От пола к гендеру? Опыт анализа секс-дискурсов молодежных российских журналов

Вид материалаСборник статей

Содержание


Предмет, методы и логика
Бойцы сексуального фронта
Часть 1. Несколько теоретических тезисов к проблеме моделирования молодежных сексуальностей
Почему сексуальная революция 60-70-ых годов сменилась гендерной революцией в конце 90-ых?
Векторы сексуального пространства, гомо-гетеросексуальный континуум и классификации сексуальности в молодежных культурах
Влияние молодежных культур и медиа на формирование индивидуальной молодежной сексуальности
Микрореволюции — на смену бурным
Таблица 1. «Революционные идеи конца 90-ых»
Гендер и сексуальность
Новая концепция мужественности
Приступы ярости
Искусственная натуральность
Искусственная естественность
Конец века и новая чувственность
Здоровый цинизм
Веселая провокация.
Смешение наций, возрастов и полов — как основа новой социальной идентификации.
Unisex -жил, жив и будет жить?
А. Бартенев: Унисекс был и в Совдепии, но эта идея не увенчалась успехом
Гомосексуалы, новая гей-концепция и отечественный кинематограф
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4

ссылка скрыта


Елена Омельченко 

От пола к гендеру? Опыт анализа секс-дискурсов молодежных российских журналов.


(В сб. Женщина не существует: Современные исследования полового различия: Сборник статей / Под ред. И. Аристарховой Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1999. С. 77- 116)


 

Первые демографы и психиатры 19 века, когда были вынуждены упоминать о сексе, считали своим долгом извиниться перед читателем за внимание к такой теме. Мы же в течение многих лет не можем говорить о нем иначе, как, встав в позу: сознание того, что мы бросаем вызов установленному порядку; тон голоса, показывающий, что мы знаем, что мы- ниспровергатели; пыл людей, готовящих заговор против настоящего и призывающих будущее, день наступления которого мы и приближаем.

Мишель Фуко


Обращение к теме конструирования и репрезентации сексуально/гендерных стереотипов и отношений не было случайным. Последние три года пришлось плотно работать с текстами, посвященными современным молодежным культурам и субкультурам,[1] сравнивать западные (прежде всего — английские) академические дискурсы с отечественными, интерпретировать изменения, происшедшие в молодежных  культурах в конце 90-ых годов. Исследуя феномены молодежных культур, репрезентируемые в текстах российских молодежных журналов, я столкнулась с очень интересной тенденцией. Тексты, обращенные к молодежи, различаясь по характеру и качеству, активно используют одну и ту же идею — идею «новой гендерной революции». Это вряд ли можно назвать открытием. Новизна и откровение этой идеи могут быть отнесены лишь к российской жизни. Представления о социальных конструктах современных мужчин и женщин, о способах и формах социально-культурной «подачи» своего рода (мужского, женского или смешанного), символах и знаках, определяющих отношение к полу и его социально приемлемым демонстрациям, западные и российские модели поведения, традиционно-патриархальные и эпатирующе-новаторские идеи, связанные с полом — все подвергается в журнальных текстах смешению и коренным изменениям.

Оставив на время желание, понять, насколько журнальные конструкты корреспондируются с реальностью подобных молодежных практик, я попыталась разобраться в том, что собственно стоит за этими новыми конструктами пола, каков их контекст внутри журнальных дискурсов.

^ Предмет, методы и логика

До недавнего времени в отечественной академической литературе практически отсутствовали исследования, посвященные каналам формирования сексуальных дискурсов, что можно объяснить спецификой темы и сложностью последовательной реализации подобного анализа (См. Комментарии 1).

Выбор журналов из всей массы медиа источников, обращенных к молодежной аудитории, не был случаен. Толстые журналы занимают промежуточное положение между двумя полюсами медиа пространства: ежедневными медиа обращениями (молодежные ТВ передачи, новые радио каналы, реклама, газеты, еженедельники и т.д.) и уже «застывшими» посланиями, объективными формами культурного пространства (кино и видео фильмы, музыкальные и компьютерные CD, видео клипы).

Рынок новых российских журналов, обращенных к молодежи, постоянно расширяется. Первый этап пост перестроечного журнального бума был связан с появлением на молодежном рынке огромного количества желтых, полу и порнографических изданий откровенно скандального содержания и маргинально культурного статуса. Второй этап был связан с выходом в свет российских вариантов интернациональных изданий, таких как «Плейбой», «Космополитен», «Она», «Пентхаус» и др. Помимо переводных текстов — прямых калек с западных источников, в этих журналах появились адаптированные специально для российской молодежи западные материалы, собственные авторские тексты. Редакции занялись активным поиском своей ниши в молодежной читательской аудитории современной России. Большее количество журналов, появившихся за этот период — это издания для «новых» русских и их жен, которых весьма условно можно отнести к молодежи. И, наконец, третий — текущий этап. Для этого периода характерно постепенное вытеснение с рынка журналов откровенно порнографического и скандального содержания; появление специальных журналов для сверх богатой молодежи; рост популярности изданий субкультурного и андеграундного направлений, ориентированных на достаточно специфическую аудиторию, распространение фанзин (авторские журналы, выпускаемые фанатами какого-то культурного или музыкального направления).

Для анализа были выбраны три журнала: «ОМ», «ПТЮЧ» и «РОВЕСНИК». Эти журналы достаточно распространены и популярны. (См. Комментарии, 2).

Если поместить выбранные журналы во временную классификацию, то они относятся к концу второго и началу третьего периода развития рынка молодежных журналов.

Предлагаемый здесь анализ является первым этапом исследования. Его цель — описание основных измерений и параметров сексуально — гендерного пространства российских молодежных культур конца 90-ых годов XX века, представленных в текстах трех молодежных журналов. (См. Комментарии, 3).

На втором этапе предполагается проведение фокус-групп, глубинных интервью и небольшого экспресс опроса среди молодежи разных возрастов и социально-культурных статусов в Ульяновском регионе. Его целью станет проверка основных гипотез (по характеру и направлению изменений сексуально-гендерных стереотипов) и выявление основных путей принятия и отторжения типов и моделей, полученных из анализа различных измерений журнальных секс — дискурсов.

Первичный анализ текстов показал динамичность и многообразие представленных в них сексуальных образов. Отбросив априорные, абстрактно сконструированные типы молодежной сексуальности, я полностью положилась на логику, последовательность и специфику их репрезентации в текстах. В данной ситуации очень сложно было четко обосновать и практически следовать некоей единой и последовательной методологии. «Феноменологический анализ повседневной жизни и скорее даже ее субъективного восприятия воздерживается от причинных и генетических гипотез, так же как и от утверждений относительно онтологического статуса анализируемых феноменов» [2]

^ Бойцы сексуального фронта

Подчинение единой воле советского государства всегда было значимо не только для проведения прямой политики.[3]. Единая государственная воля должна была охватывать все сферы жизни: от публичной до частной, главенство государства должно было распространяться от Кремля и до каждой спальни. Сексуальная сфера, будучи последним пристанищем индивидуального выбора и воли, оставалась в зоне самого пристального внимания идеологов новой морали и нравственности. В этом фокусе освобождение женщин при Советской власти представляется специфически советской трансформацией гендерных отношений, цель которой — подчинение и женщин, и мужчин государству. Женщины получили от государства «подарок» — свободу работать наравне с мужчинами, а мужчины получили роль «второго мужа» после государства. Одно из последствий альянса женщин  с советским государством против мужчин  заключалось в том, что появился самый серьезный «муж-цензор» частных (в том числе и сексуальных) отношений. На уровне идеологии именно государству женщины демонстрировали свою привлекательность, именно ему стремились понравиться, для него — быть красивыми, для встречи с ним  — хранить верность и растить ему здоровых детей.

Смена идеологий очень противоречиво сказалась на всей системе гендерных отношений. Крах советского режима означал на этом символическом уровне «развод» государства со своими женщинами. Государство перестало, как прежде любить своих жен — женщин и своих детей — молодежь. Оно отказалось от поддержания порядка в семьях, от воспитания подрастающего поколения. Однако на уровне жизненных практик как у мужчин, так и у женщин осталось «ожидание особых привилегий», система прежних гендерных стереотипов оказалась невероятно живуча. Патриархальный слой гендерной культуры остался и в особом виде присутствует даже в самых модных поисках новых измерений сексуально/гендерного пространства.

Процессы изменения, смещения или замены гендерных стереотипов лучше всего поддаются наблюдению на территории медиа презентаций. Тексты, обращенные к молодежным аудиториям, лучше всего демонстрируют то, что происходит, когда государство перестает вмешиваться в идеологию пола, предоставляя ему возможность оставаться «внецензурно -игровым пространством ». Анализ медиа презентаций интересен и тем, что гендерное пространство формируется здесь более свободно (оставаясь все-таки игрой) -  вне реальности семейных и репродуктивных координат. В отличие от «живых» феноменов молодежных российских культур тексты демонстрируют другой вид гендерных и сексуальных практик. Не будучи озабочены устройством реальной человеческой судьбы, тексты как бы играют в пол, пробуют, проверяют и примеряют на себе самые разнообразные сексуально/гендерные одежды.

Если рассмотреть это пространство, это поле битвы более подробно, то мы увидим некое подобие карнавала. На нем встречаются не только «совковый» вариант с рыночным, но встречаются западные и российские молодежные культуры. Происходит не просто смена старых и новых ценностей, но и смешение российских моделей с западными. Именно в медиа дискурсах предстает наиболее противоречивая картина формирования современной молодежной гендерной идентичности. Анализ журнальных текстов помогает подметить характер и формы превращения основных идей измененного гендерного пространства западных молодежных практик и культур в феномен российских медиа дискурсов. Создается впечатление, что рассыпание гендерных конструкций происходит прямо на глазах, а это еще раз подтверждает идею о том, что гендер — это не состояние, это процесс.

Прежде чем перейти к изложению результатов анализа я коротко остановлюсь на некоторых значимых для исследования идеях, почерпнутых из академических текстов.

^ Часть 1. Несколько теоретических тезисов к проблеме моделирования молодежных сексуальностей
  1. О роли сексуальных дискурсов в истории

Мишель Фуко, рассматривая историю сексуальности, связывал ее природу с распределением всех видов социальной власти и поддержанием с ее помощью социальных иерархий.[4] Дискурсы сексуальности, по его мнению, формируются вокруг таких понятий, как семья, дети, запреты, власть, удовольствие, покаяние, восточный и западный стили секса.

Начиная с 19 века, сексуальность начинает тщательно скрываться. «Она конфискуется в пользу скрепленной браком семьи«[5]., которая становится образцом и источником нормы «полезной» сексуальности, единственное место которой  — родительская спальня. Секс, не ведущий к зачатию признается аномалией и должен расплатиться наказанием. С тех пор сохранение буржуазного представления о сексуальности становится способом сохранения социального статуса. »Отныне социальная дифференциация начинает утверждать себя не через «сексуальное» качество тела, а через интенсивность его подавления»[6] Подавление становится фундаментальным способом связи между властью, знанием и сексуальностью. «Если секс подавлен, то есть, обречен на запрещение, на не существование и немоту, то сам факт говорения о нем и говорения о его подавлении имеет оттенок смелого преступления»[7]Отсюда та торжественность, с которой сегодня говорят о сексе.

Освобождение от буржуазных представлений о сексуальности есть, с одной стороны, процесс демократизации, с другой — способ установления новой властной иерархии в обществе. До сих пор разговор на «эту» тему не стал общим местом. Эксплуатация идей, эпатирующих «буржуазный кодекс сексуальности», использование нетрадиционного языка, подрывающего некие базисные представления о глубоко личном и таинственном сексуальном действии, остаются самым важным, вероятно, единственным способом привлечения внимания молодежной аудитории к культовым медиа текстам. Говорящий и пишущий «об этом» (по крайнем мере в России) сразу наделяется атрибутами геройства.
  1. ^ Почему сексуальная революция 60-70-ых годов сменилась гендерной революцией в конце 90-ых?

Идеалы семейной сексуальности были несколько «подвинуты» грянувшей в середине 20 века сексуальной революцией. Она была вздохом свободы пост-военного молодого поколения и ассоциировалась с движением хиппи, рок-н-роллом и развитием индустрии контрацептивов. Сексуальное удовольствие перестало напрямую связываться с заведением семьи и рождением детей. С наступлением эры постмодернизма будущее сексуальности все чаще начинает рисоваться в тонах сексуального несчастья. Сексуальный опыт обязательно рассматривался в его переводе на язык описания отдельных, характерных фактов сексуального поведения: господствовала идея о том, что создание некоего атласа «физической географии сексуального оргазма» может стать основанием для совершенной науки о сексуальности. Географическая репрезентация стадий оргазма новой наукой о сексе, начиная с Kinsey (1948, 1953) и заканчивая Masters and Johns (1966), помогала «отвержению оргазма» — к счастью лишь в размышлениях о нем, а не в переживании оргазма большинством людей»[8]. Просвещенного и свободного секса оказалось недостаточно, чтобы сделать людей счастливыми, помощи сексопатологов и сексоаналитиков не хватило на то, чтобы люди не просто заговорили «об этом», но и нашли путь преодоления неравенства и подавления. «Новая» сексуальность, оставаясь по прежнему  глубинно связанной с социальными иерархиями, нагруженная новыми изобретениями шоу- и секс- индустрии, обремененная знаниями о путях продвижения к сексуальному удовольствию, столкнулась с проблемой поиска социальной идентичности. Появилось новое модное слово — «гендер». Гендерной революции, как и ее предшественнице - сексуальной, аккомпанировали различные социальные демонстрации. Вместо публичного обсуждения стадий оргазма модным стало исследовать «новые» социальные феномены — андрогинов, унисексов, бисексуалов. Атласы сексуальных типов (от «нормальных» — до «извращенных») дополнились гендерными. Кроме сакраментальных вопросов — как, где, с кем и ради чего следует «этим» заниматься, чтобы соответствовать (или противостоять) социально одобряемым законам морали, возникли новые — в какой социальной одежде, в каком жизненном стиле, какой моде следуя  и др. Пол партнера начал терять под покровом множественности измерений легко определяемые вторичные половые признаки и превратился в таинственную и мистическую загадку.
  1. ^ Векторы сексуального пространства, гомо-гетеросексуальный континуум и классификации сексуальности в молодежных культурах

Кинси предложил использовать гомосексуальный — гетеросексуальный континуум для определения различных проявлений сексуальности.

На самом деле, сложные смыслы всех разнообразных видов, типов и форм сексуальностей растворяются в более глобальных идентичностях человека в современном мире, что затрудняет поиски сексуальности в двумерном  континууме.  Попытки уйти от этого жесткого измерения привели с одной стороны, к «расистскому» по своей природе объяснению гомосексуальности из природы самого индивида, с другой стороны — к пониманию существования множественности не только гомосексуальностей, но и гетеросексуальностей. Такие ярлыки как гомо и гетеро на сцене сексуально-гендерного карнавала молодежных культур 90-ых годов и обращенных к ним  медиа обращений выглядят если и не окончательно примитивными, то, по крайней мере  упрощенными и ничего не объясняющими пустыми словесными конструктами.
  1. «Разорванность» практик самоидентификации современного человека и поиски гендера

Источник сексуальной активности формируется в недрах существования «self» (самости, я — сущности). В гомогенных социальных условиях оно может существовать в одном измерении достаточно долгое время, а в гетерогенных, сложных и склонных к изменениям социально-культурных условиях, «self» и его интеграция становится очень проблематичной. Формируется более сложный мир чувств и переживаний, в котором трудно отыскать какие то классические нравственные центры или моральные векторы.

Постмодернистская чувствительность — ключевое понятие дискурса современной культуры. Расщепленность сознания современного человека связана с тем, что культура частично утратила свои контрольные и защитные функции.

Для решения проблемы гендерной идентичности наиболее подходящим оказывается образ эклектичного постмодернистского коллажа, «пастижа» — набора неких дискретных позиций, служащих для самоопределения «подвешенной» личности. Современный человек примеряет на себя мозаичные гендерные роли, перебирает их, играет ими. Здесь начинается царство масс медиа, с его мистификациями массового сознания, театрализацией, мифами, иллюзиями, широким веером гендерных  версий и сексуальных «предложений».

Для современной молодежи путь формирования гендерной идентичности становится невероятно запутанным и  парадоксальным. С одной стороны, отчетливо заметно стремление к стиранию граней между архетипическими идеалами маскулинности и феминности; появляются формы репрезентации качеств, присущих представителям обоих полов, актуальными становятся идеи андрогинности и унисекса. Противоположное стремление имеет традиционалистский смысл и связано с общими тенденциями «отката социальной модернизации» [9]. Последнее, по мнению автора, характерно именно для современного российского общества.
  1. «Определенность» общества и разнообразие версий сексуальности

Там, где общество обеспечивает крепкую, принудительную, без особых внешних разногласий интеграцию сексуальных ролей в другие социальные роли, потребность в культурном управлении какой-то особенной сексуальной идентичностью, минимальная. В относительно стабильных, хорошо интегрированных, культурных условиях «сексуальные привычки» всех индивидов могут пониматься схожим образом и трактоваться как разновидность привычек в еде и предпочтений в преферансе. И пищевое, и сексуальное поведение в этом контексте воспринимается совершенно естественно прикрепленными к верам и ценностям. В этих условиях нет особой потребности в формировании моды на сексуальную идентичность или сексуальные предпочтения. В современных обществах усиливается гетерогенность и множественность выбора, что ведет к проблематичной, альтернативной, а иногда и к конфликтной версии «хорошей жизни» и «правильной сексуальности».

Пост перестроечное российское общество может быть отнесено к переходной форме этих двух социальных систем, где устойчивые, заданные культурные стереотипы сексуально приемлемого «здорового» поведения уживаются с новыми гендерными трендами, формируя совершенно неповторимую российско-западническую версию сексуальности.
  1. ^ Влияние молодежных культур и медиа на формирование индивидуальной молодежной сексуальности

Взгляд на сексуальность в прошлом был проще. Девочки становились женами и матерями, защищая свою невинность и девственность для привлечения подходящего мужа. Жизнь мальчиков была преимущественно ориентированной на карьеру, вполне приемлемым считалось, что они могут "разбрасывать свои дикие сексуальные зерна" по мере освоения социальной роли защитника семьи. Сегодня их цели определяются уже не столь однозначно. Представления о "правильном" и "неправильном" сексуальном поведении стали более разнообразными, а границы между хорошими и плохими мальчиками и девочками не столь отчетливыми. Увеличение дистанции между физической зрелостью подростка и освоением им традиционных семейных ролей, доступность контрацепции привели к тому, что сексуальность, женитьба и обзаведение детьми начали разъединяться и на временном, и на ценностно-смысловом уровнях. [10]

Молодежные журналы способствуют формированию идеологии отношений между полами, представлений о способах сексуального выражения и сексуальной власти. Видео клипы знаменитых поп и рок-звезд являются мощным транслятором авторитетных представлений о сексуальности. Популярные музыка и танцы всегда были связаны с ритуалом спаривания, где ритм музыкального пространства и свободные телодвижения обеспечивают сексуальное освобождение и означают привлекательность. Субкультура дает молодежи популярную модель того, что «хорошо», «правильно», «модно», а молодые люди стоят перед необходимостью сознательного выбора — принимать или не принимать эти тенденции. Медиа обращения редко дают последовательное описание сексуального отношения, оставляя молодежь и подростков без точного знания сценария и понимания сюжетов. Они сталкиваются с необходимостью личной, индивидуальной классификации различных путей и вариаций сексуальности и, продираясь сквозь различные путаницы и неясности, развивать собственные работающие версии сексуальной жизни.

«Главный вопрос состоит не столько в том, чтобы знать, говорят сексу да или нет, формулируют запреты или же разрешения, утверждают ли его важность или же отрицают его последствия, наказуемы ли слова, которыми пользуются… сколько в том, чтобы принять во внимание самый факт, что о нем говорят, места и точки зрения, с которых о нем говорят…  В каких формах и по каким каналам, скользя вдоль каких дискурсов, власть добирается до самых тонких и самых индивидуальных поведений, какие пути позволяют ей достичь редких и едва уловимых форм желания, каким образом ей удается пронизывать и контролировать повседневное удовольствие…«[11]

Часть 2. Анализ журнальных дискурсов

Молодежь и сексуальность: основные идеи будущего

Конец 20 века, второго тысячелетия  можно по праву назвать празднованием молодежных культур. Практически все молодежные субкультуры 20 века переживают своеобразный ренессанс, и в идее молодости черпают энергию многие авторы, так или иначе конструирующие контуры будущего. Никто точно не знает, чьи ценности, и мироощущение на самом деле лягут в основу нового мира 21 века, будет ли  generation next  хотя бы в чем-то напоминать нынешнюю молодежь. Все поиски примет будущего  приводят к модным идеологам, «культовщикам» сегодняшней молодежи, скорее всего именно их «новые» для сегодняшнего дня практики станут «завтрашней повседневностью». Молодежные культуры поздней современности в основном формируются вокруг стремления театрализовать »унылую, скучную идентичность» взрослого мира. Конец века предоставляет этим поискам невероятно благодатное социально-культурное пространство.

«Весной в Париже включились часы, отсчитывающие последнюю тысячу дней до 2000 года. Говорят, что последнее тысячелетие начнется на триста пятьдесят дней позже, но скромное обаяние круглых чисел и детская радость от того, что циферка каждый день уменьшается, заставляет ощутить так называемое «предтысячелетнее напряжение» («ОМ», декабрь 1996).

^ Микрореволюции — на смену бурным

В анализируемых журналах есть тексты, посвященные новым идеям 90- ых годов. По мнению авторов, именно им предстоит стать контурами будущего. В «ОМ»е их называют «революционными» идеями, которые изменили культурное пространство конца века, в «Птюче» -«недугами» мира, но в своей основе они достаточно схожи. Публикуя эти культурно — идеологические «манифесты» практически одновременно — мае-июне 1997 года, журналы вступают в неявный спор друг с другом. Остановимся подробнее на идеях, связанных с новыми фантазиями на тему молодежной сексуальности[12].

^ Таблица 1. «Революционные идеи конца 90-ых»

 

ОМ

ПТЮЧ

 Название

Революционные идеи 90-ых.

Недуги мира 90-ых

 Источник

Журнал «The Face» (декабрь 1996)

Авторские идеи редакции «Птюч» (3,1997).

 ^ Гендер и сексуальность

1. Размытость полов как новая стратегия развлечения и любимая идея стилистов.

1.Унисекс — стремление избавиться от признаков собственной половой принадлежности. Образец подражания — подросток противоположного пола.

 

2.^ Новая концепция мужественности. Образ белых гетеросексуалов, которые мучаются, не желая расти в мужчин.

 

 

3. Гомосексуализм. Политкорректные геи попали из радикалов — в шоппинг -лист, из мрачной субкультуры превратились в блестящую нишу рынка.

 

 Досуг и удовольствия как стиль жизни

5. Адреналин — часть жизни. Поиски природных разновидностей духовных удовольствий до взгляда в лицо смерти. Тоска по риску.

2. Гедонизм – от каждой минуты жизни нужно получать удовольствие. Гедонист 90-х детально знает стили современной музыки, знаком с наркотическими веществами и умеет планировать время.

 

6. Инфантилизация. Взрослые начали собирать игрушки. Взросление превратилось в детскую забаву.

3. Инфантилизация. Взрослые щеголяют в откровенно детской яркой одежде, любимые рейверами мягкие игрушки-уродцы.

Элементы новой идеологии.

7. Пост-политическая корректность. Битва полов превратилась в драку с тортом.

4. Техноспиритуализм – новые технологии, философии нью-эйдж, психоделические наркотики спасут человечество.

 

8. ^ Приступы ярости. Жестокость на дорогах, в кино, нетерпение, фрустрация и беспричинный гнев, рост немотивированного насилия. Непредсказуемая и фатальная жестокость создала новую культуру жертв.

5. Декаданс Навязчивое деление жизни на декады с маниакальными обобщениями. Тенденция не новая, но пика достигла в 90-е. Может быть потому, что следующее десятилетие будет называться «00».

 

9. ^ Искусственная натуральность.

 Переход к жизненности отразился в прямых волосах, бледных губах и прозрачной андрогинности.[13]

6. ^ Искусственная естественность - при

любых обстоятельствах выглядеть естественно