Cхиархимандрит Зосима
| Вид материала | Документы |
СодержаниеТернистым путем к заветной мечте Пастырь добрый созидая храмы душ |
- Науки до сих пор нельзя расшифровать однозначно: Существует несколько гипотез. По одной, 80.92kb.
- Первые упоминания об eshata pragmata ("последних вещах") можно встретить уже у Зосима, 767.69kb.
- Описание судов, маршруты круизов, справочная информация, 761.52kb.
^ Тернистым путем к заветной мечте
С детства Иван мечтал быть священником. Ещё едва выучившись говорить, младенцем он как-то из консервной банки и шнурков сделал подобие кадила и, размахивая им, словно батюшка в храме, лепетал: «Вот так я буду, вот так». Это призвание к пастырству в нём было настолько очевидным для окружающих, что безбожники прозывали отрока «попом», а верующие просили помолиться о них, когда тот будет батюшкой.
В 1961 году Ваня Сокур с золотой медалью окончил первую Авдеевскую школу. Казалось, все пути для него открыты — выбирай любой! Все, кроме духовного: в семинарию документы не принимали — не было на то разрешения компетентных органов, которые справедливо видели в умном и способном юноше потенциальную опасность для атеистического будущего.
По благословению о. Димитрия Иван поступает в Донецкий сельскохозяйственный техникум - на ветеринара. Казалось, трудно было бы найти специальность, которая больше бы не соответствовала его душевным качествам. У него было сердобольное сердце, которое физической болью отзывалось на страдание каждого существа.
Как-то в раннем детстве он спас от кошки воробья, выхаживал его, но тот помер. Долго рыдал Ванюша, и никак не мог успокоиться — с тех пор он панически боялся крови. Но Господу было угодно, чтобы будущий мужественный воин Христов поборол в себе чувство страха, чтобы, как говорил Батюшка, «не быть Рабом страха».
Всего год проработал молодой выпускник техникума по своей специальности - ветеринаром. То было время, когда он изучал жизнь трудового народа изнутри, время приобретения незаменимого жизненного опыта и духовного испытания решимости - посвятить свою жизнь Богу.
«А теперь пора и Богу послужить — иди в Лавру!» - благословил Ивана о. Димитрий после искуса. И юноша, как на крыльях полетел в обитель преп. Антония и Феодосия Печерских, где в то время подвизалось много опытных старцев. Здесь Господь его сподобил великой духовной радости общаться со схиигуменом Валентином который стал его духовным отцом. Это был дивный Старец, дерзновенный молитвенник и великий прозорливец. Провидя в Духе Святом жизнь своего духовного сына, схимник предостерёг его от тех искушений и соблазнов, которые поджидали его на жизненном пути. В частности, юному послушнику он говорил: «Тебе 13 раз будут предлагать епископство, а единожды — быть главой РПЦ в Японии. Отказывайся - это не твой путь. Твой путь – быть рядовым сельским батюшкой». Эти слова Старца в точности исполнились в последний, 13-ый раз епископство о. Зосиме предлагали в 1997 году - и всегда, сам будучи уже многоопытным наставником, батюшка являл пример послушания своему духовному отцу.
В Киево - Печерской Лавре юноша пробыл до её закрытия богобочерскими властями и стал свидетелем этих трагических событий.
«Однажды в Лавру, — вспоминал Батюшка, — нагрянули «кагэбэшники» с архимандритом Филаретом (Денисенко) и сразу набросились на монахов: «Так, Лавра закрывается на ремонт, освобождайте помещение. Быстренько, вас переселяют в Почаев».
Старцы плачут, знают, что никакого ремонта, никакого там Почаева им не будет.
— Быстренько, а то в тюрьму посадим.
И Филарет от «кагэбэшников» не отстаёт:
- Отцы, отцы, освобождайте помещение, завтра начинаем капитальный ремонт Лавры. Закончиться ремонт, тогда всех вас возвратят.
- Мы никогда сюда больше не возвратимся...
А мой Старец смелый такой был, подходит к Филарету и говорит:
- Помни, ты за нечестие своё отступишь от Бога и будешь врагом Церкви, придёт время - ты предателем Церкви будешь. И помни: за твоё нечестие, что Лавру закрыл, тебе Бог не даст нормальной смерти - умрешь ты, как Иуда-предатель...
Как плакали старцы, схимники, когда Лавру закрывали. Закапывали свои святые иконы — спасали от поругания. Но все жили верой, что Лавра вновь откроется..., что Лавра возродится и будет вновь служить... Старцы умирая, передавали все богатства Лавры, знали, что всё это ещё пригодится».
После закрытия Киево-Печерской Лавры юноша определился в Свято-Духовский скит Почаевской Лавры послушником. Почаевская чудотворная икона, стопочка Божьей Матери с целебной водой, мощи Богоносного Отца нашего преп. Иова, радость общения со святыми старцами, среди которых в то время были преп. Кукша и преп. Амфилохий (тогда Иосиф) — всегда с любовью и умилением вспоминал Батюшка этот непродолжительный период своей жизни.
После закрытия безбожниками скита пришло время для Ивана Сокура поступать в семинарию. Священника, который осмелился дать ему рекомендацию, убрали за штат.
Вначале поступал Иван в Загорск (ныне Сергиев Посад). Сдал все экзамены на «5», но документы вернули обратно - из КГБ пришло указание: категорически не принимать, как бы чуяли сторожевые псы богоборческого режима, какую опасность для них может принести этот юноша.
Из Загорска его отправили в Питер, где зачислили уже без экзаменов... В ноябре надо было приписываться, но власти приписывать Ивана Сокура отказались: согласно партийным директивам того времени с высшим или средним специальным образованием в духовные школы принимать запрещалось.
В эту трудную минуту он повстречался с глубоковерующими людьми от Владыки Павла, епископа Новосибирского, которые прониклись сочувствием к его мытарствам и предложили ему ехать в далекий Новосибирск, чтобы поступать уже из «глухой таёжной») Сибири, а не из «пролетарского и сознательного» Донбасса.
Так Промыслом Божиим Иван пробыл год на послушании у епископа Павла, которого всегда вспоминал с уважением, преклоняясь перед святостью его служения: «Это был аскет святой жизни, строгий постник и великий службист, ревностный знаток Иерусалимского устава... Там я окончательно познал красоту службы Божией...»
Здесь благообразному юноше пришлось преодолеть ещё одно искушение на пути к монашеству: особое внимание поклонниц его привлекательной внешности. Только все эти мирские соблазны никак не могли поколебать сердце юного Боголюбца: «Я их как огня боялся... Благодарю Бога, что Бог меня сохранил в чистоте до сего дня... Господи, только дай сохраниться мне до смерти в чистоте этой телесной и духовной...»
Через год с Божьей помощью наконец-то сбылась заветная мечта Ивана - он поступил в Ленинградскую Духовную Семинарию.
Экзамены принимал сам владыка Никодим. Послушнику из Новосибирска он дал самые трудные псалмы. «Да..., без единой ошибки. Будешь читать в моей церкви», заключил владыка после прослушивания.
Впоследствии Иван Сокур был некоторое время келейником митрополита Никодима и всегда благоговел перед памятью своего наставника: «Это был великий человек, великий авва святой жизни... Прогуливаясь по Невскому, он любил читать акафисты Спасителю, или Божьей Матери, или святителю Николаю, которые знал наизусть...
Сейчас святоши нашего времени обливают покойного Владыку грязью, обвиняют его в экуменизме — разные там лжестарцы и лжеподвижники, присвоили себе Суд Божий… Это всё ложь и клевета.
Владыка в то страшное время гонений, когда закрывались храмы, монастыри, нес ответственное послушание: свидетельствовать миру о страданиях Русской Православной Церкви, и этим как-то ослабить волну репрессий. Я лично знаю, видел, как он тяготился, изнемогал под тяжестью этого креста, но нёс свой крест до конца...»
Эти слова были сказаны Старцем на праздничной трапезе. В то время один православный журналист, чадо Батюшки, приехал в обитель отдохнуть после своих писательских трудов: он подготовил к печати разгромную статью об экуменизме, в которой на основании «неопровержимых» фактов разоблачал и митрополита Никодима.
Старец после трапезы, как обычно, сказал слово о духовном содержании праздника и вдруг начал вспоминать своего наставника, по очереди опровергая все «неопровержимые» факты, И кто опровергал-то?! Не какой-то там церковный либерал или модернист, а схимник-исповедник, который всегда мужественно изобличал всякую ересь и ложь и заповедал до смерти защищать чистоту Православия.
Как вспоминал Батюшка, его любимым местом в семинарии и академии была библиотека. Он перечитывал горы книг, сумками носил книги из библиотеки, а что не выдавали на руки, за тем сидел в читалке и всё выписывал. За эту любовь к книгам его и прозвали «книжником».
«Не будьте бесчувственными, стремитесь к знаниям и будете всегда полезны и интересны, - уже лежа на смертном одре поучал Старец. — Всегда стремлюсь к познаниям, самообразование - это постоянная цель моей жизни. Когда ещё глаза хорошо видели постоянно читал. Когда стал плохо видеть, скорбел, но Бог сотворил чудо, и я уже лучше вижу. Правило уже сам вычитываю: в 4 часа утра, когда этот безумный мир спит, как хорошо молиться...»
Особенно любил Иван Сокур церковную историю. Как он подметил из своего опыта личного общения с людьми высокой духовной жизни, все они хорошо знали историю. «История — это духовные корни, — подчёркивал Батюшка - Может быть дерево без корней? Так и без истории нет и не может быть духовности».
Обучаясь еще в академии, юноша-«книжник» начинает писать кандидатскую работу по кафедре истории русской церкви: «Валаамский монастырь и его церковно-историческое значение». Закончил он академию уже со степенью кандидата богословских наук — в 1975 году. В этом же году совершилось ещё одно чаяние его сердца, исполнились пророческие слова его наставников третьего июня митрополитом Никодимом он пострижен в монашество с именем Савватий. Какое счастье и радость излучал его лик когда он торжественно изрёк пред Господом монашеские обеты! (Этой радостью всегда светился Старец, когда он и сам постригал в монашество).
При наречении имени, после слов «постригает брат наш Савватий власы главы своея», обращаясь к молодому послушнику митрополит Никодим произнес следующие слова: «А умрешь Зосимой», — провидя в нем особый дар молитвы.
Через шесть дней после этого события владыка рукоположил новопостриженого в сан иеромонаха. При совершении таинства священства митрополит пожаловал молодого иеромонаха золотым крестом — в то время это было уникальным явлением. Тогда не все заслуженные протоиереи имели право носить золотой крест. Хотя, надо отметить, что Батюшка из скромности носил долгое время простой иерейский крест.
Казалось, что для образованного молодого иеромонаха кандидата богословских наук, воспитанника митрополита Никодима сама судьба уготовила преподавательскую стезю...
Но не о кафедре и карьере учёного богослова мечтал он, просиживая дни и ночи за книгами, но уже тогда готовил себя для того, чтобы свой разум и своё сердце отдать делу спасения душ человеческих. Следует отметить, что он никогда не выпячивал свой ум, свою образованность. А когда с ним начинали вести богословские разговоры о высоких материях - не любил этого. «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного», - часто повторял он слова пр. Амвросия Оптинского.
Но зато когда он совершал литию, то полчаса, в строгом хронологическом
порядке, по весям и губерниям называл имена святых угодников Земли Русской, каждый святой для него был неизмеримо дорог и близок. И та близость Святой Руси, эта историческая связь как Духовная преемственность — всегда особенно впечатляла на службах Старца. Он сам был, с громогласным голосом, исполинского роста — как былинный богатырь, вышедший из древней картины.
^ Пастырь добрый созидая храмы душ
После окончания академии иеромонах Савватий по распределению был направлен в Одесскую епархию, где высокопреосвященнейшим Сергием был определён в Свято-Успенский монастырь.
Здесь, по особому Промыслу его определили в келию, где жил до своей праведной кончины схиигумен Кукша (Свято-Успенский монастырь стал последним пристанищем праведного скитальца безбожные власти ему не давали нигде долго засидеться: их пугал поток богомольцев, который шёл к святому молитвеннику).
Как знак преемственности благодати старчества молодому иеромонаху досталась в наследство схимническая риза преподобного, к которой батюшка всегда, ещё задолго до прославления о. Кукши в лике святых, относился как к великой святыне.
Монастырским послушанием Батюшки была пасека и садовое хозяйство. Внутреннее же монашеское делание в этот короткий период его жизни осталось сокровенным.
Можно только предположить, что уже начало его монашеского пути было отмечено крестом скорбей печатью особого избранничества Божьего. Во всяком случае, уже сам постригая в монашество, новопостриженных он предупреждал: «А теперь ждите: будут скорби, болезни, клевета. Побеждайте все козни врага терпением и смирением».
В это время обостряется тяжёлая болезнь его матери - астма: приступ за приступом, и некому даже воды подать. В связи с этими обстоятельствами Батюшка пишет прошение о переводе в Ворошиловградско-Донецкую епархию. И уже 25 декабря 1975 года иеромонах Савватий зачислен в клир Донецкой епархии и определён на место настоятеля в храм св. Александра Невского посёлка Александровка Марьинского района.
Таким образом сбылось ещё одно пророчество его духовных наставников: он становится «простым сельским батюшкой»...
На этом поприще пастырского служения его ожидали неподъятные труды по возвращению полноценной приходской жизни, неравная и поистине кровопролитная борьба со жрецами Красного Ваала, который вынес смертный приговор всем инакомыслящим. И в этой борьбе Господь ему уготовал венцы победителя.
В Александровке Батюшка прослужил 10 лет: две безбожных пятилетки в небольшом посёлке Донбасса он созидал храмы Душ человеческих. Полуразрушенная сельская церковь стала первым предметом его забот: сначала он построил паломническую трапезную, потом сделал внешний и внутренний Ремонт храма, обновил иконостас, возвёл крестилку, обустроил церковный дворик... И через несколько лет его трудов храм св. Александра Невского засверкал в своём прежнем благолепии. И это когда? Когда по всей необъятной Стране Советов не было построено ни одного нового храма, напротив — планово закрывались и уничтожались уцелевшие храмы и обители. На этом фоне строительств о. Савватия было явлением безпрецендентным. Для этого подвига мало было просто человеческого мужества и стойкости.
Основание своего пастырского подвига Батюшка заложил на неукоснительном, истовом ежедневном богослужении. «Службы у него всегда были длинные, монастырские, но молился он пламенно», — отмечали его чада.
Он как пламенная свеча горел пред Господом, и этот пламень его молитвы зажигал огонёк веры в человеческих сердцах. Его службы буквально потрясали, переживались всем существом как откровение иного мира. Кто однажды побывал у него на службе, вновь и вновь жаждал припасть к этому живительному источнику, как со слезами на глазах вспоминали его чада:
«Меня с трудом уговорили поехать в Александровку, одна старая матушка упросила, чтобы я её сопровождала - вспоминает схимонахиня Фамаида, в миру Любовь. - Там монах служит: какая там молитва! Выехали под Покров. Всю дорогу шел дождь, и я, грешница, всё время ворчала в автобусе: не всё ли равно в каком храме молиться, служба везде одинаковая. Мокрые, продрогшие, мы вошли в храм. Стала около дверей, везде темно, только алтарь светится. Я услышала только два слова Батюшки: «Мир всем».
Я такого никогда не слышала и не знала, что есть такая молитва. Я как заплакала - и всю службу проплакала, Служба как одно мгновение прошла...»
Как одно мгновение... Те же слова говорили многие, не смотря на усталость, болезни — все это не чувствовалось, забывалось во время этой пламенной молитвы.
А ведь службы у Батюшки начинались в шесть утра (иногда и в пять) — и до двенадцати, часа дня. Вечернее богослужение начиналось в пять вечера (а иногда - в четыре) - и до десяти.
В перерыве между службами о. Савватий исполнял различные требы: крещение, венчание, отпевание, освящение. Храм был один-единственный на всю округу - и батюшка был буквально завален требами. Никогда денег за требы он не брал: «Пусть сто человек не заплатят, зато Господь пошлёт одного, который всё покроет», — это была его позиция.
Так однажды паломница Клавдия пыталась сунуть в руку о. Савватию записку с деньгами на молебен. Батюшка записку взял, а деньги вернул обратно: «У тебя ведь самой денег нет даже на обратный путь».
Уже тогда Господь дал своему избраннику за чистоту жизни дар знания сердец человеческих, он видел помыслы их и читал в душах людей, как в раскрытой книге. «Мне сказали, что в Александровке служит монах который о всех всё знает», вспоминает монахиня Афанасия обстоятельства своего первого знакомства с Старцем.
В Александровку за советом привёл Господь и Ивана (Трубицына) - будущего схиигумена Лазаря, сотаинника Старца.
Сына Ивана Гавриловича в 1983 году взяли в Афганистан. Вначале службы он ещё писал домой, потом три месяца не было от него никаких известий. Родители не находили себе места, и тут им посоветовал обратиться к о. Савватию, что служит в Александровке.
С утра Иван Гаврилович сходил на базар, съезди автобусом в Донецк по делам, а отсюда уже отправился к о. Савватию: «Приехал в Александровку — уже темнеет, - вспоминает схиигумен Лазарь. — Смотрю: ходит бабушка. Спрашиваю:
- Бабушка, а о. Савватий есть?..
- Есть-есть, — кивает.
А тут и о. Савватий выходит на крылечко, на меня смотрит и говорит:
- Дедушка (а Ивану Гавриловичу было уже за 60) по базару прошлялся, по автобусам проехался, а какая сегодня была лития... Ну, что тебя привело?
- У меня сын в Афганистане ...
- Они там как на Голгофе, — говорит.
- Может, он уже и не живой — три месяца известий нету?
- Живой, живой... Приедешь додому, получишь известие...
Когда я приехал домой, мы получили от сына письмо, что его перевели в другую часть...»
Однажды, когда Батюшка принимал в крестилке людей, трудница Надежда штукатурила в коридоре и видя щедрость и милосердие Старца, она неожиданно подверглась нападению помыслов: «Вот, Батюшка всех одаривает, а мне хотя бы тряпку какую-то дал», - и аж горло сдавило от обиды. Вышли очередные посетители... И вдруг Батюшка, выглянув в коридор, говорит: «Надька, иди сюда! Вот тебе тряпка», — и с этими словами обронил ей в руки кусок материи, которой оказалось как раз на кофточку...
Две паломницы ехали к Батюшке на службу, и возник между ними спор: одна другой доказывала, что та Неправильно называет себя Феодосией, надо Феонией...
Уже приехали к храму, а тут и сам Батюшка на службу идёт, и, как бы между прочим, окинув их взглядом, Произнёс: «Конечно же, Феодосия, Феодосия...»
И подобных случаев было великое множество, которые свидетельствуют о том, что он своим духовным взглядом прозревал не только помыслы человеческих сердец, но и обстоятельства жизни тех, кто к нему обращался за молитвенной помощью и духовной поддержкой.
О силе же его молитвы красноречивее всего свидетельствует тот факт, что он часто одним своим словом исцелял духовно болящих, то есть одержимых нечистыми духами.
«Во время службы в храм зашла женщина, — вспоминает схиигумен Лазарь, - и вдруг начинает кричать, лаять. Гляжу: Савватий выходит из алтаря и говорит:
- Бес, что ты мне мешаешь служить? Я Богу служу, замолчи сейчас же!..
Женщина успокоилась и тихо простояла всю службу около стеночки.
Через некоторое время встречаю эту женщину, я же её знаю:
- Ну как, бес мучает?
Нет, - говорит она, — ушёл. Отец Савватий его выгнал...»
Когда я впервые увидела Старца, вспоминает монахиня Силуана, — то сначала едва ли не разочаровалась: я его представляла в дорогих одеждах, в митре, представительным таким. Стою в храме, и вдруг шёпот: «Батюшка!». Все расступились — заходит: высокий ростом, худенький, с посохом в руках, коротенький полинявший искусственный полушубок и полинявший подрясник. Мне не хотелось верить, что такой большой человек — и так бедно одетый…
С нами приехала девочка - лет шестнадцати. Когда Батюшка дошёл до середины храма, бес из неё начал кричать. Батюшка приложился к иконе и говорит:
- А ты откуда здесь взялся? (Так и сказал: не взялась, а взялся). А ну-ка выходи отсюда, - и помахал посохом.
— Вон отсюда, вон — чтобы я тебя здесь не видел.
Девочка выскочила во двор; как оказалось впоследствии Старец её исцелил. Я поняла: он кричал не на неё, а на беса».
Подобные случаи, когда тяжёлая духовная болезнь проходила от одного слова подвижника, можно найти разве что в житиях святых.
Полинявший полушубок и полинявший подрясник неизменные атрибуты его старческого служения - свидетели его крайнего нестяжания... В них он встречал самых важных гостей и в Никольском.
«Я монах, мне ничего не надо», — подчёркивал Старец. И в то же время — какой у него был изысканный вкус, когда речь заходила о благоустройстве, украшении храма. На церковное благолепие он был готов отдать последнюю копейку.
Труды о. Савватия по благоустройству прихода были достойно оценены епархиальным начальством: в 1977 году Батюшка награждён наперсным крестом, в 1980-м возведён в сан игумена, в 1983-м награждён орденом преп. Сергия Радонежского, в 1984-м — палицей.
Но не только епархиальное начальство высоко ценило пастырское служение Старца, но, увы, и представители безбожной власти, компетентные органы - так же по-своему оценили его труды: оказывается, под самим носом у них ведётся оголтелая религиозная пропаганда. В то время, когда советский народ всё ближе и ближе к заветным идеалам коммунизма, — какой-то сельский поп возглавил религиозною контрреволюцию и развращает чуждой идеологией массы.
Игумену Савватию предстояло пройти через жернова Красной Инквизиции... Как золото очищается в огне, так и дух Батюшки должен был пройти сквозь огонь гонений и мученичества за Христа, чтобы ещё ярче воссиять своей любовью к Господу.