнул:
-Никак нет, брат боцман!
-Врешь, вице-матрос! Ты не можешь не мечтать об этом! Хочешь меня прикончить?
-Нет, брат боцман!
-Тогда объясни, отчего!
-Нельзя. Если я прикончу вас, брат боцман, вы не обучите меня всему, что знаете. Я не стану «змеем» и боцманом, как вы.
-Ах, вот чего ты желаешь, вице-матрос? –изумился Акула. – Похвально. И что дальше?
-Тогда я вызову вас на дуэль. Прикончу вас по всем правилам, брат боцман!
-Хм… что ж, из этого яйца, пожалуй, может вылупиться «змей». Ну-ну… Но надо еще поработать над тобой. Экипаж! Упор лежа - принять! Рухнули! Отжаться! Раз-два! Раз-два! Резче! Раз-два!
Боцман прешагивал через дергающиеся тела, давил ногами пальцы, пинал по ребрам тяжёлым ботинком.
-Глубинный бог! Что вы все стонете, словно профессиональные шлюхи?
«Почему стонете»… Гад… Больно, вот почему! Все мышцы трясутся.
-Встать!
Огромный кулак боцмана с силой ткнул в солнечное сплетение Пиявца. Тот не успел привычно напрячься и оцепенел от боли.
-Почему не уставная стойка? Смир-но!
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
03 часа, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Пиявец проснулся от хлопка по плечу жёсткой ладони старшего матроса. Он привычным движением соскочил с полки, сгрёб простыню, сложил её в снятую наволочку и аккуратно уложил под матрац. Сменщик постелил своё бельё, разделся, улёгся и мгновенно уснул. На верхней полке было жарко и Пиявец страшно потел. Синие сатиновые трусы до колен и тельняшка в бело-красную клетку промокали насквозь. Однако врывавшийся в вентиляционные окошки тугой поток горячего, пахнущего сталью и машинным маслом, воздуха тут же высушивал их. Естественно, белье покрывалось солевыми струпьями, крошилось, как кукурузные чипсы, кололо тело, натирало кожу. Доводилось стирать его чуть ли не ежеутренне, по каковой причине белье стремительно ветшало и превращалось в живописные лохмотья. Выданный интендантом набор трусов и тельняшек истощался с подлой стремительностью. Пиявец тоскливо поскрёб макушку, просчитывая, когда закончится резерв, вместе с предусмотрительно купленным перед походом в военторге дополнительным неприкосновенным запасом. Он зевнул. Сон не хотел уходить, вязко перетекая в непрошеные воспоминания.
…В одной с ним секции казармы жили Болт, Хрюк и Клешнявый. Прежде на месте Клешнявого обитал Цепень. Но отношения с ним не заладились. Цепень шагал в строю позади Пиявца и все целил поддать тому носком сапога в голень. «Нечаянно» закрывал мыльницу Пиявца, так что мокрое мыло закисало. Постоянно отпускал дурацкие шуточки, сочинял глупые анекдоты и байки про Пиявца. Сразу бы следовало поставить гада на место, но Пиявец ничуть не хотел попасть под жернова за неуставные отношения по месту прохождения службы. Но как-то им устроили учение со стрельбами на бегу в лабиринте подземных бункеров. Пиявец стрелял по мишеням одиночными, как положено. Цепень садил короткими очередями. В конце учения у Цепня не оставалось ни одного патрона, а в карабине Пиявца сидела целая дюжина. Он, оглянулся, убедился, что никого рядом нет, не глядя, влепил все пули в бетон у самых ног побледневшего Цепня, так что цементная пыль осела на его сапоги, плюнул на щербленный пол и сказал:
-Не уймешься, гнида, так и знай: следующая обойма будет в твоей черепушке! Несчастный случай, бывает всякое…
Цепень, кажется, понял и сделал выводы. После очередного вывода на стрельбище и пересчета оставшихся в оружейной комнате боеприпасов дежурный вице-матрос недосчитался двух обойм. Акула поставил всех на уши и заставил искать. Пиявцу потребовалось зайти в туалет. Облегченно сопя по окончании процесса, он застегивал бушлат и вдруг в кармане что-то звякнуло. Он тут же вспомнил поганую ухмылку Цепня и догадался – что. Был случай, когда боцман нашел в кармане какого-то вице-матроса один(!) случайно забытый(!!) холостой(!!!) патрон… Акула заставил бедолагу выкопать маленькой сапёрной лопатой в каменистом грунте полигона могилу в десять футов длиной и на десять же футов в глубину. Всему экипажу пришлось торчать в строю навытяжку на этих «похоронах» холостого патрона. А тут пара полных обойм боевых! Гацу ба-дацу! Цай-ду э бай-ду, захагу би дзимгэ!![1] Обшарят карманы, найдут «украденные» боеприпасы – трибунал. Если повезет, сгноят на гауптвахте, не пофартит – на горизонте маячит Остров Правосудия. И тут Пиявца осенило. Он выскользнул из туалета и за углом, пока не видел вахтенный, ударил обмотанным суконным шлемом кулаком по электрической пробке. Казарма погрузилась в темноту. Посыпались ядреные ругательства. Пиявец знал путь в свою комнату на ощупь. Тумбочку Цепня нашел сразу. Когда загорелся свет, Пиявец, жмурясь, стоял в гимнастическом углу как ни в чем ни бывало. Экипаж построили, тщательно обыскали. Личный досмотр не дал ничего. Пиявец перехватил недоуменный взор Цепня и нежно улыбнулся в ответ. Десятью минутами позже дежурный вице-матрос обнаружил боеприпасы в цепневых вещах среди сигарет. Что было с этим балбесом после его отправки в штрафную роту - неизвестно, да особо говоря, никто и не любопытствовал. Не только каждому – свое, но и каждый сам за себя, вот так то.
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
03 часа 05 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
После побудки зевающие морпехи и вахта набились в тесную душевую. Там хлещущие отовсюду ледяные крепкие струи забортной воды в один миг смыли сонливость. Потом вместо них брызнули тонюсенькие струйки горячей опреснённой воды. О, тут требовался колоссальный навык и ловкость! Ночные грязь и пот остались в неприкосновенности под мерзкой холодной солёной пленкой. Двадцать секунд на то, чтобы изощриться и как-то всё смыть. Полдела - поспешно намылиться во всех местах куском дегтярного мыла. Это всякий дурак сможет. А вот ты избавься-ка от хлопьев пены, больше похожих по виду и смраду на гнилых медуз! Впрочем, у Пиявца это получалось очень неплохо, зато голые новобранцы выскакивали из душевой в сизых потеках и перламутровых пятнах, чешась и ругаясь, чем вызывали смачное ржание опытных членов экипажа. Однако, постепенно опыт приходил и к «килькам», тогда утреннее мытьё личного состава превращалась в скучнейшую процедуру. Кто-то тщился позабавиться, подбрасывая обмылки в душевую, чтобы какой-нибудь бедолага поскользнулся и свалился в лужу. Но ничего такого не происходило: не то мыло каптёрщик взял не скользкое, не то просто не везло.
Что сегодня с утра все лезут и лезут в голову какие-то дурацкие воспоминания… Болт вот, кажется снился… мало его наяву... или не он?
…Через неделю службы в Цуки-ко Болт начал едва заметно улыбаться с прищуром глаз. По-акульи показывая зубы. Первым из всех. Боцман Акула безжалостно отпускал по морде, по заднице, по любой части тела, чтобы не причинить увечий, но оставить на добрую память ноющие сине-зелёные пятна.
Боцман поставил Болта навытяжку:
-Веруешь ли ты в Человека, Который Стал Мировым Светом?
-Никак нет, брат боцман!
Тычок в солнечное сплетение.
-Почеу? – вопросил Акула, и подкрепил вопрос затрещиной. -Ты ведь ошибся, вице-матрос, ты втихаря веруешь в Человека, Который Стал Мировым Светом. Ну? Отвечать!
-Никак нет, брат боцман!
-Что за кваканье, вице-матрос?
-Никак нет, не верую, брат боцман!!
И у Болта впервые вздрогнули уголки губ.
Зверская массивная морда Акулы покраснела: -Кто мой заместитель?
-Тот, кого укажете, брат боцман!
-Ты!
-Слушаюсь, брат боцман!
Болт замер по стойке «смирно». Боцман вытер платком потную лысину и тяжело вздохнул:
-Образцовый ответ. Никому не хочется командовать, щенок, но кто-то это делать должен. У тебя начинают становиться на место мозги. Вот я тебя и назначаю. Каждый десантник становится, когда нужно, командиром, даже если он - рядовой матрос. Иди, командуй «отбой», а я посмотрю.
И Болт командовал под присмотром Акулы. Но это не означало, что он получал поблажки. Боцман прописывал вице-матросу Болту дополнительные отжимания, гусиный шаг и ползание, орал на него громче, чем на остальных. Но про остальных тем временем тоже, кстати, не забывал.
Как-то Акула проводил учения «стенка на стенку». Он поделил учебный экипаж на две равных части и раздал патроны, в которых вместо пуль были ампулы с краской.
-Двигаетесь навстречу друг другу с противоположных сторон полигона. Задача – уничтожить врага. Полностью «истреблённый» отряд всю неделю по вечерам будет драить до блеска полковые сортиры. Разумеется, настоящие морские пехотинцы - трудолюбивые ребята, но отхожих мест не чистят. Это дело рабов. Однако вам пока далеко до настоящих десантников. Вы всего лишь вице-матросы, девочки!
После учений плотоядно улыбающийся боцман подсчитывал голубые кляксы на комбинезонах: -Ранен. Убит. Убит. Убит. Трижды убит, крысёныш. Ранен.
Дойдя до Пиявца остановился: -Кру-гом! Где краска? Ты у нас химик? Умудрился стереть?
-Никак нет, брат боцман!
-За товарищей прятался?
-Никак нет, брат боцман!
-Тогда в чём дело?
-Перемещался по-пластунски, стрелял из «положения лёжа», как вы учили, брат боцман.
И Пиявец неожиданно для себя коротко, с прищуром, улыбнулся.
-Хм… Вице-матрос Болт разжалован. Ты - мой заместитель.
Когда наступало время обеда, боцман мерно расхаживал между столами и под тихий звяк ложек рассказывал о традициях «океанских змеев»:
-Убей врага, а сам выживи! Карабин «Гуцзи» - великая сила, но убивает не он, а закаленное сердце десантника. Ваши инстинкты убийц никогда не должны спать. Что написано в «Наставлении для "океанского змея"»? Что вы должны заучить наизусть, сосунки и что давным-давно знаю наизусть я? А? «Инстинкт убийства делает нас неустрашимыми и агрессивными, словно... гм... настоящие подводные змеи. Если слабым и уготовлено когда-либо наследовать вселенную, то сильные отберут её. Предназначение слабых - быть сожранными сильными». Что будет, если мы не сможем убить врага? Он убьёт нас. И тогда вся цена нам – дерьмо. Ведь что морской пехоте не разрешается умирать без особого на то приказа. Мы государственное достояние, притом особо ценное.
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
03 часа 15 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Одевшись в серые широкие походные штаны и куртки, морпехи приступили к завтраку. Получив по алюминиевой миске с жирной лапшой, рыбными консервами и мелко крошеным луком, десантники рассаживались за столами, жадно выпивали по трети стакана густого рома, и принимались за еду. Изредка заглядывала в столовую семья большеголовых цзеху. Их на лодке было пятеро. Унюхав лук, звери брезгливо скалились, бормотали ядрёные матросские ругательства, удалялись, стуча когтями по железному полу. Твари держались совершенно независимо и систематически демонстрировали независимость по отношению к «змеям», гадя в их спальном отсеке. Вступать же с ними в конфликт было крайне опасно: силой воли они лишали людей рассудка. Пиявец быстро очистил миску, запил кружкой компота из сухофруктов. Дежурный быстро убрал посуду, вымыл и насухо вытер столы. Пиявец отошел к серой металлической переборке.
…Акула не тренировках нападал палкой локтя в четыре длиной с тяжелыми мячами на концах. Мочалил беспощадно. Все должны были отбиваться карабинами с тренировочными пластмассовыми штыками. Затем боцман велел примкнуть настоящие штыки. Хрюк получил удар в лицо. Выплюнул зуб. И тут же доказал, что хорошо усвоил уроки Акулы: вонзил штык боцману в правую ягодицу. Боцман оглушил Хрюка ударом приклада и тут же на глазах у всех обработал свою рану и наложил повязку.
-Запомнили, кильки? –прошипел он. –Вот так вы должны заклеивать дыры. Сами. В бою не будет смазливых санитарочек в голубеньких брючках. Но кальмар меня сожри! Отыскался же змеёныш, который понял, что такое штык! Он вырастет в крупного «змея». Быть ему боцманом! А пока – назначаю своим заместителем.
Очнувшись, Хрюк едва приметно оскалился окровавленным щербатым ртом, глаз был прищурен.
К концу второго месяца хищно ухмылялись с прищуром уже все. Всем было начхать на целость рыл, все были выдублены. И теперь, когда боцман Акула начинал выворачивать из вице-матросов душу, те лишь орали: «Я счастлив, брат боцман! Прошу добавки, брат боцман!» Когда Акула рычал: «Ну, теперь, доченьки, - пятьдесят хоровых подтягиваний на турнике. А потом – бегом марш!», по физиономиям пробегала мгновенная ухмылка и коротко суживались глаза.
Акула довольно сопел – учебный экипаж становился независимым. «В морской пехоте великой Островной империи не служат бездушные механизмы. –учил боцман. -В нашей морской пехоте живут убийцы, которых самих не убить, бойцовые псы, не ведающие страха. Это в Чёрном или Жёлтом Поясах есть выбор: делать то – делать сё. Рад, что вы поняли: у нас всё иначе».
Выходных в учебном экипаже не было. Два последних дня недели отличались лишь тем, что не было изматывающих тренировок, вице-матросов водили в баню, они замачивали свои камуфляжные комбинезоны в мыльном порошке, отстирывали и наглаживали. Боцман Акула, стараясь не прихрамывать, расхаживал в отсеке бытового самообслуживания вокруг стола и лениво рассказывал, что ему хочется сделать с вице-матросскими задницами и со щетками для стирки, которые попали в корявые ручонки, растущие из этих задниц. Только всем было на него начхать, все выдубились до хруста.
-Десантник, -наставлял боцман, - это образец аккуратности. Из трупа морского пехотинца кровь должна стекать в маленькие опрятные аккуратные лужицы, чтобы не портить палубу. Вышибленные мозги обязаны оставаться в каске. Форма морпеха должна служить образцом для любого гражданского и даже военного. И еще – от «океанского змея» не должно отвратительно смердеть.
-От «океанского змея» должно восхитительно смердеть. –тихо добавлял Клешнявый. Он пользовался неписаным матросским правом четырехсотлетней выдержки – во время постирушки матросские рты не заперты.
Как раз таким днем большой постирухи был предпоследний день пребывания на острове Ходзе. в Цуки-ко, лагере двухмесячной подготовки будущих рядовых морской пехоты Островной империи…
Акула скомандовал: «Завтра вы превратитесь в морских пехотинцев. Приготовиться к отбою... Отбой!»
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
03 часа 50 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Столовая «Подруги» в промежутках между приёмами пищи служила, как водится, кают-компанией. Понятно, что стены были декорированы глянцевыми плакатами военно-патриотического содержания. Плакаты приходилось долго выдерживать, прежде чем вывесить здесь: едкий запах типографской краски не добавлял ничего приятного в спёртую атмосферу подводной лодки. С плакатов изливались обращения быть бдительным наяву и во сне, жестокосердным к врагам империи, истреблять и порабощать материковых недочеловеков и усердно соблюдать личную гигиену. Напротив места, занятого сейчас Пиявцем, висел самый большой плакат. На нём «…было синее море, из моря выходил, наступив одной ногой на черный берег, оранжевый красавец в незнакомой форме, очень мускулистый и с непропорционально маленькой головой, состоящей наполовину из мощной шеи. В одной руке богатырь сжимал свиток с непонятной надписью, а другой - вонзал в сушу пылающий факел. От пламени факела занимался пожаром какой-то город, в огне корчились гнусного вида уродцы, и еще дюжина уродцев окарачь разбегалась в стороны »[2]. Однако же, вместо того, чтобы посоветоваться с настоящими героями-белофлотцами, живописец, видимо, руководствовался своей фантазией. И в итоге наворотил такого… Особое недовольство у Пиявца вызывали субмарины, изображенные без торпедных люков - зрелище, взывающее к праведному гневу любого моряка. Тем не менее, несмотря на сомнительную достоверность в деталях, плакат продолжал висеть на стенке кают-компании, хоть как-то разнообразя унылую окраску стен.
…Похожие плакаты украшали плац в день выпуска. Тысяча сто семь будущих морских пехотинцев стояли навытяжку на бетонке, подтянутые и загорелые, в наглаженных комбинезонах, начищенных до бликов высоких шнурованных ботинках и новеньких касках. Автоматические карабины «Гуцзи» прижаты к груди.
Они прогрохотали хором старательно выученные наизусть слова присяги и боцманы учебных экипажей, пожав каждому руку, со словами «Благодарю за службу» вручили матросские петлицы, которые предстояло пришить на воротниках вместо вице-матросских белых ленточек. Акула зачитал приказ, согласно которому пять человек из его экипажа (в том числе и Пиявец) награждались дополнительным комплектом парадного обмундирования. Кроме того, боцман приколол ему на грудь значок «Стрелок третьего класса» и объявил благодарность за лучший результат экипажа по стрельбе.
Во время парадного прохождения, гордый и подтянутый Пиявец шёл правым направляющим, неся белый штандарт экипажа.
Фрегат-лейтенант - начальник лагеря подготовки лично запел, а строй тут же подхватил:
-Нам служить пришла охота – цухэй!
И морская нам пехота – цухэй!
Родная мать!
Врагу станет не до смеха – цухэй!
Как увидит он морпеха – цухэй!
Так сразу удирать!..
После выпускного церемониала новоиспечённые матросы получили конверты с первым жалованием и служебные предписания. Пиявец. Болт, Хрюк и Клешнявый были направлены в Хайцай для пополнения десантных подразделений Семнадцатой флотилии Группы флотов «Ц».
Теперь все получили права военнослужащих: посещать магазины, ходить в увольнения, употреблять (когда разрешено!) спиртное. Особое оживление, кстати, вызвало сообщение Болта, что он видел, как в столовую привезли два дубовых бочонка. Вечером в столовой устроили праздничный ужин. Ели без команды «Приём пищи закончить!» до отвала и очень вкусно. Каждый получил большую кружку тёмного пива. Боцмана Акулу словно подменили. Стоя «вольно» во главе стола и держа покрытую пенной шапкой кружку, он задумчиво и доброжелательно говорил:
-Вот и всё, парни. Вы больше не сопляки, не сосунки. С сегодняшнего дня вы пусть молодые и необстрелянные, но всё же действительные рядовые матросы Белого Флота. Вы – морпехи. Наследники славы древних «белых корсаров». Желаю, чтобы каждый из вас заслужил честь быть принятым в «морские змеи». Я три месяца, девяносто девять дней, втолковывал вам по сто раз на дню три главных правила службы. И, хвала Глубинному богу, вы их усвоили. Но сейчас хотел бы еще разок напоследок повторить их, ребята.
Правило первое – мир принадлежит вам. Делайте с ним, что хотите! Наша империя разумна и справедлива. Наша империя велика и могуча. Она способна дать каждому человеку то, для чего он рожден, для чего он предназначен. Вы были рождены для свободы - империя даёт полную и неограниченную свободу. Когда ваши сапоги ступят на чужую землю Материка, вы перестанете быть просто людьми. Вы станете богами. Вам будет дозволено все. Вы были рождены для убийства - империя дарит это право. В вашей власти будет жизнь тысяч континенталов, распоряжайтесь ею, как пожелаете. Это величайшее наслаждение!
Правило второе – вы принадлежите экипажу. Сама природа предназначила вас для службы в десантных войсках. А основой службы является чувство полного единства. Разве случайно имперские военнослужащие обращаются друг к другу «брат»? На политзанятиях вам приведут десятки примеров, когда «змей», не задумываясь, жертвовал своей жизнь для спасения жизни товарища, командира, отряда. Настоящий морпех всегда говорит «мы» и очень редко «я». За малейшие проступки, совершенные против братьев у «змеев» установлены самые беспощадные наказания. Тогда отчего же они не применяются? Да оттого что таких проступков нет и быть не может, братья матросы!
Правило третье – экипаж принадлежит командиру. Его приказ – даже не закон, он гораздо выше. Офицеру, вожаку «змеев» подчиняются не рассуждая, беспрекословно, даже зная, что идут на верную смерть.
Все слушали молча и очень серьёзно.
Пиявцу выпало нести вахту в последнюю ночь перед отправкой в гарнизон Хайцая. Он стоял на посту в парадной форме и в глубокой каске «Дзука» с чехлом.
Перед ним внезапно вырос Акула. Внимательно посмотрел в глаза и сунул в нагрудный карман Пиявца фонарик.
-Это от меня на память, морпех.
Пиявец смотрел в разбавленную тусклым синим цветом ночной лампочки темноту казармы и слушал, как на двухэтажных койках похрапывают во сне рядовые имперских десантных войск. Завтра на рассвете им предстояло отправиться морем по месту службы.
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
04 часа, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Из-за стекол стеллажей пустыми глазами взирали сушеные головы вражеских офицеров - трофеи минувших походов. У трапматроса Скальпеля, откровенно говоря, руки росли не из плеч. Головы были бугристые, кособокие, искореженные так, словно в каждую угодила пуля со смещенным центром тяжести, а потом Скальпель кое-как слепил куски черепа, неопрятно присобачив лоскуты кожи и скальпа и вместо вытекших глаз вставив вообще нечто непотребное. Тьфу! Дрянно выделанные, головы неспешно усыхали, отчего в кают-компании (столовой) постоянно стоял, невзирая на искренние усилия вентиляции, сладковатый запашок.
…Предыдущий рейд выдался скучным. Дизельные «Волкодав» и «Подруга» вначале получили приказ сопровождать три больших подводных баржи и один танкер к берегам княжества Ондол. Стрельбы и каких-либо других развлечений на сей раз не предвиделось. Княжество уже добрый десяток лет было разодрано на уделы тамошним дикарьем. Бородатые старейшины туземных кланов, щеголявшие в высоких папахах из рысьих шкурок и с кривыми ножами за поясом, начисто изничтожили остатки промышленности, уцелевшие после мировой войны, и вернули подвластные им орды в первобытное состояние. На небольшой глубине почти по всей площади Ондола природой были разбросаны богатейшие нефтяные месторождения. Туземцы ковыряли скважины, вёдрами и бурдюками собирали хлеставшую оттуда фонтанами бесценную черную жижу и верблюжьими упряжками свозили ее к побережью. Туда же сгоняли тысячи пленных, взятых на рядом расположенном островке Хаззалг. (Впрочем, назвать несчастных хаззалгайцев военнопленными язык не поворачивался: ондольское отребье угоняло в неволю беззащитное гражданское население.
Корабли всплыли у острова в назначенное время. Субмарины на всякий случай навели пушки и пулеметы на толпу дикарей, уже собравшихся на берегу. Начался торг. С барж на берег потащили картонные и фанерные коробки с тряпьем, побрякушками, всяческим ширпотребом. В утробу танкера из невообразимо ржавого резервуара хлынула нефть. Потом насосавшийся танкер медленно отвалил от берега и в полупогруженном состоянии взял курс на северо-запад, к Архипелагам. А торг продолжался. Теперь на шмотки и барахло меняли рабов. Тут уж приходилось быть начеку. Ондольская сволочь не только горазда была резать и мародерствовать, но еще и норовила надуть при каждом удобном случае. Каждого хаззалгайца перед забивкой в трюмы барж приходилось наскоро осматривать, чтобы не подсунули, храни бог Глубин, какого-нибудь чумного. А что, был, ходят слухи, похожий случай, целая субмарина заразилась и вымерла… Женщин и детей эти материковые недочеловеки в кошачьих шапках вообще замордовывали до жуткого состояния, потом неумело придавали товарный вид и пытались сбагрить за полную цену.
Пиявец с напарником Болтом как раз стояли на осмотре при погрузке. Голые хаззалгайцы с заложенными за голову руками трусцой подбегали по трапу, поворачивались и, подгоняемые прикладами «змеев», спускались в трюм.
-Эту брать не будем. – невозмутимо говорил Болт. –Ты что, всем своим бабуинам по очереди её отдавал драть ? Она же еле дышит.
Ондольский старейшина подпрыгивал, шипел, плевался, оглаживал костлявыми пальцами бороду и пытался божиться, но непреклонный Болт отпихивал истерзанную хаззалгайку в его сторону и покрикивал:
-Быстрей, не задерживай, нам тут копаться мало охоты.
Время от времени Пиявец выбирал женщину помоложе и покрасивее, хватал ее за руку и отводил направо. Эти предназначались для экипажа и десантников.
-Ты глянь, Пиявец! –возмущался Болт, -Нас за совсем слепых дураков держат! Ты кого подсовываешь, обезьян старый?
-Шишун! Моя не обезьян! –взвизгивал старый, сутулый ондолец, сверля Болта злобным взглядом из-под низко надвинутой лохматой шапки, -Твой мама - обезьян! Зачем твой недовольный, а? Шишун! Вот кто плохой баба, да? Вот кто нездоровый баба, да?
-«Здоровый баба, здоровый», -передразнивал Болт, -А эти клячи откуда? Смотри, Пиявец, они тут друг дружку цапать будут и нам впаривать? Не ври, козел бородатый, какой тут может быть Хаззалг! Ну-ка, бакматрос Пиявец, кто это?
-Ондольцы корявые. –без колебаний определил Пиявец, -Ясно, наскочили на соседний поселок, повязали родичей, чем-то тупым бороды им обскоблили, да сюда пригнали…Четыреста восемьдесят семь, четыреста восемьдесят восемь… Брать не будем.
-Во! –поднял палец Болт, - Зачем нам спрашивается ваше ленивое ворье? Работать все равно не умеют, чего ж их за море тащить. В сторону!
-Шишун! Какой «сторона»! Бери дешево! Что мой с ними делать?
-Да хоть что пусть «твой» с ними делает! – обозлился Пиявец, -Не путайся под ногами, редька старая, погрузку не срывай! Отведи вон в сторонку да головы оторви, вы это здорово умеете, уроды.
-Эй, эй, баб своих ондольских тоже забирай, нам скелеты ходячие не нужны. –добавил Болт. -Вы их не кормите, что ли? Вдобавок, страшные, как смерть. Одни носы торчат, даже глянуть не на что.
Так и не кормят, -обличительно отозвался Пиявец, продолжая подгонять рабов, -Мужики сидят в кругу, собачину жрут и брагу хлещут, а жены за спиной крутятся, объедки подбирают…Четыреста девяносто девять, пятьсот… Стой, Болт, что там за визг в кустах?
-Дык думать надо, что говоришь! Ты же сам велел старику оторвать «некондиционным» головы.
-Тьфу! Гацу ба-дацу! Недоумки материковые! Пятьсот четыре, пятьсот пять...
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
03 часа 50 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
После завтрака наставало время чистки оружия, обслуживания техники, уборки. Собрать. Разобрать. Собрать. Разобрать. Это не надоедающая процедура. И не бессмысленный ритуал. Это еще одна форма бытия «морского змея». Руки Пиявца производят раз навсегда предписанные движения. Разбираешь, протираешь, собираешь карабин или автомат, а кажется не за оружием ухаживаешь, а самого себя раскладываешь на промасленном холсте.
Это здорово, что пришли к Хонти, отметил Пиявец. Хорошо, что не к Ондолу, не в Дунд или Хутхо, где все одно и то же: сопроводили баржи, посторожили разгрузку товара, провели загрузку рабов и назад. Особенно нудно в Хутхо. Народ там размножается, словно кролики и радиация ему не помеха. А может, даже, наоборот, в помощь? У хутхойских правителей, видно, с юмором все в порядке, вот они и превратили проблему лишнего населения в доход. За малейшее нарушение судьи у них приговаривают виновного к «исправительной ссылке на побережье». Хутхойцы - люди послушные, смирные и трудолюбивые. Подгоняет их конвой колонну «ссыльных» к побережью, а там уж баржи островитян ждут. «Ссыльные» собственными руками разгружают товар, который назначен в уплату за их же головы, а потом грузчиков попросту не выпускают из трюмов барж. И везут к Архипелагам. Тоска…
Другое дело – рейды на северо-восток, к бывшей Стране Отцов, к Улумберу, Пандее, Хонти. Там скучать не приходилось, особенно в Пандее. Оттуда рабов возят куда меньше, добычи – тоже, зато есть где развернуться и душу отвести. Туда не ходят караванами и не берут много барж, субмарины в режиме полного радиомолчания сосредотачиваются у побережья и начинают операцию.
Субмарина уже на месте. «Приплыли и всплываем». – подумал Пиявец. «Подруга» мало-помалу наполнилась надтреснутым шумом, от него начали подрагивать и сползать по столу еще не установленные на свои места затвор, газоотводная трубка, кожух ствольной коробки. Блестящие, бессмысленные и бесполезные по отдельности детали… Их следует тщательно осмотреть: нет ли ржавчины, если надо - оттереть пятнышки паклей, смоченной в чистящем растворе. Потом еще раз навести маслянистый глянец для профилактики. Затем надо собрать оружие, с наслаждением чувствуя, как с каждой установленной на положенное место деталью возрождаешь собственную цельность.
Вахта почти всё время липла к приборам и скверно охлаждаемым машинным отсекам. Вахтенные недовольно морщились, разглядывая бритолобых десантников, возящихся с оружием, то есть «бездельничающих». Ничего, скоро работы у «змеев» будет выше ушей.
Было, к примеру, в Черном месяце такое дело. «Подруга» вынырнула и высадила десант на плавающих бронемашинах пехоты там, где по сведениям разведчиков пандейцы намеревались построить мощный узел обороны. Что они там собирались строить – вообще-то вопрос открытый. Бетономешалки, вроде, были, доски штабелями лежали вперемешку с кучами гальки, экскаваторы всякие стояли, вагончики строительные. Все это пустили дымом, метнули по железнодорожной станции ракеты с лодки. И рванули вглубь по шоссейке.
-Давай! Давай! Поднажмите, ребята! -орал Хрюк от пулемета. Десантники тряслись в железном кузове каждый на своём месте. Гул моторов разбудил округу. Еще было время, еще даже дремалось с прикрытыми глазами. Все молчали, полагаясь на мастерство водителя. А ведь если пандейцы вырыли ловушку или успели уложить на дорогу мину - никто не заметит. Наскочили на полной скорости, и кранты, противокомариная броня не поможет.
-Горит станция-то. -тихо сказал Скальпель. -Хорошо мы поработали.
Все оглянулись. Позади дрожало красное сияние.
-Приготовиться! –скомандовал корвет-лейтенант десантных войск Дададай Хо.
У Пиявца по спине пробежались мурашки. Дело принимало серьезный оборот. Впереди заговорили пулеметы.
Оружие на боевой взвод! –приказал корвет-лейтенант и включил дальний свет. Из сумрака выскочила полоса шоссе, почувствовался запах порохового дыма. Он тянулся низко над землей и образовывал белые полосы. Перед первой бронемашиной взлетел гейзер глины. Гранаты! Пошла гулянка!
Морпехи начали обстреливать короткими очередями обочины дороги. О, вот и первые горящие здания... Обычные домишки рабочих пылали ярким белым пламенем. Болт включил сирену атаки. Жуткий вой сирены вызывал тоску. Очередь из пулемета проколотила по стальным бортам нашей бронемашины и та завибрировала. Пандейская пехота, очухавшись, пошла в контратаку. Дрались они неумело, но смертно, пощады не ждали и сами не давали. Винтовки хватали наперевес, не стреляя, пёрли в штыковую атаку. У офицеров сверкали в руках кривые ятаганы. Молча бежали, полусогнувшись, не обращая внимания на то, что пулеметы их укладывали, словно косы траву. А уж если добирались до рукопашной… Нет, лучше такого не допускать. Но самое дерьмовое, если до бронемашин успевали добежать их дервиши. На каждом из них - по два пуда взрывчатки, перемешанной с мелкими шурупами, а у пояса – противотанковая граната. Добежит, рванет кольцо, от себя только клуб дыма оставит, а вместе с ним поминай как звали десятка полтора братьев десантников. Ну, да морпехи тоже вам не медузьи дети, соображают, что к чему. В том бою корвет-лейтенант приказал всем пулеметчикам выждать, пока пандейцы не окажутся между бронемашинами. Открыли кинжальный огонь, положили всех. Нашли среди трупов дервишей, разминировали, стянули у них с груди шкуру с их религиозными татуировками. Переплести альбом десантника в такую выделанную кожу – лучше не придумаешь.
Потом занялись пленными. Вот тут обычно самое интересное и начинается. Помнится, тогда еще Болт проиграл пари Хрюку, не поверив, что тот сможет голыми руками раздавить подряд пять черепов у пленных пандейцев. Пиявец в тот раз Скорняку помогал. У того дар божий – как раз выделка кожи, особенно татуированной, с дервишей. Он обещал за помощь обтянуть альбом фотографий Пиявца шкурой первого же хонтийца.
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
03 часа 50 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Готовилась высадка. Десантники выстроились на развод. Пиявец занимал своё место на левом фланге среди кандидатов в «змеи», терпеливо и невозмутимо выслушивая одни и те же шуточки по поводу своего низкого роста и плюгавой комплекции. В воздухе постоянно чувствовался привкус дизельного топлива - сразу за кают-компанией располагался машинный отсек, да и топливные баки испускали душок, с которым не справлялись поглотители запахов.
Через каждые две сажени коридор делили водонепроницаемые переборки с узкими овальными дверями. По обе стороны стены были отделаны дорогим лакированным деревом и тисненой кожей. Здесь же в рамках висели, как принято у «океанских змеев», «фотографии» командиров – рентгенограммы с оскаленными черепами в фас. На каждом снимке имелся автограф заснятого офицера. По потолку тянулись кабелепроводы, окрашенные в различные цвета. В полу местами встречались круглые люковые отверстия со спускающимися вниз алюминиевыми лестницами. Повсюду скрадывая шум шагов, лежали каучуковые коврики.
Судовой фельдшер обходил строй, небрежно осмотрел личный состав и на глазок налил в подставленные алюминиевые кружки витаминно-травяной настой невообразимой горечи, который, к тому же, гарантировал не менее десяти минут зверской икоты. Под залповое икание пьющих настой морпехов из микроскопической каютки появился командующий «Подругой» корвет-лейтенант десантных войск Дададай Хо. Сквозь смотровые щели маски, в которую превратилось его обгоревшее пять лет назад при взрыве бака лицо, рассматривал строй. Десантники тут же замирали, почувствовав как буравят их полускрытые за тяжёлыми вишневыми веками серые льдистые глаза. Установилась раскатистая тишь, раздавалось только надрывное сипение корвет-лейтенанта втягивающего воздух сквозь вывернутые ноздри. Командир с неизменным молчанием выслушал доклад старшины смены, досадливо махнул пятнистой от ожогов ладонью, пресекая стремление морпехов, набрав полную грудь, взрявкнуть приветствие. Потом повернулся к микрофону и сообщил на центральный пост о процедуре высадки. А братья-морпехи, выкатив грудь, во все горло заорали «Марш десантников».
^ Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
06 часов 75 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Прочесывание местности, оно же «частый гребень», оно же «вошебойка». Этому морпехи тренировались еженедельно. С утра до вечера, целый день и снова до упаду. На ходу спрыгнуть с бронетранспортера и развернуться в цепь. Стрелять очередями веером, не целясь, загоняя врага в ловушку. Без устали бежать и гнать материковых уродов.
-А ну, братишки, давай! - без устали горланил из открытого броневика яхт-лейтенант, командовавший операцией. -Не халтурьте, малыши, поднажмите!
Задыхаясь, имперские десантники неслись в высокой колючей траве и стреляли короткими частыми очередями. Они загоняли в сторону каких-то средневековых развалин большую группу панически удирающих хонтийцев. Где-то справа от Пиявца пыхтели Болт и Клешнявый, слева – Скальпель и Хрюк. Но он их не видел. Хонтийская трава была высотой в человеческий рост, и только задранный вверх тонкий и длинный ствол огнемёта матроса Крысы колыхался перед нами, словно маяк. В глазах у Пиявца рябило, он взопрел, несмотря на осенний промозглый холод.
Толпу удалось оттеснить в развалины. Там её взяла в оборот вторая группа, сидевшая в засаде. Пиявец вздохнул с облегчением: для них изматывающая беготня на этом заканчивалась.
-На сегодня всё! - объявил яхт-лейтенант, командовавший операцией. –Можете возвращаться на «Подругу» и отдыхать. Добычу отсортируют без нас.
Скорняк выразительно жестикулировал, тыкал пальцами в сторону тростника, выворачивал наизнанку что-то воображаемое и строил дикие рожи. Пиявец сообразил.
-Брат яхт-лейтенант! –сказал он. -Разрешите нам с матросом Скорняком остаться. Вернёмся с той группой.
-Зачем?
-Да мы это… хотели кожицей разжиться… Он неплохую нашел.
-Приспичило вам... Ладно. Доложите командиру второго отряда как полагается.
-Слушаюсь! Спасибо, брат яхт-лейтенант!
Скорняк, пыхтя вытаскивал из трещащих зарослей труп молодой хонтийки. Её простреленная голова моталась и стороны в сторону.
-Вон там какие-то подвалы по-моему есть. –сказал Пиявец. –Там и выделать можно.
-Поглядим. -ответил Скорняк, -Чего столбеешь, подхватывай за ноги. Спешить надо, не то потом плохо поддаваться будет. Тут свежатинка нужна.
^ Саракш
Хонти. Пограничная зона. Обитель "отцов-путеуказателей".
04 часа 30 минут, 15 дня месяца Фиалок, 9590 год от Озарения
-Это было совсем недавно, судя по крови. Позавчера или вчера. –возбужденно говорил Гурон. – А значит, чужие могут быть рядом. Кто? Зачем это сделали?
-«Кто» – вопрос риторический. –пробормотал Лунин. – А вот «зачем», это я тебе поясню, как человек, слегка знакомый с древней историей. Обратил внимание на детали?
-Не присматривался!
-Да не злись, мне не приятнее твоего. Так вот, с несчастного снимали кожу очень тщательно. И жерди рядом брошены не случайно: служили для подхвата и упора. Следовательно это не пытки, не издевательство над живым человеком, а скорее утилитарная разделка забитой особи. Добывание шкуры. С какими целями – также лучше не задумываться.
Ходуля возился около камина.
-Расскажу ему. – решил Гурон. Он подсел к проводнику и что-то ему старательно втолковывал. Тот некоторое время тупо внимал, потом обеспокоено завозился, с биноклем в руках поспешно полез под крышу.
Прогрессоры переглянулись и последовали за ним. Ходуля уже лежал, раскинув ноги, на каменной площадке под дырявой черепичной крышей маяка-колокольни и рассматривал завернутый вверх горизонт.
Заслышав шорох, он повернулся. Пешка с Гуроном поразились выражению дикого ужаса на его лице, ставшем землисто-серым.
-Гасите огонь в камине! –приказал он без следа обычного косноязычия, - Что бы ни стряслось, сидите тихо, словно мыши. Ни звука, ни шороха! Приготовьте автоматы на всякий случай, но не вздумайте стрелять - только если скомандую. Ясно?
-В чем дело?
Вместо ответа Ходуля махнул рукой в направлении моря. Посреди залива и без бинокля было можно различить горбатый силуэт субмарины.
[1] Нецензурное ругательство на диалекте эм-до (Сяо Жень)
[2] БВИ. А.и Б. Стругацкие. Обитаемый остров (GPI:\\S15-Literature-Historical\S\Strugacky\53\p249)