Шесть. Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха: Папа – это хорошо, или Папа – плохо?
| Вид материала | Документы |
- Крошка-сын к отцу пришел, и спросила кроха: Что такое хорошо и что такое плохо? (В., 68.51kb.
- Два человека выходят вперед. Сержант, почесав затылок: Хорошо, а остальные пешком пойдут, 44.12kb.
- «Богатый папа, бедный папа», 5021.78kb.
- «Богатый папа, бедный папа», 5022.52kb.
- «Богатый папа, бедный папа», 5020.95kb.
- Сочинение Мой папа лучше всех, 14.37kb.
- Сочинение на тему: «Когда мой папа был маленьким», 27.54kb.
- Папа, Бедный Папа, 16658.06kb.
- Евгений Новиков Дедушка Горыныч, или Тайна заколдованного царства (сказка), 233.93kb.
- Шарон Лечтер "Богатый папа, Бедный папа", 2365.73kb.
Но особенно красноречиво отражается ход мысли гуманизьма в формулировке того, что такое человек: «Человек - это разумное, предусмотрительное и очень проницательное животное». Животное. Плоть от плоти.
Несмотря на подобные потуги впихнуть в животное дух, в такой постановеке вопроса он был просто обязан самоисключиться в силу своей неосязаемости. Поэтому очень быстро на смену гуманистам, рассуждавшим о том, что в человеке всё должно быть прекрасно, явился Лоренцо Валла и уже совершенно честно сказал о том, что гуманизьм считал, считает, и считать будет главным в жизни на самом деле. Основное его произведение так и называется - «О наслаждении». Уже из названия сразу понятно, что именно Валла пропагандировал. И Лоренцо читателя не разочаровывает. Его философия видит свой идеал в фигуре Эпикура, правда, возрождает она не его учение, а лишь отношение к жизни. Валла понимает наслаждение не так, как понимал его исторический Эпикур, который в новом гуманистическом значении и эпикурейцем-то не был. Лоренцо Валла понимает эпикурейство исключительно как предпочтение наслаждения всем остальным человеческим ценностям, и иногда даже сожалеет о том, что у человека всего пять органов чувств, а не 50 или 500, чтобы получать наслаждение в гораздо большем объеме.
Кроме таких заявлений, Валла приводит и другие аргументы, доказывая, что чувства, помимо того, что дарят нам способность испытывать наслаждение, служат еще и для познания мира. Благодаря чувствам живое существо сохраняет свою жизнь, а наслаждение является тем критерием, благодаря которому оно может избегать опасности или стремиться к тому, что помогает ему выжить. Не случайно питание приятно и потому полезно для жизни, а яд горек и, как любая опасность, не доставляет наслаждения (а как же лекарства?).
Поэтому Валла делает совершенно фундаментальный и системообразующий вывод: жить без наслаждения невозможно (чего не скажешь о добродетели), поэтому наслаждение является истинным благом, истинной ценностью, и католики (да и вообще христиане) лукавят, когда говорят, что наслаждение не является истинным благом. Ибо чего боится христианин после смерти? Мучений в аду. А чего он ждет от рая? Вечного наслаждения. А раз так, то получение наслаждений уже в земной жизни по мысли Лоренцо Валла не противоречит христианству, а наоборот является более честным и последовательным.
Заметьте, как сладко поёт сей гуманист. И сравните заодно эти умозаключения с тем, что говрил дух плоти Иисусу. Ну, прямо как под копирку - один в один рассуждения Искусителя. И ведь логичен же, зараза, с ходу так не поспоришь. Сами понимаете, что вывод, который должно было сделать общество, был неизбежен, как и предсказывал Иисус в своём аллегорическом рассуждении. Так что всё закономерно и логично. Невежество и косность философии умервщления плоти, по правилам отрицания, должно было смениться философией её обожествления.
Вот и получается, что если честно довести до конца логику гуманизьма, то человек существует исключительно для наслаждения, и все высказывания типа «лучше смерть за родину, чем позор» тот же Валла называет глупостью, ибо вместе со смертью человека умирает для него и его родина. Поэтому лучше предать родину (или кого угодно), но остаться в живых. Из чего легко, кстати, заметить, что Валла считал, что со смертью человека для него заканчивается всё. А посему по логике Валлы добродетель может пониматься только как полезность для человека, и критерием полезности для Валлы является наслаждение или не-наслаждение.
Вот это-то простое и понятное всем рассуждение о полезности и стало основой для реальной идеологии всех последующих поколений европейцев. Но, хотя звучит это всё очень правильно и логично, но сей рационализм всё-таки основывается на неверной модели представления человека, а потому за шесть прошедших веков наступание на грабли истории стало неперложным законом жизни. Рассуждение-то верно, и в нём ошибок-то вроде бы нет, но по лбу-то мы получаем постоянно. И что это значит? Только одно - абсолютно не верна предпосылка самих рассуждений: модель человека, как Суперживотного.
По-умному, товарищи, это называется доказательством от противного. Поэтому, позвольте, рассматривать последние шесть веков истории, именно в этом ключе. Человек не просто умная обезьянка, он куда как сложнее.
Но тогда этих шести веков ещё не прошло, и выводы которые сделали гуманисты, отразили только закономерную историческую логику. При этом, всё о чём писал Лоренцо, даже не было никакой революцией. Об этом однозначно говорят жития предкризисных понтификов и королей. Лоренцо Валла лишь честно озвучил ту истинную идеологию, которая уже реально правила Европой.
…
Окидывая взглядом ту эпоху, с её так называемым расцветом культуры и искусств, становится очевидно, что ни Данте, ни Петрарка, ни даже Николай Кузанский, а именно Лоренцо Валла, честно размотавший всю логику рассуждения духа плоти до конца, был истинным идеологом эпохи Возрождения. Именно так, а не иначе мыслили и новые понтифики-меценаты, создавая Сикстинские Капеллы, и прочие мегапроекты, высасывая последние средства из с трудом приходившей в себя Европы.
Всё это обилие красок и форм было призвано лишь к одной цели, насытить собственное мирское восприятие по максимуму. Т.е. в полном соответствии с декларациями Лоренцо Валла. Может, где-то внизу, и пылали костры инквизиции, крестьяне подыхали с голоду, а города роптали от бесконечных поборов, но элиты Европы снова жили на широкую ногу, как и до коллапса середины XIV века. Просто теперь они делали это совершенно открыто.
Всё больший спрос находили товары востока, такие как пряности, дававшие возможность по-новому наслаждаться пищей. Китайские шелка вносили новую приятственность в тактильные ощущения, а китайский фарфор приятно услаждал чувства изнеженных эстетов. Основываясь именно на этой идеологии, теперь строили прекрасные соборы вперемешку с великолепными дворцами, заказывали картины, скульптуры и прочая, прочая, прочая. Наслаждение любыми способами - вот она истинная суть гуманизьма. И пусть весь мир подождёт. Потому что человек - центр этого мира.
Исходя из этого, Возрождение стало тем самым переломным моментом, когда дух плоти призвал Иисуса сброситься с крыши Храма, якобы доказывая таким образом его собственное неверие. Теперь плоть призывала работать на себя. И гуманисты с радостью откликнулись, а массовый переход в услужение плоти стал лишь вопросом времени. А итоги этого процесса мы как раз и подводим сегодня. В центре внимания, в конце концов, оказалась только и исключительно плотская составляющая человека: умная обезьянка со всеми её животными инстинктами, и со всеми её плотскими хотелками в качестве жизненных приоритетов. Позиция понятна. Позиция логична. Позиция не верна. Именно об этом и говорил нам Иисус - это плохо кончится. Но его и по сей день не услышали.
Собственно, чтобы не быть голословным, достаточно просто бегло пробежаться по понтификам Возрождения, чтобы понять, что ни к чему хорошему такая идеология привести не могла. Один только Бальтазар Косса чего стоил. Представьте себе, папа-пират на священном троне! Личность этого папы, взявшего имя Иоанна XXIII, настолько дисгармонировала даже с тогдашними представлениями о моральном облике понтифика, что на протяжении последующих 550 лет ни один его преемник не решался взять имя Иоанн. Лишь избранный в 1958 году Анджело Джузеппе Ронкалли отважился на это. Правда, присвоенный ему порядковый номер «двадцать третий» лишь подчеркнул незаконность избрания папой Бальтазара Коссы.
Но и остальные папы-гуманисты были не многшим лучше. Все эти понтифики из родов Колонна, делла Ровере, Риарио, Медичи, Сфорца и Борджиа, заботились лишь о собственных интересах, и, конечно, в полном соответствии с духом времени пытались превратить папство в собственное наследственное предприятие.
Впрочем, особого выбора у них просто не было. Ведь даже если б кто-то и захотел остаться в сторонке и тихо-мирно вести свои дела, у него бы это не получилось - сожрали бы конкуренты. Хотя бы на всякий случай. Власть в этих джунглях раннего гуманизьма становилась вопросом выживания, о чем красноречиво свидетельствует товарищ Макиавелли. А потому конкурентная грызня до смерти была делом совершенно обыденным. Никому никакой пощады. И остаться в стороне было просто невозможно.
Например, банкирский дом Медичи, совсем не замышлял никаких великих дел, вполне довольствуясь родной Флоренцией, но в 1478 году, генуэзец Риарио, он же папа Сикст IV, в силу больших издержек на великое строительство своей Сикстинской Капеллы, попробовал облегчить собственное бытие, за счёт мешавших ему своей строптивостью хозяев Флоренции.
У Риарио, тут же нашлись союзники в самой Флоренции. Сикст отнял у Медичи право распоряжаться папской казной, а новым официальным банкиром Ватикана стал флорентийский же род Пацци, даже более древний, чем сами Медичи, и, кстати, не менее богатый. Пацци и Медичи по всем правилам гуманизьма друг друга люто ненавидели, поскольку претендовали на одно и то же место под солнцем и мешали друг другу наслаждаться жизнью в полной мере. Но до сих пор вражда шла в более-менее цивилизованных рамках. Теперь же когда в игру вступила третья сторона, Медичи пришлось реагировать. Опасаясь чрезмерного возвышения конкурентов, большой меценат и правитель Флоренции Лоренцо Великолепный принял новый закон, значительно урезавший финансовые возможности Пацци.
В подобной ситуации гуманисты-эгоисты поразительно легко отбрасывают словесную шелуху и переходят на новый уровень дискуссии. Тем более что, лишившись такого мощного источника силы как управление папской казной, Медичи начали испытывать некоторые затруднения. А вскоре их положение ухудшилось ещё сильнее. Папа, несмотря на протесты Лоренцо, назначил своего племянника кардиналом города Имола, неподалеку от Флоренции. А затем еще сильнее сжал свою хватку и сделал своего ставленника Франческо Сальвиати архиепископом Пизы. В довершение всего, отозвал монопольное право Медичи на торговлю квасцами. И это была уже открытая война с домом Медичи.
Оставалось только поставить у власти во Флоренции представителей клана Пацци. Однако, законными методами власть в «Божественной Флоренции» Пацци заполучить не удалось, так как Лоренцо был крайне популярен. Тогда Пацци решились убить тиранов Флоренции. Для осуществления замысла Его Святейшество обязался послать во Флоренцию кардинала Джироламо Риарио, племянника князя Форлийского, полагая, что его появление непременно потребует проведения соответствующих торжественных церемоний с участием всех Медичи. Кроме того, в его свите под видом слуг должны были ехать многие заговорщики и солдаты папской гвардии.
Медичи не могли пренебречь приличиями и решили устроить кардиналу пышный прием. В ночь с 25 на 26 апреля 1478 года, с субботы на воскресенье, кардинал Риарио отдал приказ готовиться к мессе, на которую пригласил Медичи и многих других знатных флорентийцев. Заговорщики решили действовать в самом начале мессы, когда зазвонит колокол и священник произнесет: «Domine, non sum dignus». Именно в этот момент, при втором ударе колокола кафедрального собора Медичи должны были умереть.
Но всё пошло шыворот-навыворот. Пацци удалось ликвидировать только одного брата, Джулиано Медичи. С Лоренцо же вышла осечка. Сразу убить его не удалось, а когда тот выхватил меч, то вокруг оказалось достасточное количество его сторонников, чтобы в храме началась самая настоящая бойня. В итоге, заговорщиков самих схватили. Многих просто повыбрасывали из окон или повесили прямо тут же. Флоренция сотрясалась от гула и криков одобрения и похвал, возносимых в честь рода Медичи, а в адрес их врагов сыпались неисчислимые проклятия. По улицам города волокли окровавленные трупы заговорщиков, насадив их головы на пики и мечи. Дома всех без исключения представителей рода Пацци были осаждены, взяты штурмом, разграблены и разрушены.
Лоренцо усвоил урок. Если до сих пор он предпочитал наслаждаться жизнью, растрачивая огромные суммы на меценатство, т.е. на скупку всяческих предметов искусств и роскоши, то теперь всё изменилось. Он безжалостно расправился не только с заговорщиками, но и просто с друзьями Пацци – их хватали и казнили без суда и следствия. В этот день во Флоренции погибло двести шестьдесят два человека, а трупы с перерезанным горлом плыли по окровавленным водам реки Арно.
Франческо Пацци под охраной солдат отвели во дворец Медичи. Подвергнув всем видам унижений и оскорблений, его повесили рядом с Сальвиати, архиепископом пизанским, а впоследствии бросили их тела на потеху толпе. Джакопо Пацци также подвергли пыткам, повесили и труп проволокли по улицам города. Двух священников, тоже участвовавших в покушении, быстро нашли, отрезали носы и уши, а потом повесили. Другому заговорщику, главкому Монтесекко, сообщившему о причастности папы Сикста IV, было позволено умереть от меча.
Лично я уверен, что Лоренцо Медичи, хотел бы жить иначе. Сорить деньгами, скупать элементы искусственного восприятия, услаждая свои эстетические рецепторы, купаться в лучах всеобщего восхищения собственным великолепием. Но подобные удовольствия слишком дорого стоят, а потому чтобы жить среди таких же гуманистов как он сам, надо иметь волчьи зубы, чтобы вырвать должный кусок финансирования. Так что выбора никакого особого и не было. Чтобы соответствовать собственной же идеологии, Медичи были обязаны начать борьбу за власть в Риме. Впрочем, это была способная семейка, и вскоре папы из рода Медичи сели на престол, основав там свою небольшую папскую династию.
Но очень скоро дорогостоящая возня вокруг римского престола довела Медичи до банкротства. Это тоже был лишь вопрос времени при том образе мышления, что несли с собой гуманисты Возрождения. Медичи ещё повезло так долго продержаться, сын и племянник Лоренцо Медичи успели сменить друг друга в качестве понтификов: Лев Х (Джованни Медичи, 1513 - 1521) и Климент VII (Джулиано Медичи, 1523 - 1534). Но, повторюсь, банкротство было делом неизбежным, поскольку единственной реальной целью каждого настоящего возрожденца в соответствии с идеями гуманизьма было прожигание жизни. Транжирой был сам Лоренцо Великолепный, и преемники его денег тоже не считали. С той лишь разницей, что уже не обладали ни одним из его достоинств, а потому промотали весь задел предков как-то уж совсем бездарно.
Впрочем, что ещё можно было ожидать от персонажей, коих по жизни интересовали исключительно плотские увеселения? Джованни Медичи, под именем Льва X, умудрялся тратить на организацию празднеств с театральными постановками, балетом и танцами суммы, вдвое превышавшие годовой доход папства. Не меньших затрат требовало содержание и многочисленных художников, скульпторов, музыкантов, ошивавшихся при дворе. Неудивительно, что этот меценатствующий понтифик запросто проспал Реформацию, которая стала для него настоящим громом среди ясного неба.
Другой папа Медичи, незаконный посмертный сын убиенного Джулиано, тоже воспитанный самим Лоренцо Великолепным, продолжил славные традиции рода. Но начавшаяся при его сводном брате Реформация в Европе, заставила всё-таки папу Климента несколько затянуть пояс. Казалось бы, есть повод задуматься. Но, будучи таким же бездарным бездельником-меценатом, сей понтифик в дополнение к Германии, профукал ещё и Англию.
Местная церковь и раньше-то далеко не во всем подчинялась Риму, так теперь король Генрих VIII и вовсе объявил о выходе англиканской церкви из-под юрисдикции папы, самопровозгласив главой себя. Теперь все подати, уплачиваемые ранее папе, пошли в королевскую казну. Климент, конечно, отлучил Генриха от церкви, но на английского короля проклятия понтифика-гуманиста не произвели никакого впечатления.
Но самым отъявленным понтификом-гуманистом был всё-таки не Медичи. Возможно потому, что его пример, они и сами памятовали. В 1492 году испанская королевская чета, Изабелла и Фердинанд, желая иметь своего человека в Риме, истратила 50 000 золотых дукатов на подкуп участников кардинальского конклава в пользу своего кандидата, испанца Родриго Борха (в папстве принявшего имя Александра VI). В Италии его называли Борджиа, под этим же именем это семейство нам нынче и знакомо.
Папа Александр VI стал самой яркой иллюстрацией того, что представляет из себя гуманистическая философия во всей своей красе. И он сам и всё его семейство всю свою жизнь стремилось лишь к одному - к наслаждению. В угоду чему, в полном соответствии с декларациями Лоренцо Валла, попиралось и отбрасывалоь в сторону всё, что называется законом, этикой или моралью. Впрочем, набор главных плотских интерсов у него был всё так же примитивен, как и у всех. Папа Александр любил деньги, власть и женщин.
Властолюбие пёрло из понтифика изо всех щелей. Даже сына он назвал Чезаре - Цезарь. Небось, так и видел себя во главе могучей Римской Империи. Но тут не срослось. Ибо ни Чезаре, ни его брат Хуан не тянули на цезарей, и полководцами оказались совершенно бездарными. Все войны, из тех, что можно было проиграть - проиграли.
Но зато Борджиа чисто конкретно отрывались там, где больших усилий не требовалось. Ведь что может быть проще - подсыпать яду в бокал гостю, или кольнуть в толпе отравленной иголочкой, а потом наблюдать предсмертные корчи жертвы?! Вот тут фантазия у членов семейства Борджиа била ключом. Бывало, понтифик надевал на палец правой руки золотой перстень, из внутренней стороны которого при легком пожатии чужой руки выходил стальной волосок. Он слегка укалывал руку жертвы и впускал в ранку каплю смертельного яда. Таким же механизмом были снабжены ключи у дверей и шкафов, по просьбе папы открываемых его гостями.
Помимо всех прочих плюсов, такая политика приносила и немалый доход папской казне. Когда безудержное мотовство семейства Борджиа довело папскую казну до истощения, Александр VI решился расширить круг весьма прибыльной торговли индульгенциями, чинами и кардинальскими шапками. Вот эта последняя статья была особенно доходна. Хитрость была в том, что папа получал деньги с нового кардинала за назначение, но в то же время наследовал его имение в случае смерти. Т.е. всего-то надо было ускорить процесс обновления вакансий. А это уже было дело техники. Ведь стоило его первосвятейшеству пригласить кого-то из кардиналов к себе на завтрак, обед или ужин, то достаточно было простого рукопожатия, чтобы его преосвященство изволил через денек-другой отбыть в лучший мир, освободив доходное место.
И так Борджиа вели себя во всём. Число любовниц представителей этого семейства даже не поддаётся исчислению. Да что там любовницы! Папа и сыновья, увидев, что из дочери и, соответственно, сестры выросла красивая девка, откладывать дело в долгий ящик не стали. Не довольствуясь многочисленными фаворитками из среды знатнейших дворянских и духовных семейств, папа Александр и его сын Чезаре обратили страстные взоры и на прелестную Лукрецию. Впрочем, та и не думала противиться, скорее уж наоборот. Когда она впервые выходила замуж в тринадцать лет, то уже тогда была отнюдь не девочкой. Неудивительно, что связь Лукреции с Александром и Чезаре не помешала ей, в свою очередь, удостаивать нежнейшими ласками и второго брата, Хуана, которого, кстати, вскоре нашли в Тибре с многочисленными ножевыми ранениями. И подозревать кого-то кроме Чезаре просто не приходилось. И всё это, опять-таки, не помешало дочери Борджиа за короткое время сменить троих мужей, один из которых, кстати, был удавлен по приказу всё того же Чезаре в 1500 году.
В общем, времена порнократии при Александре IV вернулись в Рим в ещё больших масштабах. Даже привычные уже ко всем «перегибам» гуманизма современники восклицали: «Антихрист народился!». А вот незамысловатые свидетельства того времени: «Сегодня его святейшество, чтобы развлечь госпожу Лукрецию, велел вывести на малый двор папского дворца несколько кобыл и молодых огненных жеребцов. С отчаянным визгом и ржанием табун рассыпался по двору; гогоча и кусая друг друга, жеребцы настигали и покрывали кобыл под аплодисменты госпожи Лукреции и святого отца, которые наблюдали за лошадьми из окна спальни. После этого отец и дочь удалились во внутренние покои, где провели целый час».
И ведь это ещё совсем маленькие шалости. После убийства Хуана, папе Александру не оставалось ничего иного, как назначить на его место Чезаре главнокомандующим папской армией. А тот на радостях устроил грандиозную охоту в Остии, пригласив отца и сестру и собрав огромную свиту приближенных, состоявшую из придворных светских дам, куртизанок, шутов, паяцев, плясунов, танцовщиц и многочисленной охраны. «Четыре дня, – пишет современник, – они провели в местах Остии, свободно предаваясь порывам плоти; пиры сменялись пирами, и там царило такое распутство, какое в состоянии придумать лишь самое извращенное воображение. Вернувшись в Рим, они превратили его в притон, в святилище гнусностей. Невозможно перечислить все грабежи, убийства и прочие преступления, которые ежедневно совершались при папском дворе. Человеческой жизни не хватит, чтобы описать все подробности». А вот кусочек из дневника церемониймейстера Чезаре Борджиа И. Бурхарда: «Чезаре с лихорадочной поспешностью обирал и живых и мертвых. Величайшим наслаждением для него было лицезрение человеческой крови. Однажды он приказал оградить площадь святого Петра, согнав за ограду военнопленных. Сидя верхом на породистом скакуне, вооруженный мечом, он носился по площади, усеивая ее трупами, в то время как святой отец и Лукреция любовались этим зрелищем с балкона.
Самое поразительное при этом, папа Александр побаивался Бога! Ну, так, самую малость. Гибель любимчика Хуана на папу так сильно подействовала, что он приказал запереть себя в Ватикане и находился в уединении в течение аж трех дней. Когда же пришел в себя, то приступил к искуплению грехов, которые, как ему казалось, и вызвали Божий гнев, обрушившийся на Хуана. Однако, этот благородный порыв Александра длился совсем недолго. Вскоре пришло приглашение от Чезаре на попойку и понтифик не устоял. Вот это и есть реальный гуманизьм: если нельзя, но очень хочется, то можно.
А теперь самое интересное. В августе 1503 года папа Александр с сыном задумали отправить на тот свет очердную партию неугодных кардиналов. Но, зная, что они опасаются папских пиров, Алексанр попросил устроить званый обед кардинала Адриано де Корнето, которого, впрочем, он тоже собирался отравить на этом пиршестве. В подготовке обеда и обслуживании гостей участвовал камердинер, он же виночерпий папы, Иоанн Корнелио. Александр VI снабдил его отравленным вином и приказал подавать его тем, на кого он укажет. Корнелио проделывал это много раз, и папа доверял ему полностью.
Однако, теперь в дела сильных мира сего вмешалась женщина. Виночерпий, при обстоятельствах, о которых можно догадаться, разболтал своей любовнице, некой Маргарите, что Борджиа собираются отравить в числе прочих кардинала Корнето, который был для самой Маргариты далеко не послдедним человеком. За несколько лет до этого, когда кардинал был еще простым каноником церкви св. Иоанна, Маргарита была по слухам влюблена в него без памяти. Узнав теперь, что кардиналу грозит смерть, она поведала ему о грозящей опасности.
Желание папы Александра устранить этого кардинала подпитывалось, конечно, из соображений пополнения казны, следовательно, Корнето должен был быть очень богат. Вряд ли ему стоило большого труда передоговриться с виночерпием Корнелио, особенно если на этом настаивала Маргарита. Несомненно, за свои услуги простой виночерпий получил огромную сумму.
На другой день, на закате солнца роскошную виллу кардинала заполнила веселая компания - папа Александр со своей многочисленной свитой, в которой был и Корнелио с двумя золотыми амфорами старинного вина. Понтифик занял почётное место во главе стола; по правую руку от него устроился Чезаре Борджиа; по левую - хозяин виллы. Начался пир, заиграла музыка, появились танцовщицы. Папа был в прекрасном расположении духа и осушал бокалы один за другим. И вот, кардинал Корнето предложил выпить за святую католическую церковь и ее представителя - папу Римского. Александр VI и Чезаре выпили свои бокалы до дна, и почти тотчас папа побледнел, глаза его устремились в одну точку, и лицо конвульсивно передернулось. Чезаре тоже почувствовал себя очень плохо. Появились носилки, отца и сына бережно положили на них и понесли в Ватикан.
Александр VI скончался только после четырехдневной мучительной агонии. Чезаре же, который пил вино, разбавляя его водой по модному тогда древнегреческому обычаю, остался жив, хотя еще долго страдал от последствий отравления. Но в любом случае, без поддержки отца этому бездарю не на что было рассчитывать. Через год он уже попал в плен.
Пробыв некоторое время в испанской тюрьме, Чезаре сумел бежать. Но в Риме в это время уже царил противник семьи Борджиа Джулиано делла Ровере, избранный папой под именем Юлия II, и Чезаре пришлось искать счастья в другом месте. Он поступил на службу к Жану д'Альбре и женился на его сестре. Несмотря на собственную бездарность, военных походов Чезаре не оставил, слишком уж была сильна тяга к крови. За что и поплатился, когда в 1507 году пуля, посланная наваррскими партизанами, окончила его бессмысленное существование.
Кто-то, конечно, скажет, что всё это лишь результат глупой случайности, но уж слишком закономерна и последовательна развязка этой истории, чтобы быть просто случайностью. В нашем мире всё-таки совершенно реально существуют непреложные законы, реакцией на нарушение которых и становятся подобные «случайности». Воистину Вам сказано, не искушайте Бога своего.
Разумеется, при таких папах, и при такой идеологии, речь о восстановлениии единства Европы идти просто не могла. Именно эпоха Возрождения с её гонкой за наслаждениями мира сего окончательно уничтожила связующие духовные узы империи. Как единое целое Европа более уже не существовала, правда, ещё об этом не догадывалась. Но для того, чтобы всё стало на свои места, оказалось достаточно одной маленькой искры. Ну и произошло это, конечно, совершенно «случайно».
…
Как я уже упоминал чуть выше, заискрило уже в правление одного из пап дома Медичи. Лев X, сменил на троне папу Юлия II, несколько укрепившего положение Ватикана, после вакханалии, устроенной Борджиа. В полном соответствии с духом гуманистического эгоизма новый понтифик, достигнув заветной цели, позволил себе расслабиться и насладиться жизнью в полной мере, воспользовавшись плодами трудов предшественника. И то правда, не пропадать же добру! Расслаблялся папа Джованни Лоренциевич Медичи по полной программе, да так, что бюджет Ватикана, и так огромный, прирос ещё вдвое за счёт стопроцентного дефицита. В итоге, конечно, пришлось как-то выкручиваться. Говорят, папа Джованни очень любил порассуждать о «прибыльности сказки о Христе», и учитывая это не трудно догадаться, каким таким способом понтифик собирался покрывать недостачу.
Чтобы профинансировать многочисленные гуманистические увлечения папы Джованни, в Германию с особой миссией устремились папские агенты с огромным грузом так называемых полных индульгенций, дающих отпущение грехов, как живым, так и умершим. Официально это объяснялось нуждами строительства храма святого Петра.
В числе прочих папских бродячих менеджеров по продажам особо выделялся некто Иоганн Тецель. Сей Тецель ходил по улицам Виттенберга с большим ящиком и напевал песенку, которая в русском переводе звучит примерно так: «как только монетка падает в ящик, так тут же душа выпрыгивает из огня». И вот как-то раз слова этой песенки достигли слуха простого такого немецкого священника, мужицкого роду-племени, по имени Мартин Лютер. Его, искреннего католика, так возмутила эта песенка, что он не на шутку задумался. Негодование Лютера было столь велико, что он сгоряча даже задался вопросом, а по какому вообще праву папа продаёт индульгенции? Поразмылив над этой, несомненно, актуальной темой, он пришёл к выводу, что папа - мошенник. Его так поразила эта мысль, что все свои рассуждения Лютер свёл в единый документ, названный «95 тезисов», и 31 октября 1517 года прикрепил его к двери своей церкви в Виттенберге, положив тем самым начало Реформации в Европе.
Случай? Конечно. Но случай опять же закономерный. Соверешнно не случайный такой случай. Лютер-то и сам не догадывался, чем всё это обернётся, но это должно было произойти, и это случилось.
Ведь что такое Реформация? Всё совершенно доступно изложено в этих «95 тезисах». Что беспокоило больше всего простого немецкого мужика Мартина Лютера? Беспокоило его только одно: «Где деньги, Зин?» В смысле, куда ж это его первосвятейшество девает народные гроши, собранные с продаж индульгенций?
И вот здесь со всей очевидностью проявился новый зарождающийся логический тренд. Даже разразившиеся теперь «религиозные войны» в своей сути были во многом материалистскими. Ведь основной-то спор шёл исключительно вокруг церковной кассы! Да-да, именно так. Просто группа ревностных католиков наотрез отказалась финансировать разврат новой порнократии в Риме, а всё остальное из этого логически воспоследовало.
Если уж папа не имеет права отпускать грехи по предоплате, то это значит, что никакой он не наместник Бога и ничем не лучше любого другого священника. Тем более, что все его заявления на такой статус ничем не подтверждены, кроме собственных заявлений. К тому же гуманисты успели окончательно разоблачить к тому времени несколько папских фальшивок типа «Константинова дара» или «Лжеисидоровых декреталий», поэтому следующий шаг был более чем очевидным. «Священное Предание», т.е. сборник папских булл, декреталий и прочих документов, накопившихся за тысячу лет, отправлялся прямиком в топку. Ну, и теперь оставалось только объявить единственным и непогрешимым авторитетом саму Библию.
И было бы всё хорошо и замечательно, если б не всё то, что мы тут с Вами в этой главе разобрали. Ведь Библия - это кладезь противоречий, заложенных ещё в эпоху зарождения христианства при попытке совместить Старый и Новый Заветы. И объявляя эту книгу единственно возможным авторитетом, Лютер явно не понимал, что творит. Весь путь римского догмата есть путь постоянной борьбы противоречий - им несть числа. Объявив «Священное Предание» Рима лишённым смысла, Лютер лишь обнулил счётчик этих противоречий. Стоит ли удивляться теперь, что протестантское движение стало тут же дробиться и всё больше напоминать раннее христианство, когда новые ереси появлялись, чуть ли не каждый год.
А всё это потому, что Лютер и компания совершили великое дело, переведя, наконец, Библию на человеческие языки, что в купе с распространением книгопечатания, позволило практически любому человеку самостоятельно убедиться в её противоречивости. Правда, с самими протестантами, не имевшими никакой защиты от дурака, это сыграло очень злую шутку. Не успели реформаторы утвердить «Аугсбургское вероисповедание», как пришлось снова собираться и принимать формулу согласия, где уже сразу четыре протестантских группы объявлялись еретиками.
Показательно, что все вопросы, поднятые еретическими течениями, были всё те же, что и тысячу лет назад. Всё пошло по новой: манихейцы, антитринитарии и многие, многие, многие. Какие-то ереси были старые и проверенные временем, как например, ариане, которые снова справедливо усомнились в правомочности обожетсвления личности Иисуса. Но было и множество новых, как, например, анабаптисты, подвергшие, наконец, спустя столько лет критическому анализу понятие первородного греха. Правда, результаты у них получились опять же оригинальные.
Но, разумеется, никто на все эти возникающие вопросы отвечать не собирался, а потому дробление реформистов продолжилось вплоть до распада уже на мельчайшие атомы-секты, число которых в наше время достигает аж двадцати тысяч по некоторым подсчётам. При этом все они старательно называют себя евангелистами, бесконечно цитируя иудейский Ветхий Завет.
Протестанты лишь упрощали и отбросывали всё, что их раздражало и ставило в тупик, создав уже совсем какие-то наивные и бессмысленные вариации, совершенно лишённые какого-либо фундамента. И, разумеется, с водой унесло множество младенцев. Тот же Лютер даже не пытался разрешать фундаментальные вопросы, которые завели Церковь в тупик. Ему, правда, и некогда было - его гоняли по всей Германии святые отцы, как вшивого по бане.
Но его преемники-то тоже палец о палец не ударили, а ведь должны были задуматься. Без этого, разумеется, ничего путного не могло получиться. Ведь в чём заключается новая протестанстская формула веры, введённая Лютером: «Человек достигает спасения души не через церковь и её обряды, а при помощи веры, даруемой ему непосредственно Богом». Это абсолютно логичное следствие отрицания претензий папства на исключительные права, якобы делегированные римскому епискомпу самим Богом. Лично. Но именно здесь протестанты и сели в лужу. Не вникая в суть противоречий, и отбрасывая накопленный опыт в сторону, они оставили в силе, например, понятие первородного греха, возможно, самое нелепое из того, что смогли напридумывать католики.
Разумеется, сразу встал вопрос, как же тогда спасаться христианину, ежели сама греховная природа человека подразумевает его полную и непоправимую испорченность? Католики эту дикую хрень разрешали наделяя неслыханными полномочиями Церковь, протестанты же, отрицая эти полномочия, порешили и вовсе гениально. Ежели ты, чувак, три раза мокнулся в водицу при участии пастора, то всё, баста, нет на тебе грехов, вольному воля. «Через Крещение даруется благодать Божья», - именно так утверждает основной протестантский документ, Аугсбургское Вероисповедание. Таким образом, «Бог не за наши собственные заслуги, но ради Христа оправдывает тех, кто верует, что они приняты в благодать ради Христа». Вот и получается, что вера по-протестантски на уровне массового потребителя в итоге выглядит так:
- Веруешь?
- Верую!
- Чем докажешь?
- Да вот те крест!
- Спасён!
Бред? Бред! Но при этом сама формула Лютера просто взята из Библии. Что лишь в очередной раз доказывает, что цитировать Библию - вовсе не значит её понимать. Свидетели Иеговы тоже много чего цитируют, но их даже протестанты за своих не признают. В сущности, такая формула - это самая настоящая бомба, которая должна была взорваться в любой момент. И она взорвалась. А потому ломяться ныне в наши квартиры «проповедники» и «миссионеры» в брючной похоронной форме с целью объяснить нам, дурням, как надо правильно верить во Христа, сыплют цитатами и корчат умное лицо.
А Вы обращали внимание, кого именно в основном цитируют эти внебрачные дети Реформации? Намекну, для самых недогадливых. Из двадцати семи книг Нового Завета больше половины числятся за апостолом Павлом. Приплюсуйте сюда ещё и Ветхий Завет, который протестантами числится не менее ценным источником веры, и вот Вам готовая предпосылка появления в наше время термина иудо-христианство. Вот Вам, собственно, и источник для конспирологических разглагольствований о всемирном заговоре сионистов, подсунувших нам бедненьким и несчастненьким гнусную опиумную религию. Очевидно, что о христианстве ни сами авторы термина, ни те, кого они этим термином обласкали не имеют ни малейшего представления. Зато можно в очередной раз убедиться, что подобная конспирология есть результат недостаточной информированности, если не сказать, что совершенного невежества.
На самом деле, всё ведь очень просто. Протестанты, утвердив абсолютный авторитет доступного им текста Библии, оказались в очень забавной ситуации. Вробе бы о слове Христа повествует Новый Завет, однако на две трети там исключительно то, что под этим понимал апостол Павел, который на деле даже учеником Христа не был. При этом сам Учитель не записал там ни строчки.
В этой ситуации протестанты рассудили совершенно логично - для дела Церкви Павел сделал гораздо больше. Цитирую Вам фразочку, найденную мной у некоего Ахмада Дидата. Он мусульманин, а потому его взгляд ещё интереснее - это взгляд со стороны: «В отличие от него (Павла), Христос не написал ни одного слова в этих 27 книгах. Если вы возьмете так называемую «Библию Красного Пера», то увидите, что каждое слово, якобы произнесённое Иисусом, выделено красными чернилами, а остальной текст напечатан, как обычно, чёрными. Не удивляйтесь, когда обнаружите, что в так называемом Евангелии Иисуса более 90% текста всех 27 книг напечатано черным цветом! Таково признание беспристрастного христианина о том, что они называют Евангелием. В действительности же, беседуя с христианскими миссионерами, вы увидите, что они ссылаются на Павла на все сто процентов». Понятно, что ссылающиеся на Павла миссионеры - это по большей части как раз протестанты. Что, собственно, и требовалось доказать.
Так что нечего удивляться, что живут пуритане не по Христу, а по Павлу. Изучают не нагорную проповедь, а деяния пророка Илии, лично убившего сотни неверных адептов антидемократической оси зла, и поют псалмы Давида, коллекционировавшего головы своих врагов. И основываясь именно на таких представлениях, выходец из протестантской среды, англичанин Майкл Харт, в своей известной книжице (в первой редакции) о Ста Великих, нисколько не сомневаясь, поставил Павла, как истинного, по его мнению, основателя христианства, выше Иисуса. Именно поэтому в центре протестантского Лондона стоит храм апостола Павла, аналогично тому, как в центре Рима стоит посвящение апостолу Петру, а в центре русских городов стоял, да и много где ныне стоит, свой храм Спасителя.
Отрицание - штука опасная. Отрицая полуправду распустившегося и развратившегося гуманистического католицизма, Реформация создала полупарвду ровно так же ошибочную: пятьдесят на пятьдесят. Среди прочих примеров последствий этого отрицания можно привести ещё и такой.
Эту нарбоннскую историю я приводил по другому поводу, но с Вашего позволения, перескажу снова. Когда в Европе только грянул кризис XIV века, помимо евреев и колдунов под удар попали ещё и тунеядцы. А точнее нищенствующие тунеядцы. Так, в Нарбонне в 1348 году были арестованы по совершенно надуманным причинам и подвергнуты пыткам члены чужих нищенствующих орденов, покусившиеся на кормушку местных, а заодно и просто чужие нищие. После этого они неизбежно признались в своем намерении отравить нарбонцев смертельным ядом, и их приговорили к сожжению на костре. Очень на то похоже, что здесь мы столкнулись ещё и с конкуренцией на рынке сбора подаяний, сильно сократившемся в эпоху всеобщего разорения. Легко можно догадаться, какое на самом деле оказалось истинное личико у божьих дурачков, привыкших всю жизнь питаться за чужой счёт, когда кормушка оскудела.
Славный христианский обычай помогать ближнему в условиях обожествления нищеты, запущенного ещё ессеями, привёл лишь к тому, что к четырнадцатому веку все города Европы наводнили орды профессиональных тунеядццев. Раздача денег происходила повсеместно, ибо помощь нуждающимся являлалсь лучшей индульгенцией, но результатом этого стало только то, что класс тунеядцев в Европе расширялся не только сверху, но и снизу. И уж практичные бюргеры-протестанты не могли этого не заметить. И надо сказать заметили, да так отчётливо, что мы по сей день удивляемся, почему это европейцы никогда не подают нищим.
Основную движущую силу, начавшейся позже Реформации как раз и составили те, кто финансировал это гуманистическое и псевдохристианское тунеядство - нормальные такие трудолюбивые бюргеры, исправно платившие десятину, налоги, а остаток направлявшие на подаяние нищим. Неудивительно, что помимо прочих практических вопросов реформисты задумались и над тем, что же делать с попрошайками. Мы тут пашем, как папа Карло, а эти нищеброды ни хрена не делают, и делать не хотят, но при этом не только процветают в этом бренном мире на наши постоянные подаяния, так ещё и претендуют поперёк нас в Царство Божие войти! Хрень какая-то получается, не правда ли?
Представление о том, что нищета - это на самом деле плохо и не побожески, тоже должно было стать частью идеологии Реформации, в сущности, боровшейся с паразитами. Просто паразиты бывают не только большие, но и маленькие. Но о тех, что поменьше, как-то принято либо забывать, либо относиться к ним снисходительно, поскольку они очень умело умеют прикрываться нуждой. И за примерами далеко ходить не надо, у нас своих нищих полно - на каждом переходе в метро по углам сидят. И дал бы я денюшку, да догадываюсь я, кому она достанется на самом деле... Вот так и с Реформацией получилось, а всё в итоге развилось в нечто, что обычно символически изображают как мешок золота с ангельским крылышками.
И это совершенно закономерно. Толчок Реформации дали самые материалистские мотивы. Главным и принципиальным вопросом религиозных войн был «платить, или не платить?» Нетрудно убедиться, что результат именно этого спора и был закреплён Вестфальским миром 1648 года, утвердившим изменения, которые произошли на карте Европы в ходе Реформации. Те, кто более других пострадал от финансового произвола Ватикана, просто показали ему кукиш. А те, кому и так было не плохо, лоно католицизма не покинули. По итогам этой самой настоящей гражданской войны в Европе, раситянувшейся на сто с лишним лет, протестанты составили большинство в Северной Германии, Дании, Скандинавии, Прибалтике, Шотландии и Нидерландах, и даже в нескольких кантонах Швейцарии. В Англии же утвердилась Англиканская Церковь, давно к этому стремившаяся.
Католики удержались во Франции, где Церковь ещё со времён Людовика IX была своей, Галликанской. От Италии, где, собственно, и поглощались все доходы Ватикана, ничего другого как защиты старого миропорядка ждать не стоило вовсе. А в Испании, где градус недовольства был ничтожно мал из-за открывшегося в это время источника невиданной халявы после открытий Колумба и компании, вполне удалось обойтись одной лишь инквизицией. В общем, кому это было действительно нужно, те подумали и отделились, а кто не отделился, тот, значит, и не хотел. Тем более, что ничего принципиально нового протестанты не предложили, да и католики сами в итоге подсуетились и особо раздражающие явления типа папской «Таксы» убрали с глаз долой. Но всё это были совершенно косметические правки, и они не разрешали главных протворечий. Поэтому окончательная победа логики духа плоти была уже неизбежной, тем самым, обусловив наступление Нового Времени.
…
Впрочем, никаким новым Новое Время не было. Как это было уже тысячу раз, только враждующие стороны переставали друг друга резать, сразу обнаруживалось, что кругом нищета и хозяйство надо восстанавливать. А так как денег уже не было - всё ушло на пушки, пули и порох - приходилось занимать. Ещё гуманистические папы успели полностью отменить запрет на ростовщичество, и теперь в этой мысли не было уже совсем ничего крамольного. Конечно, Ватикан, отменял этот запрет исключительно под себя, но поражение в ходе Реформации лишило папство и десятины, и индульгенций, и прочих сборов, существенно снизив его финансовые возможности. Таким образом, монетизация духа Ватиканом полностью завершилась.
Закономерно, что на место дорогих папских ростовщиков пришли теперь куда как более дешёвые ростовщики еврейские. В отличие от Фуггеров и каких-нибудь ломбардцев, с евреями было гораздо проще договариваться, поскольку в любой момент можно было отправить роту солдат в гетто и списать все долги за раз. По крайней мере, так должно было казаться поначалу. Идея, наверное, казалась гениальной, и очень показательно, как с этим обстояло дело в Германии. При каждом княжеском дворе был свой собственный Еврей, и было это явление столь массовым, что само слово Еврей стало нарицательным.
Если в XVI веке на постах придворных банкиров были ещё христианские кредиторы, то в XVII и XVIII веках их места всё чаще занимали евреи-финансисты, которые теперь тоже относились к штабу придворных. Их называли «придворными факторами», или просто евреями. В XVII и XVIII веках «придворный фактор» и «придворный еврей», обозначало одно и то же. Следует заметить, что в обиходе слово «придворный еврей» более не считалось унизительным. Известные евреи-финансисты, как, например, Оппенгеймер и Вертгеймер из Вены, даже с гордостью называли себя «евреями императорского двора».
А теперь самое интересное. Куда шли эти поистине огромные средства? Историческая наука учит нас, что в это время в Европе зародилась научно-техническая революция, которую собственно этот освободившийся ростовщический капитал и разогнал. Интересная версия, но факты можно интерпретировать и несколько иначе. Еврейский капитал шёл вовсе не на нужды технологического прогресса, который, как это и должно, двигали исключительно задёшево отдельные инициативные самоучки-изобретатели на местах, наконец-то освободившиеся от опеки инквизиции. Львиная доля средств, как всегда, уходила на финасирование гуманистических увлечений расплодившихся европейских элит.
Княжеские дворы периода барокко утопали в роскоши. Наилучшим примером тому служил Версаль, и немецкие дворы стремились во всем ему подражать. Придворные ювелиры и банкиры должны были удовлетворять потребности аристократиии в деньгах и роскоши. Поэтому не было ни одной резиденции без банкира и ювелира. Пруссия, Австрия, Саксония, Ганновер, Кельн, Вюртемберг, Бавария без колебаний влезали в любые долги, полагаясь, видимо, на старую привычку их не возвращать.
При Максе Эмануэле баварский Мюнхен считался одним из самых блистательных княжеских дворов Европы. Но когда в 1722 году должно было состояться бракосочетание курпринца Карла Альбрехта с дочерью императора Марией Амалией, и нужно было блеснуть особой роскошью, то государственная казна была просто пуста. В довесок, на стране бременем лежал ещё и долг в 20 миллионов гульденов, а значит, нужно было делать новые долги. Христианские банкиры, Руффин из Мюнхена, Раунер из Аугсбурга, разумеется, покрутили пальцем у виска, прикидывая последствия такого шага. Поэтому курфюрст, хоть сам лично и был против евреев, нисколько не смущаясь, прибегнул к помощи придворных факторов. Главный придворный фактор из Зульцбахера Ной Самуэл Исаак при поддержке придворного фактора из Вены дал взаймы необходимые миллионы. Общая сумма составляла 3 млн. 313 тыс. 228 флоринов 35 крейцеров. Чую, свадьба удалась.
Безусловно, дворяне кутили весело, оплачивая в кредит своё сверхпотребление. Раскручивая новый виток гуманизма, европейские элиты назвали его ещё более возвышенно - романтизмом. Хотя то, что творилось за каждой портьерой в каждом романтическом дворце Европы, иначе как привычным уже словом порнократия и не назовёшь. Несмотря на вонь немытых тел, европейские бездельники и бездельницы сношались как кролики, разделяя друг с дружкой интересные заболевания, отчего дворяне стали массово лысеть и пришлось вводить парики.
Жрали в три горла, собирали огромные коллекции предметов искусства, прожигали время на охоте. И что показательно, всё чаще косили от армии. Не только у нас в России дворяне продавливали законы, чтобы служить понарошку. На горшке ещё сидючи, уже получали чины и награды. А закономерным результатом этого стала лишь удивительная небоеспособность армий многих европейских государств.
Жизнь в долг стала нормой. И это полностью соответствует рассуждениям духа плоти, искушавшего Иисуса. А самая конечная точка логики этого пути - «здесь и сейчас», Right here, right now. При таком раскладе, естественным бенефициаром от торжества такой гуманистической философии должен стать лишь один игрок, участливо стоящий в сторонке, и помогающий всем пытающимся заполучить вкусное сегодня, отдав на откуп завтра, - ростовщический капитал.
25 августа 1722 года, когда Макс Эмануэль Баварский заключил со своим придворным банкиром Исааком крупный договор на заем 950 тыс. флоринов, он заложил ему все доходы и прибыли. Вольф Вертгеймер, сын крупного финансиста Габсбургов дал курфюрсту взаймы 1 млн. 200 тыс. флоринов, и ему были заложены все внутренние и внешние ренты и доходы. Самому крупному придворному финансисту Баварии Арону Элиасу Зелигману были заложены доходы от налогов, когда в 1802 году он предоставил стране 3 млн. флоринов, а в 1808 году еще и доходы от таможенной пошлины по новому займу на 4 млн. Самому крупному придворному финансисту Вены Самуэлю Оппенгейму были заложены все доходы Австрии. Между придворной знатью и придворными факторами в XIX и XX веках существовали тесные финансовые взаимоотношения. Вплоть до свержения монархии в 1918 году придворные финансисты оставались доверенными лицами и советниками по финансовым делам.
В принципе, всё это мы уже видели в той же Европе многими веками ранее, когда Еврей становился финансовым управляющим при Аристократе благодаря транснациональной структуре еврейских связей - это своеобразный еврейский интернет. Аристократ в три горла потреблял и ему всегда было некогда заниматься такой ерундой как управление, а потому всё отдавалось на откуп ростовщикам. Придворный фактор обязан был снабжать ведомство гофмаршала, конюшни, и даже кухню. Он поставлял все, что необходимо от колыбели до могилы, от крещения до погребения. При дворе архиепископа в Бонне даже принадлежности для религиозных торжеств и церемоний должен был доставать придворный еврей. В общем, всё было так, как описано в библейской истории о безродном рабе Иосифе - ставшем в итоге управляющим финансами фараона.
Поставляя ювелирные изделия, многие придворные ювелиры стали миллионерами. А больше всего ювелирных изделий приобретали в свое время первый король Пруссии, Август Сильный из Саксонии, Макс Эмануэль Баварский, Эбергард Людвиг и Карл Александр из Вюртемберга, Клеменс Август из Кельна. В качестве интендантов и тайных военных советников поставщики войск в мирное и военное время держали в своих руках аппарат снабжения, особенно во время наполеоновских походов и освободительных войн. Большинство из них начинали свою деятельность, имея лишь небольшой собственный капитал, но за несколько лет им удавалось приобрести солидное состояние. На поставках для армии Оппенгейм из Вены сделал блестящую карьеру. У него на службе находились почти все придворные евреи Германии. Нет ни одной семьи придворных факторов, которая не была бы упомянута в его актах как семья сопоставщиков или помощников.
Вецлар фон Планкенштерн, будучи на императорской службе поставщиком армии, стал мультимиллионером. Самыми крупными военными поставщиками Баварии были Байт Каулла из Гехингена, Давид Ильман из Пферзе под Аугсбургом, Абрахам Мендле из Кригсгабера и члены семьи Зелигмана из Пфальца. Следует особо подчеркнуть, что все поставщики армии вышли из придворных факторов. А заодно очень хочется вспомнить ветхозаветного Товита, которому «даровал Всевышний милость и благоволение», сделав поставщиком у Енемессара, царя Ассирийского. Вот уж где распилы и откаты хороши, так это на госзаказе. И не говорите мне, что это только евреи просекли.
Кстати, удивительное совпадение. Не успел еврей Товит стать поставщиком ассирийского царского двора, как уже очень скоро самой Ассирии не стало. Вот и на этот раз, не успели евреи как следует насладиться положением монопольных поставщиков княжеских дворов Европы, как её родимую затрясло так, что мама не горюй. В чём ныне и усматривается гнусный еврейский заговор.
Однако, позвольте! Разве кто-то заставлял правящую европейскую элиту жить по идеям гуманизма Лоренцо Валла? Если элита какой-либо нации настолько усохла духом, что начинате перекладывать все свои обязанности на других, постепенно превращаясь в рабов собственной плоти, то причём здесь какие-то евреи? Они, между прочим, такие же люди, и они тоже могут проникнуться идеями гуманизма и могут тоже захотеть жить как элита. Тем паче, что иудейская религия именно под это и затачивалась.
Хотя на самом деле, положение евреев всегда было крайне уязвимо. Единственное, что могло дать им хоть какую-то уверенность - это стать такими же как Аристократы. Стать своими среди чужих. И они всеми правдами и неправдами к этому стремились. Те же пресловутые Ротшильды умудрились породниться чуть ли не со всеми знатнейшими родами Германии. Кстати, через эту немецкую фабрику невест они наверняка могли стать дальней роднёй английской и российской коронам, между прочим. Первыми же евреями, получившими дворянство, были не банкиры Ротшильды, а лейб-медики австрийского императора, Паулус Вайднер из Билербурга и Пауль Рициус, барон из Шпринценштайна.
Но чтобы добиваться таких результатов, еврей должен был вынужден крутиться как бклка в колесе, а заодно пускаться во все тяжкие. Прав был писатель Александр Захер-Мазох, сказавший о еврее-факторе: «Нет никого, кем бы он не мог быть». Конечно, европейский Аристократ получил замечательного раба. Но те, кто позволяет другим управляться с собственными обязанностями, бесконечно прохлаждаясь в праздности, однажды вдруг обнаружит, что правила игры изменились, а кредит больше не рефинансируется. При этом сделать ничего будет нельзя, поскольку армия тоже отдана под залог банкиру. Кстати, не обязательно еврейскому.
Очевидно, что и этот праздник европейского живота тоже не мог продлиться долго. Несмотря на огромные объёмы хабара, награбленного в колониях, Европу теперь трясло как никогда. Слугам плоти всё время не хватало ресурсов, чтобы её ублажить, а потому постоянно приходилось устраивать какие-то переделы и склоки. То за Испанское, то за Австрийское, то ещё за какое наследство. Потом начали делить колонии. Потом рынки. А теперь и рынки закончились, и делить стало вообще нечего, а плоть только пуще проголодалась.
Кончено, от всех этих дел сильно пухли те, кто занимался ростовщичеством. Именно за это ростовщиков всегда и не любили. Наверное, так не любят собственное отражение в зеркале с бодуна. Однако, нечего на зеркало пенять. Обратите внимание, не смотря на всю ненависть к ростовщикам, и особенно к евреям, как более успешным из них, хотелки свои за триста лет ни одна из элит не поумерила и жить по средствам не научилась.
…
Конечно же, всё это рассуждение ранее касается только верхушки айсберга, поскольку описанный праздник живота никоим образом не достиг низов. Тут всё было полностью наоборот. Расцвет элитного потреблятства совершенно логично обернулся увеличением рабочей нагрузки на основание системы. Все эти вопли про технический прогресс и его неоценимый вклад в повышение производительности труда - болтология. В реальности же всё выглядит иначе. Весь прогресс мгновенно сожрали кратно выросшие хотелки элитных обормотов.
Если ещё в начале XII века среднему крестьянину требовалось работать 170 дней в году, с учётом всех повинностей, чтобы обеспечить лично себе и своей многодетной семье средний уровень существования, то к середине XVI века гуманистическое Возрождение разогнало эту цифру до 280 дней в году, что и привело к тому, что от желающих взяться за оружие во времена Реформации отбоя не было. Конечно, климатические условия в Европе, переживавшей малый ледниковый период значительно способствовали такому положению дел. Но как же прогресс и улучшение методов хозяйствования?!
И в конце концов, что мы имеем сейчас-то? В семье, даже без детей, для нормального среднего дохода должны круглый год работать и муж, и жена. А хозяйство приходится вести вместе, тогда как ранее этим занималась только безработная жена. А чтобы далеко не ходить за примерами, заглянем в наш родимый, отечественный «Домострой» и посмотрим, каким был рабочий день простого русского человека XVI века, учитывая, что он вряд ли работал как-то совсем иначе, чем его европейские коллеги.
День, действительно, начинался рано. А как же иначе, если он рано и заканчивался? Часов в десять, когда начинало темнеть. Оставалось только помолиться и на боковую. Семь часов на сон и вот уже пять утра. Ну, там дела нехитрые: помыться, да помолиться. В комнате, предназначенной для моления, - крестовой или, если её не было, то в той, где стояло побольше образов, собиралась вся семья и прислуга; зажигались лампады и свечи; курили ладаном. Хозяин как домовладыка читал перед всеми вслух утренние молитвы.
У персонажей побогаче, были свои домашние церкви и домовые священнослужители. Вся семья и челядь сходилась в эту церковь, где молитвы, заутреню и часы служил священник, а пел дьячок, смотревший за церковью или часовней. Окончив молитвословие, все расходились к домашним занятиям. Где-то часам к семи утра народ начинал подтягиваться к конторкам, станкам, лавкам и грядкам. Три часа работали и тут начиналась, вот сюрприз, обедня. Не обед, обратите внимание, а обедня. В десять часов. Нам-то матёрым материалистам это не понятно, а тогда это было обязалово.
Следующий же час после обедни, между 11-ю и 12-ю утра уходил и вовсе вникуда. Потому что уже в полдень начинался обед! А обед - это, извините, святое. После обеда же ещё более святое дело - поспать. В Испании это называют сиестой, а у нас никак не называют, потому что всё всем и так понятно. Сие есть генетически прописанное в русском человеке правило. Когда брюхо в сыте, а солнце в зените, надо отдыхать, ежели не хочешь, чтоб хватил Кондратий по причине солнечного удара или заворота кишок.
Это совершенно естественное положение вещей, когда в самую жаркую часть дня, рабочий люд располагается в теньке и там дремлет переваривая свой заслуженный обед. Это был и есть повсеместный, освящённый народным уважением, обычай. Спали, пообедавши, и цари, и бояре, и купцы; уличная чернь отдыхала прямо на улицах. Не спать или, по крайней мере, не отдыхать после обеда считалось в некотором смысле ересью, как всякое отступление от обычаев предков.
Итого, имеем к двум часам дня три часа полноценной работы. Учитывая, что в шесть вечера все, как правило, сворачивались, если ничего особо не горело, то получаем семичасовой рабочий день, имевший место до начала НТР, то есть научно-технической революции. Получается, что Новое Время не принесло нам ничего иного как увеличение тунеядства сверху и двухкратного повышения давления на низы, поскольку двое человек теперь должны работать столько же, сколько один ранее. Стоит ли удивляться, что социальная буза в обществе гуманистов-эгоистов стала делом совершенно обыденным.
Сначала бюджетный дефицит открутил голову английскому королю, а потом и революция во Франции расставила всё по своим местам. Вообще трудно представить себе что-то более бессмысленное и нелепое, с точки зрения государственного управления, нежели тогдашний Версаль. Поэтому закономерно, что головы старых гуманистических элит революция отправила в корзину госпожи Гильотины, а по многочисленным Конвентам, Парламентам и прочим Сенатам рассадила ставленников куда более перспективных элит финансово-производственных. Буржуев, дргими словами. При этом в смысл произошедшего очень хорошо укладывается и нынешняя демократическая система управления. Реальным хозяевам положения не было никакой нужды торчать у всех на виду, как король или император. Того гляди ещё и самим башку отвернут, как Карлу Стюарту или Людовику XVI. А потому, самым логичным образом, из загашника были вытащены республики и прочие демократии, и повсеместно появились многочисленные «говорильни», благо неизбежная продажность материалистских чиновников и депутатов создавала прекрасную возможность более не светиться у всех на виду.
Сами по себе эти «говорильни» ничего отрицательного не несут, просто они гораздо больше соответствуют раскладу сил в обществе, в котором аристократия себя окончательно дискредитировала. И дело не в формах правления, а в реальной идеологии, которую несут в себе субъекты общества. Ежели идеология общества имеет ярковыраженную материалистическую направленность, то всё будет именно так, как писали ещё древние греки. Монархия, как власть лучшего, выродится в тиранию, как власть худшего. Аристократия, как власть лучших, точно так же превратиться во власть худших - олигархию. А власть равноправных и равнозначных, как например военная демократия у монголов, - полития - превратиться в демократию - власть людей никчёмных и бесполезных, которые, в сущности, отдадут её на откуп тем, кто больше заплатит.
Именно такой ход исторической логики описывали древние греки, изучая собственный опыт: тирания - олигархия - демократия. Демокартия же сменилась сначала македонским завоеванием, а потом и римским. И вот что это значит. Эта схема описывает путь утраты ощущения духа всем обществом целиком. А окончательное признание несуществования духа - это материализм, который, в конечном счёте, и приводит на путь паразитизма всех, кто воспринимает эту идеологию.
Когда монарх превращается в паразита, то быстро становится не нужным в первую очередь своему окружению, и тогда на престоле оказывается марионетка тех, кто ещё не превратился в паразита и замене не подлежит. Но жизнь паразита слишком заманчива для материалистов. И вскоре всё новые и новые желающие будут устремляться жить так же, как и избранная кучка. И чем менее остаётся духа в элите, тем больше вероятность того, что этой элите придётся поделиться своими привилегиями. И получается, что не свобода, равенство и братство являлись истинной причиной бесчисленных социальных потрясений трёх последних веков, а борьба за доступ к кормушке в надежде тоже свесить ножки вниз.
Хотели, конечно, как лучше, но в итоге, все социальные достижения нашего времени сводятся лишь к тому, что стало лишь больше возможностей паразитировать. Многие соцпрограммы по поддержке неимущих давно уже выродились в программы по размножению паразитов - миллионы живут на пособия, не желая заниматься вообще чем бы то ни было. Но гуманистические элиты, для которых важно только то, что здесь и сейчас, предпочитают решать проблемы, не решая их, и делать вид, что ничего не происходит. Это очень удобно, это не отвлекает от вещей куда более важных - от удовольствий. А тем временем, возникают десятки тысяч организованных преступных банд в США, или иммигрантские гетто в Европе, куда даже полиция не заглядывает. Про нас, огламурившихся «чумазиков», вообще помалкиваю. А ведь всё это те самые гуманистические метастазы, которые однозначно сигнализируют о реальном состоянии общества.
Наиболее отчётливо паразитическая всемирная идеолгия отражается в отдельных высказываниях нынешних управленцев о том, как всё-таки надо решать назревшие проблемы. Например, принц Чарльз как-то выступил с очень важной речью, в которой сетовал на быстро увеличивающуюся численность населения всея планеты: «Я мог бы выбрать Мумбай, Каир или Мехико; куда не глянь, мировое население быстро увеличивается. Оно ежегодно увеличивается на количество людей, равное количеству всего населения Великобритании. Это означает, что через 50 лет нашей бедной планете, которая с трудом сохраняет 6,8 миллиарда человек,