Geum.ru

П. А. Столыпина в освоении Сибири и Дальнего Востока. "Аграрные реформы П. А. Столыпина в контексте "нового" освоения Сибири и Дальнего Востока". Доклад

Вид материалаДоклад
Подобный материал:
Научно-практическая конференция

«Роль аграрных реформ П.А. Столыпина в освоении

Сибири и Дальнего Востока».

"Аграрные реформы П.А. Столыпина в контексте "нового" освоения Сибири и Дальнего Востока".

Докладчик: Фомин Александр Анатольевич, председатель научно-экспертного совета при комитете по аграрным вопросам Государственной Думы ФС РФ.
  1. Столыпинская аграрная реформа, предшествующая работа, методы и формы проведения, результаты, уроки для современности.

По масштабам и громадности последствий столыпинская аграрная реформа далеко выходила за рамки сугубо сельскохозяйственной сферы, так или иначе затрагивая важнейшие стороны жизни как минимум 75% населения страны, тем самым воздействуя не только на экономическую составляющую модернизации, но также на психологическую, культурную, социально- юридическую и др.

Здесь надо сказать следующее. Как представляется, трагических событий начала ХХ в. можно было избежать. Новая модернизация России назрела давно. Потенциал реформ 60-70-х гг. в большой степени был исчерпан, притом будучи использован далеко не полностью. Лишь в эпоху Александра III началась масштабная индустриализация. При этом на фоне пресловутого роста экспорта хлеба из России к концу XIX в. в сельском хозяйстве ряда регионов страны нарастали кризисные явления. Их концентрированным выражением стали участившиеся неурожайные годы и самый настоящий голод 1891 г. Это был своего рода суммарный индекс, который говорил о неэффективности той модели развития народного хозяйства, которая установилась после 1861 г., и о том, что его пореформенная эволюция заводит и отчасти уже завела сельское хозяйство в тупик.

Но кризис, который был заложен самим существованием общины, нарастал – естественно, с каждым поколением площадь наделов при отсутствии контроля над рождаемостью уменьшалась. Во многих случаях община перестала выполнять свою главную социальную функцию – функцию социального страхования крестьян, если так можно выразиться. Она не смогла предотвратить падения жизненного уровня крестьян, голодовок и пр.

То, что современники позже называли ошеломляющим успехом столыпинской аграрной реформы, во многом произошло благодаря тому, что в первые годы ХХ в. она была подготовлена работой Особых совещаний, Редакционных комиссий, в которых участвовали Витте, Гурко, автор указа 9 ноября, Кривошеин и другие реформаторы, еще до осени 1906 г.

Указу 9 ноября предшествовала целая серия мер. В марте 1903 г. была проведена отмена круговой поруки в общине, а еще раньше – в подворных селениях. В августе 1904 г. отменены телесные наказания. К началу 1905 г., как считается, подготовка реформы была во многом завершена, были определены все цели и задачи, проведен, кроме отмены круговой поруки, закон о переселении, внесены конкретные предложения о выделах из общины, о хуторах и отрубах, о расширении деятельности Крестьянского банка, подготовлен проект изменений его устава. Наконец, 5 мая 1905 г. Министерство земледелия и госимуществ было преобразовано в Главное управление земледелия и землеустройства (ГУЗИЗ), куда из МВД передали землеустроительные отделы и переселенческое управление.

3 ноября 1905 г. Власть объявила об отмене выкупных платежей, и это формально дало основание считать реформу 1861 г. законченной. Неслучайно почти во всех официальных документах, особенно раннего этапа, аграрная реформа Столыпина называется вторым, завершающим этапом крестьянской реформы. Другим указом того же 3 ноября 1905 г. были даны новые полномочия Крестьянскому банку. 4 марта 1906 г. был создан землеустроительный комитет в Петербурге и начато создание землеустроительных комиссий на местах. 27 августа 1906 г., когда Столыпин стал уже председателем совета министров, начался перевод казенных земель в Крестьянский банк.

5 октября последовал воистину судьбоносный указ – «Об отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей и лиц бывших податных сословий». Это был действительно решительный шаг к уничтожению неполноправного положения крестьянства и, следовательно, к ликвидации всего старого аграрного строя.

И, наконец, 9 ноября последовал знаменитый указ, который, как считается, и начал столыпинскую аграрную реформу.

Очень верна мысль, согласно которой для Витте в аграрной реформе были очень важны цели юридическая и экономическая, а для Столыпина – политическая и экономическая, реализация которых в обоих случаях, естественно, привела к психологическим и культурным изменениям в стране. Различия в программах С.Ю.Витте и П.А.Столыпина вполне понятны – Витте думал, что у страны еще есть время, а Столыпин знал, что часы уже пошли.

В силу неделимости аграрного вопроса две эти цели – политическая и народно-хозяйственная – были неразрывно связаны друг с другом, переплетались, покрывали друг друга. В какой-то мере они нашли выражение в известной мысли, гласившей, что «правительство поставило на сильных и крепких, а не на пьяных и убогих». Эту фразу, на мой взгляд, не вполне правильно понимают. «Крепкий и сильный» – это не кулаки-мироеды, среди которых, кстати, очень большой процент был против реформы, ибо она лишала их реального влияния в деревнях. Речь шла о людях с характером, с инициативой, людях, способных начать жизнь по-новому.

Первоочередным, конечно, был вопрос о земле. Был момент, когда Николай II чуть было, не согласился на частичную экспроприацию или покупку помещичьих земель за вознаграждение, чтобы немедленно сгладить остроту аграрного кризиса. Но это не было сделано, в частности и потому, что правительство убедилось в том, что крестьяне могут получить частновладельческие земли путем добровольных соглашений.

Отсюда новая эпоха в деятельности Крестьянского банка. Если за предшествующие десять лет Крестьянский банк оперировал 900 035 тыс. десятин, то за 10 лет (от 1906 г. до революции) в руки крестьян при содействии Банка перешло 10 млн десятин (это территория современной Болгарии), из них несколько менее 4 млн – из собственного фонда Банка, а большая часть – в порядке посреднических операций.

Затем настал новый этап в истории переселенческой политики. С обострением аграрного кризиса указом 10 марта 1906 г. было дано право переселения и без предварительной посылки ходоков всем желающим без всяких ограничений. Всего число семейных переселенцев за 1906-1913 гг. составило 2,7 млн душ. А за предшествующие десять лет цифра составляет несколько более 1 млн душ, и ни в один год цифра переселенцев не достигала 200 тыс. человек, максимум 1896 г. – 177 тыс. человек. Компетентные люди полагали, что разместить в Сибири более 200 тыс. человек в год невозможно. Между тем в 1908 г. и 1909 г. их число превысило 600 тыс. Конечно, неожиданно большой наплыв переселенцев вызвал немало замешательства и затруднений на местах, издержки там были достаточно велики. Тем не менее процент обратных переселенцев упал с 18% за десятилетие 1896-1905 гг. до 12% в 1906-1913 гг.

И все же ни увеличение крестьянского землевладения за счет Крестьянского банка, ни рост переселения в Азиатскую Россию не решали аграрного вопроса. Правительство решилось, наконец, выделить инициативную часть крестьянства из-под власти крестьянского мира. Считая чувство личной собственности одним из важнейших природных свойств человека, Столыпин хотел, чтобы в России сформировался мощный пласт крестьян-собственников, который в аграрно-крестьянской стране станет, с одной стороны, основным источником формирования среднего класса, а с другой – прочным фундаментом гражданского общества и правового государства. Вместе с тем реформа должна была резко повысить уровень производительных сил в стране.

Согласно указу 9 ноября 1906 г. каждый крестьянин мог выделить свою надельную землю из общины, не считаясь с ее желаниями. Под выделом здесь подразумевалось прежде всего количественное закрепление земли в тех чересполосных участках (их бывало куда больше 100), которыми выделяющийся раньше пользовался, с сохранением участия в пользовании общими угодьями. Выделенной землей можно было свободно располагать.

Далее, указ 9 ноября порвал с принципом семейной собственности. Выделенная земля принадлежала не семье, а становилась личной собственностью домохозяина. Другими словами, узы коллективности с личного собственника снимались. При этом надельные земли по-прежнему могли переходить только в руки крестьян, это похоже на кое-что из того, что мы знаем по нашему времени. Во избежание концентрации надельной земли было установлено, что один домохозяин не может владеть землей в количестве свыше 6 указных наделов по Положению 1861 г. Затем правительство совершенно последовательно было вынуждено признать, что надельная земля может стать и объектом залога. Это было сделано в указе 15 ноября 1906 г.

Однако в указе от 9 ноября был выдвинут еще один фундаментальный принцип, который стал отныне руководящим в деятельности правительства, а именно – землеустройство. Было недостаточно освободить крестьянина от общины юридически, нужно было дать ему возможность вести на своей надельной земле хозяйство так, как ему заблагорассудится, надо было освободить его от принудительного севооборота. Укрепление земли в собственность оправдывается прежде всего землеустройством. Каждый домохозяин, выходящий из общины, мог требовать, чтобы его земля была выделена к одному месту.

Указ 9 ноября предусматривал два типа землеустроительных действий: единоличное и групповое. Единоличное землеустройство индивидуализировало крестьянское хозяйство, создавая хутора и отруба, т.е. сводя воедино крестьянские наделы, зачастую раздробленные на десятки «полосок».

В ходе группового землеустройства велись работы, направленные на проведение точных границ между селениями, между крестьянами и соседними владельцами и т.д. – в целом, на улучшение порядка в землепользовании крестьян и ликвидацию их юридической неопределенности вне зависимости от того, выходили они из общины или нет. Часто групповое землеустройство предваряло личное.

Тут надо иметь в виду следующее. В сущности, вся полемика по поводу столыпинской аграрной реформы сводится к тому, что историки традиционной школы говорят, что реформа провалилась, а их оппоненты с этим, как минимум, категорически не согласны. Ведь даже за те считанные годы, что реформа действовала, в России начались серьезные перемены к лучшему. Сама идея провала реформы идет от Ленина, который, надо сказать, сразу точно понял, что успех преобразований для него равносилен крушению надежд на победу революции. Ленин в одной из статей расценил падение после 1910 г. числа крестьян, получавших свидетельства об укреплении земли в собственность, как доказательство провала реформы.

Но это была абсолютная демагогия, поскольку по законодательству 1911 г. не требовалось уже получать эти свидетельства – было достаточно акта о землеустройстве. Однако поскольку авторитет Ленина не обсуждался, то советская историография предпочитала этого «противоречия» не замечать и десятки лет твердила заклинания о «провале», о «крахе» реформы и т.п. В силу этого землеустройству как центральной и весьма успешной части реформы уделялось не много внимания, отбирались, за редкими исключениями, только негативные факты и т.п.

Поэтому, конечно, при оценке эффективности реформы на первое место нужно ставить не число укреплений земли в собственность, а число и площадь землеустроенных хозяйств.

К моменту издания указа 9 ноября уже существовали землеустроительные комиссии, созданные указом 4 марта 1906 г. И, таким образом, дело землеустройства началось.

Издавая указ 9 ноября, правительство подчеркивало, что оно считает его завершением реформы 1861 г. В идеале полноправный гражданин, созданный указом 5 октября, должен был стать свободным собственником своей земли.

Землеустройство начиналось с подачи крестьянами ходатайств об изменении условий землепользования. Затем составлялся землеустроительный проект. Далее производились необходимые землемерные работы. И, наконец, приводились в исполнение принятые населением проекты. Число ходатайств отражало, по преимуществу, волеизъявление крестьян. Хотя нужно учитывать, что комиссии могли, в принципе, регулировать их динамику, когда это им казалось необходимым. Количественная характеристика остальных стадий работы зависела от оперативности работы комиссий, прежде всего наличия необходимого числа землемеров.

Масштабы столыпинского землеустройства можно представить по следующим двум показателям. Во-первых, за 1907-1915 гг. изменить условия землепользования пожелало почти 6,2 млн домохозяев. Это более половины всех крестьянских дворов России, или, по мнению историка В.Г. Тюкавкина, 67% общинных хозяйств страны. Во-вторых, согласно официальным данным, на 1 января 1916 г. были закончены подготовкой 87 855 землеустроительных дел по 105 104 земельным единицам для 3,8 млн домохозяев на площади в 34,3 млн десятин. Таким образом, общая площадь, охваченная землеустройством, составила без малого 375 тыс. кв. км и превысила территорию современных нам Германии и Черногории вместе взятых, или же Италии и Ирландии вместе взятых. И это без учета 10 млн десятин, перешедших к крестьянам посредством Крестьянского банка, и без землеустройства Сибири, которое превысило 22 млн десятин. Т.е. темпы землеустройства были колоссальные, невиданные, и нужно это подчеркнуть. Такого, действительно, как говорил Бабель, «Одесса не видела, а мир не увидит».

Статистика землеустройства показывает, что процесс землеустройства далеко не во всех губерниях шел равномерно. Это вполне естественно. Вместе с тем очевидно, что 8 губерний из 47, где шла реформа, дали почти 1/3 всех ходатайств. А 14 губерний с числом ходатайств более 164 тыс. дали половину всех ходатайств. На 20 губерний пришлось 64%. В остальных губерниях реформа шла медленнее. О причинах мы можем поговорить.

Период 1907-1915 гг. делится нормативными документами на два этапа. Это 1907-1911 гг., когда было подано 2,6 млн ходатайств, и период 1912-1915 гг., когда было подано 3,5 млн ходатайств, т.е. на 34,5% больше.

Это само по себе снимает один из вечных вопросов советской историографии о том, что реформа с 1911 г. шла на убыль. Термин «провал реформы» даже и обсуждать как-то стыдно. Анализ погубернской динамики дает обширный интересный материал для выводов, которые, конечно, далеко не совпадают с тем, что хотелось бы видеть традиционной историографии.

Необходимо выделять период 1914-1915 гг. в особый этап, поскольку война не могла не сказаться на ходе землеустройства. И в каком-то смысле корректнее сравнивать данные за 1907-1911 гг. и за 1912-1913 гг. В чем-то они естественнее, объективнее, как мне кажется.

Из общего числа ходатайств, поданного за 1907-1915 гг., 48% относится к личным, а 52% – к групповым, притом, что в 1907-1911 гг. личных ходатайств было чуть больше, чем групповых. Опережающий рост коллективных ходатайств во второй период связан, во-первых, с тем, что Положение 1911 г., сделав землеустроительные комиссии судебными органами, фактически развязало им руки в отношении разноправной чересполосицы. А во-вторых, Первая мировая война, призвав в армию свыше 10 млн мужчин, среди которых, конечно, были потенциальные клиенты землеустроительных комиссий, понятным образом увеличила число групповых работ.

Касаясь группового землеустройства, очень важно заметить следующее: адекватному восприятию столыпинской реформы сильнейшим образом препятствует лукавое якобы недоразумение, по которому этот вид землеустройства явно и неявно игнорируется или, во всяком случае, считается чем-то второсортным. Причин этому немало, в том числе фетишизация идеи всеобщей хуторизации всей страны, которая сама по себе оскорбляет интеллект П.А.Столыпина.

Большинство авторов, которые пишут о реформе, совершенно не упоминают о том, что переход крестьян к личному землеустройству был совершенно невозможен до ликвидации так называемой однопланности, чересполосицы, сервитутов и т.д., что до сведения к одним местам юридически и пространственно обособленного владения земель каждой деревни, каждого селения в отдельности было невозможно образование хуторских и отрубных хозяйств.

Другими словами, излюбленный тезис традиционной историографии о том, что крестьяне Нечерноземья были очень привязаны к общине, несколько обесценивается тем, что огромная их часть попросту не могла выйти на хутор или отруб, потому что их селение входило в состав «однопланных» или потому что в предшествующий период истории не были решены важные вопросы, связанные с проведением точных границ владений.

Вместе с тем, несмотря на увеличение землепользования, на землеустройство, на упорядочение аграрного строя, это была только основа для развития российского сельского хозяйства. А само развитие, как вы понимаете, было невозможно без ряда других условий, предпосылок, в том числе материального и духовного капитала. Правительственных ссуд явно не хватало, и только на основе кооперации можно было обеспечить крестьянское население кредитами. Правительство это понимало. Но, как всегда, боясь ослабить свою власть, опасаясь всякой организации, демократии, правительство занимало двойственную позицию по отношению к кооперации. Т.е., с одной стороны, оно считало необходимым не только поддерживать ее, но и активно развивать, а с другой стороны, стремилось ее удерживать под своей опекой, ставя препятствия к ее внутренней консолидации.

За 1907-1913 гг., по подсчетам историка Дякина, на землеустройство было израсходовано 134, 5 млн рублей, на переселение – 162 млн рублей. Плюс земства на агрономическую помощь отдали 66 с лишним млн рублей. Правительственные ссуды крестьянам составили почти 33 млн из средств ГУЗИЗа. Итого в сумме это порядка 400 млн рублей, т.е. это приличная сумма. Но стоимость приобретенных у Крестьянского банка и при его посредстве земель составила за 1906-1913 гг. 1 125 млн рублей, из которых сами крестьяне уплатили только 190 млн. Т.е. Крестьянский банк фактически работал себе в убыток, в отличие от предшествующего времени. Там была очень красивая история про то, что разницу в курсе между теми обязательствами, которые он выдавал (процент-то был ниже, чем у других банков), он заплатил – 150 млн, компенсируя разницу в своих долговых обязательствах, и это тоже надо отдать на финансирование реформы.

Рост кооперации (и не только ее) в России после 1905 г. для Европы был беспрецедентным, хотя это, конечно, был «рост с нуля». К 1 января 1914 г. число учреждений мелкого кредита превысило 13 тыс., а численность членов в них – 10 млн. Подавляющая часть этих учреждений были сельскими. В Западной Сибири и многоземельных северных губерниях сельскохозяйственная кооперация находит себе специфическую основу в маслодельных и молочных артелях. Причем и здесь первые артели были созданы по инициативе правительственных инструкторов и с правительственными ссудами.

Кооперация чаще возникала не по местной инициативе. У нас часто любят говорить – «то-то и то-то» «правительство насаждало». Да, правительство по-прежнему, цитируя Пушкина, во многом оставалось «единственным европейцем» в стране. Ну и что из этого?

Во-первых, неплохо бы определиться с понятиями «искусственность» и «естественность» в самых разных аспектах. Во-вторых, не думаю, что в истории всегда плодотворен подсчет, условно говоря, процентов той и другой. В кооперации, во всяком случае, было не много искусственного. Об этом можно судить хотя бы по тому, что правительственные средства являлись для сельских кредитных товариществ поддержкой в первый момент жизни, но в дальнейшем они быстро пускали корни и умели привлечь местные средства. На этот счет есть очень интересная статистика, хотя я не люблю средние цифры по России, но в данном случае мы можем ими оперировать. Эта статистика показывает, что лишь 16,5% этих средств были правительственными. Все остальное – это были средства, которые люди добывали на месте, это очень важно.

Если мы сложим суммы местных вкладов и займов в судосберегательных товариществах и в кредитных, то темпы роста следующие. На 1 января 1912 г. – 242 млн, на 1 января 1913 г. – 308 млн, т.е. рост свыше 20%; на 1 января 1914 г. – уже 423 млн, т.е. рост свыше 30%. Чтобы уясненить масштаб цифр, не лишне напомнить, что 250 млн руб. – это размер потерь Россией вооружений в Русско-японскую войну, т.е. это стоимость Балтийского и Тихоокеанского флотов, всех пушек, отчасти Порт-Артура и т.д. – внушительная сумма.

Духовный капитал – это агрономическая помощь. Можно сколько угодно упрекать русское крестьянство и крестьянство других стран за косность, консерватизм и пр. Упрек этот неисторичен, потому что для крестьян соблюдение традиций – это гарантия выживания. В лучшем ли, в худшем ли режиме – так жили предки, и так крестьяне могут сохранить себя дальше.

Но рано или поздно правительство должно осознать, что пора «переводить» сельское хозяйство на новый уровень развития. В Средние века и в Новое время голодовки – это обычный спутник сельского хозяйства стран Западной Европы (даже в середине XIX в. в Ирландии в результате болезни картофеля от голода умер 1 млн человек. В других странах Европы этого уже не было). Но, начиная с какого-то момента, сельское хозяйство Запада резко интенсифицируется. И бывают, естественно, годы лучше или хуже, но голодовок не бывает. Голодовка – это функция от низкого уровня агрикультуры в стране. А крестьяне сами никогда агрикультуру не поднимут, этим должно заниматься общество, если оно до этого дозрело. В России же оно явно не дозрело. Но если мы посмотрим на историю стран Западной Европы, то мы увидим, что в тех странах, которые лидировали, во Франции, Бельгии, Германии, даже в тогдашней Италии, не говоря о США, сельскохозяйственное просвещение населения брало на себя государство. Это целая отдельная тема.

А в России мы ничего похожего не видим. Земства занимали позицию скорее негативную, хотя агрономическая помощь началась в губернии, которая никогда не считалась уж очень аграрной, – в Пермской, еще в 1870-х гг. Как и всегда, огромную роль играл субъективный фактор. Должен сказать, что земства – не знаю, как в вашем, а в моем сознании – довольно долго были мифологизированы, как и русская интеллигенция в целом. К сожалению, даже голод 1891 г. не во многом изменил позицию земств по отношению к сельскохозяйственному просвещению крестьян. Земства считали своей главной задачей народное просвещение и здравоохранение. Агрономическая сфера выпадала из их внимания.

С 1907 по 1912 гг. число правительственных агрономов, агрономов при землеустроительных комиссиях, выросло со 141 до 1400, земских – с примерно 600 до 3300.

Деятельность последних падала на более подготовленную почву, потому что в стране к началу Мировой войны было примерно 3,5 тыс. сельскохозяйственных обществ, причем, как правило, обществ малого района, которые охватывали одну или несколько деревень, могли охватывать волость и т.д.

Внешкольное образование. В 1905 г. на сельскохозяйственных курсах было 2 тыс. слушателей, а в 1912 г. – 58 тыс. Причем имейте в виду, что каждый из курсистов (так это тогда называлось), возвращаясь домой, очень часто становился учителем для односельчан. На эту тему можно очень много говорить, бездна свидетельств этого рода. В 1905 г. на сельскохозяйственных чтениях, которые проводили агрономы, присутствовало 32 тыс. слушателей. 1905 г., может быть, не самый удачный год в плане отсчета статистики (крестьяне другим были заняты), но, тем не менее, в 1912 г. (мы не знаем цифры за 1913 г.) – это 1 (!) млн слушателей.

Столыпинская аграрная реформа стала началом агротехнологической революции в России. Достаточно посмотреть на динамику перевозок сельскохозяйственных машин в России. В 1901 г. железнодорожные перевозки сельхозмашин составили 8,8 млн пудов, в 1902 г. – 10,7 млн, в 1909 г. – 21,5 млн, а в 1913 г. – 34,5 млн пудов. Т.е. за годы столыпинской реформы в этом смысле произошли очень серьезные сдвиги, о которых мы опять-таки тоже можем поговорить. Схожа динамика (даже в количественном отношении) перевозок сельскохозяйственных удобрений, хотя здесь ситуация несколько иная. Все-таки удобрения в русской деревне к началу Мировой войны не стали еще повсеместным явлением.

Приведенные цифры рисуют вполне определенные перспективы реформы, хотя это и типичный «рост с нуля». Но цифрами можно измерить то, что поддается измерению. А как измерить масштаб перемен, которые начали происходить в душе тысяч крестьян по отношению к окружающему миру, в том числе к основе своего существования – сельскому хозяйству? А эти перемены вполне определенно начались.


2.Переселение- основа преобразования Сибири.

Сибирь осваивалась уже более трёхсот лет, но результаты и к концу XIX в. всё ещё были весьма незначительны по отношению к её возможностям. Надежда правительства на заселение Сибири при помощи ссыльнопоселенцев оказалась неоправданной. Некоторое оживление наступило в середине XIX в. после открытия месторождений золота и серебра.

В 1865 г., четыре года спустя после крестьянской реформы, правительство издало особые правила о колонизации кабинетских4 земель Алтайского Горного округа для снабжения рудников рабочей силой, а также для возделывания земель с целью производства сельскохозяйственных продуктов. Одновременно активизировалось самовольное переселение. Крестьяне шли на свой страх и риск, не зная, что их ждёт впереди. Если им сопутствовала удача, то они оседали. Так постепенно осваивались степные, лесостепные земли и участки, прилегающие к тайге.

При редком населении и обилии свободных земель первоначальной формой землепользования в Сибири был захват, т. е. каждый мог захватить в своё пользование столько земли, сколько он желает и может освоить. Захватывались не только «вольные» земли, но и земли туземного кочующего населения. Крестьяне Барабинской степи говорили так: «Селись - где хочешь, живи - где знаешь, паши - где лучше, паси - где любче, коси - где густо, лесуй - где пушно».

Путь за Урал был труден, шли большими группами, а потому и селились вместе, образуя общину. Но по мере сокращения свободных земель и роста населения возникла необходимость ввести ограничительные меры, получившие название «вольного пользования». Переделы земли происходили и в этих общинах, как правило, в интересах наиболее «крепких хозяев».

В 1889 г. был принят закон, утвердивший и облегчивший возможность переселения, но поскольку участки для переселенцев специально не подготавливались, а средства выделялись незначительные, положение переселенцев было тяжелым. Тем не менее самовольное движение в Сибирь росло5. «Избыток» населения в европейской части России, по данным переписи 1897 г., составлял 35% от всего населения. Переселялись из центральных густонаселенных губерний, главным образом, крестьяне среднего достатка, которые умели и хотели работать, но в условиях общины не могли улучшить свое положение.

Кардинальное изменение в переселенческом деле произошло с началом строительства Сибирской железной дороги. В 1891 г. был создан под председательством цесаревича Николая II «Комитет Сибирской железной дороги». Рабочих рук в Сибири для ее строительства не было, и переселение приняло массовый характер. Переселенцы шли из черноземных губерний России и Украины, Поволжья, Черноморского и Каспийского побережья, Белоруссии и Балтийского края. Кроме крестьян, на строительстве железной дороги работали солдаты, казаки, ссыльные и арестанты. Если в начале строительства (1891 г.) работали 9600 человек, то в разгар его (1895-1997 гг.) - 84-89 тыс. человек. К концу на стройке (1904) остались всего 5,3 тыс. человек.

В рабочих руках нуждалось не только строительство Транссиба, но и все отрасли, связанные с обеспечением строительства: сельскохозяйственное производство, производство транспортных средств (телеги, сани и пр.), одежды, обуви для строителей, строительство жилья, производство шпал и заготовка топлива для подвижного состава. По мере продвижения строительства железной дороги от Челябинска на Восток к Омску, Ново-Николаевску и далее возрастает и число самовольных переселенцев, доля которых в общей численности достигает до 75%.

Переселение, бесспорно, способствовало хозяйственному освоению новых территорий, развитию их производительных сил в сельском хозяйстве, промышленности и в других отраслях. Все это стало возможным благодаря решительной деятельности С. Ю. Витте.

Тогдашние средства информации, выполняя задание правительства, широко пропагандировали переселение, рассчитывая на привлечение наиболее предприимчивых крестьян.

Аграрные преобразования, инициированные П. А. Столыпиным, предусматривали организацию массового переселения крестьян из европейской части России в Сибирь, на Дальний Восток, в Северный Казахстан. С этой целью в 1906г. было реорганизовано Переселенческое управление. В Сибири и на Дальнем Востоке выделялись специальные переселенческие районы, в каждом из которых создавались переселенческие организации, имевшие земле-отводные, гидротехнические и дорожные партии, склады сельскохозяйственной техники, агрономические отделы, свои школы и больницы. На Сибирской магистрали были выделены два района (Западный и Восточный) по организации передвижения переселенцев.

После 1906 г. переселение крестьян в Сибирь осуществлялось более организованно. В инструкции Переселенческого управления указывалось, что вновь приезжающие должны селиться на специально отведенных для них свободных участках земли, а не в селах старожилов. В обжитых районах между «новоселами» и «старожилами», «заимщиками» (имевшими заимки) в первый период проведения реформы, пока еще не был отлажен механизм «водворения», возникали конфликты по поводу земли, лугов и пастбищ.

Быстрый рост переселения потребовал учета использования земель и изъятия излишков.

Старожилы, осевшие на хороших местах, не хотели их терять. Среди них к началу столыпинской реформы было немало весьма крепких хозяев. Они нуждались в рабочих руках, и новоселы часто становились у них батраками. Так, крестьянин Сорокин в деревне Карасук имел запасы хлеба до 100 тыс. пудов и 8 тыс. голов скота. Его состояние оценивалось свыше 1 млн руб.

Переселявшиеся в Сибирь крестьяне селились на государственных или кабинетских землях на правах пользования, а не собственности. Поэтому, изыскивая земли для переселенцев, землеустроители исходили не столько из соображений рационального ведения хозяйства, сколько из наличия земельных излишков на освоенных старожилами территориях.

Возникали непредвиденные сложности. Оказалось, что численность переселявшихся и темпы переселения превышали темпы подготовки участков к заселению. Недостаточно было чиновников для этой работы, их квалификация не всегда отвечала требованиям, имели место взяточничество и коррупция. Это приводило к нарушениям порядка заселения: в ряде мест не успевали готовить участки, проводить к ним дороги. Переселенческие пункты еще строились, а переселенцы уже прибыли. Ссуды выдавались не в полном объеме, а частями, порою весьма незначительными. Установленная ссуда в 150 руб. была слишком мала для того, чтобы обзавестись хозяйством и прокормиться в течение двух лет, пока не будет получен первый урожай.

Процесс вживания был сложным. Переселенцы встретились с непривычными для них климатическими и погодными условиями. Для Сибири характерно погодное непостоянство - устойчивые и продолжительные зимние холода, возвратные весенние и осенние ранние заморозки, а также засухи, повторяющиеся примерно через три года на четвертый, а наиболее сильные - через 10 лет, часто бывают двухгодичными. Такие сильные засухи наблюдались в 1891 и 1892, 1900 и 1901, 1910 и 1911гг. Переселенцы, приехавшие в 1908 г. и позже, еще не успев обустроиться, испытали на себе все отрицательные последствия двух засушливых лет. Засуха охватила плодородные округа: Славгородский, Омский, Рубцовский, Каменский, Кузнецкий и другие. Не владея приемами сухого земледелия, переселенцы пострадали больше других. Требовались иные приемы агротехники, интенсификация труда в короткие сроки, наиболее благоприятные для сельскохозяйственных работ. Многие переселенцы разорялись и возвращались в родные места.

За период 1906-1914 гг. в Сибирь переселились 3040333 человека, возвратились - 529835 человек, или 10,8%. Наибольшее число «обратников» пришлось на 1910-1911 гг., составив 238501 человек, или 2,6% от всех переселенцев. Данные Челябинской регистрации показывают, что за 1896-1914 гг. возвратились из-за Урала в Европейскую Россию 27% от числа прошедших за Урал, а из семейных переселенцев - только 13%. Большая часть обратных переселенцев приходилась на категорию самовольных: их удельный вес за 20-летний период колебался между 43-87%, тогда как в прямом движении «самовольцы» составляли 30-45%. Из числа водворенных на участки за 1909-1914 гг. покинули их только 9,2%.

Причин ухода переселенцев множество: недостаток земельных участков и их реальное качество; неудовлетворительная работа переселенческих пунктов на местах; трудности освоения новых земель, особенно в притаежных районах; несоответствие погодно-климатических условий привычным в Европейской России; произвол чиновничества и личные мотивы.

Итак, за период 1861-1905 гг. в Сибирь переселились примерно 1820 тыс. человек, а за 1906-1914 гг. - 3040 тыс., всего 4860 тыс. человек. Остались в Сибири- 3694 тыс. человек. За столыпинское переселение, осуществлявшееся 8 лет, приехало в 1,7 раза больше людей, чем за предыдущие 40 с лишним лет. Они вместе с коренными жителями Сибири, переселившимися ранее людьми и оставшимися строителями железной дороги образовали тот человеческий потенциал, который вдохнул новую жизнь в этот огромный, сказочно богатый край.

В Сибирь ехали русские, украинцы, белорусы, латыши, эстонцы, немцы, евреи, татары, мордва, представители других национальностей. Селившиеся вместе переселенцы одной национальности сохраняли свою культуру, быт, обычаи. Все они постепенно становились сибиряками, приобретали черты, порожденные сложностями жизни в этом достаточно суровом краю, который вырабатывал у них сибирский характер.

3.Хлеб и масло для России и Сибири

В Сибири земельные отношения были иными, чем в европейской части России: здесь отсутствовали помещичье землевладение и крепостное право; существовало «кабинетное» землевладение; господствовало общинное землепользование освоенных старожилами земель; сохранялась обширная зона для переселения; земли традиционного проживания сибирских народов, потесненных переселенцами, соседствовали с землями, освоенными выходцами из России.

Политика землепользования в Сибири в XIX в. характеризовалась отсутствием твердой и постоянной земельной нормы, а также поддержанием общинного землепользования без «утеснения» предприимчивости крепких хозяев. В период интенсивного переселения земельную норму определили в 15 десятин на мужскую душу для старожила. Для новых переселенцев первоначально она устанавливалась в тех же размерах, а потом в некоторых районах ее стали уменьшать. Казачество имело право на 30-50 десятин на душу; офицерские участки достигали 200 десятин. Особую группу (возникшую вследствие упразднения казачьих полков) образовали так называемые «крестьяне из казаков», получавшие участки из расчета 20 десятин на едока7. Отводились земли священнослужителям (церковному причту - 99 десятин) и школам - по 15 десятин.

Таким образом, сибирское крестьянство было представлено крестьянами-старожилами, казаками, крестьянами-переселенцами и коренным населением, занимавшимся скотоводством на юге и промысловой охотой и рыбной ловлей на севере.

В конце августа - начале сентября 1910 года П. Столыпин и главноуправляющий землеустройством и земледелием А. Кривошеин совершили поездку по Сибири. По окончанию делегации был составлен отчет, с учетом которого Столыпин и Кривошеин выдвинули комплексную программу приватизации сибирской земли. В короткий срок был разработан пакет законопроектов и постановлений, направленных на введение частной собственности на землю вСибири. Уже в ноябре 1910 года Главное управление землеустройства иземледелия направило в Государственную думу главнейший из тех документов –«Положение о поземельном устройстве крестьян и инородцев на казенных землях

сибирских губерний и областей». Суть его была весьма решительна: без

всякого выкупа предоставить землю сибирским сельским обывателям в

собственность.

Столыпин и Кривошеин не меньше самих переселенцев «дивились и

радовались их привольной, здоровой, удачной жизни на новых местах, их

добротным сёлам, даже целым городам, где три года назад на было ни

человека… И это лишь за четыре начальных года, когда сбор хлеба поднялся

до 4-х миллиардов пудов».

И это не даёт права говорить Зырянову так: «Колоссальный процент

возвращавшихся переселенцев, доходивший, как например, в неурожайном 1911

году, до 64%, свидетельствует о крахе столыпинской реформы».

В задачу переселенческого управления, как это уже было сказано,

входило разрешение насущного вопроса перенаселенности центральных губерний России. Основными районами переселения были Сибирь, Средняя Азия, Дальний Восток и Северный Кавказ. Правительство всячески поощряло заселение данных регонов: были устранены все препятствия и создан серьезный стимул для переселения в осваиваемые районы страны. Кредиты, отпускаемые

переселенцам, увеличились в четыре раза по сравнению с периодом 1900-1904

гг. Проезд был бесплатным, специальные по конструкции, «столыпинские»

вагоны, позволяли везти с собой скот и имущество. От обычных они отличались

тем, что задняя их часть представляла собой помещение во всю ширину вагона,

которое предназначалось для крестьянского скота и инвентаря. Зловещую славу

эти вагоны получили позднее, уже после смерти самого Столыпина, когда в них

стали доставлять крестьян в лагеря.… Но крестьянам, привыкшим к подобным

условиям, провести десяток дней в «столыпинском вагоне» не казалось чем-то

ужасным и нестерпимым, как это нередко пытаются представить.

Но все таки люди возвращались. Значительный всплеск в 1910 и 1911

годах возвращенцев объясняется тем, что соответствующие службы не успевали

найти лавине переселенцев изученные места.

Столыпин хотел понять, почему люди возвращаются и пришёл к выводу о

необходимости внесения в переселенческую политику ряд серьёзных поправок и

уточнений. С неохотой шли переселенцы в тайгу, зато на Алтай было настоящее

паломничество.

Учёт всех земель, доведение участков до установленных норм и некоторое

ограничение старожилов в земле, а точнее, приобщение их к более

рачительному её использованию также станет поводом нападок на Столыпина за

якобы притеснение коренных сибиряков. Будучи принципиальным сторонником

частной собственности и категорически отвергая общину, Столыпин тем не

менее считал, что на этапе массового переселения самым важным является

скорейшее включение в хозяйственный оборот всех переселенцев, а так же

развитие инфраструктуры – строительство дорог и тому подобное.

Переселенческое управление с 1911 г. стало подготавливать больше участков для единоличного пользования. Хуторское и отрубное землепользование как новое, так и образованное вследствие размежевания заселенных участков, способствовало упрочению «крепкого хозяйственного мужика». Наибольшее распространение хуторская форма землепользования получила в Томской губернии (33% площади пахотной земли), а отрубная - в Славгородском (19,8%), Омском (12,9), Канском (8,7) и Красноярском  (6,3%) округах. Общинное землепользование, распадаясь, уступало место частной собственности на землю. В Сибири реально складывались новые экономические условия, способствующие развитию сельского хозяйства.

Низкая плотность населения определяла форму ведения хозяйства. Господствовало натуральное производство, ориентированное на самообеспечение крестьян всем необходимым. Но постепенно положение стало меняться. В селах, расположившихся вдоль Московского тракта, а также тяготевших к другим трактовым дорогам, объективно формировалось товарное производство. Росту объема производства способствовало развитие горной промышленности. Вокруг заводов складывалась ремесленно-продовольственная зона, производившая товары, предназначавшиеся для мастеровых людей. То же относится и к бассейнам крупных рек, по которым продукты земледелия и скотоводства доставлялись в отдаленные районы.

Появились предприимчивые крестьяне, оценившие новые возможности. В качестве примера можно привести деятельность крупного предпринимателя Новикова, занимавшегося не только хлебопашеством и скотоводством, но и торговлей. Он сплавлял хлеб по Томи, Оби и Иртышу в Сургут, Березов, Тобольск. Он держал 80 работников и 40 приказчиков для торговых дел. Из таких, как он, «крестьян» выросли сотни сибирских купеческих фамилий, владельцев промышленных предприятий и торговых заведений. Они вели сельскую торговлю, скупку сельскохозяйственных товаров и пушнины. В их руках были постоялые дворы, а также транспорт - лошади, речные суда и др. Деревенская беднота батрачила на них. Некоторые переселенцы, прежде чем водвориться на участок, шли батрачить к зажиточным хозяевам, чтобы приобрести опыт хозяйствования в новых условиях и сохранить ссуду, полученную на обзаведение.

Железная дорога и переселенчество послужили катализатором для развития рыночных отношений в Сибири.

Рынок труда резко расширялся по мере нарастания темпов переселения. Среди пришлого населения многие не смогли приспособиться к сибирским условиям и становились источником наемного труда для сельского хозяйства, развивающейся промышленности, торговли, транспорта, строительства. К ним добавились те, кто изначально не собирался хозяйничать на земле. Так, данные аппарата водворения показывают меньшее число желающих получить земельный участок, чем число прошедших через Челябинск переселенцев.

Рост численности неземледельческого населения способствовал становлению рынка для сельскохозяйственного производства. Повышение спроса на продовольствие и, прежде всего, на хлеб приводило к расширению посевных площадей. Если взять размер посевных площадей, обрабатываемых в Акмолинской, Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губерниях в 1901-1905 гг. за 100%, то в 1906-1910 гг. обрабатывалось уже 122,9, а в 1913 г. — 194,1 %. За 13 лет хлебное поле возросло почти вдвое, а под пшеницей - в 2,5 раза. За этот же период по тем же районам рост валового сбора зерна составлял соответственно 129,1 и 193%, а пшеницы- 139 и 231,3%.

Сибирский хлеб в основном потреблялся в собственном регионе, так как его поток в европейскую часть России сдерживался Челябинским тарифным переломом: дешевая сибирская пшеница создала много проблем на рынке Европейской России. Помещики, владевшие большими хозяйствами, продолжали вести производство, не заботясь о его эффективности. Появление сибирской пшеницы ввергло их в панику. На их стороне был влиятельный сенатор Хвостов, требовавший не допускать сибирский хлеб в Европу. Но у сибирской пшеницы были и могущественные сторонники, в том числе такие промышленники и финансисты, как Стахеев и Путилов. Видя, что император начинает прислушиваться к противникам, А. В. Кривошеин заявил, что сибирский хлеб не составляет конкуренции российским помещикам. Он резко осудил политику противников сибирского земледелия: нельзя задерживать сибирскую торговлю, если бы она даже угрожала конкуренцией, так как Сибирь - неотъемлемая часть Российского государства. Он присоединил свой голос к сторонникам отмены Челябинского тарифного перелома. После его отмены в 1913 г. Сибирь получила реальную возможность для увеличения производства зерновых, а государство - дополнительный источник валюты.

Непосредственно с зерновым связано мукомольное производство, имевшее большое значение для сибирской экономики. В своем развитии оно прошло два этапа. Рубежом послужило проведение Сибирской железной дороги. В первый период производство муки обслуживало потребности близлежащего рынка. Центрами мукомольной промышленности были тогда Омск, Барнаул, Бийск, Томск, Красноярск, Минусинск, Иркутск. Железная дорога, создав условия для включения Сибири в продовольственный оборот страны, открыла для нее широкий рынок. Мукомольная промышленность становится сферой приложения крупных капиталов. Гарантируя высокие прибыли, она при общем дефиците капиталов не испытывала в них недостатка. Ярким доказательством этого явилось развитие Ново-Николаевска, нового центра мукомольного производства, промышленность которого возникла в 1905-1914 гг. Из валовой продукции его промышленности, достигшей в 1913 г. 8359,8 тыс. руб., 76,3% приходилось на мукомольную. Ее развитие происходило на более совершенной технической основе, позволявшей вырабатывать высокие сорта муки и обеспечивавшей возрастающие потребности российского и внешнего рынков. Сибирская мука шла на Запад. Ее в больших количествах покупал Урал, она доходила до Москвы и Петербурга, стала играть значительную роль в экспорте. Ею монопольно обеспечивался восточный рынок - Забайкалье, Дальний Восток, Монголия. Ежегодный вывоз муки из Сибири составлял в среднем 65 тыс. т.

Полутоварное мукомольное производство, вырабатывавшее муку среднего качества, проникало в глубь сельских местностей, ближе к сырью и потребителю.

Другой важной отраслью сельского хозяйства в Сибири было животноводство. Оно получило широкое развитие уже во второй половине XIX в. Крестьяне разводили в основном лошадей, крупный рогатый скот, овец, в меньшей степени свиней. Экономическое значение животноводства как источника тягловой силы, продовольственных ресурсов и сырья из года в год повышалось. Его товарность значительно возросла в связи с увеличением числа городов, рабочих поселков, особенно во время строительства железной дороги, а затем и усиления переселенчества, достигнув в 1913 г. 73% от валовой продукции сельского хозяйства.

Продукция животноводства послужила сырьевой базой для возникающей перерабатывающей промышленности. Особое место принадлежало маслоделию. Земельные просторы, хорошие естественные кормовые угодья и наличие водопоев оказались весьма благоприятными для развития в Сибири молочного скотоводства. По Московскому тракту ежегодно вывозилось до 5-6 тыс. т топленого масла. Масло изготавливалось трудоемким ручным способом. Количество его было явно недостаточно для завоевания рынка, да и отдаленные рынки для маслоторговцев, использовавших гужевой транспорт, были недо-ступны. За полстолетия вывоз масла возрос, но достиг в 1894 г. только 8 тыс. т.

Началось быстрое строительство маслозаводов: в 1897 г. их было 51, в 1900 г.- 275, в 1906 г. -1474, а в 1913 г. - уже 4093. Из них 46,8% представляли кооперативные предприятия. Среди частных заводов было много маломощных, не имевших хорошего оборудования, помещений, на них подчас работали мастера-самоучки. Их продукция шла исключительно на сибирский внутренний рынок, предъявлявший больше требований к количеству, чем к качеству масла.

Кооперативные заводы были оборудованы значительно лучше. Маслоартели имели собственные, специально построенные помещения, дорогое оборудование, квалифицированных специалистов. Заводы, поставлявшие масло в столицы, в том числе к императорскому столу и за рубеж, весьма требовательно относились к качеству масла. Показатель качества масла - сухость (85,59% жира) делал его привлекательным на зарубежных рынках. За 1901-1917 гг. Сибирь заняла одно из первых мест среди стран-экспортеров сливочного масла. За 1909-1913 гг. среднегодовой вывоз масла из Дании составлял 88,7 тыс. т, Австралии- 35,1, Голландии - 34,1, Швеции - 20,8, из Сибири - 62,1 тыс. т.

Маслоделие стало основой экономического благосостояния артелей и деревень в целом. Маслозаводы опирались на поставки молока из хозяйств, которым принадлежало 81,5% всего стада коров, подбиравших его по качественным показателям, необходимым для производства масла.

К концу XIX в. в крупных городах (Томск, Омск, Барнаул, Иркутск и др.) стали возникать торговые фирмы, имевшие капиталистический характер. Они обеспечивали кустарей сырьем, орудиями труда и получали готовую продукцию - валяную обувь, овчинные черненые шубы «барна-улки», которые сбывали в городах и селах, находившихся вблизи Московского тракта. То же стало наблюдаться и в лесообрабатывающем промысле: торговые фирмы первоначально закупали изготовленную кустарями продукцию, а позже, когда спрос вырос и появились конкуренты-скупщики, эти фирмы стали заключать с кустарями предварительные договоры, чтобы обезопасить себя от конкурентов.

Размещение мелкого кустарного производства носило рассеянный характер, тяготея либо к месту производства (лесообработка), либо к местам потребления (кожевенно-обувное, шубное, швейное, мукомольное, мебельное и т. п.). Объем производства определялся численностью населения данной местности и был незначителен.

Положение изменилось с появлением столыпинских переселенцев, которые приобретали традиционную сибирскую одежду и обувь. Быстро стало развиваться овчинно-шубное и пимокатное производство. Ориентированное на внутренний рынок, оно не привлекало ни промышленников, ни торговцев из европейской части страны. Постепенно это ремесленное производство стало перерастать в промышленное с использованием наемного труда.

Возникает потребность в орудиях и машинах для обработки почвы, посева, уборки урожая и его переработки, а это обусловливало необходимость развития промышленности.

Подводя итоги необходимо отметить, что столыпинская аграрная реформа представляла собой уникальное явление в русской истории. Она могла и должна была стать началом радикального изменения вектора развития страны. К сожалению, начавшаяся Мировая война разрушила не только реформы, но и страну, в которой они проводились. Другими словами, реформа умерла вместе со страной, которую должна была спасти.