Библиотека Альдебаран
| Вид материала | Документы |
- Библиотека Альдебаран, 2189.93kb.
- Библиотека Альдебаран, 535.18kb.
- Студенческая Библиотека Онлайн, 169.06kb.
- Библиотека Альдебаран, 1616.97kb.
- Библиотека Альдебаран, 5850.32kb.
- Библиотека Альдебаран, 3931.12kb.
- Библиотека Альдебаран, 2381.99kb.
- Библиотека Альдебаран, 1789.76kb.
- Библиотека Альдебаран, 1490.77kb.
- Библиотека Альдебаран, 3050.29kb.
Харон
Харон. Дух Аластор467.
Харон. Куда ты так спешишь, Аластор, и что у тебя за радость?
Аластор. Как ты кстати, Харон! Я спешил к тебе.
Харон. Какие новости?
Аластор. Несу вести, для тебя и для Прозерпины468 самые счастливые!
Харон. Выкладывай, что принес, — разгружайся!
Аластор. Фурии469 трудились так усердно и удачно, что не осталось на земле уголка, который бы они не отравили адскими бедами — усобицей, войной, грабежом, мором. Они далее оплешивели, выпустив всех своих змей, и теперь разгуливают без капли яда и повсюду выискивают гадюк и аспидов, потому что головы у них как яйцо, ни единого волоса, а в груди сухо. Так что ты не зевай — готовь свой челнок и весла: скоро нахлынет такая уйма теней, что, боюсь, тебе одному всех и не перевезти!
Харон. Это нам известно.
Аластор. Откуда?
Харон. Осса еще третьего дня уведомила.
Аластор. Нет никого проворнее этой богини! Но отчего тогда ты здесь, а не подле челнока?
Харон. По делу, конечно. Пришел подыскать какую нибудь крепкую трирему470: мой челнок уже обветшал и весь прогнил, его на этакий груз недостанет, если то, что рассказала Осса, — правда. Впрочем, и на Оссу471 кивать не надо. Сами обстоятельства вынуждают — я потерпел крушение.
Аластор. То то, я гляжу, с тебя так и течет. Я сперва подумал, ты из бани.
Харон. Нет, выплыл из Стигийской топи.
Аластор. А тени где?
Харон. Плавают вместе с лягушками.
Аластор. Но что рассказала Осса?
Харон. Три земных самодержца472 ринулись друг на друга в смертельной, непримиримой ненависти, и ни одна страна христианского мира не свободна от страха перед бешенством войны, ибо эти трое втянули в сообщество и остальных государей. Все в таком расположении духа, что никто не желает уступать другому — ни датчанин, ни поляк, ни шотландец. Между тем и турок не сидит сложа руки, но готовит великие беды. Повсюду свирепствует чума — в Испании, в Англии, в Италии, во Франции. Вдобавок, из различия мнений родился не виданный доныне недуг473, который так изуродовал все души, что истинной дружбы нет более нигде, но брат поднимается против брата и жена против мужа. Есть надежда, что и отсюда пойдет когда нибудь на людей отменный мор, коли слова и перья заменятся кулаками и мечами.
Аластор. Все истинная правда! Многое я видел сам: ведь я верный спутник и помощник фуриям, которые сейчас как никогда доказали, что достойны своего имени.
Харон. Но есть опасность, как бы вдруг не явился какой нибудь демон и не призвал бы к миру: ведь смертные души переменчивы. Я слышал, что живет над нами какой то Полиграф474, который своим пером не перестает поносить войну и восхвалять мир.
Аластор. Он давно поет глухим. Сперва он написал жалобу сокрушенного мира, теперь — эпитафию уже скончавшемуся475. Но есть и другие, которые радуются нашим успехам не меньше, чем сами фурии.
Харон. Кто такие?
Аластор. Некие животные в темных и белых плащах476, в туниках цвета золы, убранные разноцветными перьями. Они постоянно при дворах государей и вливают им в уши любовь к войне; к тому же склоняют и знать, и простой народ. За евангельскою проповедью возглашают, что война справедливая, святая, благочестивая. Но ты особенно подивишься отваге этих мужей, когда узнаешь, что одно и то же возглашают они по обоим станам. У французов проповедуют: «Бог за Францию, а кто защитником имеет бога, тот непобедим!» У англичан и испанцев — то лее самое: «Войну эту ведет не император, но бог! Вы только будьте храбры — и победа за нами. Если же кто падет в бою, он не гибнет — он взлетает прямо в небеса, как есть, в полном вооружении».
Харон. И люди им верят?
Аластор. На что только не способно притворное благочестие! К тому же прими в соображение юную неискушенность в жизни, жажду славы, гнев, силу природных склонностей. Таких людей нетрудно ввести в обман, и легко стронуть с места повозку, чье дышло и без того направлено к пропасти.
Харон. Я охотно сделаю этим животным что нибудь приятное.
Аластор. Приготовь им знатное угощение — лучше ничего не придумаешь.
Харон. Но только из мальвы, волчьих бобов и порея. У нас, как ты знаешь, других припасов нет.
Аластор. Из куропаток, каплунов и фазанов, если хочешь угодить гостям.
Харон. Но что их побуждает так прилежно раздувать войну? Какую выгоду пожинают они на этом поле?
Аластор. А им от умирающих больше пользы, чем от живых. Тут и завещания, и заупокойные службы, и буллы, и многие другие завидные прибытки. Наконец, они предпочитают военные лагеря своим ульям. Война сплошь да рядом выводит в епископы тех, кто в мирные дни не стоил и медной монетки.
X ар он. Умны!…
Аластор. Но к чему тебе трирема?
Харон. Неохота в другой раз тонуть посреди топи.
Аластор. Это из за множества пассажиров?
Харон. Конечно.
Аластор. Но везешь то ведь тени, не тела. А у тени что за вес!
Харон. Как у водяного паука, но этих пауков может набраться такая сила, что перегрузят челнок. И потом, ты сам знаешь, челнок тоже призрачный.
Аластор. Но, помнится, мне случалось видеть, набегала огромная толпа, челнок всех не вмещал, и на твоем кормиле висло иной раз по три тысячи теней, а ты ни малейшей тяжести не чувствовал.
Харон. Не спорю, но такими легкими души бывают, когда разлучаются с телом постепенно, а само тело истощено чахоткою или неперемежающеюся лихорадкой. Но если душа внезапно исторгнута из тучного тела, она уносит с собою много телесной тяжести. Такие души посылает к нам паралич, воспаление горла, чума, но в первую очередь война.
Аластор. Не думаю, чтобы французы или испанцы были очень тяжелые.
Харон. Гораздо легче прочих, но и у них души — не пушинки. Но из британцев и германцев, откормленных на славу, выходят подчас такие души, что недавно я насилу увез только десяток, да и то, если бы дорогою не выкинул две или три за борт, погиб бы вместе с челноком, со всеми ездоками и с платою за перевоз.
Аластор. Опасность громадная!
Харон. Что ж, по твоему, будет, когда подоспеют жирные сатрапы, Фрасоны и отчаянные рубаки?
Аластор. Из тех, что гибнут в справедливой борьбе, я думаю, к тебе не является никто: говорят, они возносятся прямо в небеса.
Харон. Куда они возносятся, я не знаю, а знаю только одно: всякий раз, как война, ко мне приходит столько раненых и увечных, что я начинаю сомневаться, уцелел ли на земле хоть один живой. И приходят нагруженные не только пьянством и обжорством, но еще буллами, приходами и многим иным.
Аластор. Ну, этого уж они с собою не приносят: к тебе все приходят нагие!
Харон. Так то оно так, да новички несут с собою сонные призраки подобных вещей.
Аластор. Так ли обременительные сонные видения?
Харон. Для моего челнока — да, обременительны. Что я говорю — «обременительны»? Уже ко дну его пустили! И наконец, такое множество оболов477 тоже, по твоему, ничего не весит?
Аластор. Нет, мне кажется, весит, если они медные.
Харон. Вот я и решил присмотреть себе подходящее судно.
Аластор. Поздравляю тебя!
Харон. Это с чем же?
Аластор. Ты вскоре разбогатеешь.
Харон. Из за множества теней?
Аластор. Да.
Харон. Если бы они прихватывали свои богатства с собою! А то они в челне горько плачут об оставленных наверху царствах, епархиях, аббатствах, бесчисленных золотых талантах478, а мне не приносят ничего, кроме единственного обола. И все, что у меня накоплено за три тысячи лет, можно насыпать в одну трирему.
Аластор. Кто ищет дохода, тому и расходы надо нести.
Харон. Но смертные, как я слышу, ведут дела поудачнее: за три года богатеют, если Меркурий благосклонен.
Аластор. Но они же и разоряются дотла сплошь да рядом. Твои доходы меньше, зато вернее.
Харон. Не знаю, насколько они верны. Если сегодня появится какой нибудь бог, который уладит раздоры государей, — все пропало!
Аластор. Ну, об этом не тревожься, спи спокойно, хоть на левом боку, хоть на правом: ручаюсь, что в ближайшие десять лет мира бояться нечего. Один лишь папа римский усердно призывает к согласию, но, поверь мне, он моет эфиопа. Ропщут и города, устав от бедствий, и целые народы, — точно не знаю какие, — шепчутся недовольно, твердят, что это несправедливо, чтобы из за частных обид, из за честолюбия двоих или троих людей все в мире было перевернуто вверх дном; но как бы здраво они там ни судили, а победу — помяни мое слово — одержат фурии. Но объясни мне, к чему за покупкою судна обращаться к людям? Разве у нас своих мастеров нет? Например — Вулкан.
Харон. Да, конечно, — если бы я надумал обзавестись медным кораблем479.
Аластор. И работников искать не надо.
Харон. Это то верно, да у нас леса нет.
Аластор. Что я слышу? В подземном царстве нет лесов?
Харон. Даже рощи, что росли в Елисейских полях, и те сведены.
Аластор. Но на какую потребу?
Харон. На костры, чтобы сжигать тени еретиков. Недавно пришлось нам даже уголь рыть из земных недр.
Аластор. Не понимаю! Неужели эти тени нельзя казнить с меньшими издержками?
Харон. Так рассудил Радамант480.
Аластор. Когда ты купишь трирему, откуда гребцы возьмутся?
Харон. Мое дело — держать кормовое весло. А грести будут тени, если захотят переправиться на другой берег.
Аластор. Но есть такие тени, что веслом двинуть не умеют.
Харон. У меня ни для кого поблажек нет — пусть гребут и монархи и кардиналы, каждый в свой черед, наравне с простолюдинами и бедняками. А умеют или не умеют — мне все равно.
Аластор. Помогай тебе Меркурий счастливо приобрести трирему, а я тебя дольше задерживать не хочу. Пойду с радостною вестью к Орку481. Но погоди, погоди, Харон!
Харон. Что такое?
Аластор. Возвращайся скорее, чтобы тебя не захлестнула толпа.
Харон. Да ты и так застанешь больше двухсот тысяч на берегу, не считая тех, которые плавают в болоте. Но я потороплюсь, как только сумею. А ты скажи им, что я скоро буду.