О приходе мастеров церковных из царьграда к антонию и феодосию. Слово 2 о том, когда основана была церковь печерская
| Вид материала | Документы |
СодержаниеО блаженнемь нифонтѣ, бывшу епископу новагорода Послание смиреннаго епископа симона владимерьскаго и суздальского к поликарпу, черноризцю |
- Московской Духовной Академии «Духовная Библиотека» Москва 1998 предисловие к первой, 5840.83kb.
- Зачем Церковь награждает бизнесменов, 12420.99kb.
- Дна, которая была озвучена в то же время, когда была основана Ассоциация, и тогда, 1969.55kb.
- Лекция культура дохристианской финляндии, 212.92kb.
- О разделении Русской Церкви, 1599.41kb.
- Новосибирский жировой комбинат. Год основания – 1918!, 15.12kb.
- Архивы кремля политбюро и церковь 1922-1925, 4560.63kb.
- Н. Г. Чернышевского Кафедра истории России Русская церковь и государство в первой половине, 326.05kb.
- В низложение гордыни, 9913.86kb.
- Молодежь против наркотиков” (автор Кулешова Е. Н., педагог-организатор сш №72), 61.56kb.
Был также и другой брат, Иеремия именем, который еще помнил крещение Русской земли; и был ему дан от Бога дар предсказывать будущее. Когда он прозревал в ком-нибудь дурные помыслы, то обличал его втайне и наставлял, как уберечься от дьявола. И если какой-нибудь брат задумывал уйти из монастыря, он, сразу же прийдя к нему, обличал замысел его и утешал брата. И если кому-нибудь предсказывал он — хорошее ли или дурное, — всегда сбывалось слово старца.
Бѣ же инъ старець, имянем Матфѣй, бѣ бо прозорливъ. Единою же, стоаще ему въ церьки на мѣсте своем, възвед очи свои и позрѣвъ по братии, иже стоать по обѣма странама поющим, виде бѣса, обходяща въ образѣ ляха и въ приполцѣ носяща цвѣткы, иже глаголются лѣпкы, и взимаше и нѣкако з лона цвѣток, и връзаше на кого любо. И аще кому прилепняше цвѣток стоащихъ от братиа, то мало постоавъ, и раслабѣвъ умом, и вину себѣ притворивъ какову убо, исхождаше исъ церькви, и шед спаше, и не възвращашеся на пѣние. Аще ли же връзаше на другого от стоащих и не прилепняше ему цвѣток, то тъй крѣпко стоаше в пѣнии своемь, дондеже отпоаху утренюю, и тогда идяху кождо в кѣлия своа.
И еще другой брат, именем Матфей, был прозорлив. Однажды, стоя в церкви на месте своем, поднял он глаза и оглядел братию, стоящую по обеим сторонам клироса и поющую, и увидал, как по церкви ходит бес в образе ляха, держа под полой цветы, которые называются лепками, и бес вынимал из-под полы цветок и бросал на кого хотел. Если к кому-либо из стоявших иноков прилипал цветок, тот, немного постояв, начинал дремать, придумывал какую-нибудь причину и уходил из церкви, чтобы поспать, и уже не возвращался до конца службы. Если же бросал на кого-либо другого из стоящих и к тому не прилипал цветок, то тот крепко оставался стоять на службе, пока не отпоют заутреню, и уже только после этого уходил в келью свою.
Обычай же бѣ сему старцю: по отпѣнии утрѣняа братии отходящим по кѣлиамь своим, сий же блаженный старець послѣ же всѣх исхождаше исъ церькви. Единою же идущу ему и седе под клепалом, хотя опочинути, — бѣ бо кѣлиа его подале от церкви, — и виде се, яко толпа велика идяше от вратъ. И възвед очи свои, и видѣ единаго бѣса, сѣдяща на свинии и величающися, и другыа около его множество текуще. И рече старець: «Камо идете?» И рече имъ бѣсъ, сѣдяй на свинии: «По Михаля по Тоболъковича». Старець же знаменася крестомъ и иде в кѣлию свою. Якоже бысть освѣтающу дьню, разумѣ старець видѣние, и рече старець ученику своему: «Иди, въпрошай — есть ли Михаль в кѣлии?» И рече ему: «Давѣ изыде по заутрении за ограду монастырьскую». Старець же повѣда видение игумену и старейшей братии, еже вѣдѣ, призвавъ же игуменъ брата и утверди его.
Был обычай у этого старца: отстоявши заутреню, когда уже братия расходилась по кельям своим, этот блаженный старец последним выходил из церкви. Однажды вышел он так и присел отдохнуть под билом, ибо келья его была далеко от церкви, — и вот видит он, как большая толпа идет от ворот. Поднял он глаза и увидел беса, сидящего, подбоченясь, верхом на свинье, а множество других идущих около него. И спросил старец: «Куда идете?» И сказал бес, сидевший на свинье: «За Михалем Тобольковичем». Старец же осенил себя крестным знамением и пошел в келию свою. А так как уже наступало утро, то уразумел старец видение и сказал ученику своему: «Пойди и спроси — в келий ли Михаль?» И сказали ему: «Он давеча, после заутрени, ушел за ограду монастырскую». И поведал старец о видении этом игумену и старейшей братии, и призвал игумен инока, и строго поучил его.
При сем же блаженнѣмъ Матфѣи блаженный игуменъ Феодосий представися, и бысть Стефанъ-игуменъ въ его мѣсто, и по сем — Никонъ, и сему же старцю въ житии сущу, и ина многа видѣниа провидяше. И почи старець о Господѣ и в добре исповѣдании в Печерьском святемь монастырѣ.
При этом блаженном Матфее преставился блаженный игумен Феодосии, и его место занял игумен Стефан, а после того — Никон, а старец все еще жил, и другие многие видения были ему. И почил старец о Господе в добром исповедании в Печерском святом монастыре.
^ О БЛАЖЕННЕМЬ НИФОНТѢ, БЫВШУ ЕПИСКОПУ НОВАГОРОДА[87], КАКО ВЪ СВЯТѢМЬ МОНАСТЫРѢ ПЕЧЕРЬСКОМ, ВЪ БОЖЕСТВЕНОМ ОТКРОВЕНИИ, ВИДѢ СВЯТАГО ФЕОДОСИА. СЛОВО 13
О БЛАЖЕННОМ НИФОНТЕ, ЕПИСКОПЕ НОВГОРОДСКОМ, КАК В СВЯТОМ МОНАСТЫРЕ ПЕЧЕРСКОМ, В БОЖЕСТВЕННОМ ОТКРОВЕНИИ, ВИДЕЛ СВЯТОГО ФЕОДОСИЯ. СЛОВО 13
Блаженный Нифонтъ бысть убо черноризець Печерьскаго монастыря, тѣхъ святых отець поревнуа житию, и за многую его добродѣтель поставленъ бысть епископъ Новугороду. И бѣ велию вѣру и любовь имѣа къ пресвятей Богородици и къ преподобнымь отцемь печерьскым Антонию и Феодосию. Абие же слыша, яко от вселенъскаго патриарха в Русию идет Константин-митрополит[88] радости же духовныа исполнився, помысли в себѣ, яко да обое съвръшит: в дому Пречистыа будеть и преподобным поклонится и от святителя благословениа приимет; и таковыа ради вины прииде Киеву в лѣто 6664. И пребывающу ему, ожидающи митрополита пришествиа, биаше бо ему вѣдомо, яко извѣстно от царствующаго града выйде митрополит.
Блаженный Нифонт был черноризцем Печерского монастыря, подражал житию святых отцов, и за свои многие добродетели поставлен был епископом Новгорода. Безграничную веру и любовь имел он к пресвятой Богородице и к преподобным отцам печерским Антонию и Феодосию. Однажды услышал он, что от вселенского патриарха идет на Русь митрополит Константин, и, духовной радости исполнившись, помыслил в душе, что сразу сможет два благих дела свершить: в доме Пречистой побывать и преподобным поклониться и благословение от святителя принять; и вот по этой причине пошел он в 6664 (1156) году в Киев. И пока оставался он там, ожидая прихода митрополита, стало ему известно, что митрополит уже вышел из Царьграда.
Тогда же Клим-митрополит столъ святительский приимъ не патриаршим благословениемь Цариграда. Сего блаженнаго епископа Нифонта принужаше Климъ служити со събою. Онъ же глаголяше ему: «Понеже не приалъ еси благословениа от святаго вселенъскаго патриарха Царяграда, за сие не хощу служити с тобою, ни въспоминати тебѣ въ святей службѣ, но поминаю святаго Царяграда патриарха». Климу же велми принужающу его, научающу на нь князя Изяслава и своа поборники, и не възможе ему зла сътворити ничтоже.
В то время Клим-митрополит стол святительский занял без благословения царьградского патриарха. А принуждал Клим блаженного епископа Нифонта совершать службу вместе с ним. Нифонт же сказал ему: «Раз ты не принял благословения от святого вселенского царьградского патриарха, то не буду ни служить с тобой, ни поминать тебя на святой службе, так как поминаю святого царьградского патриарха». И хотя Клим сильно гневался на Нифонта, подбивал князя Изяслава и своих сторонников осудить его, но не смог зла ему сотворить никакого.
Патриархъ же Цариграда, слышавъ яже о немь, присла к нему послание, сицѣ блажа его о величьствѣ разума и крѣпости и причитаа его ко прѣжнимъ святымъ, иже твердѣ о православии ставших. Онъ же патриарше послание прочет и зѣло велми крѣпостию себѣ утвержаше, любовъ же имаста съ княземь Святославом съ Олговичем,[89] бѣ бо преже того Святославъ сѣде в Новѣгороде.
Патриарх же Царьграда, узнав о нем, прислал к нему послание, в котором восхвалял его за величие разума и непреклонность и приравнивал его к древним святым, которые твердо стояли за православную веру. Он же, прочитав патриаршее послание, с еще большей крепостью утвердился, был же он в великой дружбе с князем Святославом Ольговичем, ибо прежде того Святослав княжил в Новгороде.
Бывшу же сему блаженному епископу Нифонту въ святѣмь Печерьском монастырѣ, велию же вѣру имѣа ко преподобным, якоже преже реченно бысть, не по мнозе же времени постиже его болѣзнь. И дивно же видение повѣда. «Прежде болѣзни своеа треми деньми пришедшу ми, — рече, — съ заутрении и мало опочивающу, и абие в тонок сонъ сведенъ бых. И се обретохся въ церьки Печерьской на Святошинѣ мѣсте, и молящу ми ся много съ слезами святѣй Богородици, да бых виделъ святаго и преподобнаго отца Феодосиа. И събирающимся многым братиамъ въ церковь, и приступи ко мнѣ единъ брат и рече ми: “Хощеши ли видети святаго отца нашего Феодосиа?” Мнѣ же отвѣщавшу: “Зѣло желаю, аще възможно ти есть, покажи ми его”. И поимъ мя, введе въ олтарь и тамо показа ми святаго отца Феодосиа. Азъ же, видѣх преподобнаго, от радости притекъ, пад на нозѣ его и поклонися ему до земля. Онъ же въстави мя, нача благословляти, и, обиатъ рукама своима, нача любѣзнѣ лобызати мя, и рече ми: “Добрѣ прииде, брате и сыну Нифонте, отселѣ будеши с нами неразлучно”. И дръжащу преподобному в руцѣ своей свитокъ, мнѣ же просящу его, и яко да вда ми, и разгнувъ, прочтох. И бяше в нем написано в началѣ сицѣ: “Си азъ и дѣти, яже ми дал Богъ”. И оттоле възбнухъ, и нынѣ вѣмь, яко сиа болѣзнь посещение ми от Бога».
И вот, когда пребывал этот блаженный епископ Нифонт в святом Печерском монастыре, безграничную веру имея к преподобным, о чем уже говорилось выше, вскоре постигла его болезнь. И рассказал он о дивном видении. «Когда за три дня до своей болезни пришел я, — рассказывал он, — с заутрени, прилег ненадолго, то сразу же уснул чутким сном. И очутился я в Печерской церкви стоящим на месте Святоши, и стал я горячо со слезами молиться пречистой Богородице, чтобы увидеть мне святого и преподобного отца Феодосия. И когда собралось много братии в церковь, один из братии подошел ко мне и сказал мне: “Хочешь увидеть святого отца нашего Феодосия?” Я же ответил: “Очень хочу, если можешь сделать это, покажи мне его”. И он, взяв меня за руку, ввел в алтарь и там показал мне святого отца Феодосия. Я же, увидев преподобного, от радости бросился к нему, пал ему в ноги и поклонился ему до земли. Он же поднял меня, благословил и, обняв меня руками своими, поцеловал меня и сказал: “Хорошо, что пришел, брат и сын Нифонт, теперь будешь с нами неразлучно”. А в руке своей преподобный держал свиток, и я попросил его, и как он дал мне, я развернул и прочел. И было в нем в начале написано так: “Это я и дети, которых мне дал Бог”. И проснулся я и теперь понимаю, что болезнь эта от Бога».
Болѣвшу же ему 13 дьни, и тако успѣ с миром мѣсяца апрѣля въ 18, Свѣтлыа недѣли.[90] И положенъ бысть честно в печерѣ Феодосиевѣ, к любимому прииде, якоже обѣщася ему Феодосие преподобный; вкупѣ Владыцѣ Христу предстоаща, наслажаася неизреченных онѣх небесных красот и о нас молящеся, своих чадѣх.
Болел же он тринадцать дней и почил с миром восемнадцатого апреля, в Светлую неделю. И был положен честно в пещере Феодосиевой, прийдя к любимому, как и обещал ему Феодосии преподобный; вкупе они перед Владыкой Христом предстоят, наслаждаясь неизречимыми небесными красотами, и о нас, о своих чадах, молятся.
Сицевы чюднии мужи в том въ святѣмъ Печерьскомъ монастырѣ быша, иже мнози от них апостоломъ съпричастници быша и престолом их намѣстници, якоже настоащее слово в послании семь извѣстно явит намъ.
Таковы-то вот чудные мужи в том в святом Печерском монастыре были, так что многие из них апостолам уподобились и престолов их наместниками явились, о чем следующее слово в послании этом наглядно покажет нам.
^ ПОСЛАНИЕ СМИРЕННАГО ЕПИСКОПА СИМОНА ВЛАДИМЕРЬСКАГО И СУЗДАЛЬСКОГО К ПОЛИКАРПУ, ЧЕРНОРИЗЦЮ ПЕЧЕРЬСКОМУ[91] СЛОВО 14
ПОСЛАНИЕ СМИРЕННОГО ЕПИСКОПА СИМОНА ВЛАДИМИРСКОГО И СУЗДАЛЬСКОГО К ПОЛИКАРПУ, ЧЕРНОРИЗЦУ ПЕЧЕРСКОМУ. СЛОВО 14
Брате! Сѣд в безмолвии, събери си умъ свой и рци к себѣ: «О, убозей иноче, неси ли мира оставил и по плоти родитель Господа ради?» Аще же и здѣ, пришед на спасение, не духовнаа твориши, и что ради в чернеческое имя облъкъся еси? Не избавят бо тебѣ мукы черныа ризы, аще не иноческы живеши. Се же вѣждь, яко блажимъ еси здѣ от князь, и от болярь, и от всѣх друг своих, глаголють бо: «Блаженъ есть, якоже възненавидѣ мира сего и славы сеа, и к тому не печется земными, но небесных желаетъ». Ты же не черническы живеши. Велика срамота обдержит мя тебѣ ради! Аще же блажаще нас здѣ предваряють ны въ царстви небеснѣмь, и тии в покой обрящутся, мы же, горко мучими, възопием? И кто помилует тя, самому себѣ погубившу?
Брат! Сидя в безмолвии, соберись с мыслями и скажи себе: «О, инок убогий, не ради ли Господа оставил ты мир и родителей своих?» Если же ты сюда пришел для спасения, а сам не духовное творишь, то ради чего облекся во иноческие ризы? От мук тебя не избавят черные ризы. Знай, что почитают тебя здесь князь, и бояре, и все друзья твои, которые говорят о тебе: «Блажен он, что возненавидел мир сей и славу его, и поэтому уже не печется он о земном, помышляя только о небесном». Ты же не по-иночески живешь. Великий стыд за тебя охватывает меня! Что, если те, которые почитают нас здесь, предварят нас в царствии небесном и будут они упокоены, а мы в горьких муках возопием? И кто помилует тебя, самого себя погубившего?
Въспряни, брате, и попецися мыслено о своей души! Работай Господеви съ страхом и съ всякою смиреною мудростию! Да днѣсь кроток — и утро яръ и золъ; въмалѣ молчание — и пакы роптание на игумена и на того служебникы. Не буди лживъ — виною телесною събора церковнаго не отлучайся: якоже бо дождь растит сѣмя, и тако церкви влечет душу на добрыа дѣтели. Все бо, елико твориши в кѣлии, ничтоже суть: аще и Псалтырь чтеши или обанадесять псалма поеши,[92] ни единому «Господи, помилуй!» — и уподобистся съборному. О сем, брате, разумѣй, яко и връховъный апостолъ Петръ сам церьки сый Бога жива, и егда атъ бысть от Ирода и всаженъ в темницю, не от церьки ли бывающиа молитвы избавиша его от руку Иродову?[93] И Давидъ бо молится и глаголя: «Единою прошу у Господа, того взыщю, да живу в дому Господни вся дьни живота моего, и да зру красоту Господню и посѣщаю церковь святу его».[94] Сам бо Господь рече: «Дом мой — дом молитвы наречется».[95] «Идѣже бо, — рече, — два или трие събрании въ имя мое, ту есмь посреди ихъ».[96] Аще ли же толикъ съборъ, боли ста братий съберутся, то къль паче вѣруй, яко ту есть Богъ наш. И того божественаго огня тѣх обѣд сътворяется, его же азъ желаю единоа крупица паче всего сущаго иже предо мною обѣда. Свѣдитель ми есть о том Господь, яко ничемуже бы причастился иному брашну, развѣ укруха хлѣба и съчива, устроеннаго на святую братию.
Воспрянь, брат, и позаботься мысленно о своей душе! Служи Господу со страхом и полным смиренномудрием! Не будь таким, что нынче кроток, а завтра яр и зол; немного помолчишь, а потом снова ропщешь на игумена и его служителей. Не будь лжив — под предлогом телесной немощи от церковного собрания не отлучайся: как дождь растит семя, так и церковь влечет душу на добрые дела. Все, что творишь ты в келий, маловажно: Псалтирь ли читаешь, двенадцать ли псалмов поешь, — все это не может сравняться с одним соборным: «Господи, помилуй!» Вот что пойми, брат: верховный апостол Петр сам был церковь Бога живого, а когда был схвачен Иродом и посажен в темницу, не молитва ли церкви избавила его от руки Ирода? И Давид молился, говоря: «Одного прошу я у Господа и того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать святой храм его». Сам Господь сказал: «Дом мой домом молитвы наречется». «Где, — говорит он, — двое или трое собраны во имя мое, там и я посреди них». Если же соберется такой собор, в котором будет более ста братии, такому еще больше веруй, что тут Бог наш. И его божественным огнем приготовляется пища их, я бы единую крупицу пищи этой предпочел всей моей нынешней трапезе. Свидетель мне в том Господь, что не вкусил бы я никакой еды, если б только был у меня ломоть хлеба и чечевица, приготовленные на святую ту братию.
Ты же, брате, не днесь похваляа лежащих на трапезѣ, и утро на варящаго и на служащаго брата ропщеши, — и симь старейшинѣ пакость твориши, и обряшися мотылу ядый, и якоже въ Отечьницѣ писано.[97] Егда бо видѣ онъ старець хулящих брашно — мотылу ядущихъ, а хвалящих — медъ ядуща, якоже бо провидѣ тоже старець различиа брашном. Ты же, егда яси или пиеши, благохвали Бога, ибо исчезновение себѣ творит хуляй, по апостолу. «Аще убо ясте и пиете — все въ славу Божию творите».[98] Тръпи же, брате, и досажение: претерпѣвый до конца — бес труда спасется бо таковый. Аще бо ключится озлоблену быти, и пришед нѣкто възвѣстити ти, яко онъсица потяза тя злѣ, — рци же възвистившему ти: «Аще и укори мя, но брат ми есть, и достоинъ есмь того: не о себѣ же се творить, но враг-диаволъ поустил есть его на се, да вражду сътворить между нами. Господь же да проженеть лукаваго, брата же да помилуеть!» Речеши же, яко в лице ми досади пред всѣми: не скорбенъ о томъ буди, чадо, ни скоро подвигнися на гнѣвъ, но, пад, поклонися брату до земля, глаголя: «Прости мя, брате!»
Не делай же ты так, брат, чтобы ныне хвалить сидящих за трапезой, а завтра на повара и на служащего брата роптать, — этим ведь ты старейшему пакость делаешь и окажешься сам нечистоты вкушающим, как об этом в Отечнике написано. Ибо дано было увидеть одному старцу, как различалась одна и та же еда: хулящие пищу — ели нечистоты, а хвалящие — мед. Ты же, когда ешь или пьешь, славь Бога, потому что себе же вредит хулящий, как сказал апостол: «Едите ли, пьете ли — все во славу Божию делайте». Терпи, брат, и досаждения: претерпевший до конца — такой и без труда спасется. Если случится, что кто-нибудь похулит тебя, а другой придет и расскажет, что такой-то зло порицал тебя, — ответь сказавшему тебе: «Хотя он и укорял меня, но он мне брат, видно, я достоин того: он же не от себя делает так, а враг-дьявол подстрекнул его на это, чтобы посеять вражду между нами. Да прогонит Господь лукавого, а брата да помилует!» Говоришь, что он хулил тебя перед всеми: не скорби о том, чадо, и не поддавайся скорому гневу, но, падши, поклонись брату до земли и скажи: «Прости меня, брат!»
Исправи в себѣ прегрѣшениа, и тако побѣди всю силу вражию. Аще ли потязанъ съпротивишися, се убо себѣ досадиши. Ты ли еси болши Давида царя, емуже Семей досаждаше в лице?[99] Единъ же от слуг царевь не тръпя укоризны царевы и рече: «Иду, отъиму главу его: почто, песъ мерътвый, проклинаеть господа моего, царя!» Но что Давидъ к нему рече? «О сыну Сарушь! Не дѣй его проклинати Давида, да видит Господь смирение мое и воздасть ми благаа клятвы его ради». Помысли, чадо, и болша сих, како Господь нашь смири себѣ, бывъ послушливъ до смерти своему Отцю: досажаем — не прещаше, слышася «бѣсъ имаши», по лицю биемь и заушаемь, оплеваемь — не гнѣвашася, но и о распинающих его моляшеся.[100] Тако и нас научилъ есть: «Молите бо, — рече, — за врагы ваша и добро творите ненавидящим васъ, и благословите кленущаа вы».[101]
Исправь свои прегрешения и победишь тем всю силу вражию. Если же на укоризны будешь возражать, то только себе досадишь. Или ты больше Давида-царя, которого Семей поносил при всех? И один из слуг царя, не стерпев обиды царю своему, сказал: «Пойду, сниму с него голову: за что он, пес смердящий, проклинает господина моего, царя!» И что же Давид сказал ему? «О сын Саруш! Оставь его проклинать Давида, да увидит Господь смирение мое и воздаст мне добром за его проклятия». И больше того: подумай, чадо, как Господь наш смирил себя, быв послушным до самой смерти своему Отцу: злословили на него, и он не противился; когда говорили, что он одержим бесом, били его по лицу, и заушали, и оплевывали, — он не гневался, но даже за распинавших его молился. Тому же и нас научил он: «Молитесь, — сказал, — за врагов ваших, и добро творите ненавидящим вас, и благословляйте клянущих вас».
Доволно же ти буди, брате, твоего круподушьа и сътворенное дѣло. Тѣмъже ти плакатися подобаеть, яко оставилъ былъ еси святый и честный монастырь Печерьский, и святых отець Антониа и Феодосиа, и святых черноризець, иже с ними, и ялся еси игуменити у Святую безмѣзнику Козмы и Дамиана. Но нынѣ добро еси сътворилъ, лишився таковаго начинаниа пустошнаго, и не далъ еси плещу врагу своему, ибо вражие желание — погубити тя хотяше. Не веси ли, яко древо, часто не напааемо, паче же пресаждаемо, скоро исхнеть? И ты, от послушаниа отча отлучися и братий своих, оставль свое мѣсто и въскоре хотяше погыбнути. Овча бо, пребываа въ стадѣ, невреждено пребывает, и отлучившееся — въскорѣ погыбаеть и волком изъядено бывает. Подобаше бо ти прежде рассудити, что ради въсхотѣлъ еси изыти от святаго, и честнаго, и спасенаго того мѣста Печеръскаго, в немже дивно есть всякому хотящему спастися. Мню, брате, яко Богъ сътвори се, не тръпя гордости твоеа: низверъже тя, якоже прежде Сатану съ отступными силами,[102] зане не въсхотѣлъ еси служити святому мужу, своему господину, а нашему брату, архимандрыту Акиндину Печерьскому.[103] Печерьский бо монастырь море есть и не дръжит в собѣ гнилого ничегоже, но измѣщеть вонь.[104]
Довольно, брат, и того, что ты по своему малодушию сделал. Тебе теперь следует оплакивать то, что ты оставил было святой честной монастырь Печерский, и святых отцов Антония и Феодосия, и святых черноризцев, которые с ними, и взялся игуменствовать у Святых бессребреников Козьмы и Дамиана. Но ныне хорошо ты сделал, отказавшись от такого суетного начинания, и не поддался врагу своему, ибо это было вражие желание, которое погубило бы тебя. Или ты не знаешь, что дерево, если не поливать его часто, особенно пересаженное, скоро засыхает? И ты, отлучившись от послушания отца и братии и оставивши свое место, вскоре погиб бы. Овца, пребывая в стаде, в безопасности, а отбившись от него, быстро погибает, и волк съедает ее. Следовало бы тебе сначала рассудить, чего ради хотел ты уйти из святого, и честного, и спасенного того места Печерского, в котором так благодатно всякому желающему спастись. Думаю, брат, что сам Бог устроил так, не терпя гордости твоей: он извергнул тебя, как прежде Сатану с отступниками, потому что не захотел ты служить святому мужу, своему господину, а нашему брату, архимандриту печерскому Акиндину. Печерский монастырь — это море, не держит оно ничего гнилого, но извергает вон.
А еже въписалъ ми еси досаду свою, — люте тебѣ: погубил еси душу свою! Въпрошаю же тя, чимъ хощеши спастися? Аще и постник еси или трезвитель о всемъ, и нищь, и без сна пребываа, а досажениа не тръпя, не узриши спасениа. Но радуются нынѣ о тобѣ игуменъ и вся братия, и мы же, слышавше яже о тобѣ, и вси утѣшихомся о тебѣ и обретении твоем, яко погыбе и обретеся. Попустих же и еще