Geum.ru

Развитие межгосударственных отношений в Азиатско-Каспийском субрегионе в XVIII-XIX вв

Вид материалаАвтореферат
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
Пятая глава «Персия и сопредельные территории как плацдарм для экспансии великих держав» содержит четыре параграфа. Борьба Российской империи и Великобритании, развернувшаяся в первой половине XIX в. в Азербайджане и Гиляне, анализируется в §1 «Англо-русские противоречия в северо-западных провинциях Персии». Военные победы России над Ираном в первой четверти XIX в. и закрепленные юридическими обязательствами льготы, вызвали ряд контрмер британской дипломатии, затруднившие превращение Ирана в послушный инструмент российской политики на Среднем Востоке. С приходом к власти кабинета Г. Пальмерстона в 1830 г. и складыванием русофобского большинства в Парламенте антирусская политика стала приобретать конкретные очертания. В 1831 г. в Трапезунде был открыт специальный Торговый дом, главной задачей которого стала организация товаропотока из Ирана в Османскую империю и далее в Европу. Параллельно посол в Тегеране Кемпбел начал прилагать усилия для пересмотра таможенных правил и пошлин для английского экспорта и импорта. С восшествием на престол шаха Мохаммеда проанглийские настроения в Иране усилились. Этому способствовал провал политики ходжа мирзы Агаси, стремившегося начать модернизацию страны с помощью нейтральных специалистов. Выбор пал на Францию, но хлопоты Хусейн хана в Париже не принесли результатов. В итоге первый министр был вынужден обратиться за помощью к старинным противникам – России и Англии. Если правительство Николая I отнеслось к подобным предложениям осторожно, то Великобритания воспользовалась открывающимися перспективами и буквально наводнила своими агентами все структуры страны. Военные специалисты, врачи, картографы, мастера оружейного и артиллерийского дела и т.п. На Кавказе развернулась широкая агентурная деятельность англичан. Тогда же консулом в Одессе Дж. Иомсом был сформулирован тезис о взаимосвязи азиатской политики России от состояния дел на Кавказе. Ложный посыл министра иностранных дел К. Нессельроде, что активность британской дипломатии продиктована «завистью и бессилием», привел к определённой успокоенности российского дипломатического корпуса. Между тем, новому послу Д. Макнилу удалось сначала добиться уравнения в правах английских коммерсантов с русскими купцами, а затем заключить торговый договор (1841), окончательно разрушивший торговую монополию Российской империи на севере Ирана. В итоге азербайджанские и гилянские рынки стали наполняться товарами из Лейпцига и Трапезунда. В определенной степени вина за сокращение русского товарооборота лежала на «новых» гражданах империи. Армяне, грузины, азербайджанцы из присоединенных ханств еще слабо осознавали себя гражданами империи, а потому пользовались российскими льготами исключительно в своих интересах. Контрабандный ввоз европейских тканей обрушил ценовую политику империи. Цена на ситцы и нанку упала более чем на 1/3. С другой стороны, пытаясь интенсифицировать развитие закавказского края, российское правительство установило правило беспошлинного ввоза сюда «азиатских» товаров (1840). В результате английские товары из Индии вытеснили и с этих рынков продукцию отечественного производства. Чтобы окончательно подорвать доверие местных коммерсантов к отечественным контактам, во время Крымской войны на северные рынки Ирана были ввезены фальшивые полуимпериалы, разоблачить которые без специальных процедур было невозможно. Бездарная экономическая политика и некоторая политическая близорукость, в основе которой лежала убежденность Николая I в существовании консолидированной русско-европейской политики на Востоке, заметно подорвали престиж империи в Иране. Сохранить свои позиции удалось только ценой колоссальных усилий дипломатического корпуса империи, продолжавшего проводить политику «личных» контактов с авторитетными лицами администрации шаха, его наследника и провинциальными властями.

§2 «Противостояние Англии и России в прибрежных землях юго-восточного Каспия» освещает деятельность иностранных дипломатов в бассейне Астрабадского залива. В параграфе доказано, что начиная с 20-х гг. XIX в. британская дипломатия стала прилагать целенаправленные усилия по созданию барьера российскому продвижению к границам Афганистана и Индии. Этой цели была подчинена деятельность У. Муркрофта, А. Бернса, Дж. Требека, И. Вольфа, прочих офицеров, коммерсантов, миссионеров в Бухаре и Хиве. Была предпринята попытка привлечь на свою сторону религиозных деятелей, недовольных по тем или иным причинам центральным иранским правительством. Среди тех, кто поддержал англичан, оказались бывший шейх –уль ислам Ирана ходжа мирза Месих, печально известный своим участием в убийстве А. Грибоедова, низаритский имам Ага Хасан Али шах, эмигрировавшие от политики мирзы Таги хана в Кербелу и Неджеф муджтахиды и пр. Деятельность этих лиц финансировалась первоначально из дипломатической казны Великобритании, а с 1851 г. из так называемого вакфа Ауда. К началу XX в. сумма материальной поддержки антироссийски настроенному духовенству стала достигать 40 тыс. руб. золотом ежегодно. Однако сопротивление афганских племен британскому продвижению в Центральную Азию и невозможность контролировать власти Хивы и Бухары привели к пересмотру конечной цели. Астрабад стал пунктом, укрепление в котором гарантировало возможность влиять как на Закаспийский край, так и на соседний Хорасан.

Российская дипломатия, осознававшая угрозу английской политики, предприняла встречные шаги. В 1839 г. был совершен военный поход в Хиву, закончившийся неудачей. Единственным положительным результатом продвижения вглубь степей стало основание русского военного форта Перовский в 1853 г.

Взаимные сложности в установлении контроля над азиатскими землями способствовали англо-русскому договору 1846 г. о разграничении сфер, что, впрочем, не гарантировало неприкосновенности позиций на подконтрольных территориях. Осложнила выяснение отношений прокатившаяся по северным провинциям Ирана волна голодных бунтов и начавшееся восстание бабидов. Верное принципам сохранения целостности шахского государства, правительство Российской империи отказалось поддержать восставших, хотя в качестве компенсации за помощь ряд крупнейших землевладельцев Астрабада и Мазандерана предлагали принять российское гражданство. Нейтралитет во время смуты заметно снизил авторитет России в среде северо-иранских серкерде, но удалось заручиться поддержкой Наср эд Дин шаха и сохранить ключевые посты в субрегионе – крейсерство на о. Ашур-Аде и торговый дом в Астрабаде. Кроме того, прочные отношения с иомудской ветвью туркмен, установившиеся в 20–40-х гг. XIX в., гарантировали помощь русской дипломатии в борьбе с деятельностью английских агентов в туркменских степях.

§3 « Место Персии в борьбе Англии и России за Афганистан и Среднюю Азию» раскрывает ряд аспектов англо-русской политики в решении Гератского вопроса. В параграфе проанализированы попытки русской дипломатии использовать настрой Аббаса мирзы по укреплению центральной власти на окраинах, прежде всего в Герате, в своих целях. Владение Гератом позволяло изменить соотношение сил между Великобританией и Россией в борьбе за влияние в Средней Азии, о чем говорилось выше, и давало доступ к караванным маршрутам в Кандагар и Кабул. Подталкивая Аббаса мирзу к военному походу, империя вместе с тем не спешила принять в этом деле непосредственное участие. Объяснялось это, в первую очередь, международными обстоятельствами. Подписав 8 июля 1833 г. Ункяр-искелисийский договор, дающий право российским войскам пребывание на берегах Босфора, Россия заметно настроила против себя европейские державы, и захват Герата в таких условиях грозил прямым столкновением с Великобританией и Францией. Стремление Николая I сохранить европейское единство в восточных делах объясняет отказ от военно-финансовой помощи иранским походам 1833 и 1837 гг. на Герат и отказ от достигнутых Виткевичем договоренностей с эмиром Дост Мохаммедом. Политика императора в афганском (гератском) вопросе, по-видимому, принималась не всеми из его окружения, чему свидетельствует отправка экспедиции П.Чихачева в Афганистан. А. Бенкендорф, который руководил подготовкой экспедиции, изменил первоначальный маршрут по Малой Азии и Ирану на азиатский – через Аральское море и Астрабад на Мещхед с целью проанализировать угрозы, созданные Великобританией российским интересам в Закаспийском крае.

Несмотря на ошибочность выбранного курса, Россия следовала ему вплоть до начала Крымской войны и не смогла поэтому повлиять на результат англо-иранской войны 1856–1857 гг., вспыхнувшей из-за Герата. Проект военного похода на Герат, предложенный генералом Хрулевым, в данных условиях выглядел такой же авантюрой, как индийский поход Павла I. Укрепив позиции в Афганистане и Герате, британская дипломатия превратила их в плацдарм для антироссийской деятельности в Средней Азии. Курировала агентурную работу «Большая тригонометрическая служба». Ведомство Горчакова, обеспокоенное британской деятельностью, предложило в очередной раз использовать Иран в качестве буферной зоны, для чего решило вернуть о. Ашур-Аде и оказать поддержку по установлению шахского контроля над туркменскими землями вплоть до Балханского (Красноводского) залива. Нерешительность дипломатов выдвинула на первые роли представителей генералитета, предложивших защищать государственные интересы в Азии военным путем. Инициатором этого проекта был Д. Милютин. Установление протектората над Бухарой и Кокандом сделало актуальным вопрос о договоре с Ираном, который был подписан в 1869 г. и устанавливал границу Ирана на р. Атрек.

Во время восточного кризиса 1875–1878 гг. британская дипломатия продолжила антироссийскую деятельность в Азии. Поставки оружия, поддержка разного рода дервишей и ишанов в конечном итоге спровоцировали ряд выступлений против России, что, в свою очередь, предопределило судьбы азиатских ханств, а именно: военный захват и преобразование их в Туркестанский округ Российской империи. Примечательно, что в разгар событий появился проект «изъятия Герата», предложенный и обоснованный генералом М. Скобелевым. Несмотря на возможность осуществления плана, МИД империи посчитал необходимым прекратить дальнейшее продвижение к границам Афганистана. Отсутствие завоевательных целей проявилось и во время пендского инцидента 1885 г., разрешение которого положило начало русско-афганскому пограничному разграничению.

§4 «Методы российской дипломатии по укреплению политического влияния в Персии во второй половине XIX в.» раскрывает новые подходы в решении вопросов укрепления влияния России в регионе. Неразвитость образовательной и социальной сферы Ирана и азиатских ханств, открывали для российского государства широкие возможности по установлению более тесных отношений. Инициатива армянской общины Тавриза 1851 г. о включении в перечень дисциплин Армянского училища русского языка позволила Министерству образования и Российской академии наук активизировать гуманитарные связи. С 1852 г. совместными русско-иранскими усилиями были организованы научные экспедиции по изучению флоры и фауны Азербайджана, водного мира Каспийского моря, минералогических богатств Урмии и др. Бэр, фон Зейдлиц, Аббих, Огородников и некоторые другие представители российского научного сообщества пытались вдохновить иранские власти на интенсивный научный обмен. Объективно, географические и ботанические исследования в большей степени служили российским интересам, позволяя иметь реальные данные об экономическом потенциале изучаемых провинций. В 1866 г. в Астрахани предполагалось открыть школу для детей восточных народов с преподаванием на русском языке. По мнению устроителей, изучение иранцами и азиатами наук на русском языке могло позволить преодолеть недопонимание, сохраняющееся между народами из-за культурной и конфессиональной специфики. В том же году по инициативе консула Ступина было предпринята попытка открыть учебное заведение в Иране. Идею поддержал первый министр наследника престола Абуль Вехаб хан. Однако из-за резко негативной реакции шиитских общин реализовать проект на практике не удалось. Можно констатировать, что образовательные проекты Российской империи запоздали. После ухода с политической сцены Эмир Низама, в правительственных кругах Ирана образовательные идеи стали не популярны.

Единственной сферой, получившей поддержку туземных властей, стала врачебная практика. Начало деятельности военврачей было положено Ашурадинским крейсерством в 1847 г. К концу XIX в. врачебные станции действовали в Астаре, Энзели, Бендер-Гязе, Мешедессере и обслуживали ежегодно до 15 тыс. человек. После присоединения туркменских земель был открыт госпиталь в Турбет-Хайдари, что позволило значительно снизить степень неприязни к российскому присутствию. Квалифицированная помощь в борьбе с эпидемиями малярии, чумы, сифилиса и высокий процент выздоровевших способствовали установлению добрососедских отношений и благожелательному настрою к России даже в среде муджтахидов и мулл. Российский МИД использовал этот положительный опыт в дальнейшем, включая врача в штат вновь открываемых консульств в Систане, Мешхеде и Бушире. Опыт, приобретенный в Персии, в дальнейшем был апробирован, и весьма успешно, в Палестине и Эфиопии.

Попытки британской дипломатии перенять российский опыт провалились. Традиционная опора британских дипломатов в «борьбе за умы» не на светские институты, а на миссионерские представительства привела к росту религиозных выступлений устоявшихся иранских общин – мусульманских и христианских (армянских), что привело к отмене ряда концессий (табачной, железнодорожной) и падению влияния британских дипломатов на внутреннюю жизнь Ирана. Российский дипломатический корпус использовал промахи конкурента, усугубляя их своевременными политическими демаршами и демонстрациями.

Прочность российских позиций в Иране и невозможность изменить ситуацию в свою пользу вынудили британскую дипломатию уже в 1888 г. выступить с предложением о разделе сфер влияния. Тот факт, что соглашение не было достигнуто тогда же, объясняется как господством в Британском парламенте консерваторов, настроенных на дальнейшую борьбу с Россией на Среднем Востоке, так и наличием в императорском правительстве нереализованных амбиций в отношении иранских провинций Персидского залива. Появление в Заливе нового конкурента – Германии, скромные успехи коммерческих начинаний России и формирование в английском парламенте либерального большинства во главе с лордом Э. Греем, сделали возможным англо-русское сближение, юридически оформленное в 1907 г.

В Заключении подведены итоги диссертационного исследования, сформулированы выводы и обобщения по ключевым проблемам рассматриваемой темы.

Во-первых, активизация политической и коммерческой деятельности государств в бассейне Каспийского моря была вызвана историческими условиями развития Европы, Ирана и Российской империи, сложившимися в начале XVIII в. В региональной российской политике Ирану первоначально отводилась второстепенная роль, что проявилось в формировании самостоятельных (индийского, азиатского) направлений внешней политики. В XIX в. благодаря Гюлистанскому и Туркманчайскому договорам, закрепившим неравноправный статус двусторонних связей, произошло изменение характера международных отношений в регионе. Политические договоры открыли доступ Российской империи к методам «мирной» экспансии: торговым и научным экспедициям, созданию торговых домов и т.п. Иран стал ключевой фигурой в политике России по проникновению в соседние с Ираном регионы: Мерв, Герат, Синьцзян, Бухару, Хиву, арабские княжества в Заливе.

Во-вторых, стратегические цели внешней политики Ирана и России в регионе формировались как результат совокупности внешних и внутренних обстоятельств. Факторами влияния стали европейские обязательства империи, международные соглашения Ирана с третьими странами и, отчасти, внешнеполитические шаги иностранных государств в регионе. Кроме того, постоянным фактором (вплоть до Адрианопольского мира), являлся фактор угрозы турецкого вмешательства в дела региона. Эти обстоятельства сыграли негативную роль в развитии как собственно русско-иранских связей, так и в отношениях других стран региона.

В-третьих, в ходе освоения Каспийского региона дипломатическим корпусом России был выработан особый комплекс методов и приемов ведения дел, качественно отличавшийся от общепринятых стандартов. Основную нагрузку по проведению этих мероприятий выполняли консульские службы, которые уже в начале своей деятельности взяли на себя функции разведывательных резидентур и агентурных центров. Помимо политических демаршей и демонстраций, Россия активно вмешивалась во внутриполитические дела Ирана, что стало возможным благодаря юридическому оформлению льгот и преимуществ империи и изменению норм консульского права и правоприменительной практики российских консулов в Иране. Закрепленные соглашениями XIX в., эти нормы сформировали новый правовой обычай. Отдельным направлением внешнеполитической стратегии стали мероприятия по организации гуманитарной (образовательной, медицинской) помощи, что позволило снять недоверие к политическим шагам империи и преодолеть негативные последствия русско-иранских войн.

В-четвертых, на протяжении изучаемого периода огромную роль в определении приоритетов и направлений внешней политики государств играла власть монарха. Именно от этого зависели «зигзаги» внешней политики государств, которые разрушали ход планомерного налаживания отношений с сопредельными государствами. В таких обстоятельствах определяющее значение имели личные качества монархов, широта их взглядов, понимание объективных реалий международных отношений и умение адекватно реагировать на возникающие проблемы. Мы рассматриваем личностный фактор в качестве одной из причин не только успехов внешнеполитических акций Российской империи, но и появления авантюрных идей: Мадагаскарской экспедиции Петра I, индийского похода Павла I, стремления «разделить» наследие Османской империи в последние годы царствования Николая I, военного реванша Ага Мохаммеда Каджара, гератского похода Аббаса мирзы и т.п.

В-пятых, в XVIII–XIX вв. внешний и внутренний национально-государственный курс Ирана оказался в зависимости от влияния России. Такая зависимость была двоякой. В течение XVIII в. империя сдерживала иранские инициативы в сферах собственных интересов – на Кавказе и в Средней Азии. В XIX в. рефлексивная политика России сменилась прямым вмешательством во внутренние дела Ирана. Это вмешательство зачастую диктовалось стремлением обезопасить завоевания на Кавказе и оградить преимущества в акватории Каспийского моря от угрозы британского вмешательства в межгосударственные отношения в регионе. Во внутренней политике Ирана влияние империи проявлялось в возможности блокировать инициативы шахского правительства, направленные на модернизацию армии и экономики страны.

В-шестых, в течение изучаемого периода социальная политика Российского государства в отношении народов, включенных по результатам войн и условиям русско-иранских соглашений в состав Российской империи, оставалась гибкой. Правительство отказалось от перестройки традиционной социальной дифференциации народов этих земель и связей, регулирующих отношения между стратами. Империя стремилась использовать устоявшиеся связи для постепенной адаптации народов к административным и законодательным нормам государства. В значительной степени преодолеть негативные социальные последствия оказалось возможным благодаря включению в состав купеческой среды России туземных представителей (армян, грузин, туркмен и т.п.). Эта мера была сознательным шагом правительства по инкорпорации их в социальную структуру империи.

В-седьмых, ведущая роль в расширении торговых отношений в регионе, включая товарообменные операции между Ираном и Россией, принадлежала купечеству центрально-промышленного района. Вместе с тем, зависимость торговых отношений от государственного покровительства, заметно сдерживала торговые связи. Автор считает, что роль астраханской армянской торговой диаспоры в отечественной науке преувеличена. Она занимала особую нишу в системе экспортно-импортных операций, которая на протяжении столетия оставалась статичной, адекватно изменяясь в соответствии с ростом или падением спроса на иранское сырье со стороны предпринимателей центральной России.

В-восьмых, на развитие межгосударственных связей в регионе, включая русско-иранские отношения, большое влияние оказала колониальная политика Великобритании. Создание цепи колониальных владений от Индии до Египта шло вразрез с целями Российской империи, стремившейся сохранить территориальную целостность Ирана. В качестве инструмента своей политики британская дипломатия пыталась использовать религиозный настрой радикальных шиитских общин северного Ирана, а также специально подготовленные миссионерские кадры и созданные денежные фонды. Определенные успехи британской дипломатии в этом вопросе привели к пересмотру официальным Петербургом скорректированной с британским МИДом политики в отношении Ирана и сопредельных стран. Жесткая позиция империи в отношении британских инициатив после Берлинского конгресса способствовала началу политического сближения между соперниками, что привело впоследствии к оформлению русско-английского соглашения о разграничении сфер влияния в регионе Среднего Востока.

Апробация основных положений и выводов диссертации состоялась в ходе изложения докладов на всероссийских и международных научных конференциях, проходивших на базе Владимирского государственного гуманитарного университета (ВГГУ) при участии «Международной славянской академии наук, образования, искусства и культуры» и «Петровской академии наук и искусств» в 2007 г. (14-16 июня), 2008 г. (11-13 сентября), 2009 г. (11-13 июня), и 2010 г. (14-16 апреля), на Апрельских чтениях Московского педагогического государственного университета (МПГУ), на методологических семинарах, в научных статьях в журналах, рекомендованных ВАК в количестве 14-и, в статьях других сборников в количестве более 20, а также в двух монографиях. Апробация соответствующих частей и результатов диссертации была проведена во время чтения курса лекций по новой истории, а также спецкурсов и спецсеминаров на историческом факультете ГОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет».