Роль онейросферы в художественной системЕ м а. бУлгакова

Вид материала

Автореферат

Содержание Ведущая организация – Общая характеристика работы Методологическую и теоретическую основу Научная новизна Структура работы Основное содержание работы Прием сна в рассказах и повестях М.А. Булгакова 1920-х годов Фантасмагория жизни: сатирическое начало и функции снов в фельетонах и повести М.А. Булгакова “Дьяволиада”» Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

Подобный материал:

• Дьяволиада в произведениях М. А. Булгакова Творчество М. А. Булгакова одно из крупнейших, 297.11kb.
• Творчество М. А. Булгакова одно из крупнейших явлений русской художественной литературы, 453.57kb.
• Москва. По следам героев романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» (с посещением музея, 30.39kb.
• Дьяволиада в произведениях, 278.41kb.
• Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита», 200.19kb.
• М. А. Булгакова Вспомните, с какими произведениями Булгакова знакомы по книга, 41kb.
• История русской художественной критики XVIII начала ХХ века, 343.88kb.
• Проблемы творчества и творческой личности в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», 30.79kb.
• Образов повести. Поэтика повести М. А. Булгакова «Собачье сердце». Гуманистическая, 143.64kb.
• М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», 188.67kb.

На правах рукописи


ЗИМНЯКОВа Валентина Владимировна


роль онейросферы в художественной системЕ

м.а. бУЛГАКОВА


Специальность 10.01.01 – русская литература


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Иваново – 2007


Работа выполнена в Ивановском государственном университете


Научный руководитель – доктор филологических наук, доцент

Холодова Зинаида Яковлевна


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Капустин Николай Венальевич

кандидат филологических наук

Майорова Татьяна Алексеевна


Ведущая организация – Калужский государственный педагогический

университет им. К.Э. Циолковского


Защита состоится 24 мая 2007 г. в 13-00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.062.04 при Ивановском государственном университете по адресу: 153025, г. Иваново, ул. Ермака, 39, ауд. 459.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ивановского государственного университета.


Автореферат разослан ___ апреля 2007 г.


Ученый секретарь диссертационного совета Тюленева Е.М


Общая характеристика работы

О творчестве М.А. Булгакова написано множество работ как отечественными, так и зарубежными литературоведами. Существует много подходов к анализу художественного мира писателя в целом или отдельных его аспектов, связано это с такими особенностями булгаковской поэтики, как многоплановость принципов организации текста, предполагающая сосуществование разных уровней прочтения и интерпретации, ассоциативность художественного мировосприятия автора, богатство литературных реминисценций и аллюзий, сплав реалистического и фантастического элементов, нравственно-философская проблематика. Число работ, посвященных исследованию проблем художественного мира писателя (жанровой природы, особенностей композиции и сюжета, специфики повествования, мотивики, героям, образу автора и т.д.), велико. Также пристальному изучению подлежат такие важные составляющие, как фантастика, ирония, диалогичность, интертекстуальность и др. Появление работ, в которых внимание направлено на изучение онирических элементов и особенностей их функционирования в художественном мире М.А. Булгакова, отражает тенденцию, наметившуюся в последнее десятилетие, к изучению онтологически неустойчивых сфер и их роли в произведении. Однако проблемы соотношения сновидений и соприродных им явлений с условно-реальной действительностью в текстах писателя затронуты мало, и исследования, посвященные им, не носят обобщающего характера. Также не попадают в фокус пристального внимания вопросы соотнесенности и функционирования онирических элементов с жанровой природой произведений.

Исследование специфики сновидений с позиции их функционирования в произведениях разных родов и жанров в творчестве М.А. Булгакова является актуальным и позволит проследить эволюцию взглядов писателя на роль онирического начала в художественном тексте и обозначить пути анализа онейросферы. Изучение сновидений не только на уровне мотивной структуры (хотя она, без сомнения, является важной составляющей анализа произведения вообще, поскольку мотивы «репрезентируют смыслы и связывают тексты в единое смысловое пространство»¹»), но и на уровне образной и жанровой специфики текста позволяет выявить устойчивые, характерные признаки онейросферы и авторской философии сна, что является одной из составляющих художественной картины мира писателя, так как сон – явление онтологическое.

Объектом исследования является творчество М.А. Булгаков 1920-х – 1930-х годов. Предметом исследования стала онейросфера (сновидения и близкие им пограничные состояния психики: бред, галлюцинации, видения и т.п.) с точки зрения ее функционирования в поэтике писателя.

Выявление соотнесенности онейросферы и художественного целого в произведениях разных жанров, ее роли в творческом сознании писателя составляют цель данного исследования, что предполагает решение следующих задач:

– провести системный анализ снов и близких им онирических элементов в хронологическом и типологическом аспектах;

– осмыслить рецепции сна в творческом сознании писателя;

– соотнести функционирование сновидений с жанровой спецификой произведений;

- выявить роль онейросферы в организации художественного мира М.А. Булгакова.

Материалом для исследования являются рассказы «Записки на манжетах», «Необыкновенные приключения доктора», «Красная корона», «Китайская история», отдельные фельетоны писателя, цикл рассказов «Записки юного врача»), повести «Морфий», «Дьяволиада», «Тайному Другу», романы «Белая гвардия», «Театральный роман», «Мастер и Маргарита», пьесы «Дни Турбиных», «Бег», «Адам и Ева», «Блаженство».

Методология исследования предполагает интегрирующий анализ, учитывающий историко-литературный, структурный, типологический, интертекстуальный аспекты изучения художественного текста, а также имманентный анализ произведений.

Методологическую и теоретическую основу диссертации составили труды по истории и теории литературы ведущих представителей отечественной и зарубежной гуманитарной науки. Нами учитывались научные труды М.М. Бахтина, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, В.Н. Топорова, В.П. Скобелева, Н.Д. Тамарченко, Н.А. Нечаенко, А.К. Жолковского, В.В. Кожинова, В.В. Хализева, Е. Фарыно, Н.А. Нагорной, а также работы булгаковедов М.О. Чудаковой, Л.М. Яновской, В.И. Немцева, В.В. Гудковой, Е.А. Яблокова, В.В. Химич, А.А. Нинова, Дж. Спендель де Варда, О.В. Федуниной и др.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предлагается комплексный анализ онейросферы М.А. Булгакова и особенностей ее эволюции на уровне жанровой системы писателя.

Теоретическая и практическая значимость диссертации состоит в том, что её основные положения, конкретные наблюдения и обобщающие выводы могут быть использованы в последующих научных разработках, исследующих творчество М.А. Булгакова, а также онейросферу и поэтику сновидений ХХ века. Результаты работы могут найти применение при чтении лекционных курсов по истории русской литературы XX века и спецкурсов, использованы на практических занятиях, при составлении учебных пособий как в вузовской, так и в школьной системе преподавания.

Концепция работы и её основные положения неоднократно становились темой публичных выступлений на международных (Русская литература XX века. Типологические аспекты изучения, Москва, 2005; Художественный текст и культура-VI, Владимир, 2005) и межвузовских конференциях («Молодая наука в классическом университете», Иваново, 2003, 2004, 2005, 2006; «Куприяновские чтения», Иваново, 2005). Отдельные аспекты исследования обсуждались на кафедре теории литературы и русской литературы XX века ИвГУ. Содержание работы отражено в девяти публикациях.

Структура работы определяется целью и задачами, поставлен­ными в ней. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 299 наименований.


Основное содержание работы

Во введении рассматривается история вопроса, обосновываются актуальность и новизна подхода, определяются цель, задачи и методологические принципы исследования, формулируется основная гипотеза работы.

В первой главе « Прием сна в рассказах и повестях М.А. Булгакова 1920-х годов» выявлены основные устойчивые способы использования приема сновидения в рассказах и повестях Михаила Булгакова 1920-х годов. Анализ фельетонного наследия писателя позволил обозначить те особенности подачи и функционирования снов, которые воспринимались писателем как «классические», присущие «сну» как приему.

Глава состоит из трех параграфов, в которых исследуется онейросфера в «малой прозе» и повестях писателя. Проанализированы ситуации сна, виды, формы подачи сновидений, характерные для ранних рассказов Булгакова, так как они содержат в себе зародыш тех коллизий, которые будут развиты писателем позднее.

Структура данной главы обусловлена следующими положениями:

● в «малой прозе» писателя начала 1920-х годов преобладает автобиографическое начало, при этом стиль изложения приближается к поэтике черновика и / или фрагмента, что позволяет зафиксировать восприятие мира в динамике;

● в раннем творчестве писатель использует разные варианты функционирования приема сна;

● коллизия яви – сна выражается на уровне мотивов, сюжета и стиля повествования;

● введение сновидений и близких им состояний позволяет писателю драматизировать ситуацию и «расшатать» характерную для рассказов одноплановость повествования.


В § 1 «Раннее творчество М.Булгакова как реализации коллизии явь-сон» рассматривается коллизия яви и сна в «Необыкновенных приключениях доктора», «Записках на манжетах», «Красной короне», «Китайской истории», очерке «Киев-город». Подчеркнуто интимный, исповедальный тон «Необыкновенных приключений доктора» и «Записок на манжетах», их дневниковый характер позволяет Булгакову выйти на уровень субъектного восприятия действительности, продемонстрировать механизмы работы подсознания, в том числе и в сновидениях рассказчика (форма повествования от первого лица – способ «впустить» читателя в сокровенные и тайные уголки сознания и восприятия действительности). Уверения, что все происходящее – сон, – не только прием формирования нестабильного пространственно-временного континуума, но и демонстрация компенсаторной работы психики человека во время стресса и психоза.

В «Записках на манжетах» литературная направленность рассказчика открыто декларируется и подчеркивается во всех ситуациях работы сумеречного, затуманенного полу-сознания как момент рефлексии или толчок к созданию образов. В состоянии тифозного бреда (специфика этого состояния неоднократно описывается Булгаковым, что имеет биографическую подоплеку) возникает образ желанных лесов и «своих» гор и стремление к тишине и покою.

Рассказы «Красная корона» и «Китайская история» представляют собой разные вариации одной темы: человек и гражданская война. В рассказе «Красная корона» представлена своеобразная «ситуация-fixe»: показано проигрывание одного и того же момента в сознании героя. Постоянное возвращение к двум ключевым моментам реализуется в разных пластах психической деятельности: образ рабочего, повешенного на фонаре в Бердянске, – на уровне осознаваемого воспоминания и всадник в красной короне – на уровне подсознания, так как видение это неподконтрольно рассудку. Мотив невмешательства как момента слабости (= трусости) и стремление изменить или хотя бы попытаться исправить то, что уже случилось, станет в дальнейшем одним из главных в творчестве писателя.

Видение всадника и сон о гостиной – два терзающих душу начала, герой оказывается во внутренней ситуации «безвременья», практически замыкаясь в своем воспоминании, воспринимая порождения работы бессознательного как материализацию совести. Онейросфера является здесь смыслопорождающим началом.

В «Китайской истории» события гражданской войны показаны с «обратного хода»: если в «Красной короне» сильная лирическо-исповедальная линия, то в «Китайской истории» ведущим в изображении действия является прием «остранения». Действия ходи организует воспоминание о доме. От ощущения неустроенности в мире – стремление вернуться назад во времени и пространстве (неслучаен образ часов), галлюцинации, вызванные опиумом, где время можно повернуть и направо, и налево, фантастическая карьера пулеметчика-виртуоза, жаркое небо перед последним боем, видение желаемого. Перед мысленным взором ходи на протяжении всего рассказа – картинка-воспоминание-мечта. Солнце, дорога, гаолян, два дуба, тепло земли и мать, несущая два ведра студеной воды, – составляющие воспоминания-грезы, стремления вернуться в детство, ощутить себя единым с окружающим миром. Мечта, которая не может быть осуществлена не только из-за огромных пространств, но и из-за однонаправленности времени, реализуется в сознании ходи в момент смерти. Внутренний ход повествования замыкается. Мир вокруг ходи показан сквозь призму его представлений о желаемом. В рассказе действие происходит на уровне сложного взаимодействие сна - яви (действительность – грезы – их преломление в яви – обретение желаемого в момент перехода в иное состояние). Заявленное автором название одной из картин «Снов нет – есть действительность» подвергается переосмыслению, потому что реальность мало чем отличается от ирреальной наркотической грезы: то же возвышение ходи, как и в опиумном сне, добрая и всесильная Красная Армия, где китаец – виртуозный пулеметчик. Мысль о том, что весь мир знает о ходе-богатыре, реализуется в неясных слухах, а потом и в легендах о прирожденной «чудесной прицельной панораме» в глазах ходи, и в присланной бумаге с приказом откомандировать ходю в интернациональный полк. Так в преломлении яви реализуются грезы ходи. Необычная история китайца – аллегорическое воспроизведение человека, стремящегося к стабильности, которому чужд ход истории и которого эта история походя «сломала».

В очерке «Киев-город» Булгаков указывает на связь сна и слухов, этот прием служит для демонстрации атмосферы нестабильности и расшатанности. Здесь же декларируется мотив сна – «чаемой действительности», который является одним из основных и устойчивых вариантов сна в художественной картине мира писателя.


В § 2 « Фантасмагория жизни: сатирическое начало и функции снов в фельетонах и повести М.А. Булгакова “Дьяволиада”» рассмотрена роль онирических элементов в произведениях, где ярко выражено сатирическое начало. Фельетоны Михаила Булгакова – явление, привлекающее внимание исследователей в связи с «фантастикой быта» и с театрализованной подачей событий, – не рассматривались учеными с позиции функционирования сновидений, поэтому нами проанализированы мотивы сна и особенности введения этого приема в повествование.

Характеристика сна как явления чудесного содержит элементы пародии и обыгрывается писателем в фельетонах «Сапоги-невидимки», «Серия ноль шесть № 0660243». Булгаков активно использует возможности сна: сон выступает как зона фантазии (в фельетонах автор и не скрывает своей позиции к условности сна) и реализации желаний. В фельетоне «Серия ноль шесть № 0660243» Булгаков использует мотив пробуждения во сне как прием для введения читателя, да и героя в заблуждение, возможность улыбнуться на тайные, но вместе с тем обыденные желания.

Форма «сна» активно используется Булгаковым как способ организации «фантастического» пространства и зоны игры («Похождения Чичикова» классифицируются писателем как «диковинный сон», в фельетоне «Ликующий вокзал» дан «сон на тему»). Сон-кошмар также является излюбленным приемом Булгакова.

Фантасмагория работы канцелярско-бюрократической системы в повести «Дьяволиада» оборачивается сном-кошмаром, организующим время и пространство по логике абсурда. Бег по инстанциям, как по заколдованному кругу, сказочное пространство и время работы канцелярий, – все эти составляющие «канцелярского ада», присутствующие в «Записках на манжетах», получают в «Дьяволиаде» подчеркнуто гротескные черты. Повесть «Дьяволиада» является многослойным сном-кошмаром. Границы сна-экспозиции писателем маркированы, тогда как следующий за ним сон (который составляет основную часть повествования) воспринимается героем как реальность, а между тем нижняя граница подчеркнуто не названа. Далее разворачивается сновидная действительность, при этом Кальсонер предстает как вариант биллиардного шара. За увольнением Короткова следует странная цепь случайных событий, и реальность множится, как в зеркале. Погоня за Кальсонером и/или его двойником и потеря документов (что в бюрократически организованном, а вернее, дезорганизованном мире равняется уничтожению человека, вычеркиванию его из списков) воспринимаются героем как события, происходящие в реально существующем мире.

Размытая граница мира сна и условно-реальной действительности позволяет Булгакову организовать повествование по логике сновидений, использовать и обыгрывать типичные положения кошмарного сна.

§ 3 «Сновидность и сны в цикле рассказов М.А. Булгакова “Записки юного врача” и повести “Морфий”» посвящен рассмотрению функционирования онейросферы в указанных текстах.

В «Записках юного врача» представлены различные варианты сновидений и близких им состояний. Фиксация момента перехода границы (явь – погружение в сон; сон – пробуждение), лихорадочного состояния после внезапного пробуждения служит драматизации ситуации, воссозданию действительности как калейдоскопа действий («Полотенце с петухом», «Крещение поворотом») или, наоборот, ретардации (рассказ «Вьюга»), вскрывает механизмы работы сознания, находящегося на пределе своих возможностей. Мотив бессонницы является одним из ведущих в цикле и служит для обоснования внезапных переходов мысли в сознании юного врача.

Форма подачи текста от первого лица позволяет передать через сновидения мироощущение юного врача, оказавшегося заброшенным в чуждую ему среду. Акцентировка внимания автора на состоянии врача, испытывающего постоянный дефицит сна, помогает М.А. Булгакову воссоздать атмосферу тьмы, окружающей больничный пункт. При этом вокруг героя постоянно присутствует свет, который пробивается из-под абажура старенькой лампы, льется в пространство маленькой операционной и вспыхивает в сознании юного врача. Тьма же существует как некая субстанция, наделенная антропоморфными чертами: ей можно послать моление, она может быть покойной, как в рассказе «Полотенце с петухом», а может вертеться мелким бесом в вихре вьюги, как в рассказе «Пропавший глаз». Неотъемлемыми спутниками ее являются ветер, метель и волки.

В рассказе «Вьюга» юный врач покидает относительно «окультуренное» пространство и попадает в имеющее черты некоего «царства смерти» Шалометьево. Он оказывается не в силах вернуть к жизни невесту конторщика и сам на обратном пути подвергается преследованию своеобразными стражами, охраняющими границы потустороннего мира. Порождения тьмы имеют в рассказе характерную для инфернальных созданий оборотническую природу. По всем традициям сна-кошмара волки названы лишь тогда, когда опасность миновала и герой оказывается в пределах «своего» пространства.

В повести «Морфий» онейросфера представлена широко: снами, галлюцинациями, видениями. В обрамляющем повесть Полякова рассказе доктора Бомгарда на уровне сновидения уже заложено развитие событий. Сны персонажей организованы по зеркальному принципу: и Бомгард, и Поляков – герои-сновидцы, рефлектирующие по поводу своих сновидений. Булгаков использует форму повествования от первого лица для демонстрации работы нормального, обыденного сознания и сознания человека, искаженно воспринимающего действительность. «Двойные сны» Полякова – это форма измененного дискретного сознания, когда человек ощущает себя в среде, которую его разум оценивает как «нереальную», в то же время свойства сознания приобретают ясность и просветленность, типичные для обычного дневного сознания. Показателем же ненормальности в психике Полякова является как раз снятие цензуры разума, несмотря на всю четкость и точность изложения «стеклянных» снов, поскольку граница между реальным и нереальным размыта, одно перетекает в другое.

В «малой прозе» Булгакова можно выделить следующие ситуации онирического и близкого им характера: собственно сновидения различного характера – от иллюзии до кошмара; навязчивое состояние полусна-полуяви, галлюцинации под воздействием наркотических веществ, видения, бред.

Писателем моделируются различные состояния психики человека в момент кризиса: безумные видения и сон-воспоминание в «Красной короне», опиумные грезы в «Китайской истории», в автобиографической прозе сновидения служат приданию текстам фрагментарного и чернового характера. В фельетонах Булгакова сны помогают заострить и драматизировать ситуацию.

В форме сновидений Булгаковым представлены разные явления человеческой психики, имеющие отношение к восприятию персонажами самих себя. Персонажи-сновидцы являются результатом не только авторской фантазии, они во многом автобиографичны, воплощают авторские представления о связи сна и смерти, о возможности получения во сне тайного знания о мире и о преобразовании.

В функционировании онейросферы в творчестве писателя 1920-х годов прослеживается несколько тенденций: 1) «психологическая» линия изображения сновидений для характеристики внутреннего мира героя (это относится к «Запискам юного врача» и «Морфию»); 2) «фантастическая» – алогичность мира передается через сновидения героя, границы сновидений размываются (эта линия, идущая от романтиков, а вслед за ними и символистов, в художественных системах которых «заложена идея преодоления социофизической реальности, выход за ее пределы»²). Момент умолчания о пробуждении – характеристика не только повествования, но и отношения к персонажу, ирония в сновидении – показатель отношения автора к изображаемому и/или авторефлексия; 3) герои-сновидцы обычно помещаются Булгаковым в замкнутое пространство, имеющее черты «иного», или оказываются в ситуации внутренней или внешней изолированности.

Активное использование сна как приема, организующего пространство и время в произведении («Китайская история», «Дьяволиада», «Серия ноль шесть № 0660243»), имеет тенденцию к обнажению жизненных коллизий и оппозиции «норма-отклонение», обычно в сатирическом ключе.

Повесть «Дьяволиада» продолжает традиции гоголевского направления и развитие возможностей так называемого необъявленного сна, когда границы сновидения размываются и повествование организуется по сновидной логике, близкой к абсурду.

Булгаков в своих рассказах, фельетонах, повестях практически всегда моноцентричен: сны видит один персонаж, вокруг которого и организуются события (при этом оппозиция «явь-сон» соотносится с оппозицией «дом – стихия»). Исключение (два героя-сновидца) составляет повесть «Морфий», где использована рамочная композиция «текст в тексте», однако сны Бомгарда и Полякова противопоставлены друг другу по их восприятию героями – как норма и патология. При этом Булгаков не дает однозначного ответа на вопрос о природе сновидений: в полусне возникает у Бомгарда мысль о равноценности теорий, жизнь не подстраивается под теоретические выкладки и там есть место случайным совпадениям, слухам и вещим снам.

Во второй главе «Драматургическое воплощение философии сна в пьесах М.А. Булгакова» рассмотрены пьесы «Дни Турбиных», «Бег», «Адам и Ева», «Блаженство» в связи с воплощением авторской философии сна как сферы онтологически нестабильной, свободной зоны.

В § 1 «От "Белой гвардии" к "Бегу": сновидения как воплощение авторского мировидения» проанализировано функционирование сна на мотивном, образном, сюжетно-композиционном уровнях в пьесах, посвященных событиям гражданской войны.

Анализ черновиков пьесы, созданной по роману «Белая гвардия», позволил выявить эволюцию авторского видения данной проблемы. Сон-кошмар из эпического произведения переходит в первоначальном варианте пьесы на уровень действующего лица. Удушье, навязчивое состояние, постоянное состояние ожидания, нестабильность окружающего мира Булгаков пытается передать через душевное состояние героя. «Эховая» подача реплик в диалоге Алексея с Кошмаром в пьесе «Белая гвардия» призвана расширить пространство сна и продемонстрировать неподконтрольность бессознательного и характерный признак сна – отсутствие воли. Материализация кошмара имеет не столько психолого-характерологическую функцию, сколько является попыткой вывести на сцене работу подсознания, спор страха и чести. Дальнейшая работа над пьесой, получившей название «Дни Турбиных», привела к драматизации действия, свертыванию ситуации внутреннего раскола в сознании Алексея Турбина и трансформации кошмара в «неотвязную мысль».

Наиболее яркое воплощение авторской концепции «расколотой действительности» нашло свое отражение в пьесе «Бег», где онейросфера является ведущим началом, организующим мотивный, образный, сюжетно-композиционный уровни и позволившим в наиболее адекватной форме отразить рефлексию автора о судьбах тех, кто попал в ситуацию «бега». «Бег» – пьеса о круговерти исторических событий, о бегстве во тьму и во тьме, о времени сумерек. Бесприютность героев напрямую соотносится с темой Дома в предшествующих пьесе произведениях М.А. Булгакова. В «Беге» реализуется мотив утраты Дома как связующей и объединяющей людей силы. Нестабильность и динамика «бега» нашла свое отражение в форме сна.

В образах Голубкова и Серафимы Булгаков показал состояние человека в момент гибели мира, а Роман Хлудов выступает как герой не только находящийся в состоянии раздвоенности, но и воплощающий основное свойство сновидения – отсутствие собственной воли, ощущение предопределенности событий и невозможности разорвать замкнутый круг. Беспомощность тех, кто попал в стан побежденных, их «выброшенность» из привычных условий быта и бытия, искажение норм морали и нравственных законов – такова картина гибели мира, уходящего в небытие.

Использование формы «сна» позволяет М.А. Булгакову воссоздать атмосферу «бега» как явления событийного, так и онтологического, кроме того, форма подачи тесно связана с основными мотивами пьесы и способствует раскрытию творческого замысла писателя во всей их сложной взаимосвязи друг с другом. Возможность существования в авторском сознании разных вариантов разрешения конфликта обусловлена не только театральной судьбой пьесы, но и его спецификой.

Булгаков воплотил в своем драматургическом творчестве попытку вывести онирическую ситуацию на сюжетообразующий уровень, мотивная и формальная структуры в пьесе вступают в сложное взаимодействие, отражая авторскую картину мира и его философию сна как обратной стороны реальности, зоны, свободной от цензуры сознания, пространства игры. От создания пьесы «Белая гвардия» до «Бега» попытка воплощения сна в драматургической форме претерпела значительную эволюцию: от Кошмара в пьесе «Белая гвардия» до образа фантастической реальности.


Обращение к пьесам 1930-х годов в § 2 «Онирические элементы в пьесах 1930-х годов» позволяет выявить характерные приемы введения сновидения в драматическое произведение. В подходе Булгакова к сну как к мотивировке введения фантастического и как к характерологическому средству отражена особенность конфликта пьес «Адам и Ева» и «Блаженство»: мир советской действительности не предполагает полутонов, там нет места рефлексии. Такое «сворачивание» онейросферы до уровня действующих лиц или формальной организации – свидетельство авторской позиции по отношению к изображаемым событиям.


В третьей главе «Специфика сновидений в романном творчестве М.А. Булгакова» делается попытка выявить те особые черты, которые сон приобретает, взаимодействуя с жанровой структурой романа. Роман представляет художнику обширное поле для экспериментов, в том числе и связанных с работой бессознательного. В области исследования поэтики сновидений как одной из характеристик семантического кода важное место занимает жанровая принадлежность текста, позволяющая выделить глубинные механизмы его существования и организации.

Роман ХХ века унаследовал в изображении и функциях снов черты сновидений из произведений XIX века и привнес свои существенные коррективы, связанные с мироощущением человека нового времени: соединение модернизации и тяготения к архаике, неомифологизм мышления, возврат к синкретическому восприятию жизни, конвенциональный, не принадлежащий миру, моделирующий характер. Наличие нескольких снов, объединенных в систему, – характерная для романа форма организации сновидений.


В §1 «Поэтика сновидений в романе "Белая гвардия"» рассмотрены функции, символика, специфика онейросферы первого булгаковского романа.

Центром, организующим поэтическую систему сновидений, в романе являются сны Алексея Турбина. При этом собственно сны видят только обитатели дома № 13 на Алексеевском спуске. Сны выполняют не только прогнозирующую судьбы персонажей и комментирующую события функции, но они помогают особым образом организовать повествование. Кроме того, сны представляют для автора возможность наиболее адекватно воплотить свое мироотношение к излагаемым событиям, для читателей – возможность воспринять авторскую позицию через символику снов и самим включиться в пространство романа.

Сны жителей двухэтажного дома организованны с учетом вертикальной иерархии. Образ Дома имеет черты не только всеприимности (кто бы ни появился, находит приют в комнатах с кремовыми шторами и лампой под абажуром), но и зоны проникновения в «иную» реальность, что выражается в снах, имеющих сходные детали. При этом разным героям сны поступают по каналам, ориентированным на уровень и степень их приобщенности к инобытию. Так как Дом Турбиных подключен к каналам «виртуальной» реальности, сны обитателей образуют единую матрицу сновидений, кроме того, на одной «волне» работают мысли героев и их чувственное восприятие. В романе «Белая гвардия» окна выступают как порог, символ приближенности к потустороннему миру, причем к миру иной реальности, будущему.

Сны представляют в романе определенным образом организованную систему, элементы которой находятся в сложной взаимосвязи друг с другом. Кроме того, они выполняют своеобразную репрезентативную функцию: действующие лица в «Белой гвардии» делятся на тех, кто может быть подключен к выходу в «космическую» реальность (Турбины, Василиса, Петька Щеглов и, с некоторой оговоркой, часовой бронепоезда), и тех, для кого доступа к ней нет (те, кто находится за пределами Дома, пришлые люди – беженцы, немцы, петлюровцы). Сон Турбина о рае имеет общее со снами Петьки Щеглова и Василисы и с видением часового у бронепоезда. Объединенные представлениями героев об идеальном пространстве и мире, они образуют единое поле.

Смена сферы деятельности (из лечащего он становится калечащим) выключает Алексея Турбина из сновидческой «матрицы», до тех пор, пока он не «воскреснет» и не вернется заново к врачебной практике. Дом Турбиных – связующее звено между миром живых и мертвых, а потому сон Николки о паутине (служащей «напоминанием о человеческой бренности» и также свидетельствующей о наличии в образе героя некоторого элемента надмирности) и снеге, до которого совсем близко, можно рассматривать, как попытку затянуть его в иной мир.

Размытые границы сновидений Николки, Карася служат Булгакову в первом случае для характеристики состояния героя, во втором – для создания эффекта онироидной реальности, описания нашествия петлюровских войск. Зыбкость границы временных рамок, неясность происходящего отразятся не только в подаче событий как слухов (во сне Алексея Турбина), но и в отрицании их во сне Василисы.

Сновидения в «Белой гвардии» выполняют функцию не просто пророческих, вещих снов, но и способствует созданию ирреальной онироидной реальности происходящего. Открытый финал в форме снов позволяет писателю отобразить зыбкость времени и колебания героев в выборе пути, при этом избежать навязывания своей точки зрения читателю. Сны, которые показаны в финале, ещё не сбылись, и этот факт выполняет свою определённую функцию, так как сон – это проекция в будущее и служит созданию особой атмосферы, предоставляя читателю возможность моделирования будущего.

Кризисность эпохи порождала внимание к нестабильным открытым системам, и это не могло не отразиться на стиле повествования. Булгаков в изображении снов использовал и опыт предшественников – Л.Н.  Толстого и особенно Ф.М. Достоевского. Психологическими центрами сновидений так же, как у Достоевского, являются совесть и страх. В то же время роман Булгакова – попытка воплотить космологическую модель сознания в момент кризиса, и сновидения выступают в роли «выхода в вечность». Здесь проявляется установка на классическую реалистическую модель восприятия действительности и на изображение снов как одного из вариантов отклонения от «правильной» сочетаемости и последовательности.

Сны в «Белой гвардии» во многом наследуют традиции русской классической литературы XIX века. Сны, видения, онироидность художественного мира романа, его стиля – симптомы разрушаемого мира, а не конституанты иной его модели. Они призваны расширить картину мира персонажей. В сновидениях реализуется авторская концепция времени.


§ 2 главы посвящен исследованию сна как сюжетообразующего начала в «Театральном романе». Произведение Булгакова представляет многослойно организованное целое. С одной стороны, прозрачность намёков на реальных людей и события – для посвящённых в перипетии судьбы драматурга, с другой – история отношений автора и театра, человека и искусства – тема, относящаяся к категории вечных. Полученный таким образом сложный симбиоз влияет на организацию повествования и систему мотивов, среди которых основным является мотив неустроенности творца-художника в обыденной жизни.

В романе представлены разного рода сновидения, которые можно разделить тематически и типологически. Первая часть включает навязчивые сновидения, в одном случае связанные с творчеством (первая «серия» связана с созданием романа, вторая «серия» – с материализацией в слове образов пьесы), в другом вызванные страхами (во-первых, сны о падении – классический набор страхов по Фрейду, во-вторых, сны о постановке пьесы). Первые появляются благодаря творческой силе преображения воспоминаний и стремлению реализовать креативные потенции. Вторые вызваны действительностью – настоящим героя и его вариациями возможных событий.

В романе получают развитие две линии в изображении сновидений. Сон как «чаемая действительность» организует внутренний фон произведения: творчество как реализация сна-воспоминания берет свои истоки в реальном сне писателя, в его рефлексии по поводу связи сна и драмы, что подтверждается письмами М.А. Булгакова. Попытка отразить процесс создания текста, намеченная в повести «Тайному Другу», получает свое развитие в «Театральном романе». Другая линия – действительность, показанная как кошмарный сон, где нарушаются причинно-следственные связи.

Созданию онироидной действительности способствуют мотивы сна, бессонницы, изолированность героя, а также мотив болезни, причём заявленный не однажды – на уровне «психическом» (лейтмотивом является неврастения, выражающаяся в тоске, приступах страха, в одиночестве) и соматическом (грипп, вызывающий картину бредовых видений услышанного и увиденного Максудовым до этого). Установка на явную субъективность подачи происходящего декларируется формой повествования от первого лица.

Максудов бесприютен, и настойчивым рефреном звучат слова об опостылевшей, омерзительной комнате, которая преображается только в момент творения. Абажур из газет – характеристика не столько финансового положения героя, хотя и это подчёркивает Булгаков, сколько знак ухода от попыток «окультурить» пространство вокруг себя. Максудов стесняется своего места обитания, поскольку в нём жива ещё память о тех временах, когда была норма жизни, были незыблемы законы, была устроенность. Оторванность, уединённость героя-творца-сновидца выражается в локусе: герой живёт на отшибе, его жилище получает характеристику «мансарда», в момент творчества – это «келья».

Один из постоянных приёмов Булгакова – введение мотива бессонницы – в «Театральном романе» используется неоднозначно: бессонница как сопутствующий элемент творения и бессонница как показатель опустошённости души, её измученности.

Сны в булгаковском романе становятся проводниками в мир творчества, который не менее реален для Максудова, чем мир действительности. Уверение издателя в том, что записки Максудова – вымысел, акцентирование внимания читателя на процессе появления романа как реконструкции сновидения, отсутствие каких-либо убедительных (фактуальных) доказательств существования романа (Максудов периодически задается вопросом о существовании романа) способствуют созданию атмосферы нестабильности, неясности и неустроенности героя.

Встреча с театральным миром подана как узнавание-припоминание (тот же мотив, что и при возникновении снов). Театральный мир соблазняет Максудова, влечёт к себе очарованием и игрой. Вечная смена декораций и таинственные законы закулисной жизни манят героя и в то же время сбивают с толку. Мир театра построен по законам сновидения: герой останавливается в некоем промежутке, он лишён воли (подписание договора), необъяснимые правила, которые сакрализуют пространство. Пространство театра мифологизируется, оно замкнуто, и время приобретает черты цикличности.

Театральный мир показан через сознание Максудова с помощью приёма «остранения», и его атмосфера во многом напоминает атмосферу карнавала и мира мифологизированного, где действует «логика чудесного». Волшебный обряд в Сивцевом Вражке (преодоление с помощью пароля «назначено» преград, определенным образом ведущаяся беседа и правила), ритуализированное пространство вокруг директоров Независимого театра, имеющих каждый свою свиту помощников, - все это имеет черты обряда инициации – посвящения и приобщения Максудова к миру театра, герой нарушает установленную схему и это в итоге приводит к его гибели.

В «Театральном романе» сны выступают как реальная для героя действительность, он стремится реализовать своё желание изобразить на сцене увиденные сны. Чётко структурированные границы имеют все сны Максудова, но только сон о кинжале можно рассматривать как сон в его классической вариации. Это проекция желаний героя, характеристика его состояния: Максудов воспринимает мир театра как чарующий и загадочный, погружается в его атмосферу и принимает его систему восприятия жизни.

Онейросфера в романе является началом, организующим действие, мир условно-реальный и мир сновидений сосуществуют в сознании Максудова как две равноправные реальности. При этом следует заметить, что такое явление, как выполнение или невыполнение бытующих правил сочетаемости и представлений о причинно-следственных связях и временной последовательности, становится источником моделирования реальности в тексте М. Булгакова.

В «Театральном романе» через сны актуализируется проблема соотношения сна и творчества, сны выступают как генерирующая сила. Все большее значение приобретает сон-воспоминание, которое на протяжении всего творчества Булгакова в эпических и драматических произведениях переходит из сферы персонажа на уровень метатекстовой реальности. Сноподобная сущность творчества художественно исследуется писателем.


В § 3 «Гипнология романа “Мастер и Маргарита”» рассмотрена проблема соотношения условности создаваемого искусством произведения: условно-реального и фиктивного миров последнего романа М.А. Булгакова.

В особенностях использования сновидений в «Мастере и Маргарите» – две чётко прослеживаемые тенденции: во-первых, сон как трансформация впечатлений, во-вторых, сон как выход в иную реальность, причём эта реальность является в границах романа не менее настоящей, чем действительность московских глав.

Мир сна оказывается открытым и подается как сфера того, что в обыденном «дневном» сознании трактуется как сверхъестественное (при этом возможность общения с «иной сферой» доступна избранным и детям). Виденное Берлиозом и Иваном последний считает явью лишь потому, что сон признан явлением индивидуальным, не бывает коллективных снов (хотя коллективный обман граждан шайкой гипнотизеров в обывательской «зашоренном» сознании – вещь возможная и реальная). В лечебнице Ивану снится часть романа мастера, где появляется ученик Левий Матвей. Так завершается своеобразное посвящение в ученики Ивана Бездомного, начавшееся в момент встречи с мастером. При этом приоткрывшаяся истина дана как дремотные видения Ивана.

Сон Маргариты в сюжетном плане играет в линии мастер-Маргарита роль, схожую со сном Татьяны Лариной: весть о будущем и настоящем предвосхищает события. Сновидение наполнено символической значимостью и так же подвергается толкованию. Затхлость атмосферы сна, ощущаемая героиней, – символ «выпадения» мастера из мира живых. В то же время перед нами явные приметы инобытия: речонка, «безрадостные» деревья, мостик, строение подчеркнуто нежилого типа – символы перехода в потусторонний мир. При этом нежилое «зданьице» – это клиника Стравинского (больницы и подобные места у Булгакова подаются как зоны «открытого пространства»).

Сны в романе диффузны: один и тот же сон, но с разных позиций, видят Пилат и Понырев. Но в первом случае Пилат – непосредственный участник «сонной» действительности, во втором – Иван Николаевич выступает в роли наблюдателя. Булгаков активно использует мотив «насылаемого сна», причём сны эти насылаются одной и той же силой, в одном случае, как продолжение истории (вторая часть ершалаимских событий – во сне Ивана, окончание истории о Понтии Пилате – в полнолуние), в другом – как кошмар (сон Никанора Босого).

Пространства и времена в «Мастере и Маргарите» в одном случае сохраняют свою инородность (как виденное именно во сне), в другом сообщаются с условно-реальным миром романа. В романе предложено несколько вариантов взаимодействия: вторжение фиктивных миров в реальность (Воланда и его компании), выход из реальности в фиктивный мир (сны Ивана Бездомного), категориальное неразличение фиктивного и реального, сосуществование, которое признается равноценным и сущностным (открытость приятию условно-нереального мастера и Маргариты). Наиболее частой мотивировкой сообщаемости являются особые состояния героев: сон, бред, болезнь, погружения в мечтания, транс и т.п.

В романе «Мастер и Маргарита» намечены пути создания виртуальных миров, тенденции, которая получит свое развитие в текстах постмодернистов, наследующих интерес к сновидениям как к пространству игры в литературе (традиция Ю. Олеши, Вс. Иванова, В. Набокова, М. Булгакова) и как к явлению антропософской наполненности, мистицизма и оккультных влияний (линия Ф. Сологуба, А. Белого, А. Ремизова).

Романное творчество писателя отразило эволюцию взглядов писателя на роль сновидений в тексте. Сновидение в произведениях М.А. Булгакова является "пространством промежутка", подверженным влиянию противоположных сил. Онейросфера выступает как медиативная зона, включающая автора и героя, героя как участника, так и зрителя своего сна, порождающее и воспринимающее сон сознания, и позволяет приобщить читателя к этой матрице.

Онейросфера – комплексный, полифункциональный феномен творчества писателя. Она позволяет осуществлять коммуникацию между мирами яви и сна. Булгаков развивает «классические» традиции изображения сновидений как психолого-характерологическую, сюжетно-композиционную, креативную, мнемоническую, прогностическую, ретроспективную, репрезентативную составляющую художественной системы писателя.

В заключении подведены итоги исследования и намечается дальнейшая перспектива исследования проблемы.


Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Зимнякова В.В. Сон – онтологически неустойчивая сфера в художественном тексте: к проблеме анализа литературного сновидения // Вестник Ивановского государственного энергетического университета. Вып. 1. Приложение. Иваново, 2007. 0,5 п.л.

2. Котикова (Зимнякова) В.В. Функции «сна» в пьесе М.А. Булгакова «Бег» // Филологические штудии. Сборник научных трудов. Вып. 7. Иваново, 2003. 0, 3 п.л.

3. Котикова (Зимнякова) В.В. Семантика «сна» в пьесе М.А. Булгакова «Бег» // Молодая наука в классическом университете: Материалы науч. конф. студентов, аспирантов и мол. ученых, Иваново, 21–25 апр. 2003 г.: в 7 ч. Ч.  6. Русская словесность: текст и контекст. Иваново, 2003. 0, 1 п.л.

4. Котикова (Зимнякова) В.В. К вопросу об использовании элементов сновидений в цикле М. Булгакова «Записки юного врача» // Филологические штудии. Сборник научных трудов. Вып. 8. Иваново, 2004. 0, 3 п.л.

5. Котикова (Зимнякова) В.В. Дом на Алексеевском спуске и сны героев в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» // Русская литература XX века. Типологические аспекты изучения: Материалы X Шешуковских чтений. Москва, 2005. 0, 3 п.л.

6. Котикова (Зимнякова) В.В. Поэтика сновидений в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» //Филологические штудии. Сборник научных трудов. Вып. 9. Иваново, 2005. 0, 6 п.л.

7. Зимнякова В.В. Специфика приема сна в ранних произведениях М. Булгакова // Художественный текст и культура VI. Материалы междунар. науч. конф. 6–7 окт. 2005 г. Владимир, 2006. 0, 3 п.л.

8. Зимнякова В.В. Онирические элементы в пьесах о крушении мира («Бег» и «Адам и Ева» М.А. Булгакова) // Филологические штудии. Сборник научных трудов. Вып. 10. Иваново, 2006. 0, 3 п.л.

9. Зимнякова В.В. Художественная функция сна в прозе М.Булгакова 20-х годов // Куприяновские чтения – 2005. Материалы межвуз. науч. конференции. Иваново, 2006. 0, 3 п.л.